Тегеранское происшествие, ход событий - окончание
Тегеранское происшествие, ход событий - окончание
(начало в двух пред. постах)
9. Между тем муджтехид Мирза-Месих, верховный мулла, стал всем заявлять, что Мирза-Якуб ругает мусульманскую веру (прибавляя следующее: «Как! этот человек 20 лет был в нашей вере, читал наши книги и теперь поедет в Россию, надругается над нашею верою; он изменник, неверный и повинен смерти»), и что ему-де доложили, что женщин Аллах Яр-хана русское посольство удерживает силой и принуждает отступиться от мусульманской веры против их воли; именно это потом повторяли муллы народу.
10. 5 шаабана «Мирpа-Месих председательствовал на совещании мулл в одной из главных мечетей города. Муллы объявили, что всякому терпению есть пределы, что религии их нанесено оскорбление, их повелитель унижен и самые священные их права попраны, и было единогласно решено немедленно отправить депутацию к губернатору» Тегерана, Зилли-султану, сыну шаха, «и предупредить его, что если русский министр не согласится выдать Мирузу-Якуба и двух женщин [Аллах Яр-хана], то народ вырвет их из посольского дома силой». Депутация от Мирза-Месиха представил Зилли-султану те же обвинения по поводу Мирзы-Якуба и этих двух женщин, будто бы удерживаемых насильно. Люди Мирзы-Месиха прямо сказали Зилли-султану: «Не мы писали мирный договор с Россиею и не потерпим, чтобы русские разрушали нашу веру; доложите шаху, чтобы нам немедленно возвратили пленных [Мирзу-Якуба и женщин Аллах-Яр-хана и др.]». Зилли-султан «просил их повременить, обещал обо всем донести шаху», «убедительно просил воздержаться от каких-либо насильственных мер до окончательного решения посланника»=Грибоедова. Порученцы Мирзы-Месиха не стали ничего ждать, пошли, возвращаясь от него, по Тегерану и «дорогой говорили народу: «Запирайте завтра базар и сбирайтесь в мечетях; там услышите наше слово!»
Того же 5-го шаабана сановник Мирза Абдул Ваххаб «изъявил желание встретиться с Грибоедовым.. для решения этого злополучного дела. - Надо спешить,- говорил он,- и не допустить разрыва между двумя могущественнейшими государствами, а также смерти многих добрых людей из-за двух бедных женщин и такого ничтожного существа, как Мирза-Якуб!» Грибоедов не ответил согласием: выдать их он себе позволить не мог (тем более под угрозами), а больше совещаться было не о чем.
Зато того же 5 шаабана Грибоедов составил с Мальцовым ноту персам, уведомлявшую их о том, почему он уезжает из Тегерана, не дожидаясь пресловутого совещания, и собирается даже с разрешения своего императора вовсе оставить Персию: потому что персидское правительство недобросовестно и посольству угрожает опасность. «В выше упомянутой ноте в сильных выражениях были изложены поступки (то есть объяснения поступков) г. Грибоедова, с самого приезда в Персию; она заключалась, между прочим, следующими словами: «Нижеподписавшийся, убедившись из недобросовестного поведения персидского правительства, что российские подданные не могут пользоваться здесь не только должною приязнью, но даже и личною безопасностью, испросит у великого государя своего всемилостивейшее позволение удалиться из Персии в российские пределы».
Ночью на 6 шаабана шах велел Манучехр-хану утром передать Грибоедову, что чернь уже восстает, и что он должен выдать Якуба и жен Аллах Яр-хана, чтобы спасти посольство.
11. 6 шаабана по распоряжению мулл базар не открывался (его заперли еще вечером 5-го), «с самого утра народ собирался в мечеть. «Идите в дом русского посланника, отбирайте пленных, убейте Мирзу-Якуба и Рустема - грузина, находившегося в услужении у посланника» - заявляли муллы (Мальцов). «У главной мечети, где снова собрались муллы, образовалось целое скопище народа. Муллы велели закрыть на базаре все лавки и приказали правоверным отправиться в русский квартал и добиться, добром или силой, выдачи двух женщин и Мирзы-Якуба» (англо-перс. реляция). Толпа напала на посольство.
Одновременно Манучехр-хан «по повелению шаха, полученному им ночью, поспешил отправить своего племянника», Соломона Меликова, «к посланнику, чтобы откровенно сообщить ему о настоящем положении дел и просить его немедленно отказаться от покровительства беглецам, выдачи которых требует неистовствующая чернь». Соломон Меликов успел добраться до Грибоедова, когда толпа еще ломилась в посольство, но не захватила его (по дороге из толпы в него кидали камнями), и все ему передал. Грибоедов, естественно, отказался выдавать Мирзу-Якуба и женщин. Меликов остался при Грибоедове и был потом убит толпой.
Грибоедов, «полагая сперва, что народ желает только отобрать пленных, велел трем казакам, стоявшим у него на часах, выстрелить холостыми зарядами и тогда только приказал заряжать пистолеты пулями, когда увидел, что на дворе начали резать людей наших». Когда «народ ворвался во дворы… кто-то крикнул: «Схватите Мирзу-Якуба и назад!»; его схватили, и отдавший приказание хотел взять его живым, но другие его убили. «Слуги Аллах Яр-хана схватили женщин и потащили их прочь». Толпа отхлынула и стояла вокруг посольства, не атакуя. После этого наступило на время (с час или больше) затишье.
Посреди разгрома шах прислал для вида сотню сарбазов для защиты посольства, только без патронов и с приказанием не употреблять даже штыки: это воинство «против вооруженной свирепствующей черни употребить одно красноречие, а не штыки и потому было спокойным свидетелем неистовств» (Мальцов). Подошел этот отряд как раз в вышеупомянутой паузе - «спешно прибыл к месту действия в ту самую минуту, когда осаждавшие овладели Мирхой-Якубом. Несмотря на все его добрые намерения, усилия его ограничились некоторыми мерами предосторожности, к несчастию, неудовлетворительными, а также уговорами и убеждениями, обращениями к людям, глухим к голосу рассудка» (реляция).
