2 дня в АТО: Война, мир и волонтеры. Часть 3
Сегодня- последняя, 3 -я часть репортажа о поездке в зону АТО с украинскими волонтерами.
ВОЙНА.
О жизни на передовой.
"Шальной Джонни следит за тобой, сепар!" Истории про бухло и распиздяйство. Расколотый мир войны. Почему детские рисунки важнее хлеба.
Внутри много фото.
На белорусском языке - на сайте Радио Свобода.
На украинском - на украинском Радио Свобода
На русском языке - у меня в блоге.
Предыдущие части:
Часть 1. Мир
Часть 2. Волонтеры.
Часть 3. Война.
День ясный, видно далеко: холмы, деревеньки, трубы ТЭЦ на горизонте. Мы на трассе тоже как на ладони. Но тихо. Перемирие.
***
- Док, а это чье село? Сепарское или наше? - Друже Максимович тыкает пальцем за окно, в домики километрах в 4 от нас.
- Это? Сепарское, наверное. Ездил бы ты по GPS, а не по памяти.
Запутанные проселки приграничья шутят злые шутки. То украинские волонтеры вылетят на блокпост ДНР, то группа сепаратистов попадет в расположение украинских военных. Границы "нейтральной зоны" сдвигаются туда-сюда, летом и осенью переходили из рук в руки населенные пункты. Блокпосты меняют свое расположение, вырастают там, где их не было.
- Даже общую карту не составишь - блокпосты переползают, хрен поймешь, где чей, - говорит Друже Максимович. - Я как-то в сумерках выскочил с проселка на трассу, в нейтральную зону, смотрю - впереди блокпост. Мама дорогая, а на нем украинского флага нет! Не наш. Сдавал задом 2 километра, повезло, далеко был, не стали стрелять.
- Врезали бы тебе как следует под сраку, знал бы, - хмыкает Док.
***
Здесь стираются границы: мир-война, свой-чужой. По селу катаются пацаны на велосипедах, на завалинке сидит бабка, мужики чинят забор. За селом стоят БТРы. Такая война.
Это даже не Израиль, хотя и там, говорят, до войны за независимость арабы с евреями хлебали одну похлебку, и запросто выдавали дочерей друг за друга.
Здесь даже все говорят одинаково, с раскатистым украинским г. Все в детстве смотрели одну и ту же "Иронию судьбы" и "Свадьбу в Малиновке".
"Кстати, по дороге сюда, в Харьковской области мы проезжали ту самую Малиновку, она под Чугуевом", - тоном экскурсовода говорит Друже.
***
"Министр иностранных дел" ДНР, Александр Кофман, когда-то играл в "Что? Где? Когда?". Как и я. И Док. И Женька. И Друже.
Мы с ним пели вместе в лесу у костра, давным-давно на фестивале интеллектуальных игр, в Гомеле.
А теперь его "соратники", в лучшем случае, расстреляли бы нас на месте. Док и Друже Максимович - в "расстрельных списках" ДНР, а нас с Женькой - за компанию.
Это трудно уместить в голове.
***
Женька инструктирует меня:
- Так, лишних остановок у нас не будет. В случае остановки с дороги не сходить - обочина может быть заминирована. При обстреле выскакиваешь из машины и падаешь на землю, желательно в какую-нибудь ямку.
- Достань бронежилет, - просит Друже Максимович.
Бронежилет у нас хороший, четвертой степени защиты. Жаль только, один на четверых.
-Я не буду, я мальчик, - вертит головой Друже.
Док просто смотрит так, что мы не рискуем ему предложить.
Бронежилет надевает Женька, ворча:
"Мама, я шапочку надел. И касочку. И броник".
Немного посердившись, она наконец улыбается:
"Чувствую себя Сантой: едешь с тремя оленями и раздаешь всем подарки"
***
Меня не отпускает ощущение виртуальности, сценарности, "фейковости" этой войны. Как будто кто-то неумелый открыл фотошоп и впилил в привычные пейзажи то страшное и дикое, чего там не должно быть. Какие-то театральные "казаки", ряженые клоуны в папахах, потрясающие автоматами и полуразложившимися имперскими идеями. Жуткий и абсурдный "парад победы" в Донецке. Местные криминальные рыла, быстро понявшие, что лучший социальный лифт - это автомат Калашникова.
