Эволюция брачных отношений (и причём здесь современность?)
Взято здесь.
Много букв, но очень интересно. В целом, меня эта статья привлекла не столько крайне любопытными размышлениями о ретоспективе брачных отношений, сколько замечанием, что начавшая социальная эволюция человека оставила незаконченными некоторые этапы биологической. Это выражено в том, что голова младенца велика по стравнению с тазом женщины, и приводит, во-первых, к тяжёлым родам; во-вторых, к долгому процессу взросления человеческого ребёнка. В частности у мужчин, например, позвоночный столб не выдерживает нагрузки от прямохождения, что увеличивает вероятность болей в пояснице (в отличие от женщин). Считается, что ещё пару-тройку миллионов лет эволюции и эти проблемы снились бы, но, увы и ах, человечество поддалось соблазну социального прогресса.
Здесь возникает много любопытных мыслей. Например, как как продолжилось влияние социальной эволюции на биологическую и какие надо сделать выводы. Но не это заинтересовало меня. Перед лицом серьёзнешего фазового перехода, кторый, может быть, выведет человека на новый уровень развития, мы (человечество) подошли не реализовав ещё все возможности социальной эволюции. Это в некотором роде напоминает уже не обезьяну, но ребёнка с гранатой (технологиями), где сложно сказать - сможет ли их он использовать во благо.
p.s. Ещё раз напомню, что текст про эволюцию брачных отношений (частично сокращённая).
Эволюция брачных отношений
Предисловие
При обсуждении работы Из теории общественных организмов, ч.3 моими оппонентами было высказано мнение о неактуальности представлений Ф.Энгельса о происхождении семьи и предложено ознакомиться с современными воззрениями американского антрополога Оуэна Лавджоя, изложенными в обзорной статье Семейные отношения - ключ к пониманию эволюции человека.
Центральное место в его модели занимает утверждение, что три уникальных особенности, присущих только человеку, - двуногость, редукция клыков и скрытая овуляция - появились в результате выбора моногамии еще на «дочеловеческой» стадии эволюции и последующего упорного следования ей. Предложенная им конструкция крайне экзотична - моногамия в составе группы. Тем самым Лавджой пытается опровергнуть существование у человека в прошлом института групповой семьи.
Двуногость по Лавджою обусловлена необходимостью переносить на большие расстояния еду для моногамной семьи.
Редукция клыков - тем, что агрессивные клыкастые мужья вышли у моногамных самок «из моды», потому как менее заботливые по отношению к ним и потомству.
Скрытая овуляция по представлениям Лавджоя помогла самкам поддерживать моногамные отношения в условиях больших групп, в которых проживали пралюди. У животных демонстрация овуляции служит сигналом о готовности самки к спариванию с репродуктивной целью, тем самым побуждая самцов к активным и, главное, целесообразным с точки зрения передачи своих генов действиям. Отсутствие явных признаков готовности самки к продуктивному спариванию, по мнению Лавджоя, убрало провокационность сексуального призыва и помогло сохранению верности в условиях стаи, а затем и племени.
Далее Лавджой развивает «приятные» следствия из своей модели: уменьшение клыков привело к снижению внутригрупповой агрессии. Это создало предпосылки для развития эффективной кооперации и переходу к сложным видам совместной деятельности. Поэтому последующее увеличение мозга и достижение уровня каменных орудий труда представляется Лавджою логичным следствием выбранной стратегии моногамии. В общем, спасибо моногамии за все, иначе так бы и остались мы обезьянами. Новый научный прорыв Лавджоя в целом можно сформулировать так: женщина, поспособствовав эволюционному выбору моногамии, превратила обезьяну в человека.
Предложенная модель претендует на то, чтобы «сдать в утиль» классические представления, включая и такие фундаментальные работы, как Происхождение семьи, частной собственности и государства К.Маркса и Ф.Энгельса, которые обосновали, но уже с точки зрения анализа экономических отношений, тот факт, что групповая семья была важнейшим этапом в развитии древнего человека, и что только достижение определенного уровня экономического развития сделало возможным и целесообразным эволюцию групповой семьи в моногамию или полигинию.
Если подходить с точки зрения романтичности предложенных Лавджоем выводов, то возражать трудно и неудобно, особенно в присутствии женщин. Но когда включаешь критику, картина плывет. Модель настолько умозрительна и алогична, что невозможно удержаться от того, чтобы не привести известные доводы, опровергающие ее.
Двуногость. В первую очередь необходима для переноски и использования орудий труда и оружия, а это крайне затруднительно без постоянно свободных передних конечностей. Поэтому их следовало освободить от процесса хотьбы. Таким образом, двуногость - следствие развития мозга, вступившего в стадию создания и применения средств производства, а не наоборот. А вот переносить добычу на большие расстояния умеют и четвероногие хищники, причем весьма неплохо, и отсутствие двуногости им в этом не помеха.
Редукция клыков. В диком животном социуме до тех пор, пока основным фактором выживания остается биологически обусловленная сила и агрессия, короткозубые добряки в принципе не имели шансов реализовать предпочтение женщин, даже если бы оно гипотетически возникло. В условиях группы вооруженный хорошими клыками, агрессивный самец всегда отвоевал бы самку у более слабого и дружелюбного и, несмотря на ее предпочтения, продлил бы свои длиннозубые гены. Да и сами женщины еще в относительно недавнем прошлом больше любили не добрячков, а отважных воинов и агрессоров, как лучших добытчиков и защитников. Многие из них и сейчас предпочитают таковых. Наиболее вероятная причина редукции клыков связана не с модой женщин на короткозубиков из-за их доброты, как полагает Лавджой, а со способностью последних к членораздельной и сложной артикуляции - одного из основных условий возникновения речи, ставшей катализатором развития абстрактного мышления и познания. Вследствие произошедших перемен, с одной стороны, процесс конвертации добытых знаний в иные виды ресурсов, прежде всего, пищевые, потребовал все более сложных видов совместной деятельности, с другой стороны, социальное первенство стали в первую очередь завоевывать и удерживать не самые мускулистые и клыкастые, а прежде всего хорошо говорящие, что и привело к их лидерству в предпочтениях праженщин. Лучший вариант - мускулистый умник-говорун. Таким образом, и усложнение социальной кооперации, и редукция клыков являются следствием решения человеком эволюционной задачи обретения речи и абстрактного мышления, а не достижения условий комфортного проживания в моногамной семье.
Скрытая овуляция. У подавляющего большинства млекопитающих, в т.ч. приматов, у самок в моменты овуляции проявляются признаки, открыто демонстрирующие их готовность к спариванию с репродуктивной целью. Только в эти короткие периоды самки привлекательны для самцов и те вступают в борьбу за право быть избранными, ухаживая и делая подношения. Все остальное время самцы сексуально индифферентны по отношению к самкам. У вида Homo Sapiens признаки, демонстрирующие овуляцию, в процессе эволюци исчезли, лишив самцов представления о том, когда именно самка готова к репродуктивному спариванию. Поэтому с точки зрения встроенной программы передачи своих генов смысл предпринимать попытки к спариванию присутствует всегда. К тому же, у самок появились явно выраженные вторичные половые признаки, которые, сменив в этом качестве демонстрацию овуляции, сделали их сексуально привлекательными для половозрелых самцов уже на постоянной основе. Произошедшие изменения расчистили путь к регулярному сексу, превратив его у человека в источник постоянных удовольствий. Но целью эволюции была отнюдь не забота об удовольствиях, а решение более фундаментальной задачи выживания самок и потомства в условиях серьезных ограничений, возникших в процессе обретения человеком абстрактного мышления. Дело в том, что процесс формирования и воспитания «умного» потомства растянулся на долгие годы, потребовал наличия в рационе животных белков, а эволюция в сторону увеличения мозга и прямохождения привела к противоречию между размером головы рождающегося ребенка и шириной таза женщины, еще допускающего ее эффективное прямохождение. Результатом последнего ограничения стали тяжелые роды, несмотря на которые, человеческий ребенок рождается фактически недоношенным. Таким образом, самки получили букет обременений: крайнюю беспомощность новорожденных детенышей, длительный период детства, потребность детей в животных белках, необходимых для полноценного формирования и развития мозга, добыть которые могли только не связанные потомством самцы. Встала задача стимулировать самцов к проявлени заботы о самке и потомстве, поощрив регулярно делиться добычей. По классическим представлениям, это, в итоге, и привело к обсуждаемым изменениям, что позволило женщинам на постоянной основе запустить программу «секс в обмен на пищу», сделав самцов перманентно сексуально зависимыми, тем самым, обеспечить выживание - свое и детей.