Через час подоспела вторая волна, «не в пример более многочисленная, которая состояла теперь уже не только из мелочных торговцев и черни; она была снабжена огнестрельным оружием и к ней присоединились и солдаты разных военных частей». Она разгромила посольство. «План истребления был выполнен настолько хорошо, что народ ворвался даже в передний двор британского посольства и вырезал семь или восемь человек русских, проживающих при конюшнях, после чего завладел всеми лошадьми, принадлежавшими посланнику» (английского имущества при этом не тронули).
«За час до захождения солнца, когда в разоренном доме нашем оставались одни только сарбазы [того самого отряда без патронов - все это время он тихонько стоял рядом, а теперь занял развалины посольства], пришел шахский чиновник, который четырем стенам прочел громогласно фирман, повелевающий народу, под опасением шахского гнева, удалиться спокойно из нашего дома и воздержаться от всякого бесчинства».
Зилли-султан потом изъяснял уцелевшему Мальцову, что сам «поехал было усмирять народ, но, испугавшись ругательств черни, воротился с поспешностию во дворец, велел запереть ворота, расставил сарбазов по стенам, чтобы разъяренная чернь не бросилась в шахский дворец». Рассказывал позднее Зилли-султан и то, что «бесчисленное множество осаждающих не дозволило им приблизиться к атакуемому дому. Вместо того чтобы принести какую-нибудь пользу посольству, они должны были заботиться о собственной безопасности и даже подверглись сами оскорблениям и угрозам. - Пойди,- кричали будто бы Зилли-султану, «уступи своих жен русским, это вполне достойно твоей длинной бороды, которую ты так заботливо купаешь в розовой воде! Разве твой брат Аббас-Мирза не продался душой и телом царю? Убирайся вон, говрам санг, не то мы изрубим вас в куски!» Принцы были вынуждены вернуться в свои дворцы, защищенные, по счастию, значительными отрядами пехоты и входы в которые были тщательно заперты, чтобы мятежники не могли в них проникнуть» (реляция).
Персидские вельможи тому же Мальцову «с восточным красноречием описывали отчаяние шаха и собственную свою горесть. «Падишах заплатил 8 курур из казны своей за дружбу России.- говорили они,- вот что сделали муллы и народ тегеранский. Какой позор целому Ирану, что скажет [русский] император!»
***
Из сказанного четко видно минимум три действующих силы.
Шах. Был в полной ярости, что Мирза-Якуб пытается перебежать к русским (что он все это имитировал и сам заслал Мирзу-Якуба именно для получения предлога к поднятию мулл и черни на посольство - невероятно, так как он тогда не применял бы целый ряд беспорядочных попыток вытребовать Мирзу-Якуба обратно на первой фазе, не сменил бы резко тактику на молчание посредине и не выцыганивал бы его у Грибоедова на заключительном этапе предупреждениями насчет возможности мятежа. Все это доказывает, что он хотел в первую голову не допустить Мирзу-Якуба к русским). Пытался на первой фазе всеми правдами и неправдами активно добиться от Грибоедова возвращения Мирзы-Якуба. Однако не решился подсылать к нему убийцу, хотя имел такую возможность всякий раз, как Мирза-Якуб оказывался вне посольства. Не получив желаемого, после аудиенции отказался от дальнейших попыток делать Грибоедову представления и предпочел такой сценарий: пусть инициативу берут муллы (которые со своей стороны ярились вполне искренне). Они будут готовить народное восстание, а он, шах, - по нарастающей извещать Грибоедова об угрозе такого восстания и о возможности его предотвратить одной лишь выдачей Мирзы-Якуба. Если Грибоедов согласится, то и хорошо - Мирза-Якуб будет выдан, а шах получит важнейший прецедент успешного давления на русских в сторону практического смягчения условий Туркм. трактата (тут шаха очень интересовало скащивание контрибуции, которое после гибели посольства Россия действительно произвела) под угрозой народного бунта, от него не зависящего. Так и дальнейшего смягчения можно будет добиться, да и вообще это будет большой триумф над неподатливым до сих пор русским посольством. Если Грибоедов упрется, то либо восставшие ограничатся убийством Мирзы-Якуба, и опять получится все то же самое; шах для примера кого-то казнит, а русские увидят, что их посол перетянул струну и смягчатся; а если восставшие убьют все посольство, то тот же месседж получится еще ярче. Риск есть? Есть: что в последнем случае Россия пойдет войной или увеличит контрибуцию. Но шаху нечего особенно терять: для него пытаться добрать всю контрибуцию с населения - еще больший риск престолом, чем весь этот кунсштюк.
Духовенство. Взяло на себя инициативу подготовки бунта по своим соображениям: пришли кафиры, нарушают неприкосновенность гаремов. Расплатится за бунт в случае чего чернь и шах - а что им, собственно, до шаха?
Аллах Яр-хан. Явным образом втолкнул Грибоедову в посольство двух своих женщин, чтобы было чем потом посильнее разжигать толпу, чем одним Мирзой-Якубом. Евнух-перебежчик - это все-таки не насильственно исторгнутые из гарема жены, против их воли удерживаемые кафимрами! Подключился, когда бунт уже начало планировать духовенство.
Вопрос: кто стоит за переводом толпы от программы "захватить Якуба и женщин и назад!" к программе "режь посольство!"? Исполнение этих программ было даже разделено во времени. На второй стадии, кроме черни, были еще и солдаты.
