БЛОК... ГУМИЛЕВ... ЛЕКОНТ?...
- Я сейчас перечитываю Леконт де Лиля, - говорит один. - Как это прекрасно.
Другой, менее литературный, рассеянно морщится:
- Quel est ce comte, André?
- Вилье де Лиль Адан - мой милый, - вставляет насмешливо третий.
Но литературный эстет не чувствует насмешки. Он равнодушно пожимает плечами:
- Connais pas…
Георгий Иванов. «Петербургские зимы», глава XI
Приведенный отрывок - описание «приемной» Кузмина в квартире Вячеслава Иванова в Петербурге. Если верить словам автора, с Кузминым он познакомился в 1909 году. В дневниках М. А. Кузмина имя Георгия Иванова впервые появляется в сентябре 1910 года, пишет он о нем как о человеке уже знакомом, притом пишет некомплиментарно. Описание «прихожей» Кузмина и щебетания юных правоведов и лицеистов в ней выглядят очень достоверно. Однако речь пойдет не о Кузмине, не о Георгии Иванове и вообще не о том.
«Перечитываю Леконта де Лиля» - говорит один из посетителей. Другой спрашивает: «Что это за граф?» - и впрямь, слушая вполуха и не будучи не отягощен познаниями в литературе, услышишь вместо Leconte - le comte. Дождешься издевательского ответа - что это «… Вилье де Лиль-Адан» (великий писатель, скорее прозаик, чем поэт, граф - но к Леконту де Лилю имеющий очень мало отношения (точнее - никакого). И брякнешь: «Не знаю такого…»
Вот и мы. «Не знаем такого».
Пока что для нас важны даты. Первый серьезный переводчик Леконта де Лиля на русский язык, Иннокентий Анненский, умер на ступенях Царскосельского вокзала в Петербурге в самом конце осени 1909 года, незадолго до смерти написав о главе французских парнасцев глубокую и обширную статью (в автографе обозначено, что окончена она 2 сентября года; напечатана статья была в «Ежегоднике императорских театров» в 1909 году (в № 5): вот и повод к разговору о Леконте де Лиле, которого Анненский знал глубоко, переводил как минимум начиная с января 1901 года («Явление божества», точнее - «Епифании», в черновиках есть еще более ранние наброски переводов) - и с которым у него была, что называется, «общая профессия»: оба перелагали древнегреческую драматургию, каждый - на свой язык, - чрезвычайно интересно бывает сравнить «Алкесту» Еврипида в переводе Анненского с переводом Леконта де Лиля (древнегреческий все-таки неизвестен большинству читателей, и я принадлежу к этому большинству). Годом раньше на русском языке появились двумя изданиями «Эриннии» Леконта де Лиля в переводе Чюминой, даже шли на сцене, короче, имя было на слуху. Хотя и не верится, что юные правоведы могли великого парнасца перечитывать: разве что они могли его читать, половины не понимая, ибо для понимания тут мало знать французский язык и даже классического образования недостаточно - настолько сложен и энциклопедичен «Леконт» во всех своих четырех бессмертных книгах.
…Более ста лет работа русские переводчики над творчеством Леконта де Лиля. Даже если не считать журнальных публикаций рубежа XIX-ХХ веков, появлений в периодике и сборниках, произведений, вышедших из-под пера поэтов весьма мало известных ныне даже специалистам, мы накопили изрядное «заветное наследство». Всего-то лет 100-120 ушло. Среди переводчиков его мы находим имена Анненского, Сологуба, Бунина, Лозинского, Лившица, Шенгели, Кочеткова и многих, многих других - том числе и Николая Гумилева (эти переводы по крайней мере до недавнего времени оставались не изданы - в публикациях до 2000 года мне они неизвестны, хотя храню в архиве копии стихотворений Леконта де Лиля в его переложении: «Неумирающий аромат», «Слезы медведя», «Сердце Гиальмара», «Пантумы» - и несколько образов, сделанных совместно со «студией»: однако это работа выполнялась уже после 1918 года для «Всемирной литературе» и принадлежит иной эпохе).
