Куриозитиз. Польюшин энд Гумильов
Владимир Полушин - красноярский писатель, в свое время помощник генерала Лебедя по вопросам культуры и искусства, известен, кроме прочего, двумя большими биографиями: биографией Лебедя и биографией Николая Гумилева (опубликована в ЖЗЛ: Владимир Полушин. Николай Гумилев. Жизнь расстрелянного поэта. ЖЗЛ 1283. М., 2006 - 1-е изд., 2007 - 2-е изд. 751 с.). О последней и речь.
Полушин - просвещенный патриот-почвенник, православный ортодокс и монархист нынешней складки, cо Св. Николаем II и масонским погублением России. Гумилев был с некоторого момента свободомыслящим православным (считал, в частности, что грядет некий «Третий Завет» - Завет от Бога-Святого Духа, как Второй Завет исходил от Бога-Сына, а Первый - от Бога-Отца) и монархистом одной из складок тогдашних - а именно той, что без Св. Николая II и масонского погубления. Существенная разница между Гумилевым и Полушиным привела к эффекту диковатому. За великую приверженность Полушина к своему герою простить Полушину можно многое; за сам его огромный труд по созданию подробной сводной биографии Гумилева (до Полушина доступной такой биографии просто не было; замечательная биография Шубинского вышла в 2004, но таким тиражом и по таким ценам, что ее можно считать недоступной; биография Давидсона - краткая) ему можно простить еще больше. Но есть вещи, которые простить нельзя никак. Вот как Полушин трактует знаменитое гумилёвское «Слово» (1919). Напомню его текст:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались с ужасом к Луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъярёмный скот,
Потому, что все оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иоанна
Сказанно, что слово это Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова.
А вот разбор Полушина (в том самом томе из ЖЗЛ, с. 623-624):
«Но не нужно при всем великолепии этого стихотворения забывать, когда и где оно написано - до 31 августа 1919 года в красном Петрограде. И, главное, кем написано - поэтом-монархистом. Теперь прочтем его под этим углом зрения. Бог сотворил мир своим Словом. Но мир заповедей Христовых рухнул, и в нем правит красный дьявол:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
(«Слово», 1919)
Новое слово окрашено не Христовой любовью, а злобой и кровью сатанинской, потому:
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
Нарушена связь между Богом и Словом. А в Библии сказано: « В начале было Слово, и Слово было y Бога». Теперь жизнь, данная Богом и освещенная им, превратилась в низкую и страшную явь:
A для низкой жизни были числа,
Как домашний подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Затмение в умах не позволяет достучаться в сердца человеческие. Добро стало злом, зло представляется добром (мнимым добром, волком в овечьей шкуре), оскверняются храмы, святые отцы подвергаются гонениям, царит безбожие, называемое атеизмом, миром правит число дьявола:
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил числo.
Кто же этот патpиарх, который не решается обратиться к звуку, то есть Слову, иными словами, к заповедям Божьим? Да это и есть красный дьявол (для поэта это был цареубийца Ленин), который и чертил число «666». Поэт напоминает об этом, так как люди по наущению дьявола стaли глухи и слепы к истинному добру:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иoанна
Сказано, что слово - это Бог.
По наущению дьявола люди стaли безбожниками и ограничили свою жизнь скотским существованием, опустились до уровня червя, корма для червя, совершенно забыв o бессмертной душе, завoроженно слушая мертвые числа, мертвые слова, потому чтo предпочли Божьей жизни скотское бытиe живота:
Мы ему пoставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье oпустелoм,
Дурно пахнут мертвые слова.».
Конец цитаты из Полушина. Сильно. Автор ухитрился проглядеть даже то, что в им же цитируемой строке Гумилев специально указывает, что дальнейшее «разрушали города», «проплывало в вышине» и «чертил число» - все это было именно в старину, «в оный день, когда над миром новым…» - то есть только что сотворенным, новосозданным. А нынешнее время, противопоставленное этой старине, описывается только начиная с пятой строфы, со слов «Но забыли мы…».