Шаху этот перевод был не нужен - всех своих целей он с мЕньшим риском достигал бы первой программой, чем суммой первой и второй. Живой Грибоедов, которого он предупреждал, и который тем не менее довел дело до восстания черни - это был бы для него гораздо лучший козырь в клянчении смягчения условий мира, чем вырезанное посольство: за него Россия могла гораздо больше разозлиться, чем за простое нарушение неприкосновенности посольства (если бы ограничились убийством Мирзы-Якуба), а вот устрашаться перспективой антирусских и антишахских разом народных восстаний в Петербурге стали бы одинаково при убиении одного Мирзы-Якуба и при истреблении всего посольства.
Духовенство добивалось прежде всего гибели отступника Мирзы-Якуба и возвращения жен. Резня самих надменных кафиров была бы приятным бонусом, но все-таки не главной целью. Кто-то, конечно, из духовных лиц мог хотеть и максимальной мести кафирам.
Аллах Яр-хан намеренно разжигал ситуацию (в отличие от духовенства, которое просто реагировало на шаг Мирзы-Якуба и вообще унижение со стороны кафиров, Аллах Яр-хан явно сам организовал ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ такое унижение), и ему-то не было дела ни до Мирзы-Якуба, ни до "исторжения женщин из его гарема" - он сам устроил это исторжение. Зато он был личным врагом Грибоедова. Так что он-то за переводом программы стоит в первую голову.
При этом для него это было совершенно безопасно. Кто чернь призывал? Муллы. Кто не смог защитить посольство? Шах. Кто громил посольство? Чернь. А Аллах Яр-хан тут при чем? Аллах Яр-хану будет очень грустно, если Россия разозлится на шаха, который его выгнал из визирей и унизил? Да он только рад будет заодно со смертью Грибоедова добиться заодно гнева России на шаха...
На второй фазе атаки в дело вошли солдаты. Муллы солдат поднять не могут, для этого надо иметь связи в армии. У шаха, его сыновей, у бывшего великого визиря Аллах Яр-хана они есть. Шаху, однако, радикализация не нужна, а Аллах Яр-хану - весьма на руку.
А есть ли ему чего бояться от шаха? Нет. Допустим, шах даже выяснит для себя, что радикализировал ситуацию Аллах Яр-хан. И что? Шах признает это и накажет его? Да Аллах Яр-хан -один из знатнейших людей дома Каджаров, вдобавок зять самого шаха. Шах, бесславно проигравший войну с русскими, уступавший им бесславно и в Тегеране, перед лицом персов и Каджаров будет наказывать Каджара и своего зятя за то, что тот вступился за неприкосновенность гаремов от насилий кафиров и поразил их? Да шах сам о двух головах ли? Нет, он если и узнает, молчать будет и валить на чернь да на мулл. Да и как ему узнать - лежащие в СПБ донесения Мальцова, составленные уже в России, читать о том, как хитро его гаремные женщины попали к Грибоедову? Сам-то Аллах Яр-хан потом заявлял в Тегеране, что этих женщин увели против обещаний, удержали хитростью, а виной тому даже не столько сам Грибоедоев, а Рустем; женщины эти остались живы (их увели слуги Аллах Яр-хана из посольства при его разгроме) и, конечно, засвидетельствовали бы все, что надо было Аллах Яр-хану.
Грибоедов полагал, что его в Персии "уходит" именно Аллах Яр-хан. Может быть, он несколько лучше понимал эту банку с пауками, чем современные авторы, не имеющие на эту тему никаких источников, каких не имел бы он, но зато не имеющие массы источников, которые он имел?
***
Утверждается иногда, что в Тавризе кто-то перехватывал и не пропускал всю почту, которая от Грибоедова и посольства (а также от оставшихся в Тавризе Нины Грибоедовой и Амбургера) должна была идти в Россию сначала из Тавриза накануне убытия Грибоедова в Тегеран, а потом еще и от Грибоедова и всех поехавших с ним из Тегерана через Тавриз. В частности, Паскевич в Тифлисе и на турецком фронте так вообще и не узнал, что Грибоедов вообще уехал из Тавриза в Тегеран, до получения известия о том, что в Тегеране его и убили; то же относится к Петербургу.
Однако даже без обращения к архивам мин.ин.дел и публикациям его документов, оставаясь только в рамках опубликованных писем в собр. соч. Грибоедова, имеем:
письма Грибоедова из Тавриза в мининдел о его намерении убыть в Тегеран (куда его торопили из Петербурга - представиться шаху - и куда сам он отнюдь не рвался побыстрее) шли и дошли вовремя; в частности, письмо Грибоедова к Родофиникину из Тавриза от первых чисел декабря со словами: "Отъезд мой в Тегеран был отсрочен по случаю отсутствия самого Шаха из столицы. Теперь хочу прибыть туда несколькими днями прежде его" - дошло и было получено в министерстве 2 января 1829 г.
офицеру Паскевича, Ренненкампфу, занимавшемуся по поручению Паскевича демаркацией границ с персами на месте, Грибоедов писал 5.12: "Завтра я еду в Тегеран; Амбургер остается моим поверенным в делах. Когда кончите разграничение..", а 11.12 писал уже из Тикмедаша, довольно далеко от Тавриза по дороге на Тегеран (Тикмедаш означен на письме). Оба письма дошли до адресата.
Таким образом, о намерении выехать со дня на день и о самом выезде Грибоедова в Тегеран почта в Спб и человеку Паскевича ушла. Если перехват осуществлялся, то только после 11.12. Если на этом фоне министерство и Паскевич не узнали, что Грибоедов так-таки поехал в Тегеран, то лишь потому, что Ренненкампф не передавал об этом Паскевичу (а он и не должен был), а Паскевич и министерство не получили от Грибоедова (и его миссии) писем уже из самого Тегерана; не получили они и писем от оставшегося в Тавризе Амбургера о том, что Грибоедов выехал в Тегеран. Нина Грибоедова и англичане в Тавризе письма от Грибоедова при этом из Тегерана получали.
