Великий цикл о Великой войне
- или летопись о Первой мировой (1914-1919). Предыдущая часть, вместе с оксфордскими выпускниками и линейными крейсерами лежит тут.
Еще один азиатский взгляд на Мировую войну
Восход на Востоке
В 1916 г. Российская империя наступала на всех фронтах сразу: на германском, на австро-венгерском и на, прости Господи, османском. Результаты, однако, разнились. Начать следует с того, что известная легенда о том, что в 1916 г. российские рати оправились от поражений первых лет, получили все необходимое и были вполне всем обеспечены - не очень соприкасается с действительностью. В 1916 г. русские еще сильнее оторвались (не в ту сторону) от вражеских и союзных им армий. Сам их вид, почти не изменившийся с первых месяцев войны, разительно отличался от затянутых в противогазы и каски солдат Антанты и Германии. Тем не менее, передышка, по старой памяти предоставленная дружественным домом Гогенцоллернов, дала свои плоды: были получены разномастные винтовки, такие же патроны и создан необходимый запас снарядов. Пополнения получили возможность пообвыкнуть на фронте, а не сгорать в первых же боях. В определенном смысле русская армия даже укрепилась: выжившие уже знали войну, а обильные резервы еще нет. Это делало войска стойкими, равно как и любовь к царю-батюшке Николаю, твердой рукой ведшему полки на битву.
Тем не менее, союзники теперь рассматривали Восточной фронт как второстепенный, служивший лишь горячительным пластырем на затылке обращенного к Западу Фалькенхайна. Эта неверие сильно отличалось от настроений первых лет, когда значительная часть военной и политической элиты англо-французов считала, что им достаточно лишь продержаться покуда русский паровой каток сомнет вражеские войска.
События 1916 г. заставили забыть о запланированной координации - русские начинали свои удары чтобы облегчить положение западных союзников. Первым кто попросил о помощи стал маршал Жоффр.
Кронпринц напирал на Верден, его судьба в феврале-марте еще не была определена и французы жаждали хоть какого-то движения на Востоке. Так русская армия перешла в первое наступление с весны 1915 г. Славная Нарочская операция, ныне благополучно забытая! А ведь замах был на рупь, да вышло на копейку. Супротив армии нашего давнего знакомца, сурового прусского вояки фон Эйгорна (все как полагается, моржовые усы, благообразная лысина, твердый подбородок) выступал его российский аналог, не менее суровый главком всего Западного фронта, дремуче-бородатый варяг швед Эверт. Вообще, если говорить об этническом составе, то готовил операцию бывший литвин и будущий министр обороны Украины, а вели армии в бой двое русских и один немец. Строго говоря, если в это вникать, то можно вообразить, что на севере Восточного фронта шла гражданская война: генералы с крестами на грудях и монархами в сердцах вели в бой полки имени разных императоров и носили одинаково немецкие фамилии. Эту картину немного разбавляли такие русские как Хан Гуссейн Нахичеванский или косоглазый Алексеев.
В общем, несмотря на всё возрождение армии, полугодовую передышку и т.п., история опять отпустила слишком мало времени. Наступление не было готово, не хватало снарядов и винтовок (да-да!). Подвела и погода - генерал Мороз столковался с генералом Грязью и они вместе предали матушку-Россию, поразив поле битвы дневной хлябью и ночным морозам.
Соответствовала и подготовка. Так как к 1916 г. былое превосходство в числе воздушных моторов приказало долго жить, а летуны были буквально наперечет, то никакой разведки толком не приводилось, удалось лишь сфотографировать первую линию окопов, где согревались несколько пожилых ландверманов, спорящих при каком из кайзеров им жилось лучше. Корпуса прибывшие к наступлению не знали местности. Впрочем, корпуса сидящие на местности не знали ее тоже. Так и начали это мартовское наступление, будто слепые. Утешало лишь то, что на одного германца приходилось от четырех до шести российских солдат. Об этом с гордостью все говорили еще до битвы.
Два дня артиллерия кидала снаряды на ту самую первую линию, давно брошенную врагом. Потом молодецкие атаки, тысячи трупов на немецкой колючей проволоке, больше десяти тысяч от обморожений и общие жертвы в 110 т. за две недели боев. Зато! зато - немцы потеряли до 20 т., в основном ранеными. Тут нужно добавить, что в Российской империи лазаретами для солдатиков занимались все, а толком никто, так что в строй обычно возвращался лишь один из пяти. В Германии же это дело было поставлено скучно серьезнее, а потому каждый второй ехал обратно защищать Отечество. Наступление не имело успеха ни в первый, ни во второй день и все же продолжалось две недели, после чего затихло ввиду истощения сил. Все потерянные участки фронта германцы без малейшего труда возвернули обратно в апреле, прибавив к ним еще вшестеро большие просторы империи. Первый блин вышел очень кровавым комом.
После такого конфуза царские генералы уже не думали о прорывах и венгерских равнинах. Возобладала стратегия сокрушения, почти что верденская, только снаряды заменили солдаты. Иначе говоря, весенне-летняя кампания задумывалась как ряд масштабных ударов, но без далеко идущих целей. Метод - головой пехотным тараном в стену, цель - разменять как больше фигур по выгодному курсу (например, не пять за одного, а три или даже два). Это было общей тенденцией союзников, веянием эпохи - оборона германцев казалось непреодолимой, бесконечной, она возникала повсюду, так что терялся весь смысл прорыва - зачем? проще уж перемалывать свои и чужие войска поближе к линии фронта и коммуникациям.
Солдат не спрашивали, спрашивали генералов. А они заартачились - швед Эверт оказался больно жалостлив на русскую кровушку, он не соглашался. Не готов мол, нет настроя, нет снарядов, нет обученных солдат, ничего нет. И сосед его Северный фронт, в лице своего главкома, славного по победоносной японской войне генерала Куропаткина, тоже сказал - не можем наступать! А новый командующий Юго-Западным генерал Брусилов возьми да и закричи - я могу наступать! я!
