Ужасы белого террора в Старом Осколе
Ужасы белого террора в Старом Осколе
Настоящих ужасов белых расправ во времена Гражданской войны хватало с лихвой, но старооскольцу Н. Белых, автору воспоминаний "Частичка Родины (Из истории г. Старого Оскола)", изданых в Старом Осколе в 1960, их не хватило. Хотя прошли через Старый Оскол самые скверные в этом отношении части: калмыки и чеченцы казачьих формирований. И при всем том специально оговоренные им ужасы белого террора, учиненного этими самыми отступающими частями в Старом Осколе, Белых описывает так:
В городе царил террор: калмыки и чеченцы стреляли кур и собак.
Продолжение там уже не такое веселое, но все равно без убийств и, в общем, оправдывающее впечтление от этой первой и главной для автора фразы. Вообще, многие чины ВСЮР, как и солдаты всех армий мира вообще и всех армий Гражданских войн в особенности, были виновны в преступном насилии против невинных. Однако масштабы этого насилия совершенно не устраивали большевиков и советскую пропаганду. Например, специальное расследование по Украине, предпринятое большевиками после ГВ, дало им тот результат, что всего от рук деникинцев в небоевых условиях по всей Украине погибло 38 тыс. чел. (считая со всеми расстрелянными при расправах после боев по суду и без суда повстанцами, со всеми казненными по обвинению в большевизме, жертвами погромов и расправ с неугодным мирным населением, жертвами уголовной преступности солдат и т.д.) [В борьбе за власть Советов на Украине. С.295; История советского рабочего класса. Т.1. М., 1989. С.291 сл.]. Итог этого расследования не популяризировался: уж очень число небольшое сравнительно с усилиями самих большевиков. Поэтому в мемуарах приходилось добивать чем придется.
В полном виде воспоминание Белых о белом терроре в Старом Осколе выглядит так:
"В городе царил террор: калмыки и чеченцы стреляли кур и собак. Били иконы. Плетью запороли до смерти у Трофимова Мишки того, черного кота, о котором в городе рассказывали легенды, как "о коте в сапогах". В бане Игнатова офицеры устроили оргию и заставили купеческих дочек купаться вместе с мужчинами, поразвезли по домам лишь утром мертвецки пьяными и обесчещенными.
Спасаясь от погрома, городские евреи битком набили квартиру бедного портного Бориса Красовицкого, которого раньше не считали человеком. Здесь дрожали всю ночь в страхе и слушали визг Шурочки Трофимовой, которая на втором этаже дралась с офицерами за свое меховое манто и не разрешила матери, Анне Сергеевне, ехать в Европу со штабс-капитаном Заниным.
Под утро, когда все явственнее нарастал пушечный гром в районе Бараново (оттуда наступала на Старый Оскол 42-я дивизия Гая, выполняя приказ Геккера, командира 13-й армии) и севернее города, где вели бои конники Буденного, белогвардейцы выгнали евреев во двор, построили семью Бориса Красовицкого в ряд и приготовилась всем отсечь головы, если не покажут, где находится красавица-жена Бориса. Но тут загудел набат, встало зарево над городом: восстали подпольщики.
Белогвардейцы хлынули со двора. Анна Сергеевна, бросив детей, уселась в розвальни рядом с Заниным и, опершись спиной в окованный белой жестью сундук с богатствами, помчалась все же в "Европу" "
Террор против котов и собак. Геройская Шурочка Трофимова, дравшаяся с офицерами за манто; неизвестно, удалось ли ей победить офицеров и отстоять манто, но сама он во всяком случае осталась жива и невредима (упоминается и далее в воспоминаниях Белых в этом качестве). Евреи, спасающиеся от погрома в квартире портного Красовицкого (фамилия польская, западнорусская и еврейская, но он-то как раз не еврей, так как укрываться от погрома в еврейской же квартире совершенно бессмысленно; укрывались в квартирах христиан, готовых укрыть евреев), и потенцальные погромщики, которые именно укрывшихся евреев и не трогают, а грозят смертью Красовицкому с семьей, если тот им не выдаст жену, но угрозу эту в исполнение не приводящие. При всем безобразии последней сцены, если бы преступные насилия чинов ВСЮР всюду не выходили бы за старооскольские масштабы, обобщенного "преступного насильника из ВСЮР" надо было бы выставлять в музее рядом с плачущим большевиком.