Вопрос, таким образом, стоит так: если Грибоедов вообще писал Паскевичу или в министерство по дороге в Тегеран и из Тегерана (а Амбургер писал в министерство из Тавриза о его состоявшемся отъезде и прибытии в Тегеран), то кто и где перехватывал и не пропускал эти письма, и зачем (при том, что Нине и англичанам в Тавриз Грибоедов из Тегерана писал и письма эти дошли)
Ответов на этот вопрос может быть несколько:
1. Грибоедов и Амбургер сами не собирались ничего докладывать в Россию до возвращения Грибоедова из Тегерана. Амбургер вполне естественно предоставил бы самому Грибоедову докладывать в министерство о своих дейстивиях. Грибоедов о своем намерении вот-вот отбыть в Тегеран в министерство написал, от отбытии - человеку Паскевича написал, обо всем остальном он вполне мог решить сообщать уже по возвращении, тем более, что очень не доверял средствам сообщения в Иране, особенно на маршруте от Тавриза на восток. Своих курьеров у Грибоедова не было, он должен был бы пользоваться персидской почтой, которой не доверял, и письма Нине Грибоедовой и знакомому чиновнику Ваценко в Тавриз по пути из Тегерана он старался отправлять с оказиями - с русскими поданными, ехавшими в Тавриз (в письме к Ваценко сказано: "пишу к вам с нашим подданным купцом из Тейрана. Хотя и долго будет в дороге, но вернее дойдет, нежели чрез персидского курьера"). Дипломатическую почту он в таким случае мог тем более не доверить никому, выехав из Тавриза.
2. Если все же он писал из Тегерана в Петербург, то перехват мог осуществляться и из Тегерана, и в Тавризе, а приказ об этом мог быть в обоих случаях отдан и в Тавризе, и в Тегеране. Во всех случаях непонятно, какое отношение это могло бы иметь к убийству Грибоедова и посольства. Если убийство было заранее запланировано в Тавризе (или в Тегеране), то как непропускание донесений из Тавриза или Тегерана в Россию могло бы помочь его инициаторам? Ведь в Тавриз, Нине (как минимум) письма от Грибоедова поступали и из самого Тегерана. Чем убийцам помогло бы, чтобы осведомление не шло дальше из Тавриза к Паскевичу и в СПб? Неужели они боялись, что Грибоедов в письмах приведет какую-то информацию, которая потом поможет выявить убийц и их заказчиков (предотвратить убийство никто из русских адресатов не успел бы все равно, речь могла бы идти разве что о том, чтобы русские не получили никаких зацепок к установлению убийц постфактум), но при этом не боялись совершенно, что такая информация появится в его письмах именно к жене (их-то они пропускали), и потом не побоялись, что Мальцов, правая рука Грибоедова, тоже доставит подобную информацию, и выпустили его в Россию живым через всю Персию и тот же Тавриз, хотя он был совершенно беззащитен?
Перехват и непропуск писем из Тавриза при этих условиях мог быть выгоден не тому, кто хотел бы скрыть причины убийсива Грибоедова, а тому, кто хотел скрыть от Российской империи то, что будут делать Грибоедов (и, возможно, Амбургер) в течение того времени, пока он не вернется из Тегерана, а скрыть это нужно было бы только тому, кто хотел в это время предпринять что-то и не получить за это потом нагоняя за вещи, о которых в этой переписке могли бы сообщать. Этими "кем-то" могли быть и сами Грибоедов и Амбургер, которым до смерти надоело получать инструкции из центра (в этом случае, повторюсь, они ничего не блокировали, а просто решили ничего и не писать из Тавриза в Россию, пока Грибоедов не вернется из Тегерана), и Аббас-Мирза, который хотел бы, чтобы на критической фазе русско-турецко-персидских интриг Паскевич и Петербург не получали бы никакой информации из Ирана / из Тегерана вовсе, и шах, желающий того же, и англичане, желающие того же - но вот к убийству Грибоедова это едва ли могло иметь какое бы то ни было отношение.
***
Мирза-Якуб прибежал к Грибоедову так удивительно вовремя, чтобы посольство не успело выехать из Тегерана, как уже влипло бы с ним - в последний момент - в кризис и под донимание шаха, что трудно удержаться от той мысли, что руководился он не возникшим спонтанно желанием исчезнуть из Персии с русскими (хотя и это было не исключено), а либо сговором с кем-то, либо тем, что кто-то устроил ему такой огонь под ногами (или имитировал такой огонь), что он решил, что кроме русских, спасения ему не будет. В обоих случаях "кем-то" теоретически мог бы быть сам шах, но тогда получилось бы, что шах задумал всю цепочку изначально так: он добивается перехода Мирзы-Якуба к русским, потом донимается у Грибоедова его выдачи, если тот согласен - ура, шах вытолкнул на этом повороте отношения с русскими на русские уступки, если нет - подключаем духовенство и... Это слишком сложная цепочка, учитывая, особенно, что и рискополучателем и убыткополучателем тут при любом несрастании тоже был бы сам шах. Странная фраза Мирзы-Якуба Манучехру о том, что тот скоро сам вслед за ним отпадет от шаха, скорее говорит о том, что Мирза-Якуб действовал либо сам (тогда смысл: Иран идет ко дну, я бегу с этого корабля первым, скоро ты и сам убежишь), либо в сговоре с каким-то лицом, но не шахом (тогда смысл: шах идет ко дну, и я-то знаю, на кого ставить / кого бояться вместо него; скоро и ты поймешь). Тогда это лицо - кто-то, желавший извлечь выгоду из столкновения шаха лбом с Грибоедовым и не несущий риска от такого столкновения. Кто бы это мог быть?)