Алексеев Брусилова знал очень хорошо, еще лучше он знал где чего сколько стоит (пушек там, корпусов), так что доверия особого не выказал. Можешь мол - и моги. В итоге было решено, что Брусилов начнет демонстрировать перед своими австрияками, а главный удар будут все же наносить на северо-западе. В это самое время итальянцев начали бить - и очень больно! Гетцендорф после погрома России и разгрома Сербии в 1915 г. полагал, что единственным настоящим врагом у Вены остались только наследники великого Рима и совершенно не беспокоился о Востоке. Австрийцы даже знали о готовящемся наступлении, но не ожидали от ничего ничего опаснее мартовского позорища у озера Нарочь. Однако же позиции их были намного слабее немецких, а войска хуже.
Стремясь облегчить положение итальянцев и не сорвать подготовки главного удара, Алексеев повелел инициативному Брусилову начать свою ложную атаку в конце мая. Тот имел некоторое начальное превосходство в числе войск над врагом, но все же очень далекое от желаемого. Проще говоря, в случае чуда прорыва развить успех было некем. Технически армия была также бедна как и прежде, зато вражеские позиции были пристреляны, а снарядов неслыханно много по меркам русских армий.
Наши доблестные войска
Закат на Востоке
На первом этапе удар пяти армий сотряс австро-венгерскую оборону. Неправильно думать, что она развалилась сразу: в трех случаях из пяти войска Франц Иосифа удержали свои позиции, но им все же пришлось начать отступление, перешедшее в бегство: боевая крепость не лучших войск австро-венгерской армии явно оставляла желать лучшего. Тот удар где русские имели наибольший успех (в направлении к Луцку, поэтому и битва современниками называлась Луцкий, а не Брусиловский прорыв) был задуман Алексеевым и осуществлен генералом Калединым, стоящим во главе соответствующей армии. Брусилову вообще повезло с генералами, да и с фронтом. Солдаты венского императора были потрясены и сдавались первым же появившимся русским. Были взяты десятки тысяч пленных, создан прорыв, но решительного крена не произошло: отступающие австрийцы в целом сумели сохранить порядок и не позволили русской кавалерии ворваться на открытое пространство. Более того, вопреки распространенному мнению, безнадежно разгромленные в кавычках австро-венгры сумели спасти большую часть собственной артиллерии. Так или иначе, но демонстрация более чем удалась: фронт врага был потрясен на значительном участке, с гораздо большим результатом чем ожидалось. Тут-то и должны были перейти в дело главные силы.
Они и перешли, в середине июня. И - вновь ничего! Ведь атаковать-то пришлось не австрийские, а германские позиции. Дело было даже не в них, а в стойкости и эффективности войск. В сравнении со своими южными товарищами, у северных русских было всё - и значительное превосходство в силах, и... ну и всё, пожалуй. Полтора месяца атак, 120 т. жертв - даже первая линия обороны не были занята. Германцы отделались впятеро-вшестеро меньшими потерями и даже снимали с фронта части для поддержки австрийцев. Это был приговор - главный удар, весь порыв, вся подготовка, всё пошло прахом. Скрепя сердце, Алексеев решил наступать там где наступается - и направил резервы Брусилову.
К тому времени у тамошних русских начались проблемы. Появились германцы, импровизированными пожарными командами затыкавшие трещавшую австрийскую плотину. Соотношение было таковым, что германский полк, с его легкими минометами, пулеметами, газами и противогазами, удерживал целые русские дивизии. Да что там полк - в одном случае два германских пулемета в дотах выкосили за два дня несколько полков пехоты, наступавших на них без патронов и артиллерийской поддержки. Брусилов, вынужденный теперь импровизировать (прежние планы оказались давно перевыполненными), метался из крайности в крайность: войска то бросались в решительную атаку, то переходили к обороне, участки намечаемых ударов постоянно менялись. Пехота буквально сгорала в этих дурно подготовленных атаках июня-июля. Страшная картина: прорвавшаяся армия попросту не знала как поступить с этим чудом. Наступать-то отвыкли, разучились, да и раньше не особо умели - артиллерия опять не поспевала, да и не могла поспеть - нормальной связи между ней и пехотой попросту не существовало, корпуса действовали в привычном разнобое и от всего этого потери росли, росли, росли... Импровизированный перенос главного стратегического удара оказался не адекватным возможностям российских железных дорог - они попросту не успевали перебрасывать войска с севера на юг. При этом враг тоже напрягался изо всех сил: австрийцы свернули успешное наступление в Италии, немцы забирали войска из Вердена и Соммы, были задействованы даже несколько турецких дивизий с Балканского фронта. И вновь Гинденбург опережал: его войска дрались эффективнее, а резервы прибывали быстрее.
Апофеозом второго этапа, закончившегося в августе, стала гибель императорской гвардии, бездарно уложенной в безвестных болотах. Наступавшие до упора полки были расстреляны немецкой артиллерией и пулеметами. Теперь атаковали уже германцы, спешно создавшие импровизированную группировку на севере русского клина, потери Брусилова чрезвычайно возросли. Естественным истощением сил битва официально закончилась к концу лета, но и осенью, вплоть до конца октября, русские войска пытались вновь нацепить свои майские сапоги, безуспешно атакуя на юго-западе.
Что же в итоге? Солдаты Брусилова продвинулись на сотню километров вперед, что действительно выглядело внушительно по меркам наступлений Антанты в 1915-16 гг., но не было особенно большим достижением для Восточного фронта. Этот успех, достигнутый за относительно небольшую цену в начале операции, привел к ряду последствий: было прекращено успешное (но не решающее) наступление австрийцев в Италии, а Германия окончательно перешла к стратегической обороне на всех фронтах. Более того, эйфория охватившая отвыкших уже от побед союзников привела Румынию к окончательному решению вступить в войну на стороне Антанты: германский меч, считали в Бухаресте, слишком завяз, а австро-венгры уже не представляют собой серьезного противника. Все это можно отнести к разряду положительных результатов. К негативным - общее крушение замысла русского наступления в 1916 г. Оно не удалось (как и союзные, впрочем). И - тяжелые потери, оказавшие крайне негативное влияние на моральный дух солдат. В лобовых атаках, безошибочно ударяя там где противник был наиболее силен, Брусилов потерял почти полтора миллиона солдат и вывел из строя треть врагов от этого числа, одна пятая из которых были германцами. Еще 300 т. солдат Вены оказалось в плену. Соотношение безвозвратных потерь (в том числе по вышеуказанным санитарным причинам) было и вовсе печальным. В жертву были принесены относительно подготовленные за зиму части императорской армии, а войска охватило уныние: если даже теперь не удалось победить (т.е. замириться), то на что можно надеяться дальше? Российские генералы оценивали общий итог летней кампании как неудачный - но тыл, но российская общественность, обласканная генералом Брусиловым (очень умело маневрировавшим между престолом и думской оппозицией) аплодировали очередному подвигу серой скотинки.