Теперь о возможности моногамии в условиях, сопутствовавших появлению человека разумного. Прежде всего, пралюди проживали совместно в составе больших групп. Самцы катастрофически умнели, плюс к этому, превратились в перманентно озабоченных из-за демонстративной сексуальной привлекательности постоянно готовых к спариванию самок. Поэтому все как один готовы были не только предлагать пищу в обмен на удовольствия, связанные с сексом, но и проявить недюжинные ум, фантазию, выдумку, красноречие и хитрость, чтобы добиться благосклонности самки. Чтобы в таких условиях гарантированно воспрепятствовать немоногамному спариванию своей партнерши с конкурентами, самец даже в туалет не смел бы отлучиться, не то, что на охоту. А какой из самок он нужен такой: не добытчик, а влюбленный домосед. К тому же, высокая избирательность самок, сопровождающая моногамию, неизбежно ограничивающая поэтому общий объем сексуальных контактов в группе, привела бы в условиях стаи к высокому уровню внутригрупповой агрессии самцов. Добавим, что в продолжении длительного периода взросления потомства вероятность гибели конкретного самца-кормильца от травмы, болезни или на охоте, где он подвергался постоянной опасности, была весьма высока. Здесь одно из качеств моногамии становится ее фундаментальным недостатком: моногамия сопровождается четким разделением самцами детей на своих и чужих. В таких условиях гибель единственного кормильца автоматически обрекала бы его детей на голодную смерть: никто из других самцов не стал бы в голодные времена, возникавшие тогда регулярно, кормить детей погибшего при угрозе смерти своих, даже за хороший секс на стороне. Поэтому ограничивать поощрительный секс верностью кому-либо одному, учитывая частый дефицит пищевых ресурсов и длительность периода взросления потомства, является с позиций самки непродуктивной стратегий.
Таким образом, в условиях обременений, сопровождавших обретение разума, моногамия в составе группы - конструкция явно экзотическая. Групповая семья с мужчинами, вынужденными и воспитуемыми проявлять заботу, - оптимальный выбор праженщин, расчистивший человеку путь к обретению разума.
Последующий переход к моногамии - сложнейший социальный проект, возможность реализовать который представилась только по достижении уровня развития производительных сил и общественных отношений, позволившем снять обсуждавшиеся выше ограничения, поэтому подразумевающем:
выход вида из состояния постоянного дефицита пищевых ресурсов
возможность обеспечить экстерриториальность семьи в составе стаи или племени - имеется в виду наличие пусть самого элементарного, но отдельного жилища
принятие социумом моральных ограничений и законов, способных поддерживать институт моногамии в условиях глубокого иерархического расслоения самцов в социуме, наличие репрессивных механизмов, обеспечивающих следование им.
Анализируя модель Лавджоя, мне повезло в процессе поиска материалов о моногамии млекопитающих наткнуться на интересную работу В.Дольника «О брачных отношениях», посвященной роли механизма полового отбора в эволюции животных, в том числе, человека. Для тех, кому лень ходить по ссылкам привожу частично ее текст, более обстоятельно раскрывающий обсуждавшиеся здесь вопросы.
В исторический период человечество имело иногда одновременно, но в разных местах, четыре системы брачных отношений: групповой брак, полигинию (один мужчина и несколько женщин), полиандрию (одна женщина и несколько мужчин - большая редкость, существовавшая у одного из народов Индокитая) и моногамию (один мужчина и одна женщина). Последняя в двух формах - пожизненной и допускающей развод. Одиночная семья (мать с детьми без отца) встречалась лишь как вкрапление в общества с иными системами, если не верить мифам об амазонках. И во всех этих системах люди жили по-своему счастливо и не считали, что это противоестественно! К нашему времени полиандрия исчезла, групповой брак сохранился лишь у немногих племен, полигиния сильно сократилась, но осталась у миллионов мусульман, а моногамия расширилась, однако не пожизненная, а с разводом. Одиночная семья тоже стала встречаться чаще.
В XIX веке утописты предсказывали отмирание семьи и возникновение непожизненных браков по любви с коллективным воспитанием детей, но этого не случилось, да и не случится, так как придет в противоречие с инстинктивной потребностью детей иметь родителей и с материнским (родительским) инстинктом взрослых.
Существование у человека нескольких брачных систем для биолога удивительнее, чем для остальных людей, ибо он знает, что брачная система - видовой признак, и один вид животных имеет одну какую-то систему и никакую другую систему принять не может, она будет противоречить его естеству, его инстинктам.
Так почему же у человечества - единого биологического вида - совершенно естественным образом оказалось несколько брачных программ? К размышлению над этим вопросом я и приглашаю читателей.
Цель и средство
Естественен вопрос: откуда у человека возникла такая избыточная по сравнению с необходимой для репродукции потребность вести регулярную половую жизнь, чему служит? Ведь в природе все имеет или имело какую-то цель. Вы окажетесь в тупике, когда узнаете, что такого нет ни у одного вида животных, а способность женщины вести половую жизнь непрерывно с момента полового созревания - такая же уникальная особенность человека, как пользование огнем и речью. Но если это - особенность человека, то и возникла она в процессе возникновения человека, тесно с ним связана. Это не рудимент, как волоски на руках или способность шевелить ушами, а новоприобретение, как постоянное прямохождение или изготовление орудий. Поразительно, не правда ли? И непонятно. И это было непонятно всегда.
Но, так или иначе, у огромного большинства видов репродуктивная система и самцов и самок активизируется раз в год, на короткий брачный период. В остальное время она неактивна.
Инициатива выбора партнера всегда односторонняя. Один пол выбирает, а другой соглашается или не соглашается. У одних видов инициатива выбора за самками, у других видов самец выбирает самку. Обычно более ярко украшены и больше демонстрируют себя те, кого выбирают. Если этот принцип приложить к человеку, то мы бы сказали, что инициатива выбора не принадлежит женщине, раз она больше нуждается в украшении себя, чем мужчина. Особь противоположного пола отвечает на выбор либо согласием образовывать пару, либо отказом, то есть она выбирает среди выбравших ее претендентов. Так обстоит дело и у человека (таким образом, все-таки у человека окончательный выбор за женщиной, прим.О.А.). Но не у его ближайших родственников - человекообразных обезьян: у них самка совершенно подавлена и лишена всякого выбора.
В инстинктивных программах самки заложено стремление заполучить для своих потомков гены от выдающегося самца. Но у тех видов, у которых самец заботится о самке и потомстве, программа заполучения элитных генов сталкивается с другой программой - обеспечить самца себе и потомству на весь период размножения. Тут уж при разбивке на устойчивые пары элитных самцов всем не хватит и приходится довольствоваться тем, что достанется. Еще недавно считали, что самки тех видов, которые образуют устойчивые пары, строгие моногамы. Однако в последние годы методом биохимического установления отцовства у нескольких видов певчих было обнаружено, что довольно часто владелец гнезда и супруг - не генетический отец части или всех птенцов в гнезде. Самка выбрала самца-супруга, по программе обеспечения благополучия для себя и потомства, но под влиянием программы заполучения для потомства лучших генов вывела птенцов от другого самца. А пару с ним образовать не удалось, он был уже занят. (Подобные же исследования английских ученых, проведенные несколько лет назад, позволили установить, что и у человека примерно 15% мужчин воспитывают не своих генетических детей, не подозревая об этом, прим.О.А.).