(начало в двух пред. постах)
9. Между тем муджтехид Мирза-Месих, верховный мулла, стал всем заявлять, что Мирза-Якуб ругает мусульманскую веру (прибавляя следующее: «Как! этот человек 20 лет был в нашей вере, читал наши книги и теперь поедет в Россию, надругается над нашею верою; он изменник, неверный и повинен смерти»), и что ему-де доложили, что женщин Аллах Яр-хана русское посольство удерживает силой и принуждает отступиться от мусульманской веры против их воли; именно это потом повторяли муллы народу.
10. 5 шаабана «Мирpа-Месих председательствовал на совещании мулл в одной из главных мечетей города. Муллы объявили, что всякому терпению есть пределы, что религии их нанесено оскорбление, их повелитель унижен и самые священные их права попраны, и было единогласно решено немедленно отправить депутацию к губернатору» Тегерана, Зилли-султану, сыну шаха, «и предупредить его, что если русский министр не согласится выдать Мирузу-Якуба и двух женщин [Аллах Яр-хана], то народ вырвет их из посольского дома силой». Депутация от Мирза-Месиха представил Зилли-султану те же обвинения по поводу Мирзы-Якуба и этих двух женщин, будто бы удерживаемых насильно. Люди Мирзы-Месиха прямо сказали Зилли-султану: «Не мы писали мирный договор с Россиею и не потерпим, чтобы русские разрушали нашу веру; доложите шаху, чтобы нам немедленно возвратили пленных [Мирзу-Якуба и женщин Аллах-Яр-хана и др.]». Зилли-султан «просил их повременить, обещал обо всем донести шаху», «убедительно просил воздержаться от каких-либо насильственных мер до окончательного решения посланника»=Грибоедова. Порученцы Мирзы-Месиха не стали ничего ждать, пошли, возвращаясь от него, по Тегерану и «дорогой говорили народу: «Запирайте завтра базар и сбирайтесь в мечетях; там услышите наше слово!»
Того же 5-го шаабана сановник Мирза Абдул Ваххаб «изъявил желание встретиться с Грибоедовым.. для решения этого злополучного дела. - Надо спешить,- говорил он,- и не допустить разрыва между двумя могущественнейшими государствами, а также смерти многих добрых людей из-за двух бедных женщин и такого ничтожного существа, как Мирза-Якуб!» Грибоедов не ответил согласием: выдать их он себе позволить не мог (тем более под угрозами), а больше совещаться было не о чем.
Зато того же 5 шаабана Грибоедов составил с Мальцовым ноту персам, уведомлявшую их о том, почему он уезжает из Тегерана, не дожидаясь пресловутого совещания, и собирается даже с разрешения своего императора вовсе оставить Персию: потому что персидское правительство недобросовестно и посольству угрожает опасность. «В выше упомянутой ноте в сильных выражениях были изложены поступки (то есть объяснения поступков) г. Грибоедова, с самого приезда в Персию; она заключалась, между прочим, следующими словами: «Нижеподписавшийся, убедившись из недобросовестного поведения персидского правительства, что российские подданные не могут пользоваться здесь не только должною приязнью, но даже и личною безопасностью, испросит у великого государя своего всемилостивейшее позволение удалиться из Персии в российские пределы».
Ночью на 6 шаабана шах велел Манучехр-хану утром передать Грибоедову, что чернь уже восстает, и что он должен выдать Якуба и жен Аллах Яр-хана, чтобы спасти посольство.
11. 6 шаабана по распоряжению мулл базар не открывался (его заперли еще вечером 5-го), «с самого утра народ собирался в мечеть. «Идите в дом русского посланника, отбирайте пленных, убейте Мирзу-Якуба и Рустема - грузина, находившегося в услужении у посланника» - заявляли муллы (Мальцов). «У главной мечети, где снова собрались муллы, образовалось целое скопище народа. Муллы велели закрыть на базаре все лавки и приказали правоверным отправиться в русский квартал и добиться, добром или силой, выдачи двух женщин и Мирзы-Якуба» (англо-перс. реляция). Толпа напала на посольство.
Одновременно Манучехр-хан «по повелению шаха, полученному им ночью, поспешил отправить своего племянника», Соломона Меликова, «к посланнику, чтобы откровенно сообщить ему о настоящем положении дел и просить его немедленно отказаться от покровительства беглецам, выдачи которых требует неистовствующая чернь». Соломон Меликов успел добраться до Грибоедова, когда толпа еще ломилась в посольство, но не захватила его (по дороге из толпы в него кидали камнями), и все ему передал. Грибоедов, естественно, отказался выдавать Мирзу-Якуба и женщин. Меликов остался при Грибоедове и был потом убит толпой.
Грибоедов, «полагая сперва, что народ желает только отобрать пленных, велел трем казакам, стоявшим у него на часах, выстрелить холостыми зарядами и тогда только приказал заряжать пистолеты пулями, когда увидел, что на дворе начали резать людей наших». Когда «народ ворвался во дворы… кто-то крикнул: «Схватите Мирзу-Якуба и назад!»; его схватили, и отдавший приказание хотел взять его живым, но другие его убили. «Слуги Аллах Яр-хана схватили женщин и потащили их прочь». Толпа отхлынула и стояла вокруг посольства, не атакуя. После этого наступило на время (с час или больше) затишье.
Посреди разгрома шах прислал для вида сотню сарбазов для защиты посольства, только без патронов и с приказанием не употреблять даже штыки: это воинство «против вооруженной свирепствующей черни употребить одно красноречие, а не штыки и потому было спокойным свидетелем неистовств» (Мальцов). Подошел этот отряд как раз в вышеупомянутой паузе - «спешно прибыл к месту действия в ту самую минуту, когда осаждавшие овладели Мирхой-Якубом. Несмотря на все его добрые намерения, усилия его ограничились некоторыми мерами предосторожности, к несчастию, неудовлетворительными, а также уговорами и убеждениями, обращениями к людям, глухим к голосу рассудка» (реляция).
