Сабли и шабли
- или первая русско-украинская война в 20 веке (1917-1918), часть вторая. Первая, вместе с надеждами на мирное сосуществование, лежит тут.
Фельдмаршал Говорухин фон Эйхгорн ищет на карте легендарный отряд легендарного комдива Щорса
Ушедший, в дни начинающегося восстания в Киеве и непрерывного отступления на Востоке, в отставку премьер Винниченко оставил своим преемникам незавидную картину. Да что там говорить! судьба страны, ее призрачного правительства, определялась несколькими сотнями неумело паливших друг в дружку людей, хаотически передвигавшихся по киевским улицам. Киевский мятеж сделал провозглашение независимости Украины, первый настоящий государственный акт со времен последних гетманов, чем-то призрачным, из мира хлестких журналистских выпадов. Треск выстрелов в столице, красный натиск, социальный паралич в городе и апатия деревни сделали его, это провозглашение, не более чем зарубкой на будущее, более значимой для ушей потомков нежели глаз современников. Современникам было, право слово, не до того - они выживали, посреди не очень-то и своих и более чем чужих.
Строго говоря, в январе 1918 г. песенка Центральной Рады и ее детища была уже спета. Неприятель будто шутя занял Левобережье, а на Правобережье творилось черт знает что! какая-то зомби-синема, роль инфекции в которой играл алкоголь. Условные красные и желто-голубые солдаты брали и сдавали какие-то города, но единственным следствием этих побед-поражений стало полное исчезновение и тех, и других: противоборствующие стороны буквально растаяли в море анархии, пьянства и грабежей. Это была катастрофа почище той, что происходила в те дни на Востоке: там, по крайне мере, были какие-то бои и имелись какие-то войска. Большой стратегии не получилось: военное руководство Рады вынуждено было вслед за белыми генералами перейти к управлению небольшими, но морально надежными отрядами, сохранявшими хоть какую-то видимость дисциплины. Война на просторах Украины не удалась, но оставалась столица, судьба которой определялась способностью немногочисленных петлюровцев пробиться сквозь мятежные (по отношению ко всему, кроме подлинной силы) полки бывшей императорской армии.
Киев наш, Киев их
К моменту прибытия этих (фронтовых украинских) войск военная топография столицы Украины напоминала собою свежесрезанный пень, с его кругами: в центре города отстреливались министерства Рады, удерживаемые порой десятком офицеров и солдат, не менее стойко защищался душа восстания завод "Арсенал", а всё это опоясывали бедняцкие районы Киева, поднявшиеся (о, разумеется) в бой за мировую коммуну. Для большей красоты по городу в хаотическом порядке были разбросаны нейтральные армейские части, всегда готовые поделиться оружием, вывести броневик или вынести резолюцию. Силы были равны, но истинного соотношения этих самых сил, своих и чужих, никто толком не знал. Дрались вслепую, дрались неумело - и вскоре совсем устали, выдохлись. В этих условиях решающую роль могла (и должна была) сыграть всякая случайность, призванная подарить победу одной из сторон. Большевики, представляемые в Киеве рабочими, бедняками и евреями (тоже бедными), действовали в расчете на скорое прибытие непобедимой Красной Гвардии, гонящей в шею националистическую сволочь. Их подвело элементарное невежество простаков: простейший расчет показывал, что гонимые прибудут в Киеве несколько раньше своих гонителей. Поэтому когда тысячный (в смысле численности) отряд Петлюры без особого труда прошел через рабочие кварталы в центр города - красные спасовали (еще раньше это сделала армейская гниль, не сумевшая правильно определить победителей и поддержавшая большевиков). Они устали после недели боев, понесли тяжелые потери и разбежались, решив, что с них довольно. Воспрянувшее духом руководство УНР увидело собственную столицу замершей в покорности, оставался лишь неистовый "Арсенал", к нему и устремились соединившиеся войска республики.
Три дня слабосильная украинская артиллерия пыталась расчистить дорогу своей пехоте, наконец это удалось. В пролом, как в старые добрые времена каких-нибудь войн с турками, пошли штурмующие и после дневного боя завод пал. Рабочие дрались отчаянно, несколько десятков до последнего отстреливались из подвалов - их не щадили. Петлюра благородно не дал расстрелять сотню сдавшихся пролетариев, но гайдамаки отыгрались на следующий день, самовольно убив почти два десятка пленных, захваченных в последних боях за Киев. Надо заметить, что на тот момент охаянная всеми участниками Гражданской войны УНР проявила себя как самая гуманная сторона: ее войска не так часто убивали пленных взятых с бою (как белые), не устраивали оргий убийств и грабежей в захваченных городах (как красные). Увы, слабость всегда вызывает презрение: о, если бы они были холодны или горячи!
Так или иначе, но город покорился, стороны потеряли примерно по тысяче человек каждая. В конце января 1918 г. УНР на время обрела столицу, но провозглашенная в эти дни независимость не могла скрыть наличие определенной зависимости - первые отряды советских украинцев (российских красногвардейцев и такого же цвета флотцев) уже вышли к Киеву.
У помешанного подонка, красного командира Муравьева было до 10 т. бойцов, первостепенной сволочи - убийц образца славного 1917 г. Антонов-Овсеенко, чьем товарищем во всех смыслах был бывший капитан царской армии, отправил на Украину в буквальном смысле худших из худших - лучшие требовались большевикам против несравненно более опасных войск Корнилова, сражавшихся на Дону. Теперь эти банды, в старом германском смысле, опьяненные своими легкими победами, готовились покончить с буржуазными украинскими социалистами и поживиться в Киеве также как они это делали во всех захваченных городах. Большевики преспокойно вошли в город через несколько дней после подавления восстания - у украинцев попросту не было достаточного количества солдат, чтобы воспрепятствовать этому. Красная кавалерия еще гарцевала окраинах, но армейцы - те самые фронтовые императорско-республиканские украинские солдаты, чьей мощью Рада пугала Керенского, кайзера и Клемансо - сразу же почуяли, что это не шутки, что пришла Сила. Они немедленно переметнулись на сторону большевиков. Вновь появились скрывшиеся было рабочие и прочая поднявшаяся беднота: штурм еще толком не начинался, а власть Рады над городом исчезла в первый же день.