У моногамных видов самка выбирает самца-супруга не только по его внешним признакам, но, и по возможностям обеспечить ей и потомству хорошие условия. Самка территориального вида проверяет качество гнездового участка, занятого самцом. У этих видов, если самке нравится участок, то нравится и самец, самец без участка - вообще не самец. У людей эти маленькие тайны женщин были во все века; теперь мы видим, что, поступая так, они не нарушают никаких заповедей природы, а скорее, наоборот, подчиняются этим заповедям.
Если самец должен будет кормить самку и птенцов, проверяется, насколько он к этому способен. Ритуальное кормление есть и у людей - вспомните поцелуи, подарки, приглашение в ресторан. Чем расточительнее ухаживающий мужчина, тем он привлекательнее. С этим ничего не поделаешь, даже если разум понимает, как наивна в наше время эта программа, ведь никто же не хочет завести себе мужа-мота. Впрочем, кончится токование - кончится и мотовство.
Очень часто в период брачных отношений у животных происходит инверсия доминирования. На какой-то период, обычно незадолго до спаривания, самец переходит в подчиненное положение и всячески демонстрирует самке свою покорность и заботу. Если это вид, в котором самец не участвует в последующей заботе о потомстве, то после спаривания происходит обратная инверсия доминирования.
У некоторых видов приматов инверсия доминирования наблюдается, но только на период спаривания. У других видов приматов, в том числе у всех человекообразных обезьян, инверсии нет вообще - самка у них абсолютно подавлена. А у человека? В этом отношении он не похож на человекообразных, у него в неяркой форме проявляется инверсия, она входит в «токование». Всем известно, как нравятся женщинам все эти мольбы, изъявления покорности, стояние на коленях, ношение на руках, обещание достать звезды с неба и как они клянут «подлых обманщиков», когда инверсия кончается (здесь можно возразить, инверсия доминирования у человека - фактор весьма постоянный и существенный: всякий раз, когда приходится добиваться, просить или договариваться о сексе, пусть даже с постоянной партнершей, при условии сохранения ею сексуальной привлекательности и отсутствии других вариантов помимо нее, инверсия возобновляется; именно поэтому женщины столь болезненно реагируют на любовниц - те снижают их социальный статус в отношении с мужчиной, уменьшая или вообще лишая возможности инверсии доминирования перед спариванием, прим.О.А.).
Зигзаги эволюции
У огромного большинства видов «вся любовь» кончается оплодотворением. Самец утрачивает интерес к самке, оплодотворенная самка не только утрачивает интерес к самцу, но и под влиянием гормонов, изменяющих мотивацию поведения, реагирует на ухаживание очень агрессивно.
И уж совсем остается биологической загадкой, как уже упоминалось, непрерывная способность женщины к половым контактам. Чтобы у предков человека произошли столь глубокие изменения физиологии и поведения одного пола, должны были быть причины. Ч. Дарвин в «Происхождении человека» придавал очень большое значение действию полового отбора. Позднее специалисты по человеку стали игнорировать значение этого отбора. Но идеи Дарвина, как известно, имеют особенность подтверждаться. В свете современных данных мы должны признать, что «старик был опять прав». Человек в ходе своей эволюции прошел через период усиленного полового отбора. Ради чего?
Мы догадывались, ради чего, но не был известен вид, позволяющий на его примере «смоделировать» путь, приводящий к постоянству сексуальной активности женщин. Лишь несколько лет назад такой вид был изучен. Это обезьяны верветки, живущие в групповом браке. У верветок период спаривания наступает синхронно, для всех самок один раз в год (в этом отношении они типичные нечеловекообразные обезьяны), но он растянут вплоть до второй половины беременности (тут они по длительности своей готовности к половым контактам отчасти напоминают женщин). В течение всего удлиненного периода самка успевает спариться с большинством самцов в группе, и все они делятся с нею пищей, так как находятся в подчиненном состоянии, которое длится, пока самка может спариваться. Выходит, чем самка сексуально активнее, тем больше пищи она имеет для себя и своих зародышей и тем больше самцов считают ее детенышей своими. Так что если один из самцов погиб или «ушел» в другую группу, детеныш без отца не остается. Верветкам удалось преодолеть столь типичный для приматов принцип полного «господства» самцов, растянуть время инверсии доминирования самки перед спариванием и обеспечить в результате заботу о самке и ее детях.
Но верветки - не предки человека. А как же наши ближайшие родичи? В семейном отношении они мало похожи на человека. Орангутанги живут на деревьях, самцы не дерутся из-за самок и не заботятся ни о них, ни о детенышах, которые к четырем годам уходят в отдельные группы полувзрослых. Гориллы живут в лесу на земле и деревьях группами с полным доминированием одного самца, который, однако, позволяет подчиненным спариваться со своими самками. Самки совершенно подавлены самцами, которые перед ними не токуют, ни их, ни детенышей не кормят. Маленьких детенышей самцы от себя отгоняют, лишь трехлетних и старше, оставленных матерью, подпускают к себе. Шимпанзе живут в более открытом ландшафте и проводят на земле больше времени. Группы у них более обширные, а отношения теплее и разнообразнее. Самцы образуют не столь строгую иерархию, но самок не ревнуют, не токуют перед ними и не кормят.
Но у гиббонов, отделившихся от общего ствола предков несколько раньше, чем человекообразные, отношения семейные. Семья состоит из самца, одной-двух самок и детей. Подросшие дети обоего пола изгоняются. В местах кормежки семьи объединяются в группы. Многие специалисты считают, что изначальная структура сообщества предков человека во времена древесного образа жизни напоминала структуру гиббонов (кстати, несмотря на моногамию и теплые семейные отношения, клыки у гиббонов длинные, саблеобразные, что входит в противоречие с парадигмой Лавджоя, прим.О.А.). Главный аргумент в пользу исходной моногамности - сохранение у человека инстинкта ревности. Этот инстинкт, как мы видели, ослаблен или даже отсутствует у обезьян с групповыми формами брачных отношений. В пользу присутствия в эволюции человека периода парного брака говорит и наличие у мужчин пусть слабой, но все же несомненной потребности заботиться о своей женщине и ее детях, чего начисто лишены человекообразные. Но если бы предки человека всегда так и оставались моногамами, то им не нужны были бы поощрительное спаривание и перманентная готовность к нему: самец и так считает детей и самку своими и готов заботиться о них и защищать. В такой ситуации излишние сексуальные контакты являются нерациональной тратой сил. Все это нужно при групповом браке по типу верветок. Поэтому этологи согласны с этнографами: на каком-то этапе эволюции предки человека свернули к групповому браку с заботой прамужчин о праженщинах, и на этом этапе праженщины претерпели серьезные эволюционные изменения.