Через час подоспела вторая волна, «не в пример более многочисленная, которая состояла теперь уже не только из мелочных торговцев и черни; она была снабжена огнестрельным оружием и к ней присоединились и солдаты разных военных частей». Она разгромила посольство. «План истребления был выполнен настолько хорошо, что народ ворвался даже в передний двор британского посольства и вырезал семь или восемь человек русских, проживающих при конюшнях, после чего завладел всеми лошадьми, принадлежавшими посланнику» (английского имущества при этом не тронули).
«За час до захождения солнца, когда в разоренном доме нашем оставались одни только сарбазы [того самого отряда без патронов - все это время он тихонько стоял рядом, а теперь занял развалины посольства], пришел шахский чиновник, который четырем стенам прочел громогласно фирман, повелевающий народу, под опасением шахского гнева, удалиться спокойно из нашего дома и воздержаться от всякого бесчинства».
Зилли-султан потом изъяснял уцелевшему Мальцову, что сам «поехал было усмирять народ, но, испугавшись ругательств черни, воротился с поспешностию во дворец, велел запереть ворота, расставил сарбазов по стенам, чтобы разъяренная чернь не бросилась в шахский дворец». Рассказывал позднее Зилли-султан и то, что «бесчисленное множество осаждающих не дозволило им приблизиться к атакуемому дому. Вместо того чтобы принести какую-нибудь пользу посольству, они должны были заботиться о собственной безопасности и даже подверглись сами оскорблениям и угрозам. - Пойди,- кричали будто бы Зилли-султану, «уступи своих жен русским, это вполне достойно твоей длинной бороды, которую ты так заботливо купаешь в розовой воде! Разве твой брат Аббас-Мирза не продался душой и телом царю? Убирайся вон, говрам санг, не то мы изрубим вас в куски!» Принцы были вынуждены вернуться в свои дворцы, защищенные, по счастию, значительными отрядами пехоты и входы в которые были тщательно заперты, чтобы мятежники не могли в них проникнуть» (реляция).
Персидские вельможи тому же Мальцову «с восточным красноречием описывали отчаяние шаха и собственную свою горесть. «Падишах заплатил 8 курур из казны своей за дружбу России.- говорили они,- вот что сделали муллы и народ тегеранский. Какой позор целому Ирану, что скажет [русский] император!»
***
Из сказанного четко видно минимум три действующих силы.
Шах. Был в полной ярости, что Мирза-Якуб пытается перебежать к русским (что он все это имитировал и сам заслал Мирзу-Якуба именно для получения предлога к поднятию мулл и черни на посольство - невероятно, так как он тогда не применял бы целый ряд беспорядочных попыток вытребовать Мирзу-Якуба обратно на первой фазе, не сменил бы резко тактику на молчание посредине и не выцыганивал бы его у Грибоедова на заключительном этапе предупреждениями насчет возможности мятежа. Все это доказывает, что он хотел в первую голову не допустить Мирзу-Якуба к русским). Пытался на первой фазе всеми правдами и неправдами активно добиться от Грибоедова возвращения Мирзы-Якуба. Однако не решился подсылать к нему убийцу, хотя имел такую возможность всякий раз, как Мирза-Якуб оказывался вне посольства. Не получив желаемого, после аудиенции отказался от дальнейших попыток делать Грибоедову представления и предпочел такой сценарий: пусть инициативу берут муллы (которые со своей стороны ярились вполне искренне). Они будут готовить народное восстание, а он, шах, - по нарастающей извещать Грибоедова об угрозе такого восстания и о возможности его предотвратить одной лишь выдачей Мирзы-Якуба. Если Грибоедов согласится, то и хорошо - Мирза-Якуб будет выдан, а шах получит важнейший прецедент успешного давления на русских в сторону практического смягчения условий Туркм. трактата (тут шаха очень интересовало скащивание контрибуции, которое после гибели посольства Россия действительно произвела) под угрозой народного бунта, от него не зависящего. Так и дальнейшего смягчения можно будет добиться, да и вообще это будет большой триумф над неподатливым до сих пор русским посольством. Если Грибоедов упрется, то либо восставшие ограничатся убийством Мирзы-Якуба, и опять получится все то же самое; шах для примера кого-то казнит, а русские увидят, что их посол перетянул струну и смягчатся; а если восставшие убьют все посольство, то тот же месседж получится еще ярче. Риск есть? Есть: что в последнем случае Россия пойдет войной или увеличит контрибуцию. Но шаху нечего особенно терять: для него пытаться добрать всю контрибуцию с населения - еще больший риск престолом, чем весь этот кунсштюк.
Духовенство. Взяло на себя инициативу подготовки бунта по своим соображениям: пришли кафиры, нарушают неприкосновенность гаремов. Расплатится за бунт в случае чего чернь и шах - а что им, собственно, до шаха?
Аллах Яр-хан. Явным образом втолкнул Грибоедову в посольство двух своих женщин, чтобы было чем потом посильнее разжигать толпу, чем одним Мирзой-Якубом. Евнух-перебежчик - это все-таки не насильственно исторгнутые из гарема жены, против их воли удерживаемые кафимрами! Подключился, когда бунт уже начало планировать духовенство.
Вопрос: кто стоит за переводом толпы от программы "захватить Якуба и женщин и назад!" к программе "режь посольство!"? Исполнение этих программ было даже разделено во времени. На второй стадии, кроме черни, были еще и солдаты.
