Луганск при "временных"
- часть вторая. Первая тут.
Весь апрель никому не верь.
Вторая половина апреля прошла как-то скомкано: я вникал в специфическую для себя среду. В новостях СМИ и улицы была отчетливая дисгармония, вызванная обоюдной ложью. Телевизор и интернет врали о том, что в Луганске а)идейные борцы с киевской хунтой и б)ситуация под контролем - из Киева. Отсюда, из города и области, было отчетливо видно, что идейные бойцы представляют собой сборище редкой, даже по нашим восточно-европейским реалиям, мрази - нет достаточных слов, чтобы описать всю ту накипь, которая скопилась в центре города, разбив свой орочий лагерь на Майдане у СБУ. Я побывал у них спустя месяц - прибавилось людей и организации, но добавилось и преступлений: трупы уже лежали в подвалах. Пока, в основном, это были их трупы, но лиха беда начало.
Формально, руководство области и страны предпринимало все усилия для наведения порядка: здание было оцеплено наружно стоящими машинами ГАИ (не имею никакого желания гуглить тогдашнее и нынешнее название этой малопочтенной структуры МВД), подкрепляемой лживо-бесстыдными сообщения министра Авакова, о том как его доблестные опера повязали кого-то из лагеря сепаратистов, везшего оружие. И - все. Создалась некая патовая ситуация - в городе, на улицах машины ГАИ, с повязанными флажкам и наклейками на тему единства, в центре - орки, остальное без изменений. Настроения качались - поддерживая, в силу жизненных обстоятельств, общение с представителями разных лагерей, я слышал весь набор от каждого из них: от все пропало, до мы победим, в городе тысячи наших.
Армии не было, милиция наружно брала под козырек, но делать ничего не собиралась, тогдашний начальник вольно или невольно проводил явную политику саботажа. Впрочем, областное руководство не имело ни плана, ни даже предположений о том, что следует делать. Поэтому, фактически, ничего и не делало, регистрируя лишь стабильно ухудшающуюся ситуацию: рост бытовой преступности, развал и потерю контроля над областью. В этот период (20-е числа) началась рельсовая война, как я в шутку называл ее, в память о первых боях гражданской в 1917 - сепаратисты формировали летучие мобильные бригады, по пятьдесят человек, которые передвигаясь на нескольких автобусах, спокойно проезжали через многочисленные посты милиции и ГАИ, стоящие вокруг Луганска и в области. При этом, одного моего коллегу чуть было не задержали на таком блокпосте, пришлось даже подключать высшее руководство. Суть явления понятна - абсолютно развращенный личный состав ГАИ был чрезвычайно жидок на реальные дела, предпочитая не замечать. Чуть после, когда их начали расстреливать, прямо на постах, забирая оружие, я испытывал нехорошее чувство злорадства, но об этом позже.
Работа таких силовых агитбригад наблюдалась мною лично, в печально известной ныне Станице-Луганской, где я, проверив документооборот и отчетность местной организации, оказался свидетелем чрезвычайно интересного шоу, сильно обогатившего мои представления об истории гражданской войны в РИ.
Митинг.
Местная площадь у здания администрации. По углам - автобусы, некоторые украшены лозунгами, кажется был и репродуктор. Будний весенний день, собравшаяся толпа бездельников (кто еще будет придет в рабочий полдень, поглазеть на шоу?) - женщины, в массе, дети, немного идейных и между ними - казаки, люди в камуфляже и горсть улыбающихся ментов, тут же. Отдельным кадром мужик с синим флагом ЛДПР. На импровизированной сцене, вполне профессионально, установлен микрофон, колонки, вытащен из администрации голова, а рядом - оратель, из местных активистов. Позади него туристы, из Луганска. Тут же, деловито ходят несколько операторов и фотографов, случайно оказавшихся рядом (тролль-фейс). Организация - отличная, позади громадной толпы аж в две сотни душ и пятьдесят рыл с флагами и кубанками стою я, слушая короткий, зажигательный спич.