Отступив в центр города, войска УНР отчаянно держались - благо их никто не толком не атаковал. Стойкости остававшихся украинских войск способствовала неразбериха возникшая в рядах муравьевцев - полумиллионный Киев показался им хорошей добычей и немногочисленные отряды красных тоже начали разваливаться, с головой уйдя в грабеж и пьянство. Новоявленный Бонапарт вспомнил некоторые детали биографии своего кумира и приказал открыть меткий огонь по собственной пехоте из пушек. Это, равно как и задумчивые глаза комиссаров, позволило вскорости навести порядок и возобновить наступление. Не жалевший своих Муравьев тем более не щадил чужих: его артиллерия, бившая наобум, причинила большие разрушения (как оказалась впоследствии - самые большие за всю войну) и убила множество жителей. Впоследствии краском приписывал себе почин первой газовой атаки в социальной войне, но это уже были мечты задним числом, дающие, тем не менее, достаточное выпуклое преставление о завоевателе.
Войска УНР тихо вышли из города после недели боев, но стрельба в городе не прекратилась: с присущим им тактом комода, победившие большевики принялись разоружать оставшимися нейтральными армейцев, обстреляв шкурников из пушек. Грозные фронтовики немедленно сдались, но за это время украинские войска сумели оторваться от преследователей. Эта неудача ничуть не обескуражила Муравьева - правительство УНР сбежало? чепуха, в городе полным-полно контрреволюционной сволочи! Победители ознаменовали начало новой власти публичными расстрелами, аккурат напротив штаба своего полководца: только за несколько первых дней было убито почти три тысячи человек - в пять раз больше нежели потеряли украинские войска в боях за город. Товарищи так славно поработали, что возмутилось даже советское украинское правительство, спешно перебравшееся в свою столицу: центр Киева был, в буквальном смысле, усеян трупами. Муравьева поспешно услали на румын, но осадок, что называется, остался. Как и чекисты.
Запад с нами!
Заграница нам поможет, окончательно решили украинские депутаты, оставалось определиться в выборе оной. Антанте сулили миллионную рать, способную если не взять Вену, то хотя бы удержать старый фронт, теперь же просить ее прислать на помощь свои войска супротив десятка тысяч красных бук и бяк, кативших на своих эшелонах по стране, было как-то неудобно. Впрочем, стыд - понятие из дамских романов, решили в УНР, и все-таки обратились в Лондон и Париж, но Антанта так ничего и не прислала, посчитав дело заведомо проигрышным. Иное дело - благородные Центральные Державы, видевшие ситуацию, что называется, на местах. К началу 1918 г. они уже не питали особых иллюзий относительно потенций УНР, но сама возможность использовать принципы новой демократической дипломатии для расширения собственного влияния на Востоке захватывала: одно дело бесхитростная оккупация, другое - поддержка молодой республики в борьбе с большевистскими бандами. Военная и государственная слабость УНР играла австро-германцам на руку, делая украинцев удобным подспорьем в мировой борьбе: уж какими бесталанными не были бы украинские правители, думали в Берлине и Спа, но навести порядок в своей стране они сумеют, главное дать им такую возможность. Дело, таким образом, обстояло в цене - Берлину нужен был хлеб и прекращение войны на Востоке, а Киев нуждался в германских штыках. Стороны присматривались, приценивались: в Брест-Литовске украинцы ругались с евреями, т.е. красными русскими. Последние, в лице Троцкого, утверждали, что украинская делегация никого не представляет - правительство, ее направившее, покинуло Киев и скитается где-то, не имея и десятка квадратных километров контролируемого пространства. Особенное негодование у наших дипломатов вызывало то, что последнее было чистой правдой.
Не стоит, впрочем, думать, что украинские представители сидели сложа руки: им удалось верно подметить германское стремление соблюсти все приличия и играть честно, по правилам. Поэтому козырь легитимного правительства Троцкому было не побить. Более того, наличие в этом самом правительстве многочисленных социалистов и демократов грело сердца могущественной социал-демократической партии и ее фракции в германском рейхстаге. Надо понимать, что в те времена германская социал-демократия была образцом для социалистов во всем мире, не говоря уже о Втором рейхе.
Германские генералы и социалисты сошлись на том, что УНР следует все-таки поддержать: приехавшим в Брест советским украинцам указали на дверь. Их появление немцы сочли свидетельством недвусмысленного желания обмануть, провести их - и оскорбились. Вскоре удалился и сам Троцкий, после чего началась смехотворная война, закончившаяся памятным унижением красногвардейцев и балтфлотцев под Нарвой и Псковой в конце февраля 1918 г.
За это время между Центральными державами и УНР был подписан мир, на весьма выгодных для последней условиях. За кровь, которую войска ЦД должны будут пролить освобождая для украинцев Украину, представители УНР обязались поставлять срединным империям млеко, яйки продовольствие, скот и прочие ресурсы. Таким образом, дело было за тем, чтобы немцы выгнали одну скотину, а взамен получили другую - рогатую. Помимо этого, УНР немало прирастала территорией на северо-западе, за счет польско-белорусских земель, входящих ранее в РИ. Добрая Австрия даже обещала подумать насчет какой-нибудь автономии в Галиции, но даже и без этого соглашение представлялось крайне выгодным для Киева: альтернативой было продовольственное ограбление в пользу советского правительства, не говоря уже о спорных социальных методах последнего. Брачный союз по расчету все-таки предпочтительнее изнасилования... За воздух, за представление было заплачено реальными вещами: военной помощью и землями. Первый мир в Первой мировой войне состоялся.