Сейчас, в июне 2013 года, завершена работа над практически полным переводом свода стихотворений и поэтических драм Леконта де Лиля: сложены по-русски и откомментированы все три прижизненные книги стихотворений («Античные стихотворения», «Варварские стихотворения» и «Трагические стихотворения») основная его посмертная книга («Последние стихотворения») - и прибавлено более двух десятков произведений, ни в какие сборники не входивших. В книгу вошли все лучшие переводы как из единственного издания «Из четырех книг» (1960, переводы И. Поступальского), так и из считавшейся до недавнего времени утраченной работы в переводе проф. И. Пузанова (стихи были переведены почти все, но в печать не попали, рукопись попала в руки Е. Г. Эткинда - и словно канула; правда, значительная часть ее все же обнаружилась примерно сорок лет спустя). Помимо того, что удалось набрать в архивах у поэтов-переводчиков ушедших поколений (Г. Шенгели, А. Кочетков, С. Петров), все прочее перевели и многократно отредактировали переводчики, группирующиеся вокруг сайта «Век перевода» и издательства «Водолей». Поскольку «полного Леконта» читатели получат не позже осени, возник вопрос о сопутствующих изданию материалах.
И каждый второй, кто ждет книгу, давал мне совет: в качестве общего эпиграфа дать упоительное стихотворение Гумилева. Я был не против, но…
Конечно, «О Леконте де Лиле» наш читатель знает прежде всего из весьма известного стихотворения Н. Гумилева, которое необходимо привести целиком:
Однажды вечером
В узких вазах томленье умирающих лилий.
Запад был медно-красный. Вечер был голубой.
О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,
О холодном поэте мы грустили с тобой.
Мы не раз открывали шелковистые томы
И читали спокойно и шептали: «Не тот!»
Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,
Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.
Так певучи и странны, в наших душах воскресли
Рифмы древнего солнца, мир нежданно большой,
И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле
Резкий профиль креола с лебединой душой.
Автограф этого стихотворения Н. Гумилев приложил к письму В. Брюсову от 24 мая 1911 года. Позднее оно вошло в сборник Гумилева «Чужое небо» (1912). Как пишет М. Эльзон в комментарии к нему в издании: Н. Гумилев. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта, 2000 (с. 643): «…Стихотворение явно связано с Ахматовой. Шарль Леконт де Лиль (1818-1894), - лидер французской группы поэтов «Парнас»; был сыном плантатора и креолки. В письме С.К. Маковскому (31 авг. 1909 г.) И. Ф. Анненский назвал Леконта де Лиля “великим креолом”».
Факты, сообщаемые М. Эльзоном, не отходят от истины ни на микрон.
От истины отходит само стихотворение Гумилева: ничего общего ни с творчеством Леконта де Лиля, ни с настроем его яростной, экзотической и одновременно тяготеющей к гигантизму поэзией, ни даже с каким-либо его случайно взятым отдельным стихотворением. Ни с чем, ни на гран. Это стихи о ком-то другом. И уж чего-чего, а острого профиля в тяжеловатом лице Леконта де Лиля разглядеть нельзя. Как не взялся бы я доказать и наличие у него бодлеровско-верленовской «лебединой души». Пропитанный огнем и проклятиями, наполненный образами древнеиндийской и античной мифологии Леконт де Лиль совершенно не годится на роль героя стихотворения Гумилева. И нельзя этим стихотворения открывать полное собрание стихотворений поэта по имени Шарль Мари Рене Леконт де Лиль.
Создается впечатление, что перед нами нечто вроде пушкинского «Из Пиндемонти» (или, аналогично, загадочного стихотворения А. Куприна о… гранатовом браслете, тоже несущем подзаголовок «Из Кардуччи». Нечего и говорить, что ничего похожего ни у Пиндемонти, ни у Кардуччи, нет вовсе).
Однако случай Гумилева более сложный.
Потому что у этой загадки, по всей видимости, теперь есть разгадка. Если Гумилев с Ахматовой говорили о Леконте - значит, так и было.
Только разговор у них был, но не о Леконте де Лиле.
А тогда о ком?
* * *
В письме Александра Блока к Г. И. Чулкову от 19 июля 1905 года идет серьезный разговор (заметим, что по крайней мере по переписке Анненский и Блок давно знакомы - следовательно, и переводы Анненского из Леконта де Лиля, напечатанные в книге 1904 года «Тихие песни» Блоку давно знакомы). А Чулков достает Блоку книги для рецензирования. И Блок сокрушается: «У меня к Вам просьба о книгах для рецензий. <…> у меня остались всего две книги (С. Маковский и Leconte), о которых скоро напишу, а в деревне, может быть, долго пробудем».
Вот и появился искомый Leconte. Это Себастьен Шарль Леконт (1865-1934), поэт, почти на тридцать лет моложе Шарля Леконта де Лиля, «ни разу» не креол, уроженец Арраса, ученик, а во многом и подражатель своего знаменитого тезки (хотя в большей степени - Анри де Ренье, которому и посвящена его книга «Кровь Медузы»). Стремясь освоить опыт неевропейских цивилизаций, согласился на должность председателя Апелляционного суда в Новой Каледонии; объездил Полинезию, Индию, заодно и Австралию. Приезжал в Париж, где в 1897 году издал первые два поэтических сборника; окончательно покинул экзотические страны в 1901 году. Восемь его поэтических сборников пользовались благосклонностью критиков. Но в современной Франции он почти забыт: парнасцу ли тягаться славой с Валери и Аполлинером?.. Но это он во Франции забыт. А у нас его переводил Александр Блок.