Пока предки человека жили на деревьях, враги были им не очень страшны и сочетание парных семей с групповым владением территорией соответствовало особенностям их среды обитания. Когда же они спустились на землю и начали осваивать открытые ландшафты, где много хищников, от которых некуда скрыться, их группы должны были сплотиться в оборонительную систему, как это по тем же причинам произошло у павианов (и в меньшей степени у остающихся под прикрытием деревьев шимпанзе и горилл). К тому же из-за перехода к питанию корневищами и семенами растений они утратили главное оборонительное оружие приматов - острые, выступающие клыки (такие клыки не позволяют челюстям делать боковые движения, нужные при перетирании твердых корневищ и семян). Сохранение в сплоченной социальной группе, построенной на иерархии, парных отношений полов затруднено. Поэтому неудивительно, что и гориллы, и шимпанзе, и павианы перешли к «обобществлению» самок либо всеми самцами в группе, либо иерархами. Самцы при этом полностью подавили самок и не кормят ни их, ни их потомство, самки вполне справляются с этим сами, благо основная пища человекообразных - побеги и листья - имеется в достатке. Но предки человека пошли несколько другим путем - к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях. Тому были веские причины.
Эпилог: беда в том, что люди рано стали людьми
В конце сороковых годов замечательный советский исследователь, генетик человека С. Давиденков выдвинул гипотезу: биологическая эволюция от обезьяны к человеку была исключительно быстрой на последнем этапе и далеко не прямой. Естественный отбор решал уйму совершенно новых задач, многое решалось очень быстро, как бы вчерне. Если бы человек и дальше эволюционировал как обычный биологический вид, все решения были бы в конце концов найдены и отшлифованы, все лишнее убрано.
Но в самый разгар биологической эволюции человека как нового вида случилось невиданное - человек в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора незавершенным, недоделанным. И остался таким навсегда.
А вышел человек из-под действия отбора потому, что главным условием успеха стала не генетически передаваемая информация, а внегенетически передаваемые знания. Выживать стали не те, кто биологически лучше устроен и приспособлен, а те, кто лучше пользуется приобретенным и с каждым поколением возрастающим знанием о том как строить, как добывать пищу, как защищаться от болезней - как жить. Так и осталось, например, нерешенным противоречие между громадной головой ребенка и недостаточно расширившимся - из-за необходимости быстрого прямохождения - тазом женщины, и поэтому роды тяжелы, мучительны и опасны.
Специализация «по интеллекту» сопровождалась неизбежным удлинением периода обучения: мало иметь большой мозг, его еще нужно заполнить знаниями, а делается это успешно только в период, когда в нем образуются новые структуры и связи, то есть в детстве, до наступления половой зрелости. Поэтому детство у человека, по сравнению с млекопитающими сходных размеров, чрезвычайно растянулось. Щенок дога за год вырастает до размеров взрослого человека, успевает научиться всему, что нужно в самостоятельной жизни, и уже способен размножаться. Более интеллектуальные человекообразные достигают самостоятельности не столь быстро - к трем-четырем годам, а половозрелости - лишь к шести - десяти годам.
Человек созревает в половом отношении еще медленнее, к двенадцати - четырнадцати годам, а самостоятельным становится не раньше этого срока, а чаще и позже. И все эти годы ребенок человека менее самостоятелен, чем детеныш человекообразных, нуждается в заботе, опеке и обучении. Чтобы человеческий род продолжался, «среднестатистическая» мать должна вырастить до самостоятельного возраста больше двух детей - как минимум. Предполагают, что у первобытной женщины, как и у человекообразных, ребенок рождался раз в три-четыре года. Чтобы второй и третий ребенок стали взрослыми, мать должна прожить после полового созревания шестнадцать - двадцать лет. А средняя продолжительность жизни первобытного человека была двадцать пять лет, такая же, как у человекообразных. За эти годы и у матери, и у отца очень велик шанс погибнуть. Ясно, что парная семья в таких условиях становилась непригодной.
Частично проблема ранней смертности компенсируется тем, что у человека, как и у шимпанзе, матери помогают в заботе о детях ее сестры и старшие дочери. У девочек есть сильная инстинктивная потребность нянчить младших братьев и сестер. Если их нет, то нянчат кукол, если кукол нет, они способны создать их сами. Но эта взаимопомощь на уровне одного пола не решает проблемы. Отягощенные детьми матери могут добывать пропитание только собирательством растительной в основном пищи. Однако мозг человека во время своего развития нуждается в снабжении белками животного происхождения, в том числе и белками позвоночных животных. Иначе наступает так называемый алиментарный маразм - ребенок становится тупым, не способным учиться. Животную же пищу могут догонять, ловить и убивать только не связанные детьми мужчины.
Поэтому у предков человека выживание зависело от того, удастся ли заставить самцов заботиться о самках. Эту простую для других видов задачу в данном случае отбору решить было трудно, так как самому простому решению противоречило зашедшее у высших приматов очень далеко доминирование самцов над самками. Видимо, отбор решил задачу несколько экстравагантным путем, сходным с решением ее у верветок. Используя врожденную инверсию доминирования самок перед спариванием как исходный плацдарм, он начал усиливаться и продлевать ее, делая самку перманентно привлекательной для самца, способной к поощрительному спариванию. Если самке удавалось удержать около себя самца, ее дети выживали, если нет - погибали.
Возросшая привлекательность самки могла бы укреплять моногамные отношения, но это не решало главной проблемы - недостаточной продолжительности жизни родителей. Ее решал переход к групповому браку. В этой системе детеныш не остается без отца, ибо многие, возможно и все, самцы в группе относятся к нему как к собственному. (Кстати, теория матриархата выросла из одного факта - именования у некоторых народов в древности детей не по отцу, а по матери, но отражает это неизбежную в групповом браке неопределенность отцовства, а не абсолютно невозможную при первобытной жизни «власть женщин».) Поскольку групповому браку предшествовал моногамный, постольку программы последнего сохранялись и тоже влияли на поведение, прежде всего - ревность. Так что до идиллического бесконфликтного группового брака верветок человек, видимо, не дотягивал. Более вероятно, что в рамках группового брака праженщина стремилась к компромиссному варианту - иметь одну более прочную связь и сколько-то вспомогательных; возможно также, что ввиду ревнивости прамужчин ей было удобнее скрывать некоторые связи.
Сосуществование программ моногамного брака и группового позволяет, комбинируя их, получать и полигинию (женщины живут по программе моногамного брака, а мужчина - по программе группового), и полиандрию (женщина живет по программе группового брака, а мужчины - моногамного), и, конечно, моногамный или групповой брак в чистом виде. Поэтому в дальнейшем, при изменении условий жизни, люди так легко могли переходить к разным системам брачных отношений. Например, земледельцам более всего подходит моногамия, а скотоводам-кочевникам более подходила полигиния.
Вот почему унаследованные нами от предков программы так противоречивы, в то время как у других видов программы весьма согласованны, притерты друг к другу - новые программы реализуются четко, а древние, которым они пришли на смену, либо подавлены, либо подправлены.
Итак, читатель, теперь вам ясно - для этологов многие странности сексуально-брачного поведения человека расшифровываемы. Многое в этой области мы можем понять и объяснить, но почти ничего не можем отменить или исправить. Эти инстинкты сидят в нас и влияют на наше поведение и сознание. Именно поэтому остались нерешенными и противоречия между половыми, брачными, семейными инстинктами и нормами общественного поведения. Поэтому так часто мы ведем себя неудачно, даже просто плохо и в том случае, когда руководствуемся внутренними мотивами, и в том случае, когда сознательно стремимся делать все им наперекор.
В. Дольник, доктор биологических наук
Симбиоз стратегий
В любой вновь образующейся моногамной семье идет явная или неявная конкуренция двух стратегий: новоприобретенной стратегии доминирования самок перед спариванием на основе регулярного секса, и более древней стратегии абсолютного доминирования самцов, доставшейся нам от человекообразных приматов. В нормальной семье сосуществуют обе стратегии, поскольку каждая из них является оптимальной для одних целей и провальной для других. Ситуация, когда в результате соперничества одна из стратегий полностью подавляет другую, является нежелательной с точки зрения устойчивости семьи в долгосрочной перспективе и перспектив социализации ее членов вне семьи.