Шаху этот перевод был не нужен - всех своих целей он с мЕньшим риском достигал бы первой программой, чем суммой первой и второй. Живой Грибоедов, которого он предупреждал, и который тем не менее довел дело до восстания черни - это был бы для него гораздо лучший козырь в клянчении смягчения условий мира, чем вырезанное посольство: за него Россия могла гораздо больше разозлиться, чем за простое нарушение неприкосновенности посольства (если бы ограничились убийством Мирзы-Якуба), а вот устрашаться перспективой антирусских и антишахских разом народных восстаний в Петербурге стали бы одинаково при убиении одного Мирзы-Якуба и при истреблении всего посольства.
Духовенство добивалось прежде всего гибели отступника Мирзы-Якуба и возвращения жен. Резня самих надменных кафиров была бы приятным бонусом, но все-таки не главной целью. Кто-то, конечно, из духовных лиц мог хотеть и максимальной мести кафирам.
Аллах Яр-хан намеренно разжигал ситуацию (в отличие от духовенства, которое просто реагировало на шаг Мирзы-Якуба и вообще унижение со стороны кафиров, Аллах Яр-хан явно сам организовал ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ такое унижение), и ему-то не было дела ни до Мирзы-Якуба, ни до "исторжения женщин из его гарема" - он сам устроил это исторжение. Зато он был личным врагом Грибоедова. Так что он-то за переводом программы стоит в первую голову.
При этом для него это было совершенно безопасно. Кто чернь призывал? Муллы. Кто не смог защитить посольство? Шах. Кто громил посольство? Чернь. А Аллах Яр-хан тут при чем? Аллах Яр-хану будет очень грустно, если Россия разозлится на шаха, который его выгнал из визирей и унизил? Да он только рад будет заодно со смертью Грибоедова добиться заодно гнева России на шаха...
На второй фазе атаки в дело вошли солдаты. Муллы солдат поднять не могут, для этого надо иметь связи в армии. У шаха, его сыновей, у бывшего великого визиря Аллах Яр-хана они есть. Шаху, однако, радикализация не нужна, а Аллах Яр-хану - весьма на руку.
А есть ли ему чего бояться от шаха? Нет. Допустим, шах даже выяснит для себя, что радикализировал ситуацию Аллах Яр-хан. И что? Шах признает это и накажет его? Да Аллах Яр-хан -один из знатнейших людей дома Каджаров, вдобавок зять самого шаха. Шах, бесславно проигравший войну с русскими, уступавший им бесславно и в Тегеране, перед лицом персов и Каджаров будет наказывать Каджара и своего зятя за то, что тот вступился за неприкосновенность гаремов от насилий кафиров и поразил их? Да шах сам о двух головах ли? Нет, он если и узнает, молчать будет и валить на чернь да на мулл. Да и как ему узнать - лежащие в СПБ донесения Мальцова, составленные уже в России, читать о том, как хитро его гаремные женщины попали к Грибоедову? Сам-то Аллах Яр-хан потом заявлял в Тегеране, что этих женщин увели против обещаний, удержали хитростью, а виной тому даже не столько сам Грибоедоев, а Рустем; женщины эти остались живы (их увели слуги Аллах Яр-хана из посольства при его разгроме) и, конечно, засвидетельствовали бы все, что надо было Аллах Яр-хану.
Грибоедов полагал, что его в Персии "уходит" именно Аллах Яр-хан. Может быть, он несколько лучше понимал эту банку с пауками, чем современные авторы, не имеющие на эту тему никаких источников, каких не имел бы он, но зато не имеющие массы источников, которые он имел?
***
Утверждается иногда, что в Тавризе кто-то перехватывал и не пропускал всю почту, которая от Грибоедова и посольства (а также от оставшихся в Тавризе Нины Грибоедовой и Амбургера) должна была идти в Россию сначала из Тавриза накануне убытия Грибоедова в Тегеран, а потом еще и от Грибоедова и всех поехавших с ним из Тегерана через Тавриз. В частности, Паскевич в Тифлисе и на турецком фронте так вообще и не узнал, что Грибоедов вообще уехал из Тавриза в Тегеран, до получения известия о том, что в Тегеране его и убили; то же относится к Петербургу.
Однако даже без обращения к архивам мин.ин.дел и публикациям его документов, оставаясь только в рамках опубликованных писем в собр. соч. Грибоедова, имеем:
письма Грибоедова из Тавриза в мининдел о его намерении убыть в Тегеран (куда его торопили из Петербурга - представиться шаху - и куда сам он отнюдь не рвался побыстрее) шли и дошли вовремя; в частности, письмо Грибоедова к Родофиникину из Тавриза от первых чисел декабря со словами: "Отъезд мой в Тегеран был отсрочен по случаю отсутствия самого Шаха из столицы. Теперь хочу прибыть туда несколькими днями прежде его" - дошло и было получено в министерстве 2 января 1829 г.
офицеру Паскевича, Ренненкампфу, занимавшемуся по поручению Паскевича демаркацией границ с персами на месте, Грибоедов писал 5.12: "Завтра я еду в Тегеран; Амбургер остается моим поверенным в делах. Когда кончите разграничение..", а 11.12 писал уже из Тикмедаша, довольно далеко от Тавриза по дороге на Тегеран (Тикмедаш означен на письме). Оба письма дошли до адресата.
Таким образом, о намерении выехать со дня на день и о самом выезде Грибоедова в Тегеран почта в Спб и человеку Паскевича ушла. Если перехват осуществлялся, то только после 11.12. Если на этом фоне министерство и Паскевич не узнали, что Грибоедов так-таки поехал в Тегеран, то лишь потому, что Ренненкампф не передавал об этом Паскевичу (а он и не должен был), а Паскевич и министерство не получили от Грибоедова (и его миссии) писем уже из самого Тегерана; не получили они и писем от оставшегося в Тавризе Амбургера о том, что Грибоедов выехал в Тегеран. Нина Грибоедова и англичане в Тавризе письма от Грибоедова при этом из Тегерана получали.