Книга Себастьена Шарля Леконта «Кровь Медузы» вышла в Париже по меньшей мере двумя изданиями: в 1905 году (это издание и было в руках Блока), и в 1906 года «второе» - оно и было обозначено как рецензируемое при публикации развернутой статьи Блока (написана в начале январе или начале февраля 1906 года, опубликована в «Литературном приложении» к газете «Слово» от 12 июня 1906 года (№ 16). Статье предшествовал перевод стихотворения Леконта «Цирцея» из этой книги (еще в номере от 8 мая 1906 года), выполненный Блоком; под ним есть точная дата - 5 декабря 1905 года.
Дальше - нужно процитировать этот перевод, притом целиком: не столь уж он известен.
СЕБАСТЬЕН-ШАРЛЬ ЛЕКОНТ
(1865-1934)
ЦИРЦЕЯ
Год миновал. Мы пьем среди твоих владений,
Цирцея! - долгий плен.
Мы слушаем полет размерных повторений,
Не зная перемен.
И, погрузясь, как мы, в забвение о смене
И месяцев и лет,
Неувядающий - краса твоих владений -
Благоухает цвет.
И венчики цветов, таясь, полураскрыли
Истомные уста,
И вечной свежестью и диких роз, и лилий
Сияет чистота.
Пусть чаша их страшна для нас, неутолимых,
Пусть в этой чаше яд!
Пусть, медленно прильнув, уста цветов любимых
Нас гибелью поят.
Под формой странною скрывая образ пленный,
От чар, как мы, вкусив,
Меж нами кружатся, глядят на нас смиренно
Стада косматых див.
Бесцельна красота сплетений в гривах строгих
Их всклоченных голов,
И всё еще в тени их душные берлоги,
Где, греясь, пахнет кровь.
Здесь львы укрощены - над ними благовонный
Волос простерся шелк.
И тигр у ног твоих - послушный и влюбленный,
И леопард, и волк.
Для зорких рысьих глаз и для пантеры пестрой
Здесь сон и забытье.
Над ними в сладкой мгле струит свой запах острый
Любовное питье.
О, ясные сады, где обаянье дремлет,
Где тигр ползет у ног,
Где, вспыхнув на конце чешуйчатого стебля,
Родится злой цветок,
Где на песок аллей, прохладный и сыпучий,
В вечерний, свежий час,
В лазурной чешуе, мясистый и колючий,
Дракон ползет, клубясь.
Но даль морей ясна. Прости, чудесный остров,
Для снов иной страны!
Вон острый волнорез подъемлет красный остов,
Мы завтра - плыть должны.
Мы склоним без труда, вслед киммерийской тени,
Тройную медь кормы,
Туда, где сорвались подземные ступени,
Зевая, в царство тьмы.
Наш кормщик у руля; не знают страха груди,
Скользи, корабль, скользи...
Тот, кто узнал тебя, Цирцея! не забудет
К безмолвию стези.
В основном - это и все. Вот они: «…томленье умирающих лилий» явно спровоцировано «вечной свежестью и диких роз, и лилий» из Блока-Леконта, «вечер был голубой» определенно не когда-нибудь, а в «вечерний, свежий час», «все истомы» Гумилева слишком уж напоминают более ранние «истомные уста» опять-таки Блока-Леконта, и т. д., и т. п., не говоря уж о том, что у Гумилева «красавицы-звезды, что восходят раз в год», прямо апеллируют к тому, что «год миновал» у Леконта сразу, в первой же строке. Более скрупулезный анализ дает более десятка совпадений на всего-то 12 строк Гумилева.
Все это было мной замечено довольно давно… но при этом было недоказуемо. Такая незадача: именно книга: Sébastien Charles Leconte. Le sang de Méduse, Paris, хоть первое издание 1905 года, хоть второе 1906 - оставалась для меня недоступной. Ее нет в наших библиотеках, ее нет в сети (кроме считанных стихотворений - а в книге, как теперь выяснилось, 195 страниц).