Передаю максимально близко к тексту, практически дословно. Оратор, мужчина возрастом, лицом и ухватками похожий как две капли воды на почтальона Печкина, говорил просто и доходчиво: кто за то, чтобы мы сами распоряжались своими недрами и тем что мы производим?! *гул одобрения* чтобы не Киев решал куда и что нам продавать, а мы сами! *хлопки* пусть помнят все, что тут была казачья станица ... дальше что-то из истории казачества, я не запомнил, но оратор обещал устроить всепланетный шахматный турнир, пардон, общеказачий слет, прямо тут, в следующем году. Доверяете ли вы мне? *конечно! доверяем!* Тогда предлагаю проголосовать ... меня ... в совет ... чтобы я следил за выполнением ... не подведу! *лес рук, кроме туристов* Не хватало, конечно, оркестра с интернационалом и красной тряпкой, но ее отлично заменяли многочисленные флаги РФ.
Постепенное нарастание.
Стали, как я уже писал, появляться первые убитые: в городах области сторонники, назовем их так ... а кстати - сторонники чего? Бог весть, то ли казачьего халифата, то ли возврата в СССР, а может и всего сразу ... так вот, сторонники этого всего нападали на своих противников, которые, как и положено приличным людям, не имели ни тонтон-макутов, ни хунвейбинов, а пресловутый Правый сектор славился лишь тем, что регулярно объявлял полную мобилизацию да служил пугалом для местных дураков. В Брянке, например (если я не ошибаюсь) местная учительница, депутат горсовета от коммунистов, собрала своих упырей и в прямом смысле напала на офис политических противников: толпа ворвалась в небольшое помещение, била, крушила, плевала. Старику разбили голову, у одной из женщин просто забрали сумочку - это ведь враг, чего стесняться? Отвратительно. Милиция, разумеется, расползалась по швам, прямо как рубашка на теле гаишника: наиболее смышленые брали отпуска и уезжали из страны и области. Власть уже исчезла и только иллюзия, призрак ее, держал город в относительном порядке, в последние дни апреля.
Была и другая волна: к нам приходили представители бизнеса, реального бизнеса, мужики под сорок, имеющие свое дело. Из города и области. Дайте нам карт-бланш, мы готовы выставить людей и начать отстреливать их, говорили они, так больше продолжаться не может: в одном из городов, где через мост в Луганск каждодневно шли фуры с товарами, укрепились местные ополченцы, управляемые ... местным же авторитетом, который наложил дань за проезд по своему мосту. И таких эпизодов были - десятки. Люди дела поняли все намного раньше и не верили хвастливым заявлениям Авакова.
Было ли что-то предпринято? Н и ч е г о. Разрекламированные отряды ... как они там назывались? рух опіру, да? Мертвая буква, изначально. Был там один человек, луганчане его знают. И - все. Ценных указаний из Киева тоже не приходило, да и откуда бы им там взяться? Все плыло по течению, по инерции - хотя, тогда хватило бы полка хорошей пехоты, чтобы очистить Луганск. Но его не было. Т.е. роты, батальоны и полки были, но они ждали приказа, находясь в казармах и на бумаге. Только когда их начали щелкать по одному, тогда они начали сопротивляться - но было поздно.
Май.
Начало падения власти застало меня в кабинете судьи одного из районных судов Луганска. По телевизору показывали как мутно-зеленая толпа вливается в областную администрацию, сминая хилые заслоны милиции. Но зато как рдеют... как несутся... как взвиваются... эти стяги! Эти флаги! В офис, который мы арендовали у частного лица, приехали несколько десятков вооруженных людей, с базуками (интересно, что они ожидали там увидеть? вкопанный танк?), последовал штурм и захват. Так моя фамилия оказалась в списках. Кстати, о списке: где-то за пять дней до начала свержения старой власти у нас начали пропадать люди. Т.е. как - пропадать? Их хватали, натурально забирали - из домов и квартир. Одного моего коллегу схватили, избив прямо на глазах жены и сына, у дома и увезли. Было это еще до всякого референдума - и очень просто. Так, впервые в жизни, я оказался на нелегальном положении, которого, признаюсь, не ощущал. Странное чувство, сродни новичку на фронте, который не боится, потому что не пережил. Да - хватают, да убивают, но меня? меня - за что? Так я и жил, стараясь не испугать жены и близких, только строго наказал в случае моего молчания немедленно форматировать жесткие диски и уничтожить документацию, связанную с новой работой. Ничего секретного там не было, просто противно даже представить кого-то лазающего в моих фотографиях или архивах. В документах тоже не было политики, но были списки сотрудников, которые могли пострадать. Конечно, все это чепуха, но немного успокаивала некая готовность к. Кстати, всю документацию я потом вывез и отправил почтой - мелочь, а приятно.