От Екатеринослава до Таганрога
Перелом
Отступившие из Киева украинцы немедленно переругались между собой, заспорив сразу по всем пунктам: от мира с ЦД до военной тактики. Часть армии УНР разбежалась, другая, петлюровская, перешла на самообеспечение, став кем-то вроде партизан, о третьей (части) не стоит уже и говорить. Всё это попыталось закрепиться в Житомире, но убоявшись стоявших там проантантовских чехов, оставило город. В итоге неприкаянные армия и правительство сумели пробраться на Волынь, поближе к бывшей линии фронта. Им никто не препятствовал, вокруг плескалось море анархии и даже несколько сотен вооруженных людей представляли собой большую силу.
Из своего волынского далека правительство УНР вновь обратилось к своим советским противникам. Грозясь союзом с германцами, украинцы требовали очистить захваченные территории, передать им Крым со всем флотом, часть Северного Кавказа, Воронежской и Курской губернии, а также малую родину великого украинского поэта Чехова - Таганрог. Предложение повисло в воздухе.
Тогда, уже извещенные о начале перехода немцами границы, войска УНР попытались блеснуть мастерством последний раз и начали наступать на Житомир, удерживаемый к тому временем крупным 1,5 т. отрядом красных. Увы, хотя сам Житомир удалось занять без проблем, отошедшие к Бердичеву большивики сумели нанести украинским войскам тяжелые потери и заставили их перейти к обороне. Таким образом, УНР не удалась полностью даже эта, последняя самостоятельная операция. Теперь в дело включались иные силы.
Германцы и австро-венгры без труда разгромили, точнее разоружили остававшиеся еще на фронте армейские дивизии, бывшие когда-то грозной силой. Только немцы послали в Украину 200 т. своих солдат, что очень удивило отвыкшую от больших чисел Раду. Украинцы думали, что германцы будут подымать пыль на горизонте, а всё дело сделают вооруженные и обученные ими бывшие военнопленные царской армии, но Берлин не стал полагаться только на украинцев. Для советской же Украины австро-германский марш через границу стал похоронным: говорить об успешной войне с ними не приходилось. Советы располагали 3 т. солдат в районе Киева, примерно таким же количеством в виде разбросанных по стране гарнизонах и 4 т. армией Муравьева, бившейся с доблестными румынами где-то в Молдавии. Спешно начатая мобилизация в красное казачество провалилась, а голод и убийства горожан, пришедшие в Украину на правах лучших друзей большевиков, отпугивали от всех потенциальных союзников. Последнее, впрочем, красным нисколько не мешало: глава советской Украины товарищ Бош громогласно обещалась разбить кайзеровскую армию с той же легкостью, что и войска Петлюры. На деле, единственным боеспособным отрядом... оказались чехи, сумевшие пробиться из Житомира к Киеву и немного замедлить продвижение немцев в ряде арьергардных боев. И всё же чехи стремились не удержать Киев, а поскорее добраться до Владивостока, поэтому полагаться на них в обороне столицы товарищ Бош не могла. С горечью констатировав полный развал советской власти в Украине, она отбыла в Полтаву, оставив город во власти грузин (моторизированного отряда южан, выезжавших на автомобилях для защиты населения от налетчиков), небольших отрядов самообороны из чистой публики и уцелевших офицеров старой армии. После этого в город вступили немцы.
Т.е., не совсем так. В город, по праву освободителей, должны были первыми войти немцы, но тут украинцам удалось сыграть с ними свою первую штуку: незадолго до этого партизан Петлюра навел свои пулеметы на правительство УНР и заставил их разрешить его гайдамакам первыми вступить в оставленный Киев, угрожая переворотом. Делать было нечего и вот петлюровцы в городе. Но для киевлян этот марш позорно бежавших недавно войск УНР был сродни оперетке - не опасной, но и не вызвавшей уважения. Помимо собственного парада, гайдамаки провели по улицам города захваченных большевистских пленных. Вступившие на следующий день настоящие солдаты, германцы, произвели впечатление действительной силы, да и являлись таковой. Первым делом они прогнали взашей Петлюру и очистили железнодорожный вокзал города, чудовищно загаженный совместными усилиями во время предшествующей борьбы. После этого в столицу вернулось правительство УНР.
В эти же дни пала советская Одесса. Завоеватель Киева и принудитель румынов к миру Муравьев наводил свои порядки в городе при помощи пулеметного огня и китайских изуверов, пошедших на службу в его славные ряды прямиком их стройбатов царской армии. Это не помогало, красных били как никогда прежде. Отступая они попытались расстрелять город из пушек, но не смогли (не из-за добрых сердец, а из-за паники). Правобережье было потеряно в считанные дни, более того, на этот раз над ним был установлен действительный контроль - забытое с февраля 1917 г. слово порядок вернулось в Украину.
Немцы в городе
Разгром на Востоке и недопокоренье Крыма
Ленин вовсе не считал дело проигранным. Его вполне устраивало то, что советские украинцы будут сражаться с немцами (с которыми Советская Россия уже подписала мир) и перспективы этой борьбы выглядели достаточно интересно. В конце концов, Левобережье все еще советское и может послужить базой для развертывания новых армий. Командование войсками, взамен опозорившегося Муравьева, принял сам Антонов-Овсеенко, обнаруживший остатки своей советской украинской полевой армии в Полтаве, в стадии разложения. Не полагаясь на местные ресурсы, он попытался привлечь часть войск направленных против Корнилова и вообще заметно оттеснил на второй план украинских наркомов. Последние вскоре совершенно стушевались и дело борьбы за советскую власть на Украине окончательно легло на хрупкие плечи завоевателя Зимнего дворца. Увы, все победы Антонова-Овсеенко над Временным правительством, казаками Каледина и войсками Петлюры ничего не говорили ни генерал-полковнику фон Линзингену, ни сменившему его фельдмаршалу фон Эйхгорну. Очевидно последние пребывали в счастливом неведении относительно личности своего могучего противника. Поэтому даже после его назначения австро-германцы продолжали наступать, преспокойно продвигаясь по Левобережью. Вскоре была потеряна и Полтава.