Я помню, как это начиналось, когда захватывали первые городские администрации на юго-востоке: деловитые ребята в черных шапочках и нелепые бабки с иконами, дремлющие на стульях перед баррикадами. Тогда казалось, что все попытки чиркать этими спичками тщетны: не разгорится.
Разгорелось.
Стрелков, выскочивший, как черт из табакерки. Вербовка добровольцев прямо в Москве, в полосатых палатках с надписью "Гуманитарная помощь Донбассу". "Отпускники", а потом и российская армия на Донбассе. Опровержения в российских новостях: нашей армии там нет, - и сообщения от друзей в фейсбуке: к нам в город заходит колонна российской техники.
"Линия фронта" под Горловкой.
Я не хочу это читать. Дешевая книжонка в жанре альтернативной истории, творчество безумного графомана.
Автор, выпей яду.
Только фейковые войска стреляли совсем не фейковыми пулями. Рухнул в степь настоящий Боинг. В котле под Иловайском остался муж моей знакомой.
Гной, накопившийся в виртуале, выплеснулся и отравил реальность.
Пожалуй, это первая война, которую заранее, долго и со смаком описывали, визуализировали и призывали - в дешевых книжонках жанра "альтернативной истории".
Как и полагается демону, она явилась на призыв.
Жаль только, что первыми пожрала совсем не тех, кто камлал на нее по телевизору.
Месяцами Россия, приникнув к телеэкрану или компьютеру, смотрела долгий, кровавый сериал. Увлекательный и с непредсказуемыми поворотами, почти как "Игра престолов". Кровавый Пастор, Ярош, Стрелков на белом коне, бравые ополченцы, вот это все, за что теперь придется расплачиваться сообща, даже тем, кому было больно вместе с украинскими друзьями и родственниками.
А здесь погибали всерьез, не актеры, а живые люди. Мать, потерявшая на фронте единственного сына, повесилась на самом деле, не в кино. Здесь теряли близких, умирали в Иловайском котле, просыпались в госпителе без обеих рук.
И мир раскололся - на "укропов" и "ватников", на своих и "сепаров".
***
- Почему я должен их жалеть? - злится Друже Максимович. - Упал снаряд на школьный стадион, погиб 17-летний парень? А мой побратим, друже Север, который погиб в аэропорту Донецка, был только на год старше! А другому нашему побратиму, Митчеллу, всего 19, он недавно вышел на ротацию из аэропорта.
Я знаю, что он не прав. Но ничего не могу ему сказать.
***
"Никому здесь нельзя доверять. Хрен поймешь, за кого он, не сдаст ли. В деревнях "наших" и "сепаров" 50 на 50. Или даже 60 на 40. Ватные здесь села", - говорит Друже.
- Опасен не тот, кто тебя глазами прожигает. Тот, кто везет бомбу, тебе 100 раз может сказать "Слава Украине". И ты не узнаешь, пока не взорвется.
-О, ватник с малолетним сепаром идут. Давайте подберем, - скалится он в зеркало.
И мы подбираем мужчину с ребенком, подвезти на 5 километров до ближайшей деревни.
***
Движение замедляется, впереди - очередь из нескольких фур. Вот оно, Дебальцево. Почти крайняя точка Дебальцевского выступа. Здесь мы подождем вторую волонтерскую машину, и с богом поедем дальше. По лезвию копья, к самому его кончику. На передовую.
- Посмотрите направо - последнее кафе на этой дороге, где можно выпить приличного кофе! Сейчас мы туда зайдем - объявляет Друже. - Ох, черт. Еще прошлый раз было целое!
Кафе "Ладья" встречает нас проваленной крышей и следами копоти - сюда прилетело при одном из последних обстрелов. Максимович не в шутку расстроен.
За кафе - обгорелый скелет бензозаправки. Док хочет сфотографироваться на его фоне, но только мы приступаем, как к нам подбегает офицер. Фотографировать нельзя. Окей.
-Где вы стали, я вас спрашиваю?! Отгоните свою машину к медпункту. И сами идите туда. Волонтерам можно только там находиться!
-Не обижайтесь, он новенький тут. Прислали якесь хуйло, - тихо утешает нас боец, оказавшийся рядом. - Идите попейте чая у медиков.
***
Волонтерский медпункт.
На стойке среди лекарств - букет алых роз.
В углу под детскими рисунками - рождественское чудо, елочка.