Битва на Востоке стала для Германии третьим звонком, после Вердена и Соммы. Наступило время тотальной войны и полного объединения усилий всех ее союзников. Восточный фронт, считавшийся чуть-ли спокойным, внезапно ощерился тысячью пастей и чуть было не сожрал Австрию. Скрепя сердце, кайзер устранил верного Фалькенхайна, отправив его покорять Румынию и призвал в начальники генштаба Гинденбурга, с его Людендорфом. Для австрийцев же битва стала крупнейшим поражением за всю войну, хоть и вовсе не смертельным, как-то было принято утверждать у нас.
Австро-венгерский неприятель в строю и плену
Славное вступление Румынии в войну, ее скорое побивание и постыдное бегство, с утратой остатков достоинства
Название в принципе позволяет ограничиться им же. Но мы расскажем подробнее, разумеется. Румыния спешила на войну, боясь не успеть к финалу и упустить свои крохи. В этом ей как могли препятствовали русские, опасающееся, что грозная цыганская армия не подопрет,а обнажит их фланг. С другой стороны, господа в Париже полагали, что чем больше будет брошено на немца стран, тем проще его будет одолеть и в этом смысле не видели никаких причин волноваться. Почти 700 т. румынских солдат представлялись Антанте чем-то большим нежели соломинка на горбу у австро-венгерского верблюда. И в самом деле, технически момент был очень благоприятен: союз Берлина и Вены буквально выскребал резервы, стремясь остановить наступления союзников на всех фронтах. Бухаресту посулили всяческие приращения за счет Болгарии и Австро-Венгрии, всемерную поддержку русских и союзнических армий - и они согласились дурачье.
Выступив в самом конце августа, 400 т. наследников Дракулы так сказать полетели во вражескую Трансивальнию. У командовавшего там австрийского сакса фон Штрауссенбурга номинально было 40 т. солдат, а в поле чуть-ли не четвертая часть от этого числа. Печально улыбнувшись, австрийский генерал посмотрел в бинокль и увидел огромную толпу, во главе которой шли напомаженные, с теням на веках и эффектными мушками румынские офицеры. Нет, правда - одним из первых боевых приказов по мамалыжной армии стал запрет господам офицерам пользоваться этими пикантными дамскими украшениями. Наступавшие были остановлены у первого же города, носившего гордое название Германшдатда (ныне румынская дыра Сибиу) - там их атаку отразила... австрийская полиция. Натурально, отряды австро-венгерских робокопов полицейских остановили трусливое стадо посмевшее назвать свой сброд из метросексуалов и грязных крестьян армией. Куда там подвигу Леонида и его спартанцев! те были лучшей пехотой в мире и сражались в более благоприятном соотношении. В общем, румыны наступали ровно неделю, без двух дней - потому что устали и выходные! на помощь им уже спешили 50 т. русских солдат под командованием будущего советского генерал-сексота и военного историка.
Покуда весь этот позор маршировал по Трансильвании, из Болгарии пришло возмездие. Ужас летящий на крыльях ночи, неустрашимый двойник прусского фельдмаршала Блюхера, человек-шапка и генерал-гусар Макензен спешил покарать ромал. Его германо-болгаро-и-даже-турецкая группировка преспокойно снялась с Салоникского фронта (союзники попытались помешать, но у них случился пожар или понос, в общем атаки бесславно отбили) и начала крушить вампиров откуда не ждали. Тут-то они и заметались - наступление в Трансильвании (и без того вялое) заглохло, а резервы поехали на юг, супротив черного гусара. Это позволило нашему давнему знакомцу генералу Фалькенхайну собрать достаточные силы и перейти с австрийцами в контрнаступление. Страшный немецкий Альпийский корпус обошел по горам позиции врага и тот побежал, впадая в ничтожество. Бухарест возопил о помощи, но у Антанты как раз на днях сильно ушибли сербов и им было не с руки, а русские после своих прорывов были не в лучшем настроении для атак. Более того, их состояние было таковым, что болгары не только отразили их слабые попытки наступать, но и перешли к ответным ударам, погнав своих русских братьев на сотню километров. Тогда на выручку пришел бравый французский генерал Бертело, бывший начальником штаба у Жоффра во времена Марнского чуда. Он брался спасти все и организовать новое чудо на берегах Дуная. Итогом стала жалкая попытка контрудара, окончательно доконавшая цыганские румынские армии. В самом начале декабря германские войска промаршировали по Бухаресту, а румынский король с остатками своего войска укрылся в Молдавии. В воздухе пахло горелым - это были пуканы нефтяные вышки, методично подожженные под английским руководством. За два месяца войны Румыния развалилась как мешок гнилой картошки, теперь Алексеев ломал голову как прикрыть юг Украины.
Понять причины столь быстрого и бесславного разгрома не мудрено: Румыния слишком понадеялась на бессилие врагов и силу друзей. Ее войско было уровне 18 века, и даже по его меркам устроено было крайне дурно. Поэтому стоило румынской армии сойтись с настоящими войсками как все немедленно развалилось. Вина за это целиком лежит на их офицерском корпусе, с полным правом могущим получить первый приз в соревновании бездарностей.
