Кассеты
Материалы свидетельских показаний
Приснился фильм (заработалась). Снится, как будто мне надо сдавать научному руководителю большой фрагмент работы о Руденском, и я быстро-быстро вписываю туда кусок анализа некоего фильма, точнее сказать, сериала (на самом деле у Руденского такого фильма нет), для полноты освещения фильмографии. А фильм такой… Мне даже некогда его толком посмотреть, он очень длинный, я думаю: ладно, сейчас быстро вставлю в текст кое-какой анализ, якобы у меня в разборе этот сериал тоже задействован, а потом, в свободное время, на досуге, сяду, посмотрю спокойно и разберусь, что это и про что это. Я начинаю быстро выборочно просматривать и тут же на ходу, не задерживаясь, набрасывать анализ того, что вижу, интонационных средств в основном. А сериал такой: Руденский там - какой-то следователь прокуратуры, и ему слили гору видеокассет с записями свидетельских показаний за много лет по какому-то грандиозному делу, абсолютно дохлому, в котором предполагается, что он должен разобраться. И он целыми днями смотрит эти кассеты. А дело это - не то о гибели солдат в мирное время, не то о каких-то массовых гибелях в автокатастрофах, в общем - это дело о какой-то очень групповой гибели за несколько лет подряд жуткого количества людей. И свидетельствуют их родственники, просто рассказывают разные подробности и обстоятельства, говорят что-то примерно такое: ...Он вышел из дома около 7 часов... Отец Тани с нами не жил... В тот день она не хотела туда ходить, видно, что-то чувствовала... и тэ пэ. И таких кассет у него - ну, скажем, четыре стопки до потолка. Значит, о самом Руденском писать вообще нечего: он из серии в серию молча смотрит эти материалы, иногда новую кассету вставит, иногда ходит по комнате и думает, иногда за ними какие-нибудь фразы повторяет, сопоставляет что-то в уме. И всё. В общем, его на экране почти нет. Раз о Руденском писать нечего, я начинаю спешно описывать речь этих свидетелей с кассет. И они у меня быстро группируются в несколько групп: одни дают показания саркастически-озлобленно, мол, государство не защитило, не спасло, их родные погибли по вине чьей-то халатности, у них всё время ИК-7, всё очень напряжённо, каждую минуту готовы сорваться в истерику и начать всем бросать обвинения - это одна группа, я её про себя называю “комитет солдатских матерей”, хотя в этой группе и мужчины есть; есть группа свидетелей, которые дают показания ответственно и по-деловому, стараются вспомнить больше деталей, понимают, что помогают следствию, группа адекватных вменяемых людей - довольно большая это группа. Ну, и так далее, групп таких разных штук шесть, их речь интонационно оформлена по-разному, я об этом пишу, перескакиваю с серии на серию, а там всё одно и то же: Руденский смотрит и смотрит эти кассеты, я вырываю примеры для анализа, транскрибирую, у меня самой всё больше накапливается затранскрибированного материала речи свидетелей с плёнок. Руденский упорно смотрит, ему не случайно как бы это дело поручили, есть в этом деле какая-то загадка, он пытается поймать за хвост некую мысль. И у меня постепенно обособляется группа свидетелей, говорящих на ИК-1, вяло так и безжизненно, монотонно, много их и часто они появляются, тоже рассказывают подробности про своих родных и близких. И я, разлетевшись и не сдерживая текущую мысль, вдруг ловлю себя на том, что готова написать: “Мёртвые свидетельствуют вместе с живыми”. На меня действительно такое впечатление производит их речь. И тут я спохватываюсь и понимаю, что сериал-то - ужастик (до этого я понятия не имела, про что он и в каком жанре, думала - просто детектив) и, оказывается, следователь в конце придёт к тем же самым выводам - заметит, что половина свидетелей, появляющихся в записи на кассетах, - мёртвые. Ему потому и свалили это неразрешимое дело за целые годы, что никак не могли в нём разобраться. Только он придёт к этому выводу не тем путём, что я, а путём сличения показаний; типа того, что там в какой-то момент одна из женщин-свидетелей говорит о своей дочери: “В тот момент она поняла, что он позвонил ей затем-то и затем-то”, а “тот момент” был перед самой катастрофой, с дочерью уже в это время никто говорить не мог и никто не мог знать, что там она поняла или что в это время думала. И тут следователь их ловит на том, что они с того света вещают, непонятно как пробрались на плёнку, набирает вот таких примеров-доказательств, когда они чётко говорят о том, чего знать не могут, что можно было узнать у погибших только после их смерти. Короче, это натуральный фильм ужасов. Тут мне становится немножко неприятно, что Руденский снимается во всяких ублюдочных сериалах (чувство это после пробуждения не исчезает :)), но одновременно я немножечко горжусь тем, что я вообще не знала, в чём дело, о чём всё это и зачем, но определила то же самое чисто с помощью анализа звучания, причём раньше Руденского. Я серии в четвёртой этой байды определила уже про мёртвых, а он - примерно в седьмой-восьмой.
Да, а называлась эта фигня как-то жутко. Как-то типа “Звёзды над могилами” она и называлась. Не удивлюсь даже, если прямо так. Причём в “звёздах” был двойной смысл: звёздочки, которые солдатам над памятником ставят, и небесные звёзды.