Много букв, но очень интересно. В целом, меня эта статья привлекла не столько крайне любопытными размышлениями о ретоспективе брачных отношений, сколько замечанием, что начавшая социальная эволюция человека оставила незаконченными некоторые этапы биологической. Это выражено в том, что голова младенца велика по стравнению с тазом женщины, и приводит, во-первых, к тяжёлым родам; во-вторых, к долгому процессу взросления человеческого ребёнка. В частности у мужчин, например, позвоночный столб не выдерживает нагрузки от прямохождения, что увеличивает вероятность болей в пояснице (в отличие от женщин). Считается, что ещё пару-тройку миллионов лет эволюции и эти проблемы снились бы, но, увы и ах, человечество поддалось соблазну социального прогресса.
Здесь возникает много любопытных мыслей. Например, как как продолжилось влияние социальной эволюции на биологическую и какие надо сделать выводы. Но не это заинтересовало меня. Перед лицом серьёзнешего фазового перехода, кторый, может быть, выведет человека на новый уровень развития, мы (человечество) подошли не реализовав ещё все возможности социальной эволюции. Это в некотором роде напоминает уже не обезьяну, но ребёнка с гранатой (технологиями), где сложно сказать - сможет ли их он использовать во благо.
p.s. Ещё раз напомню, что текст про эволюцию брачных отношений (частично сокращённая).
Эволюция брачных отношений
Предисловие
При обсуждении работы Из теории общественных организмов, ч.3 моими оппонентами было высказано мнение о неактуальности представлений Ф.Энгельса о происхождении семьи и предложено ознакомиться с современными воззрениями американского антрополога Оуэна Лавджоя, изложенными в обзорной статье Семейные отношения - ключ к пониманию эволюции человека.
Центральное место в его модели занимает утверждение, что три уникальных особенности, присущих только человеку, - двуногость, редукция клыков и скрытая овуляция - появились в результате выбора моногамии еще на «дочеловеческой» стадии эволюции и последующего упорного следования ей. Предложенная им конструкция крайне экзотична - моногамия в составе группы. Тем самым Лавджой пытается опровергнуть существование у человека в прошлом института групповой семьи.
Двуногость по Лавджою обусловлена необходимостью переносить на большие расстояния еду для моногамной семьи.
Редукция клыков - тем, что агрессивные клыкастые мужья вышли у моногамных самок «из моды», потому как менее заботливые по отношению к ним и потомству.
Скрытая овуляция по представлениям Лавджоя помогла самкам поддерживать моногамные отношения в условиях больших групп, в которых проживали пралюди. У животных демонстрация овуляции служит сигналом о готовности самки к спариванию с репродуктивной целью, тем самым побуждая самцов к активным и, главное, целесообразным с точки зрения передачи своих генов действиям. Отсутствие явных признаков готовности самки к продуктивному спариванию, по мнению Лавджоя, убрало провокационность сексуального призыва и помогло сохранению верности в условиях стаи, а затем и племени.
Далее Лавджой развивает «приятные» следствия из своей модели: уменьшение клыков привело к снижению внутригрупповой агрессии. Это создало предпосылки для развития эффективной кооперации и переходу к сложным видам совместной деятельности. Поэтому последующее увеличение мозга и достижение уровня каменных орудий труда представляется Лавджою логичным следствием выбранной стратегии моногамии. В общем, спасибо моногамии за все, иначе так бы и остались мы обезьянами. Новый научный прорыв Лавджоя в целом можно сформулировать так: женщина, поспособствовав эволюционному выбору моногамии, превратила обезьяну в человека.
Предложенная модель претендует на то, чтобы «сдать в утиль» классические представления, включая и такие фундаментальные работы, как Происхождение семьи, частной собственности и государства К.Маркса и Ф.Энгельса, которые обосновали, но уже с точки зрения анализа экономических отношений, тот факт, что групповая семья была важнейшим этапом в развитии древнего человека, и что только достижение определенного уровня экономического развития сделало возможным и целесообразным эволюцию групповой семьи в моногамию или полигинию.
Если подходить с точки зрения романтичности предложенных Лавджоем выводов, то возражать трудно и неудобно, особенно в присутствии женщин. Но когда включаешь критику, картина плывет. Модель настолько умозрительна и алогична, что невозможно удержаться от того, чтобы не привести известные доводы, опровергающие ее.
Двуногость. В первую очередь необходима для переноски и использования орудий труда и оружия, а это крайне затруднительно без постоянно свободных передних конечностей. Поэтому их следовало освободить от процесса хотьбы. Таким образом, двуногость - следствие развития мозга, вступившего в стадию создания и применения средств производства, а не наоборот. А вот переносить добычу на большие расстояния умеют и четвероногие хищники, причем весьма неплохо, и отсутствие двуногости им в этом не помеха.
Редукция клыков. В диком животном социуме до тех пор, пока основным фактором выживания остается биологически обусловленная сила и агрессия, короткозубые добряки в принципе не имели шансов реализовать предпочтение женщин, даже если бы оно гипотетически возникло. В условиях группы вооруженный хорошими клыками, агрессивный самец всегда отвоевал бы самку у более слабого и дружелюбного и, несмотря на ее предпочтения, продлил бы свои длиннозубые гены. Да и сами женщины еще в относительно недавнем прошлом больше любили не добрячков, а отважных воинов и агрессоров, как лучших добытчиков и защитников. Многие из них и сейчас предпочитают таковых. Наиболее вероятная причина редукции клыков связана не с модой женщин на короткозубиков из-за их доброты, как полагает Лавджой, а со способностью последних к членораздельной и сложной артикуляции - одного из основных условий возникновения речи, ставшей катализатором развития абстрактного мышления и познания. Вследствие произошедших перемен, с одной стороны, процесс конвертации добытых знаний в иные виды ресурсов, прежде всего, пищевые, потребовал все более сложных видов совместной деятельности, с другой стороны, социальное первенство стали в первую очередь завоевывать и удерживать не самые мускулистые и клыкастые, а прежде всего хорошо говорящие, что и привело к их лидерству в предпочтениях праженщин. Лучший вариант - мускулистый умник-говорун. Таким образом, и усложнение социальной кооперации, и редукция клыков являются следствием решения человеком эволюционной задачи обретения речи и абстрактного мышления, а не достижения условий комфортного проживания в моногамной семье.
Скрытая овуляция. У подавляющего большинства млекопитающих, в т.ч. приматов, у самок в моменты овуляции проявляются признаки, открыто демонстрирующие их готовность к спариванию с репродуктивной целью. Только в эти короткие периоды самки привлекательны для самцов и те вступают в борьбу за право быть избранными, ухаживая и делая подношения. Все остальное время самцы сексуально индифферентны по отношению к самкам. У вида Homo Sapiens признаки, демонстрирующие овуляцию, в процессе эволюци исчезли, лишив самцов представления о том, когда именно самка готова к репродуктивному спариванию. Поэтому с точки зрения встроенной программы передачи своих генов смысл предпринимать попытки к спариванию присутствует всегда. К тому же, у самок появились явно выраженные вторичные половые признаки, которые, сменив в этом качестве демонстрацию овуляции, сделали их сексуально привлекательными для половозрелых самцов уже на постоянной основе. Произошедшие изменения расчистили путь к регулярному сексу, превратив его у человека в источник постоянных удовольствий. Но целью эволюции была отнюдь не забота об удовольствиях, а решение более фундаментальной задачи выживания самок и потомства в условиях серьезных ограничений, возникших в процессе обретения человеком абстрактного мышления. Дело в том, что процесс формирования и воспитания «умного» потомства растянулся на долгие годы, потребовал наличия в рационе животных белков, а эволюция в сторону увеличения мозга и прямохождения привела к противоречию между размером головы рождающегося ребенка и шириной таза женщины, еще допускающего ее эффективное прямохождение. Результатом последнего ограничения стали тяжелые роды, несмотря на которые, человеческий ребенок рождается фактически недоношенным. Таким образом, самки получили букет обременений: крайнюю беспомощность новорожденных детенышей, длительный период детства, потребность детей в животных белках, необходимых для полноценного формирования и развития мозга, добыть которые могли только не связанные потомством самцы. Встала задача стимулировать самцов к проявлени заботы о самке и потомстве, поощрив регулярно делиться добычей. По классическим представлениям, это, в итоге, и привело к обсуждаемым изменениям, что позволило женщинам на постоянной основе запустить программу «секс в обмен на пищу», сделав самцов перманентно сексуально зависимыми, тем самым, обеспечить выживание - свое и детей.