Войска фон Макензена в Бухаресте и сумрачная тевтонская мультипликация
Османы и их орабы проблемы
Империя султанов страдала от этнической пестроты и транспортной разорванности - в этих условиях длительная война для нее оборачивалась множеством опасностей и угроз. В прошлом году союзники попытались решить восточный вопрос радикально и топорно, от чего и пострадали в бесславной Дарданелльской операции. В 1916 г. они решили сокрушать врага вместе по отдельности.
Русский удар хорошее название для паблика Кавказкой армии генерала Юденича привел к первому успеху. В феврале, после месяца боев был взят город Эрзурум, а турки отброшены на полтораста километров, с тяжелыми потерями. Но, при всех успехах, Кавказский фронт был слишком далек от действительных центров силы осман. Гораздо большее беспокойство им причиняла импровизированная британская группировка, наступавшая в Месопотамии еще с 1915 г. Принявшему командование над разрозненными силами осман фон дер Гольцу (учившему турок воевать еще с 19 века) удалось в ряде сражений остановить ее и даже окружить. К весне положение британских войск в котле стало совсем нетерпимым, они страдали от голода, артиллерийского огня и отсутствия чая. Неоднократные попытки деблокировать осажденных провалились и англичане сдались весной, расплатившись четырьмя десятками тысяч солдат. Померший накануне Гольц мог быть покоен, а разошедшиеся турки заодно выгнали из будущего Ирака русских, войдя даже и в Персию (ее лихорадило,там шло что-то вроде гражданской войны на фоне англо-русской интервенции). Зато англичане, вернувшие своих галлиполийских сидельцев обратно в Египет, могли записать себе в актив отражение очередного натиска осман. В августе турецкие войска встретились на Синае с австралийцам, имевшими на них вполне свежие обиды. Потеряв 5 т. солдат супротив одной, османы бесславно вернулись на прежние позиции. К этому времени у них были проблемы посерьезнее.
Арабы, никогда толком не подчинявшиеся Константинополю, с началом войны окончательно отбились от рук. Одни снабжали англичан, другие помогали туркам, но в целом Аравийский полуостров находился в стадии брожения. Османам попросту нечего было предложить арабам - они и так были фактически независимы, а растворяться в будущей османской нации ну никак не желали. Поэтому когда сильнейший из их властителей, шериф, прости Господи, Мекки услышал четкие обещания сделать его королем всея арабов, то тут же восстал. На помощь ему из Египта приплыл супер-агент, любитель-археолог и арабист Лоуренс, представлявший в своем лице Англию. Он разумно выбрал тактику - трусоватые и плохо вооруженные арабы редко вступали в прямые бои с суровыми турками, разбросанными по гарнизонам, но перерезали железные дорогие и небольшие отряды. А главное, они существовали, т.е. являли собой угрозу. Теперь к многочисленным османским бедам добавилась и арабская весна язва.
Итоги года
В декабре, особливо ежели по штарому штилю, царская армия перешла в свое последнее наступление (подразумевалось, что в 1916 г., а вышло вообще) на самом северном участке Восточного фронта. И, внезапно, солдаты-сибиряки отказались... идти в атаку. Сотню солдат арестовали, наступление остановилось. Продвижение на пару километров стоило пары десятков тысяч солдат. Это был тревожный звонок, значения которому тогда не придали. А зря.
Для Германии 1916 г. был неудачен, несмотря на победу в Румынии и прочие, чисто оборонительные успехи. Единственное наступление которое она провела (Верден) окончилось громкой неудачей, ее австрийский союзник потерпел тяжелое поражение на Востоке и не мог сконцентрироваться на Италии, османы с трудом отбивались на нескольких фронтах сразу. Но главное - союзники уже догнали и перегнали рейх во всех сферах военного производства, они создавали новые виды оружия, полностью преодолели снарядный голод, развернули многомиллионные армии. Их потенциал не был исчерпан, тогда как немцы дошли до предела. Население страдало от блокады (а также тягот военной экономики и экономии) и зима 1916/17 гг. вошла в историю как брюквенная. Германские союзники и вовсе держались только на тевтонском плече. Были и другие изменения: приход к общему военному руководству блоком Гинденбурга и Людендорфа означал преобладание просто солдат над политиками. Военно-стратегические соображения все более отодвигали на зданий план дипломатов - программа Гинденбурга ставила рейх на рельсы тотальной войны, для чего дипломатия должна была служить подпоркой, и не более того. Этот крен не был случаен: позиция союзников говорила сама за себя, не оставляя особого выбора.
Впрочем, дела Антанты были не столь уж блестящи как это представлялось тогда. Россия была надломленна неудачами на фронте, организационным бардаком и истерическим настроем тыла. Франция напрягала последние усилия по пополнению своей пехоты, а англичане были подавлены тяжелейшими потерями, неслыханными ранее. Непотопляемый британский кабинет пал, подорванный фактическим превращением мирового банкира в крупнейшего мирового должника. Случившийся весною ирландский мятеж, приведший к серьезным боям в Дублине, показал, что не все ладно в Соединенном королевстве. Румыния практически выбыла из игры, продемонстрировав нейтралам всю опасность неверно выбранного момента. Пожалуй в наиболее бодром состоянии пребывала лишь Италия, но она сама по себе мало что решала.
Тем не менее, успехи Антанты были нагляднее: она устояла, перешла в наступления и приросла новыми союзниками. Не за горами было вступление в игру США - и очевидно на чьей стороне оно состоится. Если немцы уже не строили каких-либо позитивных планов на 1917 г., собираясь действовать по обстановке, то Антанта шла в него с решимостью одержать окончательную победу. В декабре немцы и их союзники обратились с предложением начать мирные переговоры - эта инициатива была отвергнута сходу, без обсуждений. Союзники не для того вступали в эту войну, чтобы теперь выпустить врага из западни. И как символ будущих бед - на карте вновь появилось государство змеиного языка, пока еще в виде королевства-эмбриона под австро-германским протекторатом. Воссоздание Польши свидетельствовало о том, что германская и австрийская элита потеряли всякую надежду договориться с Романовыми.
Две смерти случились в конце 1916 г. Ушел вековечный император Австро-Венгрии Франц Иосиф, начавший править еще задолго до Крымской кампании, и оставил нас девятнадцатый век. Он хворал еще с 1905, впал в беспамятство осенью 1914 и умер в декабре 1916 г.