Между тем, происходили бои, и там где не справлялись местные, привлекались россияне, в большом количестве объявившиеся в городе. Рядом с ближайшим супермаркетом расположилась их БМП и ходил патруль. Россияне были ничего, молодые парни, в ладно сидящей форме, равнодушные к населению, много опаснее были ополченцы: атмосфера располагала к проявлению самых низменных чувств, что и происходило. Как это было? Ну вот, к примеру, поступил в больницу к моей жене, парень, лет двадцати. Несколько сломанных ребер, нос, ушибы головы и т.д. Нарушил самозваный комендантский час, идя домой. Был схвачен и неделю просидел на подвале СБУ, как тогда говорили. Никаких допросов или претензий - его просто молча избивали и спустя семь дней выкинули на улицу. Другую нарушительницу, женщину лет сорока, заставили раздеться до белья, светя фонариками в лицо: искали диверсантов. Все кто мог свести счеты - сводили. Если нравилась машина, дом, вещь, бизнес - забирали. Царство ополченцев, жизненно необходимых тогда их руководителям, было всеобщим и полным.
Бежали жители, причем первыми те, кто поддерживал весь этот референдум и прочий цирк с конями. Кстати, о конях - референдум, конечно же, не имел ничего общего с реальным волеизъявлением людей, но и не был делом нескольких сотен человек. Не буду говорить о цифрах, но опираясь на локальные данные, можно сказать, что из сотни горожан, могущих в нем участвовать, двадцать - пошли. А это немало, на самом деле. Разумеется, есть и обратная сторона: лично знаю человека, проголосовавшего за себя, своих родителей, родителей жены, жену и всех остальных, кого я забыл упомянуть. Они, к слову, проголосовали бы точно также, но сам факт?
К концу мая, в виду окончания выборов и прекращения политической деятельности как таковой, я закончил свой недолгий политический опыт, рискнув в последний раз... катаясь через блокпосты и линию фронта. Один раз мне чудно повезло - проехав населенный пункт без помех, я узнал, что час спустя на той же дороге была расстреляна колонна гражданских автомобилей, погибли люди - и даже дети. Огонь велся со стороны ополченцев.
Руководство области, тогда уже потеряло остатки какого либо влияния на события - Киев напрямую управлял, через местные администрации и военных. Сложно осуждать их за это, конечно - но и сильно ругать губернатора я не могу, нельзя победить с деревянным мечом.
Кстати, о блокпостах - встретив на одном из них своего одноклассника, я поинтересовался - почему? Отношения наши были надежды и я не рисковал (дурак, конечно). Рома, честно ответил мне друг детства - долги. Четыреста гривен в день за посидеть у дороги - это нормально. Все равно всем распоряжаются спецы, но там и деньги другие. На том мы и расстались, больше я о нем ничего узнать не смог, не знаю - жив или нет.
Эпилог: июнь-июль.
Все стремительно ухудшалось, горели дома, гибли люди. Мы ночевали в коридоре, для большей безопасности. В началу июня я остался единственным жителем на своей площадке и некоторым образом переселился в квартиру соседа, где спать было безопаснее. Некоторая душевная отстраненность мешала мне испытывать страх от обстрелов, в отличие от жены, чуть было не погибшей во время одного из них - опоздав на привычную маршрутку, она не поехала с коллегами, которых и расстреляла БМП ополченцев: несколько трупов, включая завхоза их больницы и девушке-врачу оторвало кисть руки. Эта зловредная БМП, базирующаяся аккурат возле двухэтажного дома у автовокзала, вообще была нашим главным врагом: она расстреляла крышу девятиэтажки по соседству, сбив козырек, она же убила прохожего в доме рядом, пройдясь заодно по окнам кулька, заведения должного делать из дебелых областных хохлушек работниц эстрады. Крайне неприятный звук ее мелкокалиберной пушки пугал кота и жену. Даже мне, как дураку, приходилось вставать от стола, прерывая завтрак или обед, что дико раздражало. Помню, как один раз я, озлясь на ненавистную дуру, отказался бросить борщ и, несмотря на призывы из коридора, так и просидел у окна. Впрочем, кажется, меня вытащили за ухо.