В медпункте дежурят гражданские врачи-добровольцы из Харькова. "Харьковские доки" по очереди берут отпуск у себя в больнице и приезжают "поправлять здоровье" в Дебальцево. Очень, говорят, здесь климат полезный. Канары и ОАЭ нервно курят в дешевом привокзальном сортире.
"Изба-читальня".
Стена автографов. "Быть добру". "Вернемся живыми". "Алена Солнцеслава - лучшая мать Тереза АТО".
Когда-нибудь дети будут учить это в школе, а пока это можно потрогать и даже погладить.
На стуле сидит нежно-абрикосовый кот. Это бойцовый кот медчасти, позывной - Катетер.
"Работа у него такая. Он залпы "Градов " чует за минуту до подлета. Срывается со стула и бежит прятаться в кладовку. Мы сразу раненых на плечи - и в укрытие. Пока не подводил".
***
Животные на войне - отдельная песня. На каждом блокпосту, у каждого подразделения и батальона есть коты и собаки. Они прибиваются к людям сами - осиротели, когда хозяева уехали. Ходячий антистресс, объекты всеобщей любви. "Ой, что это у Мухи на шерсти налипло? Дай-ка нож" - и здоровенный небритый мужик в камуфляже терпеливо распутывает колтун у мелкой болонки.
Все здесь верят, что коты и собаки заранее чуют обстрелы. А собаки - еще и сторожа. "Муха всегда лает, когда сепары идут".
***
-Здравствуйте, мы хотели узнать... может у вас есть какая-то еда из гуманитарки?
В медпункт заходит женщина с дочкой, из местных жителей. Мы выметаемся, не допив кофе. Пускай договариваются без лишних глаз.
***
- Лезьте погрейтесь в БТР.
В БТРе и правда тепло, сиденья для десантуры, и снова- детские рисунки.
Эти альбомные листы с солнышками, танчиками и кривыми новогодними елками - ценятся больше, чем свежий хлеб. Ими гордятся, спорят, у кого красивее. Их клеят на стенки в блиндажах, в БТРах и танках. С ними же, бывает, и горят.
- Иногда сидишь и думаешь: твоя родина срать на тебя хотела. А потом посмотришь на рисунки и снова понимаешь, за что воюешь.
- А что тут непонятного? Мы твоя родина, чувак, - говорит Женька.
***
Больше, чем рисунки, ценятся только жовто-блакитные плетенки-обереги, их тоже делают дети. Вторая волонтерская машина, вместе с которой мы пойдем дальше, как раз подвезла таких.
- Добре, а то я свой потерял, - радуется стрелок БТР. Его зовут Николай, он призывник из Шостки.
- Я и сам собирался, а тут и повестка. Пошел в военкомат. Нас учили 2 недели, я - стрелок, есть еще водитель и командир экипажа. По идее, каждый из нас должен уметь все и заменять других - быть и стрелком, и водителем, и командиром. Но где там. Я только основные вещи запомнил, остальному доучивался на ходу.
- А в мирной жизни?
- Я жестянщик.
***
- Обстреливают? Сейчас нет, перемирие. А так, считай, каждый день. Ты под ноги посмотри...
Под нашими ногами хрустят пулеметные гильзы.
- Страшно, да. Но ко всему привыкаешь?
Знаешь, что это? Кусок центральной части "Града". Хочешь на память?
-А вот тоже осколок Града - это поражающий элемент.
"Поражающий элемент" - свернутая узлом полоса металла с бритвенно-острыми краями.
- Эй, Док, хочешь осколок?
- Во мне свой есть, привез из-под Славянска, - смеется Док. - Стоял говорил с артиллеристами, попали под минометный обстрел.
***
Врачебная медицинская сумка набитая дорогими инструментами, шовным материалом и целоксом, нашла своего нового хозяина. Врач-анестезиолог. Тут он - ГЛАВНЫЙ ВРАЧ.
- "Давайте сфотографируемся на память! "
- "Ой, даже не знаю...Я небритый и ботинки в грязи..."
***
Военные в Дебальцево думают, пропускать ли нас дальше. "Дальше" это туда, где самая передовая. Cамая задница, как ни странно считать эти слова синонимом передовой.
"Ладно, пока перемирие, езжайте", - нам дают "огневую поддержку" - веселый парень в бронике и с автоматом садится в первую машину. Едем.
Село стоит в инее, тихо, окна заклеены бумагой, закрыты ставнями или заколочены досками. Местных людей почти не видно, на завалинке сидит бабка, закрыв глаза и подставив морщины солнцу.