Еще один азиатский взгляд на Мировую войну
Восход на Востоке
В 1916 г. Российская империя наступала на всех фронтах сразу: на германском, на австро-венгерском и на, прости Господи, османском. Результаты, однако, разнились. Начать следует с того, что известная легенда о том, что в 1916 г. российские рати оправились от поражений первых лет, получили все необходимое и были вполне всем обеспечены - не очень соприкасается с действительностью. В 1916 г. русские еще сильнее оторвались (не в ту сторону) от вражеских и союзных им армий. Сам их вид, почти не изменившийся с первых месяцев войны, разительно отличался от затянутых в противогазы и каски солдат Антанты и Германии. Тем не менее, передышка, по старой памяти предоставленная дружественным домом Гогенцоллернов, дала свои плоды: были получены разномастные винтовки, такие же патроны и создан необходимый запас снарядов. Пополнения получили возможность пообвыкнуть на фронте, а не сгорать в первых же боях. В определенном смысле русская армия даже укрепилась: выжившие уже знали войну, а обильные резервы еще нет. Это делало войска стойкими, равно как и любовь к царю-батюшке Николаю, твердой рукой ведшему полки на битву.
Тем не менее, союзники теперь рассматривали Восточной фронт как второстепенный, служивший лишь горячительным пластырем на затылке обращенного к Западу Фалькенхайна. Эта неверие сильно отличалось от настроений первых лет, когда значительная часть военной и политической элиты англо-французов считала, что им достаточно лишь продержаться покуда русский паровой каток сомнет вражеские войска.
События 1916 г. заставили забыть о запланированной координации - русские начинали свои удары чтобы облегчить положение западных союзников. Первым кто попросил о помощи стал маршал Жоффр.
Кронпринц напирал на Верден, его судьба в феврале-марте еще не была определена и французы жаждали хоть какого-то движения на Востоке. Так русская армия перешла в первое наступление с весны 1915 г. Славная Нарочская операция, ныне благополучно забытая! А ведь замах был на рупь, да вышло на копейку. Супротив армии нашего давнего знакомца, сурового прусского вояки фон Эйгорна (все как полагается, моржовые усы, благообразная лысина, твердый подбородок) выступал его российский аналог, не менее суровый главком всего Западного фронта, дремуче-бородатый варяг швед Эверт. Вообще, если говорить об этническом составе, то готовил операцию бывший литвин и будущий министр обороны Украины, а вели армии в бой двое русских и один немец. Строго говоря, если в это вникать, то можно вообразить, что на севере Восточного фронта шла гражданская война: генералы с крестами на грудях и монархами в сердцах вели в бой полки имени разных императоров и носили одинаково немецкие фамилии. Эту картину немного разбавляли такие русские как Хан Гуссейн Нахичеванский или косоглазый Алексеев.
В общем, несмотря на всё возрождение армии, полугодовую передышку и т.п., история опять отпустила слишком мало времени. Наступление не было готово, не хватало снарядов и винтовок (да-да!). Подвела и погода - генерал Мороз столковался с генералом Грязью и они вместе предали матушку-Россию, поразив поле битвы дневной хлябью и ночным морозам.
Соответствовала и подготовка. Так как к 1916 г. былое превосходство в числе воздушных моторов приказало долго жить, а летуны были буквально наперечет, то никакой разведки толком не приводилось, удалось лишь сфотографировать первую линию окопов, где согревались несколько пожилых ландверманов, спорящих при каком из кайзеров им жилось лучше. Корпуса прибывшие к наступлению не знали местности. Впрочем, корпуса сидящие на местности не знали ее тоже. Так и начали это мартовское наступление, будто слепые. Утешало лишь то, что на одного германца приходилось от четырех до шести российских солдат. Об этом с гордостью все говорили еще до битвы.
Два дня артиллерия кидала снаряды на ту самую первую линию, давно брошенную врагом. Потом молодецкие атаки, тысячи трупов на немецкой колючей проволоке, больше десяти тысяч от обморожений и общие жертвы в 110 т. за две недели боев. Зато! зато - немцы потеряли до 20 т., в основном ранеными. Тут нужно добавить, что в Российской империи лазаретами для солдатиков занимались все, а толком никто, так что в строй обычно возвращался лишь один из пяти. В Германии же это дело было поставлено скучно серьезнее, а потому каждый второй ехал обратно защищать Отечество. Наступление не имело успеха ни в первый, ни во второй день и все же продолжалось две недели, после чего затихло ввиду истощения сил. Все потерянные участки фронта германцы без малейшего труда возвернули обратно в апреле, прибавив к ним еще вшестеро большие просторы империи. Первый блин вышел очень кровавым комом.
После такого конфуза царские генералы уже не думали о прорывах и венгерских равнинах. Возобладала стратегия сокрушения, почти что верденская, только снаряды заменили солдаты. Иначе говоря, весенне-летняя кампания задумывалась как ряд масштабных ударов, но без далеко идущих целей. Метод - головой пехотным тараном в стену, цель - разменять как больше фигур по выгодному курсу (например, не пять за одного, а три или даже два). Это было общей тенденцией союзников, веянием эпохи - оборона германцев казалось непреодолимой, бесконечной, она возникала повсюду, так что терялся весь смысл прорыва - зачем? проще уж перемалывать свои и чужие войска поближе к линии фронта и коммуникациям.
Солдат не спрашивали, спрашивали генералов. А они заартачились - швед Эверт оказался больно жалостлив на русскую кровушку, он не соглашался. Не готов мол, нет настроя, нет снарядов, нет обученных солдат, ничего нет. И сосед его Северный фронт, в лице своего главкома, славного по победоносной японской войне генерала Куропаткина, тоже сказал - не можем наступать! А новый командующий Юго-Западным генерал Брусилов возьми да и закричи - я могу наступать! я!