Мир сузился и распался, но были и приятные стороны: одиночество, например. Вокруг - ни души, ни днем, ни вечером. Я продолжал вечерние пробежки, иногда под артиллерийский гул, иногда без. Машины были давно спрятаны по гаражам, последнюю я буквально за день успел забрать с платной стоянки - как на следующее утро ополченцы реквизировали все, для нужд кавалерии. Из остающихся там тридцать машин не взяли лишь таврию (погнушавшись, но зачем-то разбив ей заднее стекло) и корпоративную короллу, одну из трех, стоящих там (из-за взрывов у нее сработала аварийка и акк умер).
Примерно в это же время со мной связалось радио "Свобода", предложив дать короткое интервью, для лучшего понимания ситуации. Киевская журналистка послушала мои рассказы о происходящем и спросила: а почему тогда люди не протестуют?
И действительно - почему? В общем, к началу июля оставаться в городе не было уже никакого смысла: я закончил все дела, бизнеса, интересы которого я представлял, уже не было, давление со стороны близких нарастало - и мы уехали, сев на поезд. Фоном отъезда была сирена и звуки разрывов. Тогда я надеялся что мы уезжаем на пару недель, после которых город будет освобожден. Я жалел что уехал, мне казалось намного интереснее было бы понаблюдать картину дальше, но потом понял что ничего не потерял, собственно - все что было позже и будет в будущем проистекало из событий прошлого. Ну, а зная истоки, не составляет труда предсказать куда это все приведет, в общих чертах.
Так и пал город, не как развалившееся на две части и ушедшее в пучину судно, но как медленно, отсек за отсеком, затопляемый корабль. Даже в конце, когда вода захлестывала уже палубу - издалека могло показаться, что корабль этот - еще плывет, держится на воде.
з.ы. я сознательно упростил, сузил этот текст. Речь идет только о личном восприятии и опыте.
Весь апрель никому не верь.
Вторая половина апреля прошла как-то скомкано: я вникал в специфическую для себя среду. В новостях СМИ и улицы была отчетливая дисгармония, вызванная обоюдной ложью. Телевизор и интернет врали о том, что в Луганске а)идейные борцы с киевской хунтой и б)ситуация под контролем - из Киева. Отсюда, из города и области, было отчетливо видно, что идейные бойцы представляют собой сборище редкой, даже по нашим восточно-европейским реалиям, мрази - нет достаточных слов, чтобы описать всю ту накипь, которая скопилась в центре города, разбив свой орочий лагерь на Майдане у СБУ. Я побывал у них спустя месяц - прибавилось людей и организации, но добавилось и преступлений: трупы уже лежали в подвалах. Пока, в основном, это были их трупы, но лиха беда начало.
Формально, руководство области и страны предпринимало все усилия для наведения порядка: здание было оцеплено наружно стоящими машинами ГАИ (не имею никакого желания гуглить тогдашнее и нынешнее название этой малопочтенной структуры МВД), подкрепляемой лживо-бесстыдными сообщения министра Авакова, о том как его доблестные опера повязали кого-то из лагеря сепаратистов, везшего оружие. И - все. Создалась некая патовая ситуация - в городе, на улицах машины ГАИ, с повязанными флажкам и наклейками на тему единства, в центре - орки, остальное без изменений. Настроения качались - поддерживая, в силу жизненных обстоятельств, общение с представителями разных лагерей, я слышал весь набор от каждого из них: от все пропало, до мы победим, в городе тысячи наших.
