Nie mehr Lochankin!
Поскольку все читатели моего ЖЖ и так знают, что я могу сказать о переживаемой епохе плохого, выражу, что я о ней могу сказать хорошего - потому что данный дракон (не тот или иной правитель, а весь комплекс 1991-2009 слл.) вскипятил как минимум три озера - и потомству кипяченая вода в них очень пригодится. Первое: впервые за почти двести лет можно сказать не в качестве пожелания, а утвердительно: Nie mehr Lochankin (падший Запад vs. Русь по Уварову, или Тютчеву- Данилевскому, или Проханову-ГейдарДжемалю и пр. неоевразийцам; Толстой-Учитель-Жизни; Языков и славянофилы; восторженные Керенские и весь комплекс Россия-свобода-Ал. Фёд. на белом коне; революционное мессианство от Петрашевских до Инонии; эсхатология и опять же мессианство по Леонтьеву или Блоку; новое, разом уж, мышление и непременно для всего мира от МСГ; хрии акад. Сахарова в 1989 г. о необходимости введения в России гуманнейшей и свободнейшей демократии с разделением ее на 180 независимых государств; массовые восторги интеллигенции по поводу этих хрий, каковые восторги были намного отвратительнее, чем даже сами хрии; поддержка той же интеллигенцией всяких Крунков и Карабахов; пафос по поводу защиты свободыслова в лице НТВ; глицериновый, опять же, слезно-демократический пафос "Новой Газеты" по части попрания свобод и доблестей оппозиции в лице Лимонова-Каспарова; веское слово батюшки Кураева; Володихинское византийство - в общем, всё такое [по внешности я тут перечисляю вещи противоположные, но на самом деле однокоренные - с корнем в "нелюдской квази-восторженности, перед которой всякая жизнь и всякий здравый смысл ничто"]) - обо всем этом теперь можно спокойно сказать: Нунк димиттишь, nie mehr местночтимый Святой Васисуалий Лоханкин и его самодеятельно намоленные иконы.
Очень резко я это ощутил, когда в той же "Новой Газете" наткнулся на недавнее интервью с Валентином Непомнящим. Говорил он о Пушкине. Ну, дело понятное; и посреди этого интервью значилось:
"Не случайно он (Пушкин) практически не переводим как поэт на другие языки. Шекспира, Сервантеса, Данте мы в хороших переводах узнаем. А вот адекватных переводов Пушкина на иные языки не существует. И не только потому, что русский язык - это прекраснейший, самый совершенный и самый сложный язык в мире, но, главное, потому что Пушкин есть нечто абсолютное в поэзии и вообще в слове. А абсолютное - оно по определению непереводимо, непересказуемо. Нет, не скажу, что Пушкин «больше» или «лучше» Шекспира или Данте, тут другое. Просто он - выраженная в слове Россия, которую, по Тютчеву, «умом … не понять, аршином общим не измерить», которая до сих пор загадка для всего мира - то раздражающая, то удивляющая, то восхищающая, но загадка. А точнее - тайна. И для нас самих тоже. Как и Пушкин, в котором выразилось вот это качество России.
Ведь она не случайно занимает на «теле» Земли место, названное heartland («сердечная область»). Не знаю, кто на Западе придумал это определение, но родилось оно именно там. И оно вправду соответствует не только геофизическому местонахождению и геополитическому значению нашей страны, но и ее духовной роли в судьбах человечества.
Речь идет о системе ценностей, которая лежит в основе русского и российского самосознания и которая сформировала русскую культуру. Эта система такова, что духовное в ней безусловно главнее материального, идеалы главнее интересов, нравственное главнее прагматического, совесть главнее корысти.
Поэтому, кстати, Русь в свое время приняла именно православное христианство. Христианское вероисповедание, охватывающее значительную часть планеты, существует в двух вариантах - западном и восточном. Я их обозначаю как рождественский и пасхальный. В первом главным событием является Рождество, когда Бог вочеловечился, воплотился в человека. То есть, «в меня», уподобился мне. Что мне, очень, конечно, лестно: значит, я достаточно хорош, или говоря рекламным языком, «я этого достоин».
А в православном, пасхальном христианстве (с перенесением событийного центра на Пасху) главное то, что Бог призывает меня уподобиться ему. «Возьми свой крест и иди за Мной», - говорит воскресший Христос. Это две диаметрально противоположные точки отсчета в системе одного, вроде бы исповедания. И здесь для меня - один из самых фундаментальных подходов к пониманию отношения современного человека, современного мира к Пушкину.
