иерей Роман Бычков
ЦВЕТЫ ИЗ ОГНЯ
(Александр Непомнящий - поэт Сверхнового Завета)
О великом Данте одним из исследователей было сказано: “Данте исповедует католическую религию, но не столько присоединяется к католицизму, сколько вводит его в свою поэтическую вселенную” (В.Бибихин. Новый Ренессанс. М., 1998). Сказанное справедливо и применительно к Александру Непомнящему… Александр был Поэт, Поэт in toto. И его “присоединение” к православию было более похоже на введение сего “православия” в свою “поэтическую вселенную”. Поэтическая вселенная Непомнящего слишком трагична и дискомфорта для оффициального “православия”, заключившего своего рода “унию” с мiром сим и чувствующего себя в нём весьма уютно. Поэты, спускающие на землю “ненавистное вам Солнце”, подобно Непомнящему, с очевидностью ненавистны и “православию официоза”. Православие Непомнящего - это Огненное Православие, это Религия Солнца, религия Божественнного Огня, попаляющего всякую скверну и просветляющего естество сущих… “А Вечный Огонь жжёт города и миры. / Так надо - и вновь продолжается бой. / Так надо - Вселенский Октябрь впереди, / И Солнышко-Спас такой молодой”… Такая вера не оставляет никакого выбора всем “тем, кто любит Вавилон” (а нынешние “православные” возымели поистине безумную надежду получить “прописку” в Вавилоне). Для каждого из тех, кто любит Вавилон - всё равно найдётся пуля. Сие исповедание Непомнящего напрямую смыкается с исповеданием Истинного Православия: “истинные христиане должны быть заинтересованы в скорейшем разрушении “Вавилона”, а не в созидании его, дабы не подвергнуться одной участи с нечестивыми (Откр. 6, 10-11; 18, 4-7)” (Устав Катакомбной Церкви истинно-православных христиан, 6.6). “Всё равно для вас найдётся пуля” - это то, что наша Церковь может заявить христоотступникам всех мастей (не исключая и псевдо-православной масти). Однако, Поэзия не была бы священным ремеслом, ежели бы круг ея действия ограничивался только лишь политической сферой (хотя бы то была и церковно-политическая область). Функции поэзии - прежде всего магические, заклинательные, теургические… Не случайно Тот, словом Которого “небеса утвердишася со всею славою их”, именуется в греческом тексте Сvмвола веры - Poetos - Поэтом. Божественные глаголы, творчески оформляющие сотворённый космос - есть, по сути, Сверхпоэзия. Поэзия, по верному речению Платона, есть общая “причина того, что из небытия переходит в бытие”. И всякая истинная Поэзия имеет и прообразом и пределом своим сию Божественную Сверхпоэзию. “Человек словом своим заклинает появление нового мира, подобно тому, как наш мiр был создан словом Божественным” (М.Волошин). Поэзия Непомнящего выдерживает испытание по данному критерию. Особенно значимо то, что пред нами - звучащая поэзия… Поэт-певец, “скалы движущий Орфей” (не забудем и о библейском св. Царепророке-Псалмопевце!) является древнейшим сакральным образцом Поэта. “…Напевное слово преклоняло волю вышних царей… предупреждало о неизбежном уставе судеб, запечатлевало в незыблемых речениях богоданные законы нравственности и правового устроения и, утверждая богопочитание в людях, утверждало мировой порядок живых сил. Поистине камни слагались в городовые стены лирными чарами, и - помимо всякого иносказания - ритмами излечивались болезни души и тела, одерживались победы, умирялись междоусобия. Таковы были прямые задачи древнейшей поэзии - гимнической, эпической, элегической…” (В.Иванов, “Заветы символизма”).
Особо стоит отметить качество мистической русскости, столь присущей стихам Александра… Слегка перефразировав В.Соловьёва, можно сказать, что в “умной материи” стиха Непомнящего, “каким-то непостижимым способом сосредоточены те структурирующие силы, чрез которые русский мир воспроизводит свои собственные основания”. Этот стих магическим образом “как бы расширяет, воскрешает (Непомнящий властно понуждает вспомнить!) наше восприятие этого мира, очаровывая нас с какой-то неведомой силой”. В сем смысле песни Непомнящего скорее могут быть называемы песнопениями, они приобретают свойство чего-то “абсолютного”, то есть не просто “произведение искусства”: произведённое произведение, но - произведение производящее, своего рода natura naturans (“природа действующая”), “в данном случае затрагивающая и настигающая каждого русского в его самом сокровенном бытии, производящая в нём щемящее чувство родины, источник опыта национального сознания” (Н.Кормин. Философская эстетика Владимира Соловьёва. Часть 1. Святая гармония. М., 2001). А такова, согласно Непомнящему, природа самой России: “О Небе плачет тот, кому оно незнакомо, / А нам не надо неба - мы у себя дома… / Вечный автостоп на русских дорогах…”.