Теперь о возможности моногамии в условиях, сопутствовавших появлению человека разумного. Прежде всего, пралюди проживали совместно в составе больших групп. Самцы катастрофически умнели, плюс к этому, превратились в перманентно озабоченных из-за демонстративной сексуальной привлекательности постоянно готовых к спариванию самок. Поэтому все как один готовы были не только предлагать пищу в обмен на удовольствия, связанные с сексом, но и проявить недюжинные ум, фантазию, выдумку, красноречие и хитрость, чтобы добиться благосклонности самки. Чтобы в таких условиях гарантированно воспрепятствовать немоногамному спариванию своей партнерши с конкурентами, самец даже в туалет не смел бы отлучиться, не то, что на охоту. А какой из самок он нужен такой: не добытчик, а влюбленный домосед. К тому же, высокая избирательность самок, сопровождающая моногамию, неизбежно ограничивающая поэтому общий объем сексуальных контактов в группе, привела бы в условиях стаи к высокому уровню внутригрупповой агрессии самцов. Добавим, что в продолжении длительного периода взросления потомства вероятность гибели конкретного самца-кормильца от травмы, болезни или на охоте, где он подвергался постоянной опасности, была весьма высока. Здесь одно из качеств моногамии становится ее фундаментальным недостатком: моногамия сопровождается четким разделением самцами детей на своих и чужих. В таких условиях гибель единственного кормильца автоматически обрекала бы его детей на голодную смерть: никто из других самцов не стал бы в голодные времена, возникавшие тогда регулярно, кормить детей погибшего при угрозе смерти своих, даже за хороший секс на стороне. Поэтому ограничивать поощрительный секс верностью кому-либо одному, учитывая частый дефицит пищевых ресурсов и длительность периода взросления потомства, является с позиций самки непродуктивной стратегий.
Таким образом, в условиях обременений, сопровождавших обретение разума, моногамия в составе группы - конструкция явно экзотическая. Групповая семья с мужчинами, вынужденными и воспитуемыми проявлять заботу, - оптимальный выбор праженщин, расчистивший человеку путь к обретению разума.
Последующий переход к моногамии - сложнейший социальный проект, возможность реализовать который представилась только по достижении уровня развития производительных сил и общественных отношений, позволившем снять обсуждавшиеся выше ограничения, поэтому подразумевающем:
выход вида из состояния постоянного дефицита пищевых ресурсов
возможность обеспечить экстерриториальность семьи в составе стаи или племени - имеется в виду наличие пусть самого элементарного, но отдельного жилища
принятие социумом моральных ограничений и законов, способных поддерживать институт моногамии в условиях глубокого иерархического расслоения самцов в социуме, наличие репрессивных механизмов, обеспечивающих следование им.
Анализируя модель Лавджоя, мне повезло в процессе поиска материалов о моногамии млекопитающих наткнуться на интересную работу В.Дольника «О брачных отношениях», посвященной роли механизма полового отбора в эволюции животных, в том числе, человека. Для тех, кому лень ходить по ссылкам привожу частично ее текст, более обстоятельно раскрывающий обсуждавшиеся здесь вопросы.
В исторический период человечество имело иногда одновременно, но в разных местах, четыре системы брачных отношений: групповой брак, полигинию (один мужчина и несколько женщин), полиандрию (одна женщина и несколько мужчин - большая редкость, существовавшая у одного из народов Индокитая) и моногамию (один мужчина и одна женщина). Последняя в двух формах - пожизненной и допускающей развод. Одиночная семья (мать с детьми без отца) встречалась лишь как вкрапление в общества с иными системами, если не верить мифам об амазонках. И во всех этих системах люди жили по-своему счастливо и не считали, что это противоестественно! К нашему времени полиандрия исчезла, групповой брак сохранился лишь у немногих племен, полигиния сильно сократилась, но осталась у миллионов мусульман, а моногамия расширилась, однако не пожизненная, а с разводом. Одиночная семья тоже стала встречаться чаще.
В XIX веке утописты предсказывали отмирание семьи и возникновение непожизненных браков по любви с коллективным воспитанием детей, но этого не случилось, да и не случится, так как придет в противоречие с инстинктивной потребностью детей иметь родителей и с материнским (родительским) инстинктом взрослых.
Существование у человека нескольких брачных систем для биолога удивительнее, чем для остальных людей, ибо он знает, что брачная система - видовой признак, и один вид животных имеет одну какую-то систему и никакую другую систему принять не может, она будет противоречить его естеству, его инстинктам.
Так почему же у человечества - единого биологического вида - совершенно естественным образом оказалось несколько брачных программ? К размышлению над этим вопросом я и приглашаю читателей.
Цель и средство
Естественен вопрос: откуда у человека возникла такая избыточная по сравнению с необходимой для репродукции потребность вести регулярную половую жизнь, чему служит? Ведь в природе все имеет или имело какую-то цель. Вы окажетесь в тупике, когда узнаете, что такого нет ни у одного вида животных, а способность женщины вести половую жизнь непрерывно с момента полового созревания - такая же уникальная особенность человека, как пользование огнем и речью. Но если это - особенность человека, то и возникла она в процессе возникновения человека, тесно с ним связана. Это не рудимент, как волоски на руках или способность шевелить ушами, а новоприобретение, как постоянное прямохождение или изготовление орудий. Поразительно, не правда ли? И непонятно. И это было непонятно всегда.
Но, так или иначе, у огромного большинства видов репродуктивная система и самцов и самок активизируется раз в год, на короткий брачный период. В остальное время она неактивна.
Инициатива выбора партнера всегда односторонняя. Один пол выбирает, а другой соглашается или не соглашается. У одних видов инициатива выбора за самками, у других видов самец выбирает самку. Обычно более ярко украшены и больше демонстрируют себя те, кого выбирают. Если этот принцип приложить к человеку, то мы бы сказали, что инициатива выбора не принадлежит женщине, раз она больше нуждается в украшении себя, чем мужчина. Особь противоположного пола отвечает на выбор либо согласием образовывать пару, либо отказом, то есть она выбирает среди выбравших ее претендентов. Так обстоит дело и у человека (таким образом, все-таки у человека окончательный выбор за женщиной, прим.О.А.). Но не у его ближайших родственников - человекообразных обезьян: у них самка совершенно подавлена и лишена всякого выбора.
В инстинктивных программах самки заложено стремление заполучить для своих потомков гены от выдающегося самца. Но у тех видов, у которых самец заботится о самке и потомстве, программа заполучения элитных генов сталкивается с другой программой - обеспечить самца себе и потомству на весь период размножения. Тут уж при разбивке на устойчивые пары элитных самцов всем не хватит и приходится довольствоваться тем, что достанется. Еще недавно считали, что самки тех видов, которые образуют устойчивые пары, строгие моногамы. Однако в последние годы методом биохимического установления отцовства у нескольких видов певчих было обнаружено, что довольно часто владелец гнезда и супруг - не генетический отец части или всех птенцов в гнезде. Самка выбрала самца-супруга, по программе обеспечения благополучия для себя и потомства, но под влиянием программы заполучения для потомства лучших генов вывела птенцов от другого самца. А пару с ним образовать не удалось, он был уже занят. (Подобные же исследования английских ученых, проведенные несколько лет назад, позволили установить, что и у человека примерно 15% мужчин воспитывают не своих генетических детей, не подозревая об этом, прим.О.А.).