В «рождественском» варианте отсчет идет от себя, от своих интересов, от своего самолюбия: Бог уподобился мне, значит, я вполне хорош, становиться лучше мне не надо. У нас же отсчет - от идеала, от Христа, от Бога, которому я должен уподобиться. Гигантская разница систем ценностей.
Говоря это, я не имею в виду, что мы - лучше. Наоборот, мы нередко бываем гораздо хуже своей системы ценностей, недостойны ее".
Вот дочитал я это и прикинул: какой процент населения страны младше 30-25 лет эти пассажи _в действительности_, в душе, воспримет иначе как некий бессмысленный шум или чистое речекрякание (хоть бы даже и одобряемое речекрякание, - одобряемое потому что оно вроде как бы выходит патриотицкое?) Какая часть от этого процента ради подходов и ценностных шкал, стоящих в действительности за этими словами, пожертвует хотя бы одним стаканом пива в день? И какая часть от этой части имеет какое-то влияние на дела?
К концу третьего вопроса обсуждаемый показатель практически свелся к нулю. Какие-нибудь юные национал-социалисты или гуманитарные юноши с горящими или сине-ледяными взорами, пишущие по форумам (и не только они), воспримут это не как шум; смысл этих речей и самого их строя - по модному нынче выражению, суть подобных ДИСКУРСОВ - они оценят и поймут, и этот смысл окажется им близок. Кто-нибудь из них готов будет ради вещей, стоящих за речами такого строя, что-то отдать. Но вот уж из этого комариного числа влияния никто не будет иметь никакого. Вся та культурная вселенная, в которой движутся процитированные выше слова, для 99,9 процентов населения страны - явление акустики. Для кого-то приятное ("наших хвалит!"), для кого-то неприятное ("достали уже"), для кого-то просто безынтересно-мертвое, - но только шумовое.
"Гигантская разница систем ценностей". Действительно. И вот население, оказывается, сделало гигантский шаг вперед от одной к другой. Кончились раестроители, ревнители великих проектов и счастья-для-всех-и-чтоб-никто-не-ушел-вообще, с резкой по живому "для их же блага"(вар.: для счастья грядущих новых людей), толстовцы и византийцы. Если посмотреть, из-за чего 99,9 процентов населения вообще чем-то рискнут и на что-то серьезное пойдут - то ради снискания земных благ себе и своим родным, а также - в некоторой части - ради физического спасения государства и его уж-какого-ни-на-есть земного порядка, и - в еще меньшей части - ради самой приземленной справедливости. А ради чего люди готовы обречь на жертвы кого-то другого, и, в частности, санкционировать злодейства? Ради добычи земных благ; из страха потерять земные блага (в том числе коллективного), из изврашенно-огульной или резко превышенной по жестокости "самообороны" - но совершенно прагматической по замыслу и направленной тоже против вполне реальных и земных неприятностей.
И все. Люди еще могут одобрять Ульмана или Буданова, хотя подавляющему большинству примерно в одну цену и сами Ульман и Буданов, и их жертвы, и все прочие - но они уже не будут в сколь бы то ни бьыло значимой степени одобрять Засулич, заводить "Властителей Дум", искать зеленые палочки, создавать муравейные братства, мечтать о равенстве и _справедливо кем-то вычисленной наверху_ оплате труда, мечтать о каком-то Опоньском Царстве, где Всё-по-Правде, и царь строгиий... но справедлиивый!; плакать от восторга при известии о крушении исполнительной власти и введении великих политических свобод, колотиться от энтузиазма при вести о том, что такой-то великий бонза отказался от спецмашины и ездит на трамвае (теперь такой бонза на этом популярность _потеряет_), и воспринимать Мировые Идеи иначе, как шум или прагматически полезное при имитации речекрякание.
То есть люди, если сравнить их с Египтом, или Вавилоном, или Люксембургом, или обществом по Екатерине II - Потемкину, еще не прониклись (и не факт, что проникнутся) тем, что в суп надо класть, кроме ботвы, еще и мясо (то есть нормальную справедливость и милосердие), но они уже твердо знают, что в супе нечего делать топору (всему перечисленному выше и тому строю разума и души, которые это перечисленное допускает). Точнее, они больше не видят в топоре никакого вкуса.
Это действительно замечательное достижение.