Армии не было, милиция наружно брала под козырек, но делать ничего не собиралась, тогдашний начальник вольно или невольно проводил явную политику саботажа. Впрочем, областное руководство не имело ни плана, ни даже предположений о том, что следует делать. Поэтому, фактически, ничего и не делало, регистрируя лишь стабильно ухудшающуюся ситуацию: рост бытовой преступности, развал и потерю контроля над областью. В этот период (20-е числа) началась рельсовая война, как я в шутку называл ее, в память о первых боях гражданской в 1917 - сепаратисты формировали летучие мобильные бригады, по пятьдесят человек, которые передвигаясь на нескольких автобусах, спокойно проезжали через многочисленные посты милиции и ГАИ, стоящие вокруг Луганска и в области. При этом, одного моего коллегу чуть было не задержали на таком блокпосте, пришлось даже подключать высшее руководство. Суть явления понятна - абсолютно развращенный личный состав ГАИ был чрезвычайно жидок на реальные дела, предпочитая не замечать. Чуть после, когда их начали расстреливать, прямо на постах, забирая оружие, я испытывал нехорошее чувство злорадства, но об этом позже.
Работа таких силовых агитбригад наблюдалась мною лично, в печально известной ныне Станице-Луганской, где я, проверив документооборот и отчетность местной организации, оказался свидетелем чрезвычайно интересного шоу, сильно обогатившего мои представления об истории гражданской войны в РИ.
Митинг.
Местная площадь у здания администрации. По углам - автобусы, некоторые украшены лозунгами, кажется был и репродуктор. Будний весенний день, собравшаяся толпа бездельников (кто еще будет придет в рабочий полдень, поглазеть на шоу?) - женщины, в массе, дети, немного идейных и между ними - казаки, люди в камуфляже и горсть улыбающихся ментов, тут же. Отдельным кадром мужик с синим флагом ЛДПР. На импровизированной сцене, вполне профессионально, установлен микрофон, колонки, вытащен из администрации голова, а рядом - оратель, из местных активистов. Позади него туристы, из Луганска. Тут же, деловито ходят несколько операторов и фотографов, случайно оказавшихся рядом (тролль-фейс). Организация - отличная, позади громадной толпы аж в две сотни душ и пятьдесят рыл с флагами и кубанками стою я, слушая короткий, зажигательный спич.
Передаю максимально близко к тексту, практически дословно. Оратор, мужчина возрастом, лицом и ухватками похожий как две капли воды на почтальона Печкина, говорил просто и доходчиво: кто за то, чтобы мы сами распоряжались своими недрами и тем что мы производим?! *гул одобрения* чтобы не Киев решал куда и что нам продавать, а мы сами! *хлопки* пусть помнят все, что тут была казачья станица ... дальше что-то из истории казачества, я не запомнил, но оратор обещал устроить всепланетный шахматный турнир, пардон, общеказачий слет, прямо тут, в следующем году. Доверяете ли вы мне? *конечно! доверяем!* Тогда предлагаю проголосовать ... меня ... в совет ... чтобы я следил за выполнением ... не подведу! *лес рук, кроме туристов* Не хватало, конечно, оркестра с интернационалом и красной тряпкой, но ее отлично заменяли многочисленные флаги РФ.
Постепенное нарастание.
Стали, как я уже писал, появляться первые убитые: в городах области сторонники, назовем их так ... а кстати - сторонники чего? Бог весть, то ли казачьего халифата, то ли возврата в СССР, а может и всего сразу ... так вот, сторонники этого всего нападали на своих противников, которые, как и положено приличным людям, не имели ни тонтон-макутов, ни хунвейбинов, а пресловутый Правый сектор славился лишь тем, что регулярно объявлял полную мобилизацию да служил пугалом для местных дураков. В Брянке, например (если я не ошибаюсь) местная учительница, депутат горсовета от коммунистов, собрала своих упырей и в прямом смысле напала на офис политических противников: толпа ворвалась в небольшое помещение, била, крушила, плевала. Старику разбили голову, у одной из женщин просто забрали сумочку - это ведь враг, чего стесняться? Отвратительно. Милиция, разумеется, расползалась по швам, прямо как рубашка на теле гаишника: наиболее смышленые брали отпуска и уезжали из страны и области. Власть уже исчезла и только иллюзия, призрак ее, держал город в относительном порядке, в последние дни апреля.
Была и другая волна: к нам приходили представители бизнеса, реального бизнеса, мужики под сорок, имеющие свое дело. Из города и области. Дайте нам карт-бланш, мы готовы выставить людей и начать отстреливать их, говорили они, так больше продолжаться не может: в одном из городов, где через мост в Луганск каждодневно шли фуры с товарами, укрепились местные ополченцы, управляемые ... местным же авторитетом, который наложил дань за проезд по своему мосту. И таких эпизодов были - десятки. Люди дела поняли все намного раньше и не верили хвастливым заявлениям Авакова.