Алексеев Брусилова знал очень хорошо, еще лучше он знал где чего сколько стоит (пушек там, корпусов), так что доверия особого не выказал. Можешь мол - и моги. В итоге было решено, что Брусилов начнет демонстрировать перед своими австрияками, а главный удар будут все же наносить на северо-западе. В это самое время итальянцев начали бить - и очень больно! Гетцендорф после погрома России и разгрома Сербии в 1915 г. полагал, что единственным настоящим врагом у Вены остались только наследники великого Рима и совершенно не беспокоился о Востоке. Австрийцы даже знали о готовящемся наступлении, но не ожидали от ничего ничего опаснее мартовского позорища у озера Нарочь. Однако же позиции их были намного слабее немецких, а войска хуже.
Стремясь облегчить положение итальянцев и не сорвать подготовки главного удара, Алексеев повелел инициативному Брусилову начать свою ложную атаку в конце мая. Тот имел некоторое начальное превосходство в числе войск над врагом, но все же очень далекое от желаемого. Проще говоря, в случае чуда прорыва развить успех было некем. Технически армия была также бедна как и прежде, зато вражеские позиции были пристреляны, а снарядов неслыханно много по меркам русских армий.
Наши доблестные войска
Click to viewЗакат на Востоке
На первом этапе удар пяти армий сотряс австро-венгерскую оборону. Неправильно думать, что она развалилась сразу: в трех случаях из пяти войска Франц Иосифа удержали свои позиции, но им все же пришлось начать отступление, перешедшее в бегство: боевая крепость не лучших войск австро-венгерской армии явно оставляла желать лучшего. Тот удар где русские имели наибольший успех (в направлении к Луцку, поэтому и битва современниками называлась Луцкий, а не Брусиловский прорыв) был задуман Алексеевым и осуществлен генералом Калединым, стоящим во главе соответствующей армии. Брусилову вообще повезло с генералами, да и с фронтом. Солдаты венского императора были потрясены и сдавались первым же появившимся русским. Были взяты десятки тысяч пленных, создан прорыв, но решительного крена не произошло: отступающие австрийцы в целом сумели сохранить порядок и не позволили русской кавалерии ворваться на открытое пространство. Более того, вопреки распространенному мнению, безнадежно разгромленные в кавычках австро-венгры сумели спасти большую часть собственной артиллерии. Так или иначе, но демонстрация более чем удалась: фронт врага был потрясен на значительном участке, с гораздо большим результатом чем ожидалось. Тут-то и должны были перейти в дело главные силы.
Они и перешли, в середине июня. И - вновь ничего! Ведь атаковать-то пришлось не австрийские, а германские позиции. Дело было даже не в них, а в стойкости и эффективности войск. В сравнении со своими южными товарищами, у северных русских было всё - и значительное превосходство в силах, и... ну и всё, пожалуй. Полтора месяца атак, 120 т. жертв - даже первая линия обороны не были занята. Германцы отделались впятеро-вшестеро меньшими потерями и даже снимали с фронта части для поддержки австрийцев. Это был приговор - главный удар, весь порыв, вся подготовка, всё пошло прахом. Скрепя сердце, Алексеев решил наступать там где наступается - и направил резервы Брусилову.
К тому времени у тамошних русских начались проблемы. Появились германцы, импровизированными пожарными командами затыкавшие трещавшую австрийскую плотину. Соотношение было таковым, что германский полк, с его легкими минометами, пулеметами, газами и противогазами, удерживал целые русские дивизии. Да что там полк - в одном случае два германских пулемета в дотах выкосили за два дня несколько полков пехоты, наступавших на них без патронов и артиллерийской поддержки. Брусилов, вынужденный теперь импровизировать (прежние планы оказались давно перевыполненными), метался из крайности в крайность: войска то бросались в решительную атаку, то переходили к обороне, участки намечаемых ударов постоянно менялись. Пехота буквально сгорала в этих дурно подготовленных атаках июня-июля. Страшная картина: прорвавшаяся армия попросту не знала как поступить с этим чудом. Наступать-то отвыкли, разучились, да и раньше не особо умели - артиллерия опять не поспевала, да и не могла поспеть - нормальной связи между ней и пехотой попросту не существовало, корпуса действовали в привычном разнобое и от всего этого потери росли, росли, росли... Импровизированный перенос главного стратегического удара оказался не адекватным возможностям российских железных дорог - они попросту не успевали перебрасывать войска с севера на юг. При этом враг тоже напрягался изо всех сил: австрийцы свернули успешное наступление в Италии, немцы забирали войска из Вердена и Соммы, были задействованы даже несколько турецких дивизий с Балканского фронта. И вновь Гинденбург опережал: его войска дрались эффективнее, а резервы прибывали быстрее.
Апофеозом второго этапа, закончившегося в августе, стала гибель императорской гвардии, бездарно уложенной в безвестных болотах. Наступавшие до упора полки были расстреляны немецкой артиллерией и пулеметами. Теперь атаковали уже германцы, спешно создавшие импровизированную группировку на севере русского клина, потери Брусилова чрезвычайно возросли. Естественным истощением сил битва официально закончилась к концу лета, но и осенью, вплоть до конца октября, русские войска пытались вновь нацепить свои майские сапоги, безуспешно атакуя на юго-западе.
Что же в итоге? Солдаты Брусилова продвинулись на сотню километров вперед, что действительно выглядело внушительно по меркам наступлений Антанты в 1915-16 гг., но не было особенно большим достижением для Восточного фронта. Этот успех, достигнутый за относительно небольшую цену в начале операции, привел к ряду последствий: было прекращено успешное (но не решающее) наступление австрийцев в Италии, а Германия окончательно перешла к стратегической обороне на всех фронтах. Более того, эйфория охватившая отвыкших уже от побед союзников привела Румынию к окончательному решению вступить в войну на стороне Антанты: германский меч, считали в Бухаресте, слишком завяз, а австро-венгры уже не представляют собой серьезного противника. Все это можно отнести к разряду положительных результатов. К негативным - общее крушение замысла русского наступления в 1916 г. Оно не удалось (как и союзные, впрочем). И - тяжелые потери, оказавшие крайне негативное влияние на моральный дух солдат. В лобовых атаках, безошибочно ударяя там где противник был наиболее силен, Брусилов потерял почти полтора миллиона солдат и вывел из строя треть врагов от этого числа, одна пятая из которых были германцами. Еще 300 т. солдат Вены оказалось в плену. Соотношение безвозвратных потерь (в том числе по вышеуказанным санитарным причинам) было и вовсе печальным. В жертву были принесены относительно подготовленные за зиму части императорской армии, а войска охватило уныние: если даже теперь не удалось победить (т.е. замириться), то на что можно надеяться дальше? Российские генералы оценивали общий итог летней кампании как неудачный - но тыл, но российская общественность, обласканная генералом Брусиловым (очень умело маневрировавшим между престолом и думской оппозицией) аплодировали очередному подвигу серой скотинки.