Узнав о том, что дрогнули даже самые стойкие - луганские большевики и переброшенные с Дона красногвардейцы - красный главком замаялся животом и срочно уехал в Москву, искать правды у Ленина. Спешно направлявшиеся в Украину подкрепления испытывали приступы того же недуга и после грозных резолюций отправлялись защищать революцию домой, в Россию - германец мог и бонбой, и штыком. Труднее приходилось австриякам, действовавшим южнее, в боях они потеряли несколько тысяч человек, некоторые города приходилось усмирять в ходе тяжелых уличных боев, но и в этом случае речь шла об отдельных вспышках. В тылу у красных уже начинали гулять разного рода батьки и прочие атаманы. Иногда отступавшая советская власть сама давала жизнь подобным формированиям: оружия у нее было намного больше чем людей или хлеба, не жалко. Один такой вожак-каторжанин, сколотивший свою анархистскую банду, получил от марксистов безвозмездный дар в виде нескольких пушек, тысяч винтовок и десятка вагонов с патронами и снарядами к ним. Звали его Махно.
В начале апреля был потерян Харьков. Вступлению в него германских войск предшествовали демонстрации местных дураков-рабочих, удивленных тем, что любимые ими советские власти эвакуируют из города всё ценное, оставляя их без средств к существованию. На это разочарование большевикам было наплевать, намного обиднее было то, что немцы не купились на навязываемую им гибридную войну с советской Украиной: после занятия Харькова они преспокойно двинулись дальше на север, к Курску. Гибридная война оказалась обоюдоострым оружием.
Остававшиеся у красных украинцев силы стягивались на Донбасс, где и развернулись последние в этой кампании сражения. На бумаге у большевиков между Луганском и Таганрогом находилось с полдюжины армий, опиравшихся на несколько укрепрайонов, но все это не имело никакого отношения к действительности. Полки состояли из десятков солдат, дивизии из сотен, а армии из тысяч. Попытка контрнаступления под Луганском только увеличили степень разгрома тамошних красных войск: их боевая ценность, да под командованием таких светил военного дела как луганский слесарь Ворошилов или поэт-кавалерист Примаков, все еще оставалась крайне низкой. К первомаю немцы уже освободили Луганск, Донецк и Таганрог.
Параллельно с этим случились некоторые события в Крыму. Покуда местные большевики враждовали с местным же населением, немцы готовились к штурму Перекопа, считая его укрепления достаточно крепким заслоном на полуостров. И тут, окрепшие численно, материально и морально за время красногвардейского драпа, войска УНР неожиданно выкинули фортель, прямо под носом у немцев. Силами нескольких полков они подошли к Крыму и заявили желание ворваться в него. Командовавший тамошними германскими войсками генерал еще не успел разобраться с идущими на Дон белыми отрядами бывшего российского Румынского фронта, а потому проморгал этот бросок на Севастополь. Скорее всего он заблуждался на счет действительной мощи украинских отрядов, полагая, что они будут в очередной раз разбиты. Этого не случилось. Полковник Болбочан, командовавший этой импровизированной Крымской группой, показал себя грамотным и умелым офицером (он был им еще в царской армии), сумевшим создать по настоящему боевое подразделение. Кроме того, ему повезло - выдав своих людей за красных, он захватил нетронутый мост через Сиваш и ворвался в Крым раньше всех, избежав сражения с главными силами противника.
Покуда глупые немцы методично прорывали оборону большевиков на Перекопе, украинские войска уже были в Симферополе, опередив тевтонов на несколько часов. Казалось, что дело сделано, победителей не судят - но немцы вновь не оценили легкости украинской политики. Возмущенные тем, что украинское правительство лгало им, на голубом глазу утверждая, что их там нет (да! да!), они окружили украинские войска и бесславно отправили их домой, нагло заявив, что Крым - это не Украина, а какая-то отдельная республика, что в Брест-Литовске о нем не было и речи, равно как и до войны. В общем, проявили себя негибкими и ненадежными партнерами, с деревянной настойчивостью требовавшими исполнения достигнутых ранее договоренностей. Как будто на этих бумажках свет клином сошелся! некоторые члены (правительства УНР) даже вякнули, что-то о своей, отдельной гибридной войне с немцами за Крым, но это было слишком глупо даже по меркам УНР. Пришлось смириться.
Счастливая деревня
В начале мая напуганный Ленин вынуждено закончил советскую одиссею в Украине: для соблюдения всех приличий вождь заставил гордого Антона-Овсеенко публично расписаться в собственном бессилии, официально заявив о роспуске его украинских армий и прекращении борьбы. Официальная советская Украина закончилась, на время. Еще раньше закончилась УНР. Еще в дни победного австро-германского продвижения по стране украинское правительство поразило немцев полной импотенцией в административных делах на местах, в провинции - все эти вопросы пришлось разрешать союзным войскам. Постепенно немцы все более и более разочаровывались в своих союзниках, оказавшихся сборищем мошенников и популистов. Последней каплей стала крымская авантюра и похищение среди бела дня одного киевского банкира, с банальной целью отъема денег... в пользу некоторых членов славного правительства УНР. Эта постыдная уголовщина стала вишенкой на торте из бездарности, лживости и демагогии тогдашнего украинского правительства - в конце апреля Раду разогнал десяток солдат с офицером.
Немцы подыскали приличного генерала старой армии и сделали его гетманом, вернув в страну (вместе с порядком и продовольствием) славные времена 18 века. Новый гетман Скоропадский, так хорошо разгонявший мятежный солдатский сброд в прошлом году, обещал быть намного более сильным лидером нежели скорбные умом и телом республиканские недоумки, созданные, казалось, на потеху истории.
Его Светлость Ясновельможный Пан Гетман возглавил страну, буквально как будущий маршал Маннергейм, тоже бывший царский генерал. Его Украинская держава стала Землей Обетованной для жителей бывшей Российской империи: поезда ходили как раньше, на улицах полиция и германские каски - красота! порядок! изобилие! Ах, украинская история, остановись, застынь!.. лучше уже не будет, в этом веке так точно. Увы, будущее этой державы определялось не под Курском или в Крыму, а на полях Франции.