Вопрос, таким образом, стоит так: если Грибоедов вообще писал Паскевичу или в министерство по дороге в Тегеран и из Тегерана (а Амбургер писал в министерство из Тавриза о его состоявшемся отъезде и прибытии в Тегеран), то кто и где перехватывал и не пропускал эти письма, и зачем (при том, что Нине и англичанам в Тавриз Грибоедов из Тегерана писал и письма эти дошли)
Ответов на этот вопрос может быть несколько:
1. Грибоедов и Амбургер сами не собирались ничего докладывать в Россию до возвращения Грибоедова из Тегерана. Амбургер вполне естественно предоставил бы самому Грибоедову докладывать в министерство о своих дейстивиях. Грибоедов о своем намерении вот-вот отбыть в Тегеран в министерство написал, от отбытии - человеку Паскевича написал, обо всем остальном он вполне мог решить сообщать уже по возвращении, тем более, что очень не доверял средствам сообщения в Иране, особенно на маршруте от Тавриза на восток. Своих курьеров у Грибоедова не было, он должен был бы пользоваться персидской почтой, которой не доверял, и письма Нине Грибоедовой и знакомому чиновнику Ваценко в Тавриз по пути из Тегерана он старался отправлять с оказиями - с русскими поданными, ехавшими в Тавриз (в письме к Ваценко сказано: "пишу к вам с нашим подданным купцом из Тейрана. Хотя и долго будет в дороге, но вернее дойдет, нежели чрез персидского курьера"). Дипломатическую почту он в таким случае мог тем более не доверить никому, выехав из Тавриза.
2. Если все же он писал из Тегерана в Петербург, то перехват мог осуществляться и из Тегерана, и в Тавризе, а приказ об этом мог быть в обоих случаях отдан и в Тавризе, и в Тегеране. Во всех случаях непонятно, какое отношение это могло бы иметь к убийству Грибоедова и посольства. Если убийство было заранее запланировано в Тавризе (или в Тегеране), то как непропускание донесений из Тавриза или Тегерана в Россию могло бы помочь его инициаторам? Ведь в Тавриз, Нине (как минимум) письма от Грибоедова поступали и из самого Тегерана. Чем убийцам помогло бы, чтобы осведомление не шло дальше из Тавриза к Паскевичу и в СПб? Неужели они боялись, что Грибоедов в письмах приведет какую-то информацию, которая потом поможет выявить убийц и их заказчиков (предотвратить убийство никто из русских адресатов не успел бы все равно, речь могла бы идти разве что о том, чтобы русские не получили никаких зацепок к установлению убийц постфактум), но при этом не боялись совершенно, что такая информация появится в его письмах именно к жене (их-то они пропускали), и потом не побоялись, что Мальцов, правая рука Грибоедова, тоже доставит подобную информацию, и выпустили его в Россию живым через всю Персию и тот же Тавриз, хотя он был совершенно беззащитен?
Перехват и непропуск писем из Тавриза при этих условиях мог быть выгоден не тому, кто хотел бы скрыть причины убийсива Грибоедова, а тому, кто хотел скрыть от Российской империи то, что будут делать Грибоедов (и, возможно, Амбургер) в течение того времени, пока он не вернется из Тегерана, а скрыть это нужно было бы только тому, кто хотел в это время предпринять что-то и не получить за это потом нагоняя за вещи, о которых в этой переписке могли бы сообщать. Этими "кем-то" могли быть и сами Грибоедов и Амбургер, которым до смерти надоело получать инструкции из центра (в этом случае, повторюсь, они ничего не блокировали, а просто решили ничего и не писать из Тавриза в Россию, пока Грибоедов не вернется из Тегерана), и Аббас-Мирза, который хотел бы, чтобы на критической фазе русско-турецко-персидских интриг Паскевич и Петербург не получали бы никакой информации из Ирана / из Тегерана вовсе, и шах, желающий того же, и англичане, желающие того же - но вот к убийству Грибоедова это едва ли могло иметь какое бы то ни было отношение.
***
Мирза-Якуб прибежал к Грибоедову так удивительно вовремя, чтобы посольство не успело выехать из Тегерана, как уже влипло бы с ним - в последний момент - в кризис и под донимание шаха, что трудно удержаться от той мысли, что руководился он не возникшим спонтанно желанием исчезнуть из Персии с русскими (хотя и это было не исключено), а либо сговором с кем-то, либо тем, что кто-то устроил ему такой огонь под ногами (или имитировал такой огонь), что он решил, что кроме русских, спасения ему не будет. В обоих случаях "кем-то" теоретически мог бы быть сам шах, но тогда получилось бы, что шах задумал всю цепочку изначально так: он добивается перехода Мирзы-Якуба к русским, потом донимается у Грибоедова его выдачи, если тот согласен - ура, шах вытолкнул на этом повороте отношения с русскими на русские уступки, если нет - подключаем духовенство и... Это слишком сложная цепочка, учитывая, особенно, что и рискополучателем и убыткополучателем тут при любом несрастании тоже был бы сам шах. Странная фраза Мирзы-Якуба Манучехру о том, что тот скоро сам вслед за ним отпадет от шаха, скорее говорит о том, что Мирза-Якуб действовал либо сам (тогда смысл: Иран идет ко дну, я бегу с этого корабля первым, скоро ты и сам убежишь), либо в сговоре с каким-то лицом, но не шахом (тогда смысл: шах идет ко дну, и я-то знаю, на кого ставить / кого бояться вместо него; скоро и ты поймешь). Тогда это лицо - кто-то, желавший извлечь выгоду из столкновения шаха лбом с Грибоедовым и не несущий риска от такого столкновения. Кто бы это мог быть?)