На кофейной гуще в науке не гадают, историю нельзя строить на заявлениях типа «…так почему бы нам не предположить…» Информация же по ГУГЛ-книгам сообщает, что у данного издания все еще нет электронной версии. Из пяти сборников Леконта-«Второго» мне с трудом достали два, но именно пятый, «Кровь Медузы», по каталогам обнаруживался лишь в очень крупных французских и канадских библиотеках - и «не подлежал выдаче».
Как всегда, выручили друзья, ученики и, разумеется, блошиный рынок в Париже, где найти можно что угодно и купить за «сколько дадите». Участница книг «Век перевода», сотрудник одноименного сайта, выпускница Литературного института Маша Козлова съездила во Францию. «По дороге туда» она спросила - не надо ли мне оттуда чего. Мне обычно ниоткуда ничего не надо, но тут пришла на ум пресловутая «Кровь Медузы». Короче, когда вчера я по случаю дня рождения получил оригинал книги в подарок (то самое издание, которое и в самом деле рецензировал Блок в начале 1906 года), я даже не удивился, увидев, что на книге стоит пространный автограф автора, соседствующий с экслибрисом человека, которому Себастьен-Шарль Леконт надписал книгу.
Поэтому для понимающих галльское наречие цитирую оригинал стихотворения, который более ста лет назад переложил русскими стихами Александр Блок. Заканчивая рецензию, Блок не случайно писал: «Целиком нам понравились больше других «Les noces de l'Amazone» (особенно первое из трех стихотворений: «Le défi») и «Circé», где просто и глубоко прощание спутников Одиссея с островом Апей и волшебницей Цирцеей». Как раз последнее стихотворение он и перевел.
И как раз его, нечаянно перепутав двух Леконтов, имел в виду в своем стихотворении Блок. Это его, блоковский «профиль креола» благожелательный читатель увидит за строчками перевода «Цирцеи».
Sébastien-Charles Leconte
(1865-1934)
CIRCÉ
L’an a passé, Circé! depuis qu’en tes demeures
Où tu nous sus lier,
Nous écoutons le vol léger des belles heures
Fuir d’un pas régulier.
Oublieux comme nous de l’ordre qui ramène
Le mois et la saison,
Tes vergers éternels, gloire de ton domaine,
Parfument ta maison.
Les corolles de fleurs y sont comme des bouches
Que le désir meurtrit,
Et la pudeur des lys et des roses farouches
Jamais ne s’y flérit.
Bien que soit leur calice étrange à notre flèvre
La coupe de poison,
Et que la lèvre en feu n’aspire sur leur lèvre
Que lente trahison.
Mȇlant sont esclavage et sa forme inhumaine
A notre enchantement,
Un tropoeau monstrueux autor de nons promène,
Silencieusement,
L’inutile beauté de ses vaines crinières
Qu’il allait hérissant,
Et la profonde odeur des obscures tanières,
Chaudes d’ombre et de sang.
Les lions, qu’a domptéséla caresse épandéue
De tes cheveux épars,
Ont leur force terrible à tes pieds étendue,
Et, loups et léopards,
Les onces mouchetés et les fauves pantères,
Le lynx aux yeux aigus,
Boivent, dans l’air magique aux senteurs délétères
Tes philtres ambigus.
O jardins lumineux, où tremblent des presiges,
Où les tigresrampants
Hantent les floraison nésfastes, dont les tiges
Ont des peaux de serpents,
Où, sur le sable frais poudrant les avenues,
Glissent, croisant leurs nɶuds ,
Sous les squames d’azur de leurs crȇtes charnues,
Les dragons épines!
Ile saturnelle! adieu! La mer est libre,
Qui nous offre un chemin,
La nef rouge, là-bas, dresse sa haute guibre,
Et nous partons demain.
Et nous inclinerons la proue obéssante,
Au triple bec d’arain,
Vers l’ombre cimmérienne où bâille la descente
Du pays souterrain.
Et le pied sur le barre, ou la main à l’écoute,
Nous irons sans remords…
Celui qui t’a connue, ô Circe! sait la route
Qui conduit chez les morts.
(p. 101-103)
PS Заранее прошу прощения у читателей. Я совсем не уверен, что это открытие не делалось прежде. Тогда - склоняюсь и прошу прощения.
Однако, если бы Форум «Век перевода» не подготовил к печати (а сейчас уже и на верстку отправил) полного ВЕЛИКОГО Шарля Леконта де Лиля, могли быть сомнения: а ну как некий истомно-медно-красный поэт с лебединой душой скрыт от нас, просто мы какое-то одно стихотворение не прочли, которое разбирали Гумилев с Ахматовой («и шептали - не тот!»). Увы. Мы прочли все. И всё перевели.
Так что читали Гумилев с Ахматовой всего лишь «Цирцею» Себастьена Шарля Леконта в переводе Александра Блока.