Фельдмаршал Говорухин фон Эйхгорн ищет на карте легендарный отряд легендарного комдива Щорса
Ушедший, в дни начинающегося восстания в Киеве и непрерывного отступления на Востоке, в отставку премьер Винниченко оставил своим преемникам незавидную картину. Да что там говорить! судьба страны, ее призрачного правительства, определялась несколькими сотнями неумело паливших друг в дружку людей, хаотически передвигавшихся по киевским улицам. Киевский мятеж сделал провозглашение независимости Украины, первый настоящий государственный акт со времен последних гетманов, чем-то призрачным, из мира хлестких журналистских выпадов. Треск выстрелов в столице, красный натиск, социальный паралич в городе и апатия деревни сделали его, это провозглашение, не более чем зарубкой на будущее, более значимой для ушей потомков нежели глаз современников. Современникам было, право слово, не до того - они выживали, посреди не очень-то и своих и более чем чужих.
Строго говоря, в январе 1918 г. песенка Центральной Рады и ее детища была уже спета. Неприятель будто шутя занял Левобережье, а на Правобережье творилось черт знает что! какая-то зомби-синема, роль инфекции в которой играл алкоголь. Условные красные и желто-голубые солдаты брали и сдавали какие-то города, но единственным следствием этих побед-поражений стало полное исчезновение и тех, и других: противоборствующие стороны буквально растаяли в море анархии, пьянства и грабежей. Это была катастрофа почище той, что происходила в те дни на Востоке: там, по крайне мере, были какие-то бои и имелись какие-то войска. Большой стратегии не получилось: военное руководство Рады вынуждено было вслед за белыми генералами перейти к управлению небольшими, но морально надежными отрядами, сохранявшими хоть какую-то видимость дисциплины. Война на просторах Украины не удалась, но оставалась столица, судьба которой определялась способностью немногочисленных петлюровцев пробиться сквозь мятежные (по отношению ко всему, кроме подлинной силы) полки бывшей императорской армии.
Киев наш, Киев их
К моменту прибытия этих (фронтовых украинских) войск военная топография столицы Украины напоминала собою свежесрезанный пень, с его кругами: в центре города отстреливались министерства Рады, удерживаемые порой десятком офицеров и солдат, не менее стойко защищался душа восстания завод "Арсенал", а всё это опоясывали бедняцкие районы Киева, поднявшиеся (о, разумеется) в бой за мировую коммуну. Для большей красоты по городу в хаотическом порядке были разбросаны нейтральные армейские части, всегда готовые поделиться оружием, вывести броневик или вынести резолюцию. Силы были равны, но истинного соотношения этих самых сил, своих и чужих, никто толком не знал. Дрались вслепую, дрались неумело - и вскоре совсем устали, выдохлись. В этих условиях решающую роль могла (и должна была) сыграть всякая случайность, призванная подарить победу одной из сторон. Большевики, представляемые в Киеве рабочими, бедняками и евреями (тоже бедными), действовали в расчете на скорое прибытие непобедимой Красной Гвардии, гонящей в шею националистическую сволочь. Их подвело элементарное невежество простаков: простейший расчет показывал, что гонимые прибудут в Киеве несколько раньше своих гонителей. Поэтому когда тысячный (в смысле численности) отряд Петлюры без особого труда прошел через рабочие кварталы в центр города - красные спасовали (еще раньше это сделала армейская гниль, не сумевшая правильно определить победителей и поддержавшая большевиков). Они устали после недели боев, понесли тяжелые потери и разбежались, решив, что с них довольно. Воспрянувшее духом руководство УНР увидело собственную столицу замершей в покорности, оставался лишь неистовый "Арсенал", к нему и устремились соединившиеся войска республики.
Три дня слабосильная украинская артиллерия пыталась расчистить дорогу своей пехоте, наконец это удалось. В пролом, как в старые добрые времена каких-нибудь войн с турками, пошли штурмующие и после дневного боя завод пал. Рабочие дрались отчаянно, несколько десятков до последнего отстреливались из подвалов - их не щадили. Петлюра благородно не дал расстрелять сотню сдавшихся пролетариев, но гайдамаки отыгрались на следующий день, самовольно убив почти два десятка пленных, захваченных в последних боях за Киев. Надо заметить, что на тот момент охаянная всеми участниками Гражданской войны УНР проявила себя как самая гуманная сторона: ее войска не так часто убивали пленных взятых с бою (как белые), не устраивали оргий убийств и грабежей в захваченных городах (как красные). Увы, слабость всегда вызывает презрение: о, если бы они были холодны или горячи!
Так или иначе, но город покорился, стороны потеряли примерно по тысяче человек каждая. В конце января 1918 г. УНР на время обрела столицу, но провозглашенная в эти дни независимость не могла скрыть наличие определенной зависимости - первые отряды советских украинцев (российских красногвардейцев и такого же цвета флотцев) уже вышли к Киеву.
У помешанного подонка, красного командира Муравьева было до 10 т. бойцов, первостепенной сволочи - убийц образца славного 1917 г. Антонов-Овсеенко, чьем товарищем во всех смыслах был бывший капитан царской армии, отправил на Украину в буквальном смысле худших из худших - лучшие требовались большевикам против несравненно более опасных войск Корнилова, сражавшихся на Дону. Теперь эти банды, в старом германском смысле, опьяненные своими легкими победами, готовились покончить с буржуазными украинскими социалистами и поживиться в Киеве также как они это делали во всех захваченных городах. Большевики преспокойно вошли в город через несколько дней после подавления восстания - у украинцев попросту не было достаточного количества солдат, чтобы воспрепятствовать этому. Красная кавалерия еще гарцевала окраинах, но армейцы - те самые фронтовые императорско-республиканские украинские солдаты, чьей мощью Рада пугала Керенского, кайзера и Клемансо - сразу же почуяли, что это не шутки, что пришла Сила. Они немедленно переметнулись на сторону большевиков. Вновь появились скрывшиеся было рабочие и прочая поднявшаяся беднота: штурм еще толком не начинался, а власть Рады над городом исчезла в первый же день.