Битва на Востоке стала для Германии третьим звонком, после Вердена и Соммы. Наступило время тотальной войны и полного объединения усилий всех ее союзников. Восточный фронт, считавшийся чуть-ли спокойным, внезапно ощерился тысячью пастей и чуть было не сожрал Австрию. Скрепя сердце, кайзер устранил верного Фалькенхайна, отправив его покорять Румынию и призвал в начальники генштаба Гинденбурга, с его Людендорфом. Для австрийцев же битва стала крупнейшим поражением за всю войну, хоть и вовсе не смертельным, как-то было принято утверждать у нас.
Австро-венгерский неприятель в строю и плену
Славное вступление Румынии в войну, ее скорое побивание и постыдное бегство, с утратой остатков достоинства
Название в принципе позволяет ограничиться им же. Но мы расскажем подробнее, разумеется. Румыния спешила на войну, боясь не успеть к финалу и упустить свои крохи. В этом ей как могли препятствовали русские, опасающееся, что грозная цыганская армия не подопрет,а обнажит их фланг. С другой стороны, господа в Париже полагали, что чем больше будет брошено на немца стран, тем проще его будет одолеть и в этом смысле не видели никаких причин волноваться. Почти 700 т. румынских солдат представлялись Антанте чем-то большим нежели соломинка на горбу у австро-венгерского верблюда. И в самом деле, технически момент был очень благоприятен: союз Берлина и Вены буквально выскребал резервы, стремясь остановить наступления союзников на всех фронтах. Бухаресту посулили всяческие приращения за счет Болгарии и Австро-Венгрии, всемерную поддержку русских и союзнических армий - и они согласились дурачье.
Выступив в самом конце августа, 400 т. наследников Дракулы так сказать полетели во вражескую Трансивальнию. У командовавшего там австрийского сакса фон Штрауссенбурга номинально было 40 т. солдат, а в поле чуть-ли не четвертая часть от этого числа. Печально улыбнувшись, австрийский генерал посмотрел в бинокль и увидел огромную толпу, во главе которой шли напомаженные, с теням на веках и эффектными мушками румынские офицеры. Нет, правда - одним из первых боевых приказов по мамалыжной армии стал запрет господам офицерам пользоваться этими пикантными дамскими украшениями. Наступавшие были остановлены у первого же города, носившего гордое название Германшдатда (ныне румынская дыра Сибиу) - там их атаку отразила... австрийская полиция. Натурально, отряды австро-венгерских робокопов полицейских остановили трусливое стадо посмевшее назвать свой сброд из метросексуалов и грязных крестьян армией. Куда там подвигу Леонида и его спартанцев! те были лучшей пехотой в мире и сражались в более благоприятном соотношении. В общем, румыны наступали ровно неделю, без двух дней - потому что устали и выходные! на помощь им уже спешили 50 т. русских солдат под командованием будущего советского генерал-сексота и военного историка.
Покуда весь этот позор маршировал по Трансильвании, из Болгарии пришло возмездие. Ужас летящий на крыльях ночи, неустрашимый двойник прусского фельдмаршала Блюхера, человек-шапка и генерал-гусар Макензен спешил покарать ромал. Его германо-болгаро-и-даже-турецкая группировка преспокойно снялась с Салоникского фронта (союзники попытались помешать, но у них случился пожар или понос, в общем атаки бесславно отбили) и начала крушить вампиров откуда не ждали. Тут-то они и заметались - наступление в Трансильвании (и без того вялое) заглохло, а резервы поехали на юг, супротив черного гусара. Это позволило нашему давнему знакомцу генералу Фалькенхайну собрать достаточные силы и перейти с австрийцами в контрнаступление. Страшный немецкий Альпийский корпус обошел по горам позиции врага и тот побежал, впадая в ничтожество. Бухарест возопил о помощи, но у Антанты как раз на днях сильно ушибли сербов и им было не с руки, а русские после своих прорывов были не в лучшем настроении для атак. Более того, их состояние было таковым, что болгары не только отразили их слабые попытки наступать, но и перешли к ответным ударам, погнав своих русских братьев на сотню километров. Тогда на выручку пришел бравый французский генерал Бертело, бывший начальником штаба у Жоффра во времена Марнского чуда. Он брался спасти все и организовать новое чудо на берегах Дуная. Итогом стала жалкая попытка контрудара, окончательно доконавшая цыганские румынские армии. В самом начале декабря германские войска промаршировали по Бухаресту, а румынский король с остатками своего войска укрылся в Молдавии. В воздухе пахло горелым - это были пуканы нефтяные вышки, методично подожженные под английским руководством. За два месяца войны Румыния развалилась как мешок гнилой картошки, теперь Алексеев ломал голову как прикрыть юг Украины.
Понять причины столь быстрого и бесславного разгрома не мудрено: Румыния слишком понадеялась на бессилие врагов и силу друзей. Ее войско было уровне 18 века, и даже по его меркам устроено было крайне дурно. Поэтому стоило румынской армии сойтись с настоящими войсками как все немедленно развалилось. Вина за это целиком лежит на их офицерском корпусе, с полным правом могущим получить первый приз в соревновании бездарностей.
Войска фон Макензена в Бухаресте и сумрачная тевтонская мультипликация
Османы и их орабы проблемы
Империя султанов страдала от этнической пестроты и транспортной разорванности - в этих условиях длительная война для нее оборачивалась множеством опасностей и угроз. В прошлом году союзники попытались решить восточный вопрос радикально и топорно, от чего и пострадали в бесславной Дарданелльской операции. В 1916 г. они решили сокрушать врага вместе по отдельности.