Так что седой патриарх по резво-счастливым пером комментатора превратился в лысого Ленина (который даже и наличными усами, бородой и затылком поседеть не успел). Ну и умное число 666, передающее все оттенки смысла...
Полушин - просвещенный патриот-почвенник, православный ортодокс и монархист нынешней складки, cо Св. Николаем II и масонским погублением России. Гумилев был с некоторого момента свободомыслящим православным (считал, в частности, что грядет некий «Третий Завет» - Завет от Бога-Святого Духа, как Второй Завет исходил от Бога-Сына, а Первый - от Бога-Отца) и монархистом одной из складок тогдашних - а именно той, что без Св. Николая II и масонского погубления. Существенная разница между Гумилевым и Полушиным привела к эффекту диковатому. За великую приверженность Полушина к своему герою простить Полушину можно многое; за сам его огромный труд по созданию подробной сводной биографии Гумилева (до Полушина доступной такой биографии просто не было; замечательная биография Шубинского вышла в 2004, но таким тиражом и по таким ценам, что ее можно считать недоступной; биография Давидсона - краткая) ему можно простить еще больше. Но есть вещи, которые простить нельзя никак. Вот как Полушин трактует знаменитое гумилёвское «Слово» (1919). Напомню его текст:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались с ужасом к Луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъярёмный скот,
Потому, что все оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иоанна
Сказанно, что слово это Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова.
А вот разбор Полушина (в том самом томе из ЖЗЛ, с. 623-624):
«Но не нужно при всем великолепии этого стихотворения забывать, когда и где оно написано - до 31 августа 1919 года в красном Петрограде. И, главное, кем написано - поэтом-монархистом. Теперь прочтем его под этим углом зрения. Бог сотворил мир своим Словом. Но мир заповедей Христовых рухнул, и в нем правит красный дьявол:
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
(«Слово», 1919)
Новое слово окрашено не Христовой любовью, а злобой и кровью сатанинской, потому:
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
Нарушена связь между Богом и Словом. А в Библии сказано: « В начале было Слово, и Слово было y Бога». Теперь жизнь, данная Богом и освещенная им, превратилась в низкую и страшную явь:
A для низкой жизни были числа,
Как домашний подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Затмение в умах не позволяет достучаться в сердца человеческие. Добро стало злом, зло представляется добром (мнимым добром, волком в овечьей шкуре), оскверняются храмы, святые отцы подвергаются гонениям, царит безбожие, называемое атеизмом, миром правит число дьявола:
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил числo.
Кто же этот патpиарх, который не решается обратиться к звуку, то есть Слову, иными словами, к заповедям Божьим? Да это и есть красный дьявол (для поэта это был цареубийца Ленин), который и чертил число «666». Поэт напоминает об этом, так как люди по наущению дьявола стaли глухи и слепы к истинному добру:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангельи от Иoанна
Сказано, что слово - это Бог.
По наущению дьявола люди стaли безбожниками и ограничили свою жизнь скотским существованием, опустились до уровня червя, корма для червя, совершенно забыв o бессмертной душе, завoроженно слушая мертвые числа, мертвые слова, потому чтo предпочли Божьей жизни скотское бытиe живота:
Мы ему пoставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье oпустелoм,
Дурно пахнут мертвые слова.».
Конец цитаты из Полушина. Сильно. Автор ухитрился проглядеть даже то, что в им же цитируемой строке Гумилев специально указывает, что дальнейшее «разрушали города», «проплывало в вышине» и «чертил число» - все это было именно в старину, «в оный день, когда над миром новым…» - то есть только что сотворенным, новосозданным. А нынешнее время, противопоставленное этой старине, описывается только начиная с пятой строфы, со слов «Но забыли мы…».
Так что седой патриарх по резво-счастливым пером комментатора превратился в лысого Ленина (который даже и наличными усами, бородой и затылком поседеть не успел). Ну и умное число 666, передающее все оттенки смысла...