И добавить мне, пожалуй, нечего.
Другой, менее литературный, рассеянно морщится:
- Quel est ce comte, André?
- Вилье де Лиль Адан - мой милый, - вставляет насмешливо третий.
Но литературный эстет не чувствует насмешки. Он равнодушно пожимает плечами:
- Connais pas…
Георгий Иванов. «Петербургские зимы», глава XI
Приведенный отрывок - описание «приемной» Кузмина в квартире Вячеслава Иванова в Петербурге. Если верить словам автора, с Кузминым он познакомился в 1909 году. В дневниках М. А. Кузмина имя Георгия Иванова впервые появляется в сентябре 1910 года, пишет он о нем как о человеке уже знакомом, притом пишет некомплиментарно. Описание «прихожей» Кузмина и щебетания юных правоведов и лицеистов в ней выглядят очень достоверно. Однако речь пойдет не о Кузмине, не о Георгии Иванове и вообще не о том.
«Перечитываю Леконта де Лиля» - говорит один из посетителей. Другой спрашивает: «Что это за граф?» - и впрямь, слушая вполуха и не будучи не отягощен познаниями в литературе, услышишь вместо Leconte - le comte. Дождешься издевательского ответа - что это «… Вилье де Лиль-Адан» (великий писатель, скорее прозаик, чем поэт, граф - но к Леконту де Лилю имеющий очень мало отношения (точнее - никакого). И брякнешь: «Не знаю такого…»
Вот и мы. «Не знаем такого».
Пока что для нас важны даты. Первый серьезный переводчик Леконта де Лиля на русский язык, Иннокентий Анненский, умер на ступенях Царскосельского вокзала в Петербурге в самом конце осени 1909 года, незадолго до смерти написав о главе французских парнасцев глубокую и обширную статью (в автографе обозначено, что окончена она 2 сентября года; напечатана статья была в «Ежегоднике императорских театров» в 1909 году (в № 5): вот и повод к разговору о Леконте де Лиле, которого Анненский знал глубоко, переводил как минимум начиная с января 1901 года («Явление божества», точнее - «Епифании», в черновиках есть еще более ранние наброски переводов) - и с которым у него была, что называется, «общая профессия»: оба перелагали древнегреческую драматургию, каждый - на свой язык, - чрезвычайно интересно бывает сравнить «Алкесту» Еврипида в переводе Анненского с переводом Леконта де Лиля (древнегреческий все-таки неизвестен большинству читателей, и я принадлежу к этому большинству). Годом раньше на русском языке появились двумя изданиями «Эриннии» Леконта де Лиля в переводе Чюминой, даже шли на сцене, короче, имя было на слуху. Хотя и не верится, что юные правоведы могли великого парнасца перечитывать: разве что они могли его читать, половины не понимая, ибо для понимания тут мало знать французский язык и даже классического образования недостаточно - настолько сложен и энциклопедичен «Леконт» во всех своих четырех бессмертных книгах.
…Более ста лет работа русские переводчики над творчеством Леконта де Лиля. Даже если не считать журнальных публикаций рубежа XIX-ХХ веков, появлений в периодике и сборниках, произведений, вышедших из-под пера поэтов весьма мало известных ныне даже специалистам, мы накопили изрядное «заветное наследство». Всего-то лет 100-120 ушло. Среди переводчиков его мы находим имена Анненского, Сологуба, Бунина, Лозинского, Лившица, Шенгели, Кочеткова и многих, многих других - том числе и Николая Гумилева (эти переводы по крайней мере до недавнего времени оставались не изданы - в публикациях до 2000 года мне они неизвестны, хотя храню в архиве копии стихотворений Леконта де Лиля в его переложении: «Неумирающий аромат», «Слезы медведя», «Сердце Гиальмара», «Пантумы» - и несколько образов, сделанных совместно со «студией»: однако это работа выполнялась уже после 1918 года для «Всемирной литературе» и принадлежит иной эпохе).
Сейчас, в июне 2013 года, завершена работа над практически полным переводом свода стихотворений и поэтических драм Леконта де Лиля: сложены по-русски и откомментированы все три прижизненные книги стихотворений («Античные стихотворения», «Варварские стихотворения» и «Трагические стихотворения») основная его посмертная книга («Последние стихотворения») - и прибавлено более двух десятков произведений, ни в какие сборники не входивших. В книгу вошли все лучшие переводы как из единственного издания «Из четырех книг» (1960, переводы И. Поступальского), так и из считавшейся до недавнего времени утраченной работы в переводе проф. И. Пузанова (стихи были переведены почти все, но в печать не попали, рукопись попала в руки Е. Г. Эткинда - и словно канула; правда, значительная часть ее все же обнаружилась примерно сорок лет спустя). Помимо того, что удалось набрать в архивах у поэтов-переводчиков ушедших поколений (Г. Шенгели, А. Кочетков, С. Петров), все прочее перевели и многократно отредактировали переводчики, группирующиеся вокруг сайта «Век перевода» и издательства «Водолей». Поскольку «полного Леконта» читатели получат не позже осени, возник вопрос о сопутствующих изданию материалах.