Русский удар хорошее название для паблика Кавказкой армии генерала Юденича привел к первому успеху. В феврале, после месяца боев был взят город Эрзурум, а турки отброшены на полтораста километров, с тяжелыми потерями. Но, при всех успехах, Кавказский фронт был слишком далек от действительных центров силы осман. Гораздо большее беспокойство им причиняла импровизированная британская группировка, наступавшая в Месопотамии еще с 1915 г. Принявшему командование над разрозненными силами осман фон дер Гольцу (учившему турок воевать еще с 19 века) удалось в ряде сражений остановить ее и даже окружить. К весне положение британских войск в котле стало совсем нетерпимым, они страдали от голода, артиллерийского огня и отсутствия чая. Неоднократные попытки деблокировать осажденных провалились и англичане сдались весной, расплатившись четырьмя десятками тысяч солдат. Померший накануне Гольц мог быть покоен, а разошедшиеся турки заодно выгнали из будущего Ирака русских, войдя даже и в Персию (ее лихорадило,там шло что-то вроде гражданской войны на фоне англо-русской интервенции). Зато англичане, вернувшие своих галлиполийских сидельцев обратно в Египет, могли записать себе в актив отражение очередного натиска осман. В августе турецкие войска встретились на Синае с австралийцам, имевшими на них вполне свежие обиды. Потеряв 5 т. солдат супротив одной, османы бесславно вернулись на прежние позиции. К этому времени у них были проблемы посерьезнее.
Арабы, никогда толком не подчинявшиеся Константинополю, с началом войны окончательно отбились от рук. Одни снабжали англичан, другие помогали туркам, но в целом Аравийский полуостров находился в стадии брожения. Османам попросту нечего было предложить арабам - они и так были фактически независимы, а растворяться в будущей османской нации ну никак не желали. Поэтому когда сильнейший из их властителей, шериф, прости Господи, Мекки услышал четкие обещания сделать его королем всея арабов, то тут же восстал. На помощь ему из Египта приплыл супер-агент, любитель-археолог и арабист Лоуренс, представлявший в своем лице Англию. Он разумно выбрал тактику - трусоватые и плохо вооруженные арабы редко вступали в прямые бои с суровыми турками, разбросанными по гарнизонам, но перерезали железные дорогие и небольшие отряды. А главное, они существовали, т.е. являли собой угрозу. Теперь к многочисленным османским бедам добавилась и арабская весна язва.
Итоги года
В декабре, особливо ежели по штарому штилю, царская армия перешла в свое последнее наступление (подразумевалось, что в 1916 г., а вышло вообще) на самом северном участке Восточного фронта. И, внезапно, солдаты-сибиряки отказались... идти в атаку. Сотню солдат арестовали, наступление остановилось. Продвижение на пару километров стоило пары десятков тысяч солдат. Это был тревожный звонок, значения которому тогда не придали. А зря.
Для Германии 1916 г. был неудачен, несмотря на победу в Румынии и прочие, чисто оборонительные успехи. Единственное наступление которое она провела (Верден) окончилось громкой неудачей, ее австрийский союзник потерпел тяжелое поражение на Востоке и не мог сконцентрироваться на Италии, османы с трудом отбивались на нескольких фронтах сразу. Но главное - союзники уже догнали и перегнали рейх во всех сферах военного производства, они создавали новые виды оружия, полностью преодолели снарядный голод, развернули многомиллионные армии. Их потенциал не был исчерпан, тогда как немцы дошли до предела. Население страдало от блокады (а также тягот военной экономики и экономии) и зима 1916/17 гг. вошла в историю как брюквенная. Германские союзники и вовсе держались только на тевтонском плече. Были и другие изменения: приход к общему военному руководству блоком Гинденбурга и Людендорфа означал преобладание просто солдат над политиками. Военно-стратегические соображения все более отодвигали на зданий план дипломатов - программа Гинденбурга ставила рейх на рельсы тотальной войны, для чего дипломатия должна была служить подпоркой, и не более того. Этот крен не был случаен: позиция союзников говорила сама за себя, не оставляя особого выбора.
Впрочем, дела Антанты были не столь уж блестящи как это представлялось тогда. Россия была надломленна неудачами на фронте, организационным бардаком и истерическим настроем тыла. Франция напрягала последние усилия по пополнению своей пехоты, а англичане были подавлены тяжелейшими потерями, неслыханными ранее. Непотопляемый британский кабинет пал, подорванный фактическим превращением мирового банкира в крупнейшего мирового должника. Случившийся весною ирландский мятеж, приведший к серьезным боям в Дублине, показал, что не все ладно в Соединенном королевстве. Румыния практически выбыла из игры, продемонстрировав нейтралам всю опасность неверно выбранного момента. Пожалуй в наиболее бодром состоянии пребывала лишь Италия, но она сама по себе мало что решала.
Тем не менее, успехи Антанты были нагляднее: она устояла, перешла в наступления и приросла новыми союзниками. Не за горами было вступление в игру США - и очевидно на чьей стороне оно состоится. Если немцы уже не строили каких-либо позитивных планов на 1917 г., собираясь действовать по обстановке, то Антанта шла в него с решимостью одержать окончательную победу. В декабре немцы и их союзники обратились с предложением начать мирные переговоры - эта инициатива была отвергнута сходу, без обсуждений. Союзники не для того вступали в эту войну, чтобы теперь выпустить врага из западни. И как символ будущих бед - на карте вновь появилось государство змеиного языка, пока еще в виде королевства-эмбриона под австро-германским протекторатом. Воссоздание Польши свидетельствовало о том, что германская и австрийская элита потеряли всякую надежду договориться с Романовыми.
Две смерти случились в конце 1916 г. Ушел вековечный император Австро-Венгрии Франц Иосиф, начавший править еще задолго до Крымской кампании, и оставил нас девятнадцатый век. Он хворал еще с 1905, впал в беспамятство осенью 1914 и умер в декабре 1916 г.