Многие местные, если не большинство, отсюда сбежали. Некоторые оставленные дома заняли украинские военные. Село постоянно страдает от артиллерийских дуэлей, до перемирия местные жители фактически жили по погребам.
Но на центральных улицах разрушений почти не видно.
Первая остановка - в центре села. Военные разбирают самое нужное: хлеб и обереги.
- А ты почему в одном свитере? - волонтер Лена, из второй машины, наседает на загорелого бородатого мужика, и мне вспоминается женькина шуточка про касочку и броник.
Солдаты ржут.
- Он у нас горячий южный парень, из Италии!
Он отмахивается:
Зи Львова я! Жил в Италии последние 3 года. Вот, приехал воевать.
- А бушлат твой где, защитник.
- Ай, погорельцы мы, - по-цыгански лыбится он, закидывая за плечо пулемет на ремне. - У нас землянка сгорела, со всеми вещами. В чем был, в том и остался.
- Сами все целы?
- Да.
- Сейчас, - Док забирается в машину. - Бушлатов нет, но есть теплые штаны, носки, армейские свитера. Вот еще "Целокс", держи.
"Целокс" ценится везде, особенно на передовой. Эфективное западное кровеостанавливающее средство, которое выпускают в разных формах.
Это 4 часа жизни для раненого - шанс дотянуть до госпиталя, а не истечь кровью за несколько минут.
Лена останавливается, думает, бурчит себе под нос: "Ну нету у нас больше бушлатов, нету". Потом стягивает с себя бушлат.
Подкрадывается к "итальянцу", чтобы не начал отказываться раньше времени.
И накидывает одежку ему на плечи
***
Вот она, передовая. Окраина села, вперед 800 метров - и позиции сепаратистов. Направо 2 километра - и тоже территория ДНР.
- Эй, кто тут у вас главный?
- Вообще-то, я.
- Ой. Извините.
На передовой офицеры не носят знаков отличия - чтобы не облегчать работу снайперам с той стороны. А он еще и выглядит как 18-летний пацан - кадровый военный, старший лейтенант, командир опорного пункта Денис.
Денису 22 года, он командует 30 бывалыми мужиками старше себя, до позиции сепаратистов - 800 метров в одну сторону и 2 км в другую, - вот самые важные цифры в его жизни. Такая судьба: окончить военную академию им. П.Сагайдачного летом 2014 года.
- Почему в военные пошел? Глупая причина. Я думал: буду обычным студентом - любой может об меня ноги вытереть и в жопу трахнуть. Я хотел стать настоящим мужиком, чтобы вот пришел на дискотеку в форме, и все девочки смотрят. Уже смешно, да?
Выпустился этим летом - и сразу на фронт. Кадровых военных не хватает.
...А хочешь, я тебя с мамой познакомлю, она расскажет, как я первый раз на фронт уезжал, а она плакала...
- Да, обстреливают постоянно. Это сейчас тихо, потому что перемирие, но они нас всех видят в прицелы, не сомневайтесь.
Прилетает из миномета, работают снайпера, мы тут как-то разведывательный беспилотник сбили. Но летом было хуже, честно.
Фото из личного архива Дениса.
- Знаешь, что тяжело? Что не с кем попиздеть о возвышенном. Вот вы приехали, с вами можно поговорить. А так особо по душам не поговоришь, я же командир, должен держать дистанцию.
Проблемы с субординацией? Да вроде уже нет, мужики привыкли. Важен же не только возраст, но то, что ты знаешь и умеешь, какой у тебя военный опыт. В академии, кстати, многим полезным вещам не учили - всему учишься на фронте.
Вот с чем проблемы, так это... он понижает голос - с распиздяйством и алкоголизмом. Тут же или обстрелы, или все тихо, делать нечего, сидим, скучно. А в соседнем селе есть женщина одна, гонит самогон. Так к ней уже с 7 утра очередь из местных стоит. Ну и мои туда же протоптали тропу, как я подозреваю. Мало того, что выпивают - могут ведь на засаду налететь. Думаю, те же сепары к ней тоже за самогоном ходят.
(Солоха - типаж, который в Украине не переведется никогда, - думаю я)
- Пропустите бабку, это наша бабка, она нам молоко носит, - Денис отвлекается на секунду. С "сепаратистской" стороны мимо нас проезжает на дряхлом велосипеде чуть менее дряхлая старушка. На руле - хозяйственная сумка, на багажнике - бидон.
