***
Не князь ли тьмы меня лобзанием смутил?
Не сам ли Аваддон, владыка звездных сил,
Крылами к моему склонился изголовью
И книгу мне раскрыл, написанную кровью:
"О, горе, горе… Вавилон еще не пал…
Час гнева Божьего ужели не настал?
Кто в броне огненной, в пурпурной багрянице,
Отважный вступит в бой с Великою Блудницей?
Иссяк источник вод, горька звезда-Полынь,
Ты - ветвь иссохшая, прах выжженных пустынь".
Я меду внял речей лукавых и надменных,
Я книгу прочитал деяний сокровенных,
Я, всадник, острый меч в безумье обнажил,
И Ангел Аваддон опять меня смутил.
Губитель прилетел, склонился к изголовью
И на ухо шепнул: "Душа убита кровью…"
1911
Откровение св. Иоанна гл. 25
Когда безгрешный серафим
Взмахнет орлиными крылами,
Небесный град Иерусалим
Предстанет в славе перед нами.
Ни звезд, ни солнца, ни луны.
Светильник града - Ангел Божий…
У городской его стены
Двенадцать мраморных подножий.
Смарагд, и яспис, и вирилл.
Богатствам Господа нет счета…
Но сам архангел Гавриил
Хранит жемчужные ворота.
Я знаю: жжет святой огонь,
Убийца в град Христов не внидет,
Его затопчет Бледный Конь
И царь царей возненавидит.
1911
***
Давно вечерняя легла на землю тень.
Минул еще один невозвратимый день.
Ночь одинокая полна моей печали.
Вчера молитвы мы сердечные читали.
Вчера еще был свят нерукотворный храм
И жертвенников дым струился к небесам,
Сегодня немощны в бессилье праздном руки…
О, дни позорные благочестивой скуки!
О, ночи долгие без гнева и любви!
Я счастлив был, когда в пыли, в грязи, в крови,
Певец непризнанный и вождь непобежденный,
Вином отравленным, как мальчик, опьяненный,
Я дерзко колебал ветхозаветный трон…
Меня приветствовал победный шум знамен,
Мне душу тешили кровавые забавы,
Я не искал венка завистливого славы,
Я клевету друзей безмолвно презирал
И честного врага перчатку поднимал…
Грозы безвременной последние раскаты!
Звеня разбился меч о царственные латы.
Ярмо постыдное уныло я влачу
И горько жалуюсь и тайно трепещу…
И дни мои бегут чредою незаметной,
Как тени облаков во мгле передрассветной.
1911
Терцины
Я вижу дней моих отображенье,
Развернут свиток медленной рукой.
И нет душе желанного забвенья…
О, бесов памяти мятежный рой!
О милые, безжалостные тени!
Смутили вы заслуженный покой.
Скрипят шаги. Колеблются ступени.
Визжат, качаясь ставни за окном.
Вся ночь полна бесовских наваждений.
И кто-то в дверь мою стучится костылем.
Вот зеркало моих воспоминаний,
Рожденных ночью, погребенных днем.
Решений нет. Но нет и колебаний…
Жизнь - мелкий и докучливый обман,
Ложь навсегда утраченных желаний.
Я не призван. Был ли я хоть зван?
Не я ли сам рукою дерзновенной
Замыслил бросить перстень в океан?
Я побежден. Я победитель пленный…
Я видел снег заоблачных вершин,
А ныне ниц лежу, как раб смиренный.
Но в мире есть Судья и Господин.
Христос - любовь. Голгофа - искупленье.
Мы - ветви. Он - лоза. Он - Божий сын.
Я верю: грешникам Его прощенье…
1911
***
На полу игрушки:
Безухий мишка.
Безногая кошка,
И стойкий оловянный солдатик,
И пушка.
Прильнув к окошку,
Маленький мальчик Вадик
Шепчет розовыми губами:
"Дождик, дождик, перестань,
Мы поедем на Йордань…"
А из-под мышки
Кукла Аришка
Улыбается фарфоровыми глазами…
И дождик в саду не переставая
Шуршит листами.
***
Сеял осенний дождик,
За гробом шел попик
В поношенной рясе.
Звенело стекло,
Жалобно пело
Вино.
О чем оно пело?
Об осени, о дожде,
О чужих,
Не моих ли
Равнодушных, осенних,
Ранних
Похоронах?
***
Любовница и верная жена,
Т друг, ты мать, сестра и королева,
Ты для меня не женщина, а дева,
Но волей высшею ты в жены мне дана.