У моногамных видов самка выбирает самца-супруга не только по его внешним признакам, но, и по возможностям обеспечить ей и потомству хорошие условия. Самка территориального вида проверяет качество гнездового участка, занятого самцом. У этих видов, если самке нравится участок, то нравится и самец, самец без участка - вообще не самец. У людей эти маленькие тайны женщин были во все века; теперь мы видим, что, поступая так, они не нарушают никаких заповедей природы, а скорее, наоборот, подчиняются этим заповедям.
Если самец должен будет кормить самку и птенцов, проверяется, насколько он к этому способен. Ритуальное кормление есть и у людей - вспомните поцелуи, подарки, приглашение в ресторан. Чем расточительнее ухаживающий мужчина, тем он привлекательнее. С этим ничего не поделаешь, даже если разум понимает, как наивна в наше время эта программа, ведь никто же не хочет завести себе мужа-мота. Впрочем, кончится токование - кончится и мотовство.
Очень часто в период брачных отношений у животных происходит инверсия доминирования. На какой-то период, обычно незадолго до спаривания, самец переходит в подчиненное положение и всячески демонстрирует самке свою покорность и заботу. Если это вид, в котором самец не участвует в последующей заботе о потомстве, то после спаривания происходит обратная инверсия доминирования.
У некоторых видов приматов инверсия доминирования наблюдается, но только на период спаривания. У других видов приматов, в том числе у всех человекообразных обезьян, инверсии нет вообще - самка у них абсолютно подавлена. А у человека? В этом отношении он не похож на человекообразных, у него в неяркой форме проявляется инверсия, она входит в «токование». Всем известно, как нравятся женщинам все эти мольбы, изъявления покорности, стояние на коленях, ношение на руках, обещание достать звезды с неба и как они клянут «подлых обманщиков», когда инверсия кончается (здесь можно возразить, инверсия доминирования у человека - фактор весьма постоянный и существенный: всякий раз, когда приходится добиваться, просить или договариваться о сексе, пусть даже с постоянной партнершей, при условии сохранения ею сексуальной привлекательности и отсутствии других вариантов помимо нее, инверсия возобновляется; именно поэтому женщины столь болезненно реагируют на любовниц - те снижают их социальный статус в отношении с мужчиной, уменьшая или вообще лишая возможности инверсии доминирования перед спариванием, прим.О.А.).
Зигзаги эволюции
У огромного большинства видов «вся любовь» кончается оплодотворением. Самец утрачивает интерес к самке, оплодотворенная самка не только утрачивает интерес к самцу, но и под влиянием гормонов, изменяющих мотивацию поведения, реагирует на ухаживание очень агрессивно.
И уж совсем остается биологической загадкой, как уже упоминалось, непрерывная способность женщины к половым контактам. Чтобы у предков человека произошли столь глубокие изменения физиологии и поведения одного пола, должны были быть причины. Ч. Дарвин в «Происхождении человека» придавал очень большое значение действию полового отбора. Позднее специалисты по человеку стали игнорировать значение этого отбора. Но идеи Дарвина, как известно, имеют особенность подтверждаться. В свете современных данных мы должны признать, что «старик был опять прав». Человек в ходе своей эволюции прошел через период усиленного полового отбора. Ради чего?
Мы догадывались, ради чего, но не был известен вид, позволяющий на его примере «смоделировать» путь, приводящий к постоянству сексуальной активности женщин. Лишь несколько лет назад такой вид был изучен. Это обезьяны верветки, живущие в групповом браке. У верветок период спаривания наступает синхронно, для всех самок один раз в год (в этом отношении они типичные нечеловекообразные обезьяны), но он растянут вплоть до второй половины беременности (тут они по длительности своей готовности к половым контактам отчасти напоминают женщин). В течение всего удлиненного периода самка успевает спариться с большинством самцов в группе, и все они делятся с нею пищей, так как находятся в подчиненном состоянии, которое длится, пока самка может спариваться. Выходит, чем самка сексуально активнее, тем больше пищи она имеет для себя и своих зародышей и тем больше самцов считают ее детенышей своими. Так что если один из самцов погиб или «ушел» в другую группу, детеныш без отца не остается. Верветкам удалось преодолеть столь типичный для приматов принцип полного «господства» самцов, растянуть время инверсии доминирования самки перед спариванием и обеспечить в результате заботу о самке и ее детях.
Но верветки - не предки человека. А как же наши ближайшие родичи? В семейном отношении они мало похожи на человека. Орангутанги живут на деревьях, самцы не дерутся из-за самок и не заботятся ни о них, ни о детенышах, которые к четырем годам уходят в отдельные группы полувзрослых. Гориллы живут в лесу на земле и деревьях группами с полным доминированием одного самца, который, однако, позволяет подчиненным спариваться со своими самками. Самки совершенно подавлены самцами, которые перед ними не токуют, ни их, ни детенышей не кормят. Маленьких детенышей самцы от себя отгоняют, лишь трехлетних и старше, оставленных матерью, подпускают к себе. Шимпанзе живут в более открытом ландшафте и проводят на земле больше времени. Группы у них более обширные, а отношения теплее и разнообразнее. Самцы образуют не столь строгую иерархию, но самок не ревнуют, не токуют перед ними и не кормят.
Но у гиббонов, отделившихся от общего ствола предков несколько раньше, чем человекообразные, отношения семейные. Семья состоит из самца, одной-двух самок и детей. Подросшие дети обоего пола изгоняются. В местах кормежки семьи объединяются в группы. Многие специалисты считают, что изначальная структура сообщества предков человека во времена древесного образа жизни напоминала структуру гиббонов (кстати, несмотря на моногамию и теплые семейные отношения, клыки у гиббонов длинные, саблеобразные, что входит в противоречие с парадигмой Лавджоя, прим.О.А.). Главный аргумент в пользу исходной моногамности - сохранение у человека инстинкта ревности. Этот инстинкт, как мы видели, ослаблен или даже отсутствует у обезьян с групповыми формами брачных отношений. В пользу присутствия в эволюции человека периода парного брака говорит и наличие у мужчин пусть слабой, но все же несомненной потребности заботиться о своей женщине и ее детях, чего начисто лишены человекообразные. Но если бы предки человека всегда так и оставались моногамами, то им не нужны были бы поощрительное спаривание и перманентная готовность к нему: самец и так считает детей и самку своими и готов заботиться о них и защищать. В такой ситуации излишние сексуальные контакты являются нерациональной тратой сил. Все это нужно при групповом браке по типу верветок. Поэтому этологи согласны с этнографами: на каком-то этапе эволюции предки человека свернули к групповому браку с заботой прамужчин о праженщинах, и на этом этапе праженщины претерпели серьезные эволюционные изменения.