Было ли что-то предпринято? Н и ч е г о. Разрекламированные отряды ... как они там назывались? рух опіру, да? Мертвая буква, изначально. Был там один человек, луганчане его знают. И - все. Ценных указаний из Киева тоже не приходило, да и откуда бы им там взяться? Все плыло по течению, по инерции - хотя, тогда хватило бы полка хорошей пехоты, чтобы очистить Луганск. Но его не было. Т.е. роты, батальоны и полки были, но они ждали приказа, находясь в казармах и на бумаге. Только когда их начали щелкать по одному, тогда они начали сопротивляться - но было поздно.
Май.
Начало падения власти застало меня в кабинете судьи одного из районных судов Луганска. По телевизору показывали как мутно-зеленая толпа вливается в областную администрацию, сминая хилые заслоны милиции. Но зато как рдеют... как несутся... как взвиваются... эти стяги! Эти флаги! В офис, который мы арендовали у частного лица, приехали несколько десятков вооруженных людей, с базуками (интересно, что они ожидали там увидеть? вкопанный танк?), последовал штурм и захват. Так моя фамилия оказалась в списках. Кстати, о списке: где-то за пять дней до начала свержения старой власти у нас начали пропадать люди. Т.е. как - пропадать? Их хватали, натурально забирали - из домов и квартир. Одного моего коллегу схватили, избив прямо на глазах жены и сына, у дома и увезли. Было это еще до всякого референдума - и очень просто. Так, впервые в жизни, я оказался на нелегальном положении, которого, признаюсь, не ощущал. Странное чувство, сродни новичку на фронте, который не боится, потому что не пережил. Да - хватают, да убивают, но меня? меня - за что? Так я и жил, стараясь не испугать жены и близких, только строго наказал в случае моего молчания немедленно форматировать жесткие диски и уничтожить документацию, связанную с новой работой. Ничего секретного там не было, просто противно даже представить кого-то лазающего в моих фотографиях или архивах. В документах тоже не было политики, но были списки сотрудников, которые могли пострадать. Конечно, все это чепуха, но немного успокаивала некая готовность к. Кстати, всю документацию я потом вывез и отправил почтой - мелочь, а приятно.
Между тем, происходили бои, и там где не справлялись местные, привлекались россияне, в большом количестве объявившиеся в городе. Рядом с ближайшим супермаркетом расположилась их БМП и ходил патруль. Россияне были ничего, молодые парни, в ладно сидящей форме, равнодушные к населению, много опаснее были ополченцы: атмосфера располагала к проявлению самых низменных чувств, что и происходило. Как это было? Ну вот, к примеру, поступил в больницу к моей жене, парень, лет двадцати. Несколько сломанных ребер, нос, ушибы головы и т.д. Нарушил самозваный комендантский час, идя домой. Был схвачен и неделю просидел на подвале СБУ, как тогда говорили. Никаких допросов или претензий - его просто молча избивали и спустя семь дней выкинули на улицу. Другую нарушительницу, женщину лет сорока, заставили раздеться до белья, светя фонариками в лицо: искали диверсантов. Все кто мог свести счеты - сводили. Если нравилась машина, дом, вещь, бизнес - забирали. Царство ополченцев, жизненно необходимых тогда их руководителям, было всеобщим и полным.
Бежали жители, причем первыми те, кто поддерживал весь этот референдум и прочий цирк с конями. Кстати, о конях - референдум, конечно же, не имел ничего общего с реальным волеизъявлением людей, но и не был делом нескольких сотен человек. Не буду говорить о цифрах, но опираясь на локальные данные, можно сказать, что из сотни горожан, могущих в нем участвовать, двадцать - пошли. А это немало, на самом деле. Разумеется, есть и обратная сторона: лично знаю человека, проголосовавшего за себя, своих родителей, родителей жены, жену и всех остальных, кого я забыл упомянуть. Они, к слову, проголосовали бы точно также, но сам факт?