Отступив в центр города, войска УНР отчаянно держались - благо их никто не толком не атаковал. Стойкости остававшихся украинских войск способствовала неразбериха возникшая в рядах муравьевцев - полумиллионный Киев показался им хорошей добычей и немногочисленные отряды красных тоже начали разваливаться, с головой уйдя в грабеж и пьянство. Новоявленный Бонапарт вспомнил некоторые детали биографии своего кумира и приказал открыть меткий огонь по собственной пехоте из пушек. Это, равно как и задумчивые глаза комиссаров, позволило вскорости навести порядок и возобновить наступление. Не жалевший своих Муравьев тем более не щадил чужих: его артиллерия, бившая наобум, причинила большие разрушения (как оказалась впоследствии - самые большие за всю войну) и убила множество жителей. Впоследствии краском приписывал себе почин первой газовой атаки в социальной войне, но это уже были мечты задним числом, дающие, тем не менее, достаточное выпуклое преставление о завоевателе.
Войска УНР тихо вышли из города после недели боев, но стрельба в городе не прекратилась: с присущим им тактом комода, победившие большевики принялись разоружать оставшимися нейтральными армейцев, обстреляв шкурников из пушек. Грозные фронтовики немедленно сдались, но за это время украинские войска сумели оторваться от преследователей. Эта неудача ничуть не обескуражила Муравьева - правительство УНР сбежало? чепуха, в городе полным-полно контрреволюционной сволочи! Победители ознаменовали начало новой власти публичными расстрелами, аккурат напротив штаба своего полководца: только за несколько первых дней было убито почти три тысячи человек - в пять раз больше нежели потеряли украинские войска в боях за город. Товарищи так славно поработали, что возмутилось даже советское украинское правительство, спешно перебравшееся в свою столицу: центр Киева был, в буквальном смысле, усеян трупами. Муравьева поспешно услали на румын, но осадок, что называется, остался. Как и чекисты.
Запад с нами!
Заграница нам поможет, окончательно решили украинские депутаты, оставалось определиться в выборе оной. Антанте сулили миллионную рать, способную если не взять Вену, то хотя бы удержать старый фронт, теперь же просить ее прислать на помощь свои войска супротив десятка тысяч красных бук и бяк, кативших на своих эшелонах по стране, было как-то неудобно. Впрочем, стыд - понятие из дамских романов, решили в УНР, и все-таки обратились в Лондон и Париж, но Антанта так ничего и не прислала, посчитав дело заведомо проигрышным. Иное дело - благородные Центральные Державы, видевшие ситуацию, что называется, на местах. К началу 1918 г. они уже не питали особых иллюзий относительно потенций УНР, но сама возможность использовать принципы новой демократической дипломатии для расширения собственного влияния на Востоке захватывала: одно дело бесхитростная оккупация, другое - поддержка молодой республики в борьбе с большевистскими бандами. Военная и государственная слабость УНР играла австро-германцам на руку, делая украинцев удобным подспорьем в мировой борьбе: уж какими бесталанными не были бы украинские правители, думали в Берлине и Спа, но навести порядок в своей стране они сумеют, главное дать им такую возможность. Дело, таким образом, обстояло в цене - Берлину нужен был хлеб и прекращение войны на Востоке, а Киев нуждался в германских штыках. Стороны присматривались, приценивались: в Брест-Литовске украинцы ругались с евреями, т.е. красными русскими. Последние, в лице Троцкого, утверждали, что украинская делегация никого не представляет - правительство, ее направившее, покинуло Киев и скитается где-то, не имея и десятка квадратных километров контролируемого пространства. Особенное негодование у наших дипломатов вызывало то, что последнее было чистой правдой.
Не стоит, впрочем, думать, что украинские представители сидели сложа руки: им удалось верно подметить германское стремление соблюсти все приличия и играть честно, по правилам. Поэтому козырь легитимного правительства Троцкому было не побить. Более того, наличие в этом самом правительстве многочисленных социалистов и демократов грело сердца могущественной социал-демократической партии и ее фракции в германском рейхстаге. Надо понимать, что в те времена германская социал-демократия была образцом для социалистов во всем мире, не говоря уже о Втором рейхе.
Германские генералы и социалисты сошлись на том, что УНР следует все-таки поддержать: приехавшим в Брест советским украинцам указали на дверь. Их появление немцы сочли свидетельством недвусмысленного желания обмануть, провести их - и оскорбились. Вскоре удалился и сам Троцкий, после чего началась смехотворная война, закончившаяся памятным унижением красногвардейцев и балтфлотцев под Нарвой и Псковой в конце февраля 1918 г.
За это время между Центральными державами и УНР был подписан мир, на весьма выгодных для последней условиях. За кровь, которую войска ЦД должны будут пролить освобождая для украинцев Украину, представители УНР обязались поставлять срединным империям млеко, яйки продовольствие, скот и прочие ресурсы. Таким образом, дело было за тем, чтобы немцы выгнали одну скотину, а взамен получили другую - рогатую. Помимо этого, УНР немало прирастала территорией на северо-западе, за счет польско-белорусских земель, входящих ранее в РИ. Добрая Австрия даже обещала подумать насчет какой-нибудь автономии в Галиции, но даже и без этого соглашение представлялось крайне выгодным для Киева: альтернативой было продовольственное ограбление в пользу советского правительства, не говоря уже о спорных социальных методах последнего. Брачный союз по расчету все-таки предпочтительнее изнасилования... За воздух, за представление было заплачено реальными вещами: военной помощью и землями. Первый мир в Первой мировой войне состоялся.