У великого арио-христианского философа и мистика Франца фон Баадера в работе 1831 г. “Сорок положений религиозной эротики” намечается следующая экспликация теургических заданий поэзии. “Единение с пратворением”, обретение “прасостояния” единения с Богом (на языке же православной Традиции - Theosis-обожение), согласно Баадеру, имеет три основания. Сии три суть: поэзия, как способность “зряче слышать”, способность получить доступ к скрытым силам иерофании; философия, как “мысль о любви”, то есть универсальной силе духа и, следовательно, универсальной способности не только к познанию, но и к творению как себя-преображению; религиозное откровение, или “милосердие Провидения, вскипающего в судьбах”. (Ф. фон Баадер на русский, к сожалению, толком не переведён; впрочем, см.: А.Фёдоров. “История меня”: традиция европейской философской мистики и строительство персональных миров. СПб., 2006). Такова, хотя и в кратких очертаниях, так сказать, “религиозно-философская рамка” для тех провиденциальных турбуленций, воскипавших в судьбе и поэзии Александра Непомнящего…
В судьбе Александра “воскипали” и прочерчивались линии явно изобличающие “шуее” происхождение: это и богоборчество “тёмной стороны Любви”, и увлечения Дугиным, евразийством, национал-большевизмом и т.п. Замалчивать их не должно, но должно отметить, что корень всех сих недолжных “увлечений” - в бунтарском по отношению к “мiру сему” жизненастрое Непомнящего. Как говорил он сам: “если кто-то из-за моих песен возьмёт автомат ради хорошего дела, значит не зря я их писал”. А подобный настрой - и правилен и оправдан, ибо препятствием к божественному “единению с первотворением” и является сам мiр сей, превратившийся в каменную стену, отделяющую нас от Царствия Божия. В Писании сказано: “Богом моим прейду стену” (Пс. 17, 30). И сказано сие об этой самой стене, “прейти”, а ещё лучше - разрушить которую и есть задача огненосной Православной Революции, “Вселенского Октября” во главе с огневеющим Солнцем-Спасом… “Дерево спасёт Огонь”… И книга стихов-песен Непомнящего (ежели таковая когда-нибудь будет издана (хотя она и не издана «на бумаге», но по-своему “записана” в пневматосфере)) есть не иное что, как книга заклинаний, призывающая на землю этот Древний Огонь… “Мне нужны… цветы, растущие в Огне… - Цинк! - позвал Король. - Дай нам цветов… Садовник выступил вперёд, взял наполненный пламенем горшок и бросил в него сверкающее семя. Немного погодя взошли цветы…” (Новалис, “Генрих фон Офтердинген). Цветы из Огня… Море цветов… “Вольная воля - море цветов… Божия воля - поле цветов… Вольное поле - поле цветов…”.