И каждый второй, кто ждет книгу, давал мне совет: в качестве общего эпиграфа дать упоительное стихотворение Гумилева. Я был не против, но…
Конечно, «О Леконте де Лиле» наш читатель знает прежде всего из весьма известного стихотворения Н. Гумилева, которое необходимо привести целиком:
Однажды вечером
В узких вазах томленье умирающих лилий.
Запад был медно-красный. Вечер был голубой.
О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,
О холодном поэте мы грустили с тобой.
Мы не раз открывали шелковистые томы
И читали спокойно и шептали: «Не тот!»
Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,
Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.
Так певучи и странны, в наших душах воскресли
Рифмы древнего солнца, мир нежданно большой,
И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле
Резкий профиль креола с лебединой душой.
Автограф этого стихотворения Н. Гумилев приложил к письму В. Брюсову от 24 мая 1911 года. Позднее оно вошло в сборник Гумилева «Чужое небо» (1912). Как пишет М. Эльзон в комментарии к нему в издании: Н. Гумилев. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта, 2000 (с. 643): «…Стихотворение явно связано с Ахматовой. Шарль Леконт де Лиль (1818-1894), - лидер французской группы поэтов «Парнас»; был сыном плантатора и креолки. В письме С.К. Маковскому (31 авг. 1909 г.) И. Ф. Анненский назвал Леконта де Лиля “великим креолом”».
Факты, сообщаемые М. Эльзоном, не отходят от истины ни на микрон.
От истины отходит само стихотворение Гумилева: ничего общего ни с творчеством Леконта де Лиля, ни с настроем его яростной, экзотической и одновременно тяготеющей к гигантизму поэзией, ни даже с каким-либо его случайно взятым отдельным стихотворением. Ни с чем, ни на гран. Это стихи о ком-то другом. И уж чего-чего, а острого профиля в тяжеловатом лице Леконта де Лиля разглядеть нельзя. Как не взялся бы я доказать и наличие у него бодлеровско-верленовской «лебединой души». Пропитанный огнем и проклятиями, наполненный образами древнеиндийской и античной мифологии Леконт де Лиль совершенно не годится на роль героя стихотворения Гумилева. И нельзя этим стихотворения открывать полное собрание стихотворений поэта по имени Шарль Мари Рене Леконт де Лиль.
Создается впечатление, что перед нами нечто вроде пушкинского «Из Пиндемонти» (или, аналогично, загадочного стихотворения А. Куприна о… гранатовом браслете, тоже несущем подзаголовок «Из Кардуччи». Нечего и говорить, что ничего похожего ни у Пиндемонти, ни у Кардуччи, нет вовсе).
Однако случай Гумилева более сложный.
Потому что у этой загадки, по всей видимости, теперь есть разгадка. Если Гумилев с Ахматовой говорили о Леконте - значит, так и было.
Только разговор у них был, но не о Леконте де Лиле.
А тогда о ком?
* * *
В письме Александра Блока к Г. И. Чулкову от 19 июля 1905 года идет серьезный разговор (заметим, что по крайней мере по переписке Анненский и Блок давно знакомы - следовательно, и переводы Анненского из Леконта де Лиля, напечатанные в книге 1904 года «Тихие песни» Блоку давно знакомы). А Чулков достает Блоку книги для рецензирования. И Блок сокрушается: «У меня к Вам просьба о книгах для рецензий. <…> у меня остались всего две книги (С. Маковский и Leconte), о которых скоро напишу, а в деревне, может быть, долго пробудем».
Вот и появился искомый Leconte. Это Себастьен Шарль Леконт (1865-1934), поэт, почти на тридцать лет моложе Шарля Леконта де Лиля, «ни разу» не креол, уроженец Арраса, ученик, а во многом и подражатель своего знаменитого тезки (хотя в большей степени - Анри де Ренье, которому и посвящена его книга «Кровь Медузы»). Стремясь освоить опыт неевропейских цивилизаций, согласился на должность председателя Апелляционного суда в Новой Каледонии; объездил Полинезию, Индию, заодно и Австралию. Приезжал в Париж, где в 1897 году издал первые два поэтических сборника; окончательно покинул экзотические страны в 1901 году. Восемь его поэтических сборников пользовались благосклонностью критиков. Но в современной Франции он почти забыт: парнасцу ли тягаться славой с Валери и Аполлинером?.. Но это он во Франции забыт. А у нас его переводил Александр Блок.