К концу мая, в виду окончания выборов и прекращения политической деятельности как таковой, я закончил свой недолгий политический опыт, рискнув в последний раз... катаясь через блокпосты и линию фронта. Один раз мне чудно повезло - проехав населенный пункт без помех, я узнал, что час спустя на той же дороге была расстреляна колонна гражданских автомобилей, погибли люди - и даже дети. Огонь велся со стороны ополченцев.
Руководство области, тогда уже потеряло остатки какого либо влияния на события - Киев напрямую управлял, через местные администрации и военных. Сложно осуждать их за это, конечно - но и сильно ругать губернатора я не могу, нельзя победить с деревянным мечом.
Кстати, о блокпостах - встретив на одном из них своего одноклассника, я поинтересовался - почему? Отношения наши были надежды и я не рисковал (дурак, конечно). Рома, честно ответил мне друг детства - долги. Четыреста гривен в день за посидеть у дороги - это нормально. Все равно всем распоряжаются спецы, но там и деньги другие. На том мы и расстались, больше я о нем ничего узнать не смог, не знаю - жив или нет.
Эпилог: июнь-июль.
Все стремительно ухудшалось, горели дома, гибли люди. Мы ночевали в коридоре, для большей безопасности. В началу июня я остался единственным жителем на своей площадке и некоторым образом переселился в квартиру соседа, где спать было безопаснее. Некоторая душевная отстраненность мешала мне испытывать страх от обстрелов, в отличие от жены, чуть было не погибшей во время одного из них - опоздав на привычную маршрутку, она не поехала с коллегами, которых и расстреляла БМП ополченцев: несколько трупов, включая завхоза их больницы и девушке-врачу оторвало кисть руки. Эта зловредная БМП, базирующаяся аккурат возле двухэтажного дома у автовокзала, вообще была нашим главным врагом: она расстреляла крышу девятиэтажки по соседству, сбив козырек, она же убила прохожего в доме рядом, пройдясь заодно по окнам кулька, заведения должного делать из дебелых областных хохлушек работниц эстрады. Крайне неприятный звук ее мелкокалиберной пушки пугал кота и жену. Даже мне, как дураку, приходилось вставать от стола, прерывая завтрак или обед, что дико раздражало. Помню, как один раз я, озлясь на ненавистную дуру, отказался бросить борщ и, несмотря на призывы из коридора, так и просидел у окна. Впрочем, кажется, меня вытащили за ухо.
Мир сузился и распался, но были и приятные стороны: одиночество, например. Вокруг - ни души, ни днем, ни вечером. Я продолжал вечерние пробежки, иногда под артиллерийский гул, иногда без. Машины были давно спрятаны по гаражам, последнюю я буквально за день успел забрать с платной стоянки - как на следующее утро ополченцы реквизировали все, для нужд кавалерии. Из остающихся там тридцать машин не взяли лишь таврию (погнушавшись, но зачем-то разбив ей заднее стекло) и корпоративную короллу, одну из трех, стоящих там (из-за взрывов у нее сработала аварийка и акк умер).
Примерно в это же время со мной связалось радио "Свобода", предложив дать короткое интервью, для лучшего понимания ситуации. Киевская журналистка послушала мои рассказы о происходящем и спросила: а почему тогда люди не протестуют?
И действительно - почему? В общем, к началу июля оставаться в городе не было уже никакого смысла: я закончил все дела, бизнеса, интересы которого я представлял, уже не было, давление со стороны близких нарастало - и мы уехали, сев на поезд. Фоном отъезда была сирена и звуки разрывов. Тогда я надеялся что мы уезжаем на пару недель, после которых город будет освобожден. Я жалел что уехал, мне казалось намного интереснее было бы понаблюдать картину дальше, но потом понял что ничего не потерял, собственно - все что было позже и будет в будущем проистекало из событий прошлого. Ну, а зная истоки, не составляет труда предсказать куда это все приведет, в общих чертах.
Так и пал город, не как развалившееся на две части и ушедшее в пучину судно, но как медленно, отсек за отсеком, затопляемый корабль. Даже в конце, когда вода захлестывала уже палубу - издалека могло показаться, что корабль этот - еще плывет, держится на воде.
з.ы. я сознательно упростил, сузил этот текст. Речь идет только о личном восприятии и опыте.