Ты прелестью греховною полна,
В грехе зачатая, грехом святая Ева.
В дни благочестия, смиренья или гнева,
В дни похоти и тяжкого вина,
Ты -я. Ты зеркало моей души несчастной.
Будь сложной. Будь простой. И будь бесстрастной.
***
В твоих изменчивых глазах
Играют радужные краски -
Очарованье женской ласки,
Девичества невинный страх,
Разгула буйного размах,
Мещанство карнавальной маски
И все любовные развязки,
И весь любовный альманах.
В твоих обманчивых глазах
Играют радужные краски.
Так на далеких кораблях,
В чужих краях, в чужих морях
Блеснет волшебная оснастка.
***
Я шел, шатался,
Огненный шар раскалялся…
Мостовая
Пылала
Белая пыль
Ослепляла
Черная тень
Колебалась.
В этот июльский день
Моя сила
Сломалась.
Я шел, шатался
Огненный шар раскалялся…
И уже тяжкая подымалась
Радость.
Радость от века, -
Радость, что я убил человека.
***
У него румяные щеки
И рыжая борода.
Он косоглазый, всегда
Дает мне уроки:
Как жить, как веровать, как любить,
Как человека убить,
Как надо солгать
И когда можно правду сказать.
Он все знает…
Он хромой
И приплясывает, когда поучает.
Но он скрывает,
Кто он такой.
А слушаю его и смеюсь…
Я его, косоглазого, не боюсь,
Я его, хромого, перекрещу,
Я ему румяному, не прощу
Его разумные поученья,
Благословенья,
И утешенья,
И отеческую любовь,
И кровь,
Ту кровь, которую я пролить не посмел,
Не посмел,
Потому что он этого не хотел…
***
Он дернул меня за рукав:
"Скажи - ты веришь?"
Я пошел вперед, промолчав,
А он лохматый:
"Ты лицемеришь!"
А он рогатый:
"Ты лгать умеешь!"
А он хвостатый:
"Молиться смеешь!"
А он смердящий:
"В святые метишь!"
А он гремящий:
"Ты мне ответишь!"
На улице зажглись поздние фонари,
Нависли серые крыши…
Я пошел тише
И вдруг услышал:
"Умри!.."
***
Нет родины - и все кругом неверно,
Нет родины - и все кругом ничтожно,
Нет родины - и вера невозможна,
Нет родины - и слово лицемерно,
Нет родины - и радость без улыбки,
Нет родины - и горе без названья
Нет родины - и жизнь как призрак зыбкий,
Нет родины - и смерть как увяданье…
Нет родины. Замок висит острожный,
И все кругом ненужно или ложно…
***
В церкви холодно и темно.
Мадонна улыбается кротко,
Резная решетка
Закрывает окно.
В углу седая старуха
Кашляет глухо.
Мои шаги одиноки,
Своды высоки,
И далекий
Город сонно вздыхает…
Моя душа оживает,
И я пытаюсь молиться:
"Господи, дай укрепиться
За этой запертой дверью
Неверью
Сомненью
И отрицанью.
Ведь спасенье
Только в кощунственном покаянье…"
***
Когда принесут мой гроб,
Пес домашний залает
И жена поцелует в лоб,
А потом меня закопают.
Глухо стукнет земля,
Сомкнется желтая глина,
И не будет уже того господина,
Который называл себя: я.
Этот господин в котелке,
С подстриженными усами.
Он часто сидел между нами
Или пил в уголке.
Он родился, потом убил,
Потом любил,
Потом скучал,
Потом играл,
Потом писал,
Потом скончался.
Я не знаю, как он по имени назывался
И зачем свой путь совершил.
Одним меньше. Вам и мне все равно.
Он со всеми давно попрощался.
Когда принесут мой гроб,
Пес домашний залает
И жена поцелует в лоб,
А потом меня закопают.
Глухо стукнет земля,
Сомкнется желтая глина,
И не будет того господина,
Который называл себя: я…
***
Он присел ко мне на кровать
И взял мою руку:
"Я пришел тебе рассказать
Про твоего внука.
Когда ты умрешь, он родится.
Он будет такой, как ты,
Но он будет в церкви молиться
И соблюдать все посты.
Он будет, как ты.
А когда он умрет, родится
Его двойник, его внук,
И он опять приобщится
Тех же, твоих же, мук.
Лучше бы ему не родиться,
Ибо жизнь твоя повторится,
Пока должное не свершится,
Пока человек не спасется.
Пока не замкнется
Начертанный круг".
1913