Книга Себастьена Шарля Леконта «Кровь Медузы» вышла в Париже по меньшей мере двумя изданиями: в 1905 году (это издание и было в руках Блока), и в 1906 года «второе» - оно и было обозначено как рецензируемое при публикации развернутой статьи Блока (написана в начале январе или начале февраля 1906 года, опубликована в «Литературном приложении» к газете «Слово» от 12 июня 1906 года (№ 16). Статье предшествовал перевод стихотворения Леконта «Цирцея» из этой книги (еще в номере от 8 мая 1906 года), выполненный Блоком; под ним есть точная дата - 5 декабря 1905 года.
Дальше - нужно процитировать этот перевод, притом целиком: не столь уж он известен.
СЕБАСТЬЕН-ШАРЛЬ ЛЕКОНТ
(1865-1934)
ЦИРЦЕЯ
Год миновал. Мы пьем среди твоих владений,
Цирцея! - долгий плен.
Мы слушаем полет размерных повторений,
Не зная перемен.
И, погрузясь, как мы, в забвение о смене
И месяцев и лет,
Неувядающий - краса твоих владений -
Благоухает цвет.
И венчики цветов, таясь, полураскрыли
Истомные уста,
И вечной свежестью и диких роз, и лилий
Сияет чистота.
Пусть чаша их страшна для нас, неутолимых,
Пусть в этой чаше яд!
Пусть, медленно прильнув, уста цветов любимых
Нас гибелью поят.
Под формой странною скрывая образ пленный,
От чар, как мы, вкусив,
Меж нами кружатся, глядят на нас смиренно
Стада косматых див.
Бесцельна красота сплетений в гривах строгих
Их всклоченных голов,
И всё еще в тени их душные берлоги,
Где, греясь, пахнет кровь.
Здесь львы укрощены - над ними благовонный
Волос простерся шелк.
И тигр у ног твоих - послушный и влюбленный,
И леопард, и волк.
Для зорких рысьих глаз и для пантеры пестрой
Здесь сон и забытье.
Над ними в сладкой мгле струит свой запах острый
Любовное питье.
О, ясные сады, где обаянье дремлет,
Где тигр ползет у ног,
Где, вспыхнув на конце чешуйчатого стебля,
Родится злой цветок,
Где на песок аллей, прохладный и сыпучий,
В вечерний, свежий час,
В лазурной чешуе, мясистый и колючий,
Дракон ползет, клубясь.
Но даль морей ясна. Прости, чудесный остров,
Для снов иной страны!
Вон острый волнорез подъемлет красный остов,
Мы завтра - плыть должны.
Мы склоним без труда, вслед киммерийской тени,
Тройную медь кормы,
Туда, где сорвались подземные ступени,
Зевая, в царство тьмы.
Наш кормщик у руля; не знают страха груди,
Скользи, корабль, скользи...
Тот, кто узнал тебя, Цирцея! не забудет
К безмолвию стези.
В основном - это и все. Вот они: «…томленье умирающих лилий» явно спровоцировано «вечной свежестью и диких роз, и лилий» из Блока-Леконта, «вечер был голубой» определенно не когда-нибудь, а в «вечерний, свежий час», «все истомы» Гумилева слишком уж напоминают более ранние «истомные уста» опять-таки Блока-Леконта, и т. д., и т. п., не говоря уж о том, что у Гумилева «красавицы-звезды, что восходят раз в год», прямо апеллируют к тому, что «год миновал» у Леконта сразу, в первой же строке. Более скрупулезный анализ дает более десятка совпадений на всего-то 12 строк Гумилева.
Все это было мной замечено довольно давно… но при этом было недоказуемо. Такая незадача: именно книга: Sébastien Charles Leconte. Le sang de Méduse, Paris, хоть первое издание 1905 года, хоть второе 1906 - оставалась для меня недоступной. Ее нет в наших библиотеках, ее нет в сети (кроме считанных стихотворений - а в книге, как теперь выяснилось, 195 страниц).
На кофейной гуще в науке не гадают, историю нельзя строить на заявлениях типа «…так почему бы нам не предположить…» Информация же по ГУГЛ-книгам сообщает, что у данного издания все еще нет электронной версии. Из пяти сборников Леконта-«Второго» мне с трудом достали два, но именно пятый, «Кровь Медузы», по каталогам обнаруживался лишь в очень крупных французских и канадских библиотеках - и «не подлежал выдаче».