Приснился фильм (заработалась). Снится, как будто мне надо сдавать научному руководителю большой фрагмент работы о Руденском, и я быстро-быстро вписываю туда кусок анализа некоего фильма, точнее сказать, сериала (на самом деле у Руденского такого фильма нет), для полноты освещения фильмографии. А фильм такой… Мне даже некогда его толком посмотреть, он очень длинный, я думаю: ладно, сейчас быстро вставлю в текст кое-какой анализ, якобы у меня в разборе этот сериал тоже задействован, а потом, в свободное время, на досуге, сяду, посмотрю спокойно и разберусь, что это и про что это. Я начинаю быстро выборочно просматривать и тут же на ходу, не задерживаясь, набрасывать анализ того, что вижу, интонационных средств в основном. А сериал такой: Руденский там - какой-то следователь прокуратуры, и ему слили гору видеокассет с записями свидетельских показаний за много лет по какому-то грандиозному делу, абсолютно дохлому, в котором предполагается, что он должен разобраться. И он целыми днями смотрит эти кассеты. А дело это - не то о гибели солдат в мирное время, не то о каких-то массовых гибелях в автокатастрофах, в общем - это дело о какой-то очень групповой гибели за несколько лет подряд жуткого количества людей. И свидетельствуют их родственники, просто рассказывают разные подробности и обстоятельства, говорят что-то примерно такое: ...Он вышел из дома около 7 часов... Отец Тани с нами не жил... В тот день она не хотела туда ходить, видно, что-то чувствовала... и тэ пэ. И таких кассет у него - ну, скажем, четыре стопки до потолка. Значит, о самом Руденском писать вообще нечего: он из серии в серию молча смотрит эти материалы, иногда новую кассету вставит, иногда ходит по комнате и думает, иногда за ними какие-нибудь фразы повторяет, сопоставляет что-то в уме. И всё. В общем, его на экране почти нет. Раз о Руденском писать нечего, я начинаю спешно описывать речь этих свидетелей с кассет. И они у меня быстро группируются в несколько групп: одни дают показания саркастически-озлобленно, мол, государство не защитило, не спасло, их родные погибли по вине чьей-то халатности, у них всё время ИК-7, всё очень напряжённо, каждую минуту готовы сорваться в истерику и начать всем бросать обвинения - это одна группа, я её про себя называю “комитет солдатских матерей”, хотя в этой группе и мужчины есть; есть группа свидетелей, которые дают показания ответственно и по-деловому, стараются вспомнить больше деталей, понимают, что помогают следствию, группа адекватных вменяемых людей - довольно большая это группа. Ну, и так далее, групп таких разных штук шесть, их речь интонационно оформлена по-разному, я об этом пишу, перескакиваю с серии на серию, а там всё одно и то же: Руденский смотрит и смотрит эти кассеты, я вырываю примеры для анализа, транскрибирую, у меня самой всё больше накапливается затранскрибированного материала речи свидетелей с плёнок. Руденский упорно смотрит, ему не случайно как бы это дело поручили, есть в этом деле какая-то загадка, он пытается поймать за хвост некую мысль. И у меня постепенно обособляется группа свидетелей, говорящих на ИК-1, вяло так и безжизненно, монотонно, много их и часто они появляются, тоже рассказывают подробности про своих родных и близких. И я, разлетевшись и не сдерживая текущую мысль, вдруг ловлю себя на том, что готова написать: “Мёртвые свидетельствуют вместе с живыми”. На меня действительно такое впечатление производит их речь. И тут я спохватываюсь и понимаю, что сериал-то - ужастик (до этого я понятия не имела, про что он и в каком жанре, думала - просто детектив) и, оказывается, следователь в конце придёт к тем же самым выводам - заметит, что половина свидетелей, появляющихся в записи на кассетах, - мёртвые. Ему потому и свалили это неразрешимое дело за целые годы, что никак не могли в нём разобраться. Только он придёт к этому выводу не тем путём, что я, а путём сличения показаний; типа того, что там в какой-то момент одна из женщин-свидетелей говорит о своей дочери: “В тот момент она поняла, что он позвонил ей затем-то и затем-то”, а “тот момент” был перед самой катастрофой, с дочерью уже в это время никто говорить не мог и никто не мог знать, что там она поняла или что в это время думала. И тут следователь их ловит на том, что они с того света вещают, непонятно как пробрались на плёнку, набирает вот таких примеров-доказательств, когда они чётко говорят о том, чего знать не могут, что можно было узнать у погибших только после их смерти. Короче, это натуральный фильм ужасов. Тут мне становится немножко неприятно, что Руденский снимается во всяких ублюдочных сериалах (чувство это после пробуждения не исчезает :)), но одновременно я немножечко горжусь тем, что я вообще не знала, в чём дело, о чём всё это и зачем, но определила то же самое чисто с помощью анализа звучания, причём раньше Руденского. Я серии в четвёртой этой байды определила уже про мёртвых, а он - примерно в седьмой-восьмой.
Да, а называлась эта фигня как-то жутко. Как-то типа “Звёзды над могилами” она и называлась. Не удивлюсь даже, если прямо так. Причём в “звёздах” был двойной смысл: звёздочки, которые солдатам над памятником ставят, и небесные звёзды.