От Екатеринослава до Таганрога
Перелом
Отступившие из Киева украинцы немедленно переругались между собой, заспорив сразу по всем пунктам: от мира с ЦД до военной тактики. Часть армии УНР разбежалась, другая, петлюровская, перешла на самообеспечение, став кем-то вроде партизан, о третьей (части) не стоит уже и говорить. Всё это попыталось закрепиться в Житомире, но убоявшись стоявших там проантантовских чехов, оставило город. В итоге неприкаянные армия и правительство сумели пробраться на Волынь, поближе к бывшей линии фронта. Им никто не препятствовал, вокруг плескалось море анархии и даже несколько сотен вооруженных людей представляли собой большую силу.
Из своего волынского далека правительство УНР вновь обратилось к своим советским противникам. Грозясь союзом с германцами, украинцы требовали очистить захваченные территории, передать им Крым со всем флотом, часть Северного Кавказа, Воронежской и Курской губернии, а также малую родину великого украинского поэта Чехова - Таганрог. Предложение повисло в воздухе.
Тогда, уже извещенные о начале перехода немцами границы, войска УНР попытались блеснуть мастерством последний раз и начали наступать на Житомир, удерживаемый к тому временем крупным 1,5 т. отрядом красных. Увы, хотя сам Житомир удалось занять без проблем, отошедшие к Бердичеву большивики сумели нанести украинским войскам тяжелые потери и заставили их перейти к обороне. Таким образом, УНР не удалась полностью даже эта, последняя самостоятельная операция. Теперь в дело включались иные силы.
Германцы и австро-венгры без труда разгромили, точнее разоружили остававшиеся еще на фронте армейские дивизии, бывшие когда-то грозной силой. Только немцы послали в Украину 200 т. своих солдат, что очень удивило отвыкшую от больших чисел Раду. Украинцы думали, что германцы будут подымать пыль на горизонте, а всё дело сделают вооруженные и обученные ими бывшие военнопленные царской армии, но Берлин не стал полагаться только на украинцев. Для советской же Украины австро-германский марш через границу стал похоронным: говорить об успешной войне с ними не приходилось. Советы располагали 3 т. солдат в районе Киева, примерно таким же количеством в виде разбросанных по стране гарнизонах и 4 т. армией Муравьева, бившейся с доблестными румынами где-то в Молдавии. Спешно начатая мобилизация в красное казачество провалилась, а голод и убийства горожан, пришедшие в Украину на правах лучших друзей большевиков, отпугивали от всех потенциальных союзников. Последнее, впрочем, красным нисколько не мешало: глава советской Украины товарищ Бош громогласно обещалась разбить кайзеровскую армию с той же легкостью, что и войска Петлюры. На деле, единственным боеспособным отрядом... оказались чехи, сумевшие пробиться из Житомира к Киеву и немного замедлить продвижение немцев в ряде арьергардных боев. И всё же чехи стремились не удержать Киев, а поскорее добраться до Владивостока, поэтому полагаться на них в обороне столицы товарищ Бош не могла. С горечью констатировав полный развал советской власти в Украине, она отбыла в Полтаву, оставив город во власти грузин (моторизированного отряда южан, выезжавших на автомобилях для защиты населения от налетчиков), небольших отрядов самообороны из чистой публики и уцелевших офицеров старой армии. После этого в город вступили немцы.
Т.е., не совсем так. В город, по праву освободителей, должны были первыми войти немцы, но тут украинцам удалось сыграть с ними свою первую штуку: незадолго до этого партизан Петлюра навел свои пулеметы на правительство УНР и заставил их разрешить его гайдамакам первыми вступить в оставленный Киев, угрожая переворотом. Делать было нечего и вот петлюровцы в городе. Но для киевлян этот марш позорно бежавших недавно войск УНР был сродни оперетке - не опасной, но и не вызвавшей уважения. Помимо собственного парада, гайдамаки провели по улицам города захваченных большевистских пленных. Вступившие на следующий день настоящие солдаты, германцы, произвели впечатление действительной силы, да и являлись таковой. Первым делом они прогнали взашей Петлюру и очистили железнодорожный вокзал города, чудовищно загаженный совместными усилиями во время предшествующей борьбы. После этого в столицу вернулось правительство УНР.
В эти же дни пала советская Одесса. Завоеватель Киева и принудитель румынов к миру Муравьев наводил свои порядки в городе при помощи пулеметного огня и китайских изуверов, пошедших на службу в его славные ряды прямиком их стройбатов царской армии. Это не помогало, красных били как никогда прежде. Отступая они попытались расстрелять город из пушек, но не смогли (не из-за добрых сердец, а из-за паники). Правобережье было потеряно в считанные дни, более того, на этот раз над ним был установлен действительный контроль - забытое с февраля 1917 г. слово порядок вернулось в Украину.
Немцы в городе
Click to viewРазгром на Востоке и недопокоренье Крыма
Ленин вовсе не считал дело проигранным. Его вполне устраивало то, что советские украинцы будут сражаться с немцами (с которыми Советская Россия уже подписала мир) и перспективы этой борьбы выглядели достаточно интересно. В конце концов, Левобережье все еще советское и может послужить базой для развертывания новых армий. Командование войсками, взамен опозорившегося Муравьева, принял сам Антонов-Овсеенко, обнаруживший остатки своей советской украинской полевой армии в Полтаве, в стадии разложения. Не полагаясь на местные ресурсы, он попытался привлечь часть войск направленных против Корнилова и вообще заметно оттеснил на второй план украинских наркомов. Последние вскоре совершенно стушевались и дело борьбы за советскую власть на Украине окончательно легло на хрупкие плечи завоевателя Зимнего дворца. Увы, все победы Антонова-Овсеенко над Временным правительством, казаками Каледина и войсками Петлюры ничего не говорили ни генерал-полковнику фон Линзингену, ни сменившему его фельдмаршалу фон Эйхгорну. Очевидно последние пребывали в счастливом неведении относительно личности своего могучего противника. Поэтому даже после его назначения австро-германцы продолжали наступать, преспокойно продвигаясь по Левобережью. Вскоре была потеряна и Полтава.