Как всегда, выручили друзья, ученики и, разумеется, блошиный рынок в Париже, где найти можно что угодно и купить за «сколько дадите». Участница книг «Век перевода», сотрудник одноименного сайта, выпускница Литературного института Маша Козлова съездила во Францию. «По дороге туда» она спросила - не надо ли мне оттуда чего. Мне обычно ниоткуда ничего не надо, но тут пришла на ум пресловутая «Кровь Медузы». Короче, когда вчера я по случаю дня рождения получил оригинал книги в подарок (то самое издание, которое и в самом деле рецензировал Блок в начале 1906 года), я даже не удивился, увидев, что на книге стоит пространный автограф автора, соседствующий с экслибрисом человека, которому Себастьен-Шарль Леконт надписал книгу.
Поэтому для понимающих галльское наречие цитирую оригинал стихотворения, который более ста лет назад переложил русскими стихами Александр Блок. Заканчивая рецензию, Блок не случайно писал: «Целиком нам понравились больше других «Les noces de l'Amazone» (особенно первое из трех стихотворений: «Le défi») и «Circé», где просто и глубоко прощание спутников Одиссея с островом Апей и волшебницей Цирцеей». Как раз последнее стихотворение он и перевел.
И как раз его, нечаянно перепутав двух Леконтов, имел в виду в своем стихотворении Блок. Это его, блоковский «профиль креола» благожелательный читатель увидит за строчками перевода «Цирцеи».
Sébastien-Charles Leconte
(1865-1934)
CIRCÉ
L’an a passé, Circé! depuis qu’en tes demeures
Où tu nous sus lier,
Nous écoutons le vol léger des belles heures
Fuir d’un pas régulier.
Oublieux comme nous de l’ordre qui ramène
Le mois et la saison,
Tes vergers éternels, gloire de ton domaine,
Parfument ta maison.
Les corolles de fleurs y sont comme des bouches
Que le désir meurtrit,
Et la pudeur des lys et des roses farouches
Jamais ne s’y flérit.
Bien que soit leur calice étrange à notre flèvre
La coupe de poison,
Et que la lèvre en feu n’aspire sur leur lèvre
Que lente trahison.
Mȇlant sont esclavage et sa forme inhumaine
A notre enchantement,
Un tropoeau monstrueux autor de nons promène,
Silencieusement,
L’inutile beauté de ses vaines crinières
Qu’il allait hérissant,
Et la profonde odeur des obscures tanières,
Chaudes d’ombre et de sang.
Les lions, qu’a domptéséla caresse épandéue
De tes cheveux épars,
Ont leur force terrible à tes pieds étendue,
Et, loups et léopards,
Les onces mouchetés et les fauves pantères,
Le lynx aux yeux aigus,
Boivent, dans l’air magique aux senteurs délétères
Tes philtres ambigus.
O jardins lumineux, où tremblent des presiges,
Où les tigresrampants
Hantent les floraison nésfastes, dont les tiges
Ont des peaux de serpents,
Où, sur le sable frais poudrant les avenues,
Glissent, croisant leurs nɶuds ,
Sous les squames d’azur de leurs crȇtes charnues,
Les dragons épines!
Ile saturnelle! adieu! La mer est libre,
Qui nous offre un chemin,
La nef rouge, là-bas, dresse sa haute guibre,
Et nous partons demain.
Et nous inclinerons la proue obéssante,
Au triple bec d’arain,
Vers l’ombre cimmérienne où bâille la descente
Du pays souterrain.
Et le pied sur le barre, ou la main à l’écoute,
Nous irons sans remords…
Celui qui t’a connue, ô Circe! sait la route
Qui conduit chez les morts.
(p. 101-103)
PS Заранее прошу прощения у читателей. Я совсем не уверен, что это открытие не делалось прежде. Тогда - склоняюсь и прошу прощения.
Однако, если бы Форум «Век перевода» не подготовил к печати (а сейчас уже и на верстку отправил) полного ВЕЛИКОГО Шарля Леконта де Лиля, могли быть сомнения: а ну как некий истомно-медно-красный поэт с лебединой душой скрыт от нас, просто мы какое-то одно стихотворение не прочли, которое разбирали Гумилев с Ахматовой («и шептали - не тот!»). Увы. Мы прочли все. И всё перевели.
Так что читали Гумилев с Ахматовой всего лишь «Цирцею» Себастьена Шарля Леконта в переводе Александра Блока.
И добавить мне, пожалуй, нечего.