***
-Военная карьера? Не знаю. Может, и нет. Закончится война - посмотрим. Мы с другом второе высшее получаем, во Львове. Специальность - менеджмент. Друг тоже на фронте, мы вместе берем отпуск и ездим на сессию. Сессия сдается - влет. Я справился за 4 дня, самый длинный экзамен был 40 минут. Рассказывал преподавателю, как мы тут воюем.
Он улыбается:
- Зафренди меня в фейсбуке!
(Еще одна из странностей этой войны - ее "медийность". Прямая трансляция в соцсети: вот российский "доброволец" выкладывает вконтактик фоточки, где ставит ногу на труп украинца. А вот ты френдишься в фейсбуке с человеком, который сидит под обстрелами в Дебальцево и пишет оттуда статусы. Два мира: где противника банят - и где противника накрывают Градом - вдруг пересекаются и проникают друг в друга.
***
-Это хозяйственное помещение. Тут мы едим. А это вот у нас землянка сгорела, - нам проводят быструю экскурсию.
- От чего сгорела?
- Эээ... ну... мина попала!
- Врет, - шепчет мне Док. - Воронки что-то не видно. Небось, сами по пьяни и сожгли.
Еще одно хозяйственное помещение. С потолка свисает крестик с четками.
***
- Волонтеры! Идите чай пить!
Нас зовут на кухню. Мечта солдата: тепло и огромный котел супа.
- Я готовить с детства умею. Нас в семье было 9 детей, я - старший. Вот и здесь стал поваром.
Греемся и едим. Док и тут не забывает, что он волонтер.
- Нужно еще что-нибудь в хозяйстве?
-Да всего хватает. Мне бы еще котел побольше. Да, и еще большую сквородку!
***
Тем временем, наши две машины уже разгрузили. Основательная куча ящиков, теплые вещи, снаряжение и даже домашние закатки, сало и варенье.
(Если покопаться в украинском менталитете, то где-то в самом основании обязательно найдется идея "накормить всех". Я помню Майдан в самые страшные дни. На баррикадах дерутся, а "в тылу" в огромных котлах варят борщ.
На днях, когда рухнул российский рубль, мои украинские друзья написали моим русским друзьям: "Не бойтесь! Если вас обнесут бетонным забором, мы проколупаем дырочку и будем туда вам сало пропихивать").
****
"Ура, ботинки!" И новогодний подарочек с открыткой из Москвы.
Чистое белье и носки. У мужиков радость. Бани на передовой нет, постираться тоже проблемно.
Фото на память с волонтерами.
- Ребята, вам пора. Хоть и перемирие, а лучше не светитесь тут слишком долго. Они же вас всех в прицелы видят.
Лена фотографируется с Денисом. Смычка фронта и тыла по-украински - это как-то так.
Перед отъездом Денис отводит меня в сторонку и тихонько спрашивает:
- Ну как там люди в Москве, они уже что-нибудь начинают понимать? Когда уже поймут, что их дурят? Эту войну начали в Москве, и закончится она так или иначе тоже в Москве.
- Они поймут, Денис, - говорю я. - Не знаю когда, но рано или поздно - поймут.
***
Мы выезжаем из Дебальцево. Подморозило, на дороге тонкая предательская корочка льда.
У водителя звонит телефон. Он кивает: подними, скажи, что я потом перезвоню.
- Алё, - говорю я. - Он не может сейчас говорить...
И слышу, как на том конце связи собеседник хрипло, длинно выдыхает.
-Дай! - Друже Максимович вырывает у меня телефон. - Я живой, живой! Не в плену, нет. Это со мной журналистка из Москвы, я за рулем, дорога плохая, я попросил ее поднять.
- Акцент этот твой московский, - говорит Друже. - Даже меня от него дергает, хотя вроде уже привык. Понимаешь, бывает, когда ребята попадают в плен, сепары, бывает, звонят их родным и друзьям...Или подымают звонки.
***
Деревья стоят в ледяных капельках, солнце клонится к западу, мы катимся по трассе вслед за за ним.
Проходим "горлышко" мешка.
Док сверяется с картой, застегивает винтовку в чехол и тут же зевает.
"А вот теперь я хочу спааать", - бормочет он.
Док засыпает мгновенно, как ребенок, и тяжело заваливается головой мне на плечо.
В моих наушниках Боб Дилан стучится on the heavens door.