Пока предки человека жили на деревьях, враги были им не очень страшны и сочетание парных семей с групповым владением территорией соответствовало особенностям их среды обитания. Когда же они спустились на землю и начали осваивать открытые ландшафты, где много хищников, от которых некуда скрыться, их группы должны были сплотиться в оборонительную систему, как это по тем же причинам произошло у павианов (и в меньшей степени у остающихся под прикрытием деревьев шимпанзе и горилл). К тому же из-за перехода к питанию корневищами и семенами растений они утратили главное оборонительное оружие приматов - острые, выступающие клыки (такие клыки не позволяют челюстям делать боковые движения, нужные при перетирании твердых корневищ и семян). Сохранение в сплоченной социальной группе, построенной на иерархии, парных отношений полов затруднено. Поэтому неудивительно, что и гориллы, и шимпанзе, и павианы перешли к «обобществлению» самок либо всеми самцами в группе, либо иерархами. Самцы при этом полностью подавили самок и не кормят ни их, ни их потомство, самки вполне справляются с этим сами, благо основная пища человекообразных - побеги и листья - имеется в достатке. Но предки человека пошли несколько другим путем - к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях. Тому были веские причины.
Эпилог: беда в том, что люди рано стали людьми
В конце сороковых годов замечательный советский исследователь, генетик человека С. Давиденков выдвинул гипотезу: биологическая эволюция от обезьяны к человеку была исключительно быстрой на последнем этапе и далеко не прямой. Естественный отбор решал уйму совершенно новых задач, многое решалось очень быстро, как бы вчерне. Если бы человек и дальше эволюционировал как обычный биологический вид, все решения были бы в конце концов найдены и отшлифованы, все лишнее убрано.
Но в самый разгар биологической эволюции человека как нового вида случилось невиданное - человек в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора незавершенным, недоделанным. И остался таким навсегда.
А вышел человек из-под действия отбора потому, что главным условием успеха стала не генетически передаваемая информация, а внегенетически передаваемые знания. Выживать стали не те, кто биологически лучше устроен и приспособлен, а те, кто лучше пользуется приобретенным и с каждым поколением возрастающим знанием о том как строить, как добывать пищу, как защищаться от болезней - как жить. Так и осталось, например, нерешенным противоречие между громадной головой ребенка и недостаточно расширившимся - из-за необходимости быстрого прямохождения - тазом женщины, и поэтому роды тяжелы, мучительны и опасны.
Специализация «по интеллекту» сопровождалась неизбежным удлинением периода обучения: мало иметь большой мозг, его еще нужно заполнить знаниями, а делается это успешно только в период, когда в нем образуются новые структуры и связи, то есть в детстве, до наступления половой зрелости. Поэтому детство у человека, по сравнению с млекопитающими сходных размеров, чрезвычайно растянулось. Щенок дога за год вырастает до размеров взрослого человека, успевает научиться всему, что нужно в самостоятельной жизни, и уже способен размножаться. Более интеллектуальные человекообразные достигают самостоятельности не столь быстро - к трем-четырем годам, а половозрелости - лишь к шести - десяти годам.
Человек созревает в половом отношении еще медленнее, к двенадцати - четырнадцати годам, а самостоятельным становится не раньше этого срока, а чаще и позже. И все эти годы ребенок человека менее самостоятелен, чем детеныш человекообразных, нуждается в заботе, опеке и обучении. Чтобы человеческий род продолжался, «среднестатистическая» мать должна вырастить до самостоятельного возраста больше двух детей - как минимум. Предполагают, что у первобытной женщины, как и у человекообразных, ребенок рождался раз в три-четыре года. Чтобы второй и третий ребенок стали взрослыми, мать должна прожить после полового созревания шестнадцать - двадцать лет. А средняя продолжительность жизни первобытного человека была двадцать пять лет, такая же, как у человекообразных. За эти годы и у матери, и у отца очень велик шанс погибнуть. Ясно, что парная семья в таких условиях становилась непригодной.
Частично проблема ранней смертности компенсируется тем, что у человека, как и у шимпанзе, матери помогают в заботе о детях ее сестры и старшие дочери. У девочек есть сильная инстинктивная потребность нянчить младших братьев и сестер. Если их нет, то нянчат кукол, если кукол нет, они способны создать их сами. Но эта взаимопомощь на уровне одного пола не решает проблемы. Отягощенные детьми матери могут добывать пропитание только собирательством растительной в основном пищи. Однако мозг человека во время своего развития нуждается в снабжении белками животного происхождения, в том числе и белками позвоночных животных. Иначе наступает так называемый алиментарный маразм - ребенок становится тупым, не способным учиться. Животную же пищу могут догонять, ловить и убивать только не связанные детьми мужчины.
Поэтому у предков человека выживание зависело от того, удастся ли заставить самцов заботиться о самках. Эту простую для других видов задачу в данном случае отбору решить было трудно, так как самому простому решению противоречило зашедшее у высших приматов очень далеко доминирование самцов над самками. Видимо, отбор решил задачу несколько экстравагантным путем, сходным с решением ее у верветок. Используя врожденную инверсию доминирования самок перед спариванием как исходный плацдарм, он начал усиливаться и продлевать ее, делая самку перманентно привлекательной для самца, способной к поощрительному спариванию. Если самке удавалось удержать около себя самца, ее дети выживали, если нет - погибали.
Возросшая привлекательность самки могла бы укреплять моногамные отношения, но это не решало главной проблемы - недостаточной продолжительности жизни родителей. Ее решал переход к групповому браку. В этой системе детеныш не остается без отца, ибо многие, возможно и все, самцы в группе относятся к нему как к собственному. (Кстати, теория матриархата выросла из одного факта - именования у некоторых народов в древности детей не по отцу, а по матери, но отражает это неизбежную в групповом браке неопределенность отцовства, а не абсолютно невозможную при первобытной жизни «власть женщин».) Поскольку групповому браку предшествовал моногамный, постольку программы последнего сохранялись и тоже влияли на поведение, прежде всего - ревность. Так что до идиллического бесконфликтного группового брака верветок человек, видимо, не дотягивал. Более вероятно, что в рамках группового брака праженщина стремилась к компромиссному варианту - иметь одну более прочную связь и сколько-то вспомогательных; возможно также, что ввиду ревнивости прамужчин ей было удобнее скрывать некоторые связи.
Сосуществование программ моногамного брака и группового позволяет, комбинируя их, получать и полигинию (женщины живут по программе моногамного брака, а мужчина - по программе группового), и полиандрию (женщина живет по программе группового брака, а мужчины - моногамного), и, конечно, моногамный или групповой брак в чистом виде. Поэтому в дальнейшем, при изменении условий жизни, люди так легко могли переходить к разным системам брачных отношений. Например, земледельцам более всего подходит моногамия, а скотоводам-кочевникам более подходила полигиния.
Вот почему унаследованные нами от предков программы так противоречивы, в то время как у других видов программы весьма согласованны, притерты друг к другу - новые программы реализуются четко, а древние, которым они пришли на смену, либо подавлены, либо подправлены.
Итак, читатель, теперь вам ясно - для этологов многие странности сексуально-брачного поведения человека расшифровываемы. Многое в этой области мы можем понять и объяснить, но почти ничего не можем отменить или исправить. Эти инстинкты сидят в нас и влияют на наше поведение и сознание. Именно поэтому остались нерешенными и противоречия между половыми, брачными, семейными инстинктами и нормами общественного поведения. Поэтому так часто мы ведем себя неудачно, даже просто плохо и в том случае, когда руководствуемся внутренними мотивами, и в том случае, когда сознательно стремимся делать все им наперекор.
В. Дольник, доктор биологических наук
Симбиоз стратегий
В любой вновь образующейся моногамной семье идет явная или неявная конкуренция двух стратегий: новоприобретенной стратегии доминирования самок перед спариванием на основе регулярного секса, и более древней стратегии абсолютного доминирования самцов, доставшейся нам от человекообразных приматов. В нормальной семье сосуществуют обе стратегии, поскольку каждая из них является оптимальной для одних целей и провальной для других. Ситуация, когда в результате соперничества одна из стратегий полностью подавляет другую, является нежелательной с точки зрения устойчивости семьи в долгосрочной перспективе и перспектив социализации ее членов вне семьи.