Узнав о том, что дрогнули даже самые стойкие - луганские большевики и переброшенные с Дона красногвардейцы - красный главком замаялся животом и срочно уехал в Москву, искать правды у Ленина. Спешно направлявшиеся в Украину подкрепления испытывали приступы того же недуга и после грозных резолюций отправлялись защищать революцию домой, в Россию - германец мог и бонбой, и штыком. Труднее приходилось австриякам, действовавшим южнее, в боях они потеряли несколько тысяч человек, некоторые города приходилось усмирять в ходе тяжелых уличных боев, но и в этом случае речь шла об отдельных вспышках. В тылу у красных уже начинали гулять разного рода батьки и прочие атаманы. Иногда отступавшая советская власть сама давала жизнь подобным формированиям: оружия у нее было намного больше чем людей или хлеба, не жалко. Один такой вожак-каторжанин, сколотивший свою анархистскую банду, получил от марксистов безвозмездный дар в виде нескольких пушек, тысяч винтовок и десятка вагонов с патронами и снарядами к ним. Звали его Махно.
В начале апреля был потерян Харьков. Вступлению в него германских войск предшествовали демонстрации местных дураков-рабочих, удивленных тем, что любимые ими советские власти эвакуируют из города всё ценное, оставляя их без средств к существованию. На это разочарование большевикам было наплевать, намного обиднее было то, что немцы не купились на навязываемую им гибридную войну с советской Украиной: после занятия Харькова они преспокойно двинулись дальше на север, к Курску. Гибридная война оказалась обоюдоострым оружием.
Остававшиеся у красных украинцев силы стягивались на Донбасс, где и развернулись последние в этой кампании сражения. На бумаге у большевиков между Луганском и Таганрогом находилось с полдюжины армий, опиравшихся на несколько укрепрайонов, но все это не имело никакого отношения к действительности. Полки состояли из десятков солдат, дивизии из сотен, а армии из тысяч. Попытка контрнаступления под Луганском только увеличили степень разгрома тамошних красных войск: их боевая ценность, да под командованием таких светил военного дела как луганский слесарь Ворошилов или поэт-кавалерист Примаков, все еще оставалась крайне низкой. К первомаю немцы уже освободили Луганск, Донецк и Таганрог.
Параллельно с этим случились некоторые события в Крыму. Покуда местные большевики враждовали с местным же населением, немцы готовились к штурму Перекопа, считая его укрепления достаточно крепким заслоном на полуостров. И тут, окрепшие численно, материально и морально за время красногвардейского драпа, войска УНР неожиданно выкинули фортель, прямо под носом у немцев. Силами нескольких полков они подошли к Крыму и заявили желание ворваться в него. Командовавший тамошними германскими войсками генерал еще не успел разобраться с идущими на Дон белыми отрядами бывшего российского Румынского фронта, а потому проморгал этот бросок на Севастополь. Скорее всего он заблуждался на счет действительной мощи украинских отрядов, полагая, что они будут в очередной раз разбиты. Этого не случилось. Полковник Болбочан, командовавший этой импровизированной Крымской группой, показал себя грамотным и умелым офицером (он был им еще в царской армии), сумевшим создать по настоящему боевое подразделение. Кроме того, ему повезло - выдав своих людей за красных, он захватил нетронутый мост через Сиваш и ворвался в Крым раньше всех, избежав сражения с главными силами противника.
Покуда глупые немцы методично прорывали оборону большевиков на Перекопе, украинские войска уже были в Симферополе, опередив тевтонов на несколько часов. Казалось, что дело сделано, победителей не судят - но немцы вновь не оценили легкости украинской политики. Возмущенные тем, что украинское правительство лгало им, на голубом глазу утверждая, что их там нет (да! да!), они окружили украинские войска и бесславно отправили их домой, нагло заявив, что Крым - это не Украина, а какая-то отдельная республика, что в Брест-Литовске о нем не было и речи, равно как и до войны. В общем, проявили себя негибкими и ненадежными партнерами, с деревянной настойчивостью требовавшими исполнения достигнутых ранее договоренностей. Как будто на этих бумажках свет клином сошелся! некоторые члены (правительства УНР) даже вякнули, что-то о своей, отдельной гибридной войне с немцами за Крым, но это было слишком глупо даже по меркам УНР. Пришлось смириться.
Счастливая деревня
В начале мая напуганный Ленин вынуждено закончил советскую одиссею в Украине: для соблюдения всех приличий вождь заставил гордого Антона-Овсеенко публично расписаться в собственном бессилии, официально заявив о роспуске его украинских армий и прекращении борьбы. Официальная советская Украина закончилась, на время. Еще раньше закончилась УНР. Еще в дни победного австро-германского продвижения по стране украинское правительство поразило немцев полной импотенцией в административных делах на местах, в провинции - все эти вопросы пришлось разрешать союзным войскам. Постепенно немцы все более и более разочаровывались в своих союзниках, оказавшихся сборищем мошенников и популистов. Последней каплей стала крымская авантюра и похищение среди бела дня одного киевского банкира, с банальной целью отъема денег... в пользу некоторых членов славного правительства УНР. Эта постыдная уголовщина стала вишенкой на торте из бездарности, лживости и демагогии тогдашнего украинского правительства - в конце апреля Раду разогнал десяток солдат с офицером.
Немцы подыскали приличного генерала старой армии и сделали его гетманом, вернув в страну (вместе с порядком и продовольствием) славные времена 18 века. Новый гетман Скоропадский, так хорошо разгонявший мятежный солдатский сброд в прошлом году, обещал быть намного более сильным лидером нежели скорбные умом и телом республиканские недоумки, созданные, казалось, на потеху истории.
Его Светлость Ясновельможный Пан Гетман возглавил страну, буквально как будущий маршал Маннергейм, тоже бывший царский генерал. Его Украинская держава стала Землей Обетованной для жителей бывшей Российской империи: поезда ходили как раньше, на улицах полиция и германские каски - красота! порядок! изобилие! Ах, украинская история, остановись, застынь!.. лучше уже не будет, в этом веке так точно. Увы, будущее этой державы определялось не под Курском или в Крыму, а на полях Франции.