К сожалению, они, бывало, за эти масштабы выходили.
Настоящих ужасов белых расправ во времена Гражданской войны хватало с лихвой, но старооскольцу Н. Белых, автору воспоминаний "Частичка Родины (Из истории г. Старого Оскола)", изданых в Старом Осколе в 1960, их не хватило. Хотя прошли через Старый Оскол самые скверные в этом отношении части: калмыки и чеченцы казачьих формирований. И при всем том специально оговоренные им ужасы белого террора, учиненного этими самыми отступающими частями в Старом Осколе, Белых описывает так:
В городе царил террор: калмыки и чеченцы стреляли кур и собак.
Продолжение там уже не такое веселое, но все равно без убийств и, в общем, оправдывающее впечтление от этой первой и главной для автора фразы. Вообще, многие чины ВСЮР, как и солдаты всех армий мира вообще и всех армий Гражданских войн в особенности, были виновны в преступном насилии против невинных. Однако масштабы этого насилия совершенно не устраивали большевиков и советскую пропаганду. Например, специальное расследование по Украине, предпринятое большевиками после ГВ, дало им тот результат, что всего от рук деникинцев в небоевых условиях по всей Украине погибло 38 тыс. чел. (считая со всеми расстрелянными при расправах после боев по суду и без суда повстанцами, со всеми казненными по обвинению в большевизме, жертвами погромов и расправ с неугодным мирным населением, жертвами уголовной преступности солдат и т.д.) [В борьбе за власть Советов на Украине. С.295; История советского рабочего класса. Т.1. М., 1989. С.291 сл.]. Итог этого расследования не популяризировался: уж очень число небольшое сравнительно с усилиями самих большевиков. Поэтому в мемуарах приходилось добивать чем придется.
В полном виде воспоминание Белых о белом терроре в Старом Осколе выглядит так:
"В городе царил террор: калмыки и чеченцы стреляли кур и собак. Били иконы. Плетью запороли до смерти у Трофимова Мишки того, черного кота, о котором в городе рассказывали легенды, как "о коте в сапогах". В бане Игнатова офицеры устроили оргию и заставили купеческих дочек купаться вместе с мужчинами, поразвезли по домам лишь утром мертвецки пьяными и обесчещенными.
Спасаясь от погрома, городские евреи битком набили квартиру бедного портного Бориса Красовицкого, которого раньше не считали человеком. Здесь дрожали всю ночь в страхе и слушали визг Шурочки Трофимовой, которая на втором этаже дралась с офицерами за свое меховое манто и не разрешила матери, Анне Сергеевне, ехать в Европу со штабс-капитаном Заниным.
Под утро, когда все явственнее нарастал пушечный гром в районе Бараново (оттуда наступала на Старый Оскол 42-я дивизия Гая, выполняя приказ Геккера, командира 13-й армии) и севернее города, где вели бои конники Буденного, белогвардейцы выгнали евреев во двор, построили семью Бориса Красовицкого в ряд и приготовилась всем отсечь головы, если не покажут, где находится красавица-жена Бориса. Но тут загудел набат, встало зарево над городом: восстали подпольщики.
Белогвардейцы хлынули со двора. Анна Сергеевна, бросив детей, уселась в розвальни рядом с Заниным и, опершись спиной в окованный белой жестью сундук с богатствами, помчалась все же в "Европу" "
Террор против котов и собак. Геройская Шурочка Трофимова, дравшаяся с офицерами за манто; неизвестно, удалось ли ей победить офицеров и отстоять манто, но сама он во всяком случае осталась жива и невредима (упоминается и далее в воспоминаниях Белых в этом качестве). Евреи, спасающиеся от погрома в квартире портного Красовицкого (фамилия польская, западнорусская и еврейская, но он-то как раз не еврей, так как укрываться от погрома в еврейской же квартире совершенно бессмысленно; укрывались в квартирах христиан, готовых укрыть евреев), и потенцальные погромщики, которые именно укрывшихся евреев и не трогают, а грозят смертью Красовицкому с семьей, если тот им не выдаст жену, но угрозу эту в исполнение не приводящие. При всем безобразии последней сцены, если бы преступные насилия чинов ВСЮР всюду не выходили бы за старооскольские масштабы, обобщенного "преступного насильника из ВСЮР" надо было бы выставлять в музее рядом с плачущим большевиком.
К сожалению, они, бывало, за эти масштабы выходили.