(Александр Непомнящий - поэт Сверхнового Завета)
О великом Данте одним из исследователей было сказано: “Данте исповедует католическую религию, но не столько присоединяется к католицизму, сколько вводит его в свою поэтическую вселенную” (В.Бибихин. Новый Ренессанс. М., 1998). Сказанное справедливо и применительно к Александру Непомнящему… Александр был Поэт, Поэт in toto. И его “присоединение” к православию было более похоже на введение сего “православия” в свою “поэтическую вселенную”. Поэтическая вселенная Непомнящего слишком трагична и дискомфорта для оффициального “православия”, заключившего своего рода “унию” с мiром сим и чувствующего себя в нём весьма уютно. Поэты, спускающие на землю “ненавистное вам Солнце”, подобно Непомнящему, с очевидностью ненавистны и “православию официоза”. Православие Непомнящего - это Огненное Православие, это Религия Солнца, религия Божественнного Огня, попаляющего всякую скверну и просветляющего естество сущих… “А Вечный Огонь жжёт города и миры. / Так надо - и вновь продолжается бой. / Так надо - Вселенский Октябрь впереди, / И Солнышко-Спас такой молодой”… Такая вера не оставляет никакого выбора всем “тем, кто любит Вавилон” (а нынешние “православные” возымели поистине безумную надежду получить “прописку” в Вавилоне). Для каждого из тех, кто любит Вавилон - всё равно найдётся пуля. Сие исповедание Непомнящего напрямую смыкается с исповеданием Истинного Православия: “истинные христиане должны быть заинтересованы в скорейшем разрушении “Вавилона”, а не в созидании его, дабы не подвергнуться одной участи с нечестивыми (Откр. 6, 10-11; 18, 4-7)” (Устав Катакомбной Церкви истинно-православных христиан, 6.6). “Всё равно для вас найдётся пуля” - это то, что наша Церковь может заявить христоотступникам всех мастей (не исключая и псевдо-православной масти). Однако, Поэзия не была бы священным ремеслом, ежели бы круг ея действия ограничивался только лишь политической сферой (хотя бы то была и церковно-политическая область). Функции поэзии - прежде всего магические, заклинательные, теургические… Не случайно Тот, словом Которого “небеса утвердишася со всею славою их”, именуется в греческом тексте Сvмвола веры - Poetos - Поэтом. Божественные глаголы, творчески оформляющие сотворённый космос - есть, по сути, Сверхпоэзия. Поэзия, по верному речению Платона, есть общая “причина того, что из небытия переходит в бытие”. И всякая истинная Поэзия имеет и прообразом и пределом своим сию Божественную Сверхпоэзию. “Человек словом своим заклинает появление нового мира, подобно тому, как наш мiр был создан словом Божественным” (М.Волошин). Поэзия Непомнящего выдерживает испытание по данному критерию. Особенно значимо то, что пред нами - звучащая поэзия… Поэт-певец, “скалы движущий Орфей” (не забудем и о библейском св. Царепророке-Псалмопевце!) является древнейшим сакральным образцом Поэта. “…Напевное слово преклоняло волю вышних царей… предупреждало о неизбежном уставе судеб, запечатлевало в незыблемых речениях богоданные законы нравственности и правового устроения и, утверждая богопочитание в людях, утверждало мировой порядок живых сил. Поистине камни слагались в городовые стены лирными чарами, и - помимо всякого иносказания - ритмами излечивались болезни души и тела, одерживались победы, умирялись междоусобия. Таковы были прямые задачи древнейшей поэзии - гимнической, эпической, элегической…” (В.Иванов, “Заветы символизма”).
Особо стоит отметить качество мистической русскости, столь присущей стихам Александра… Слегка перефразировав В.Соловьёва, можно сказать, что в “умной материи” стиха Непомнящего, “каким-то непостижимым способом сосредоточены те структурирующие силы, чрез которые русский мир воспроизводит свои собственные основания”. Этот стих магическим образом “как бы расширяет, воскрешает (Непомнящий властно понуждает вспомнить!) наше восприятие этого мира, очаровывая нас с какой-то неведомой силой”. В сем смысле песни Непомнящего скорее могут быть называемы песнопениями, они приобретают свойство чего-то “абсолютного”, то есть не просто “произведение искусства”: произведённое произведение, но - произведение производящее, своего рода natura naturans (“природа действующая”), “в данном случае затрагивающая и настигающая каждого русского в его самом сокровенном бытии, производящая в нём щемящее чувство родины, источник опыта национального сознания” (Н.Кормин. Философская эстетика Владимира Соловьёва. Часть 1. Святая гармония. М., 2001). А такова, согласно Непомнящему, природа самой России: “О Небе плачет тот, кому оно незнакомо, / А нам не надо неба - мы у себя дома… / Вечный автостоп на русских дорогах…”.
У великого арио-христианского философа и мистика Франца фон Баадера в работе 1831 г. “Сорок положений религиозной эротики” намечается следующая экспликация теургических заданий поэзии. “Единение с пратворением”, обретение “прасостояния” единения с Богом (на языке же православной Традиции - Theosis-обожение), согласно Баадеру, имеет три основания. Сии три суть: поэзия, как способность “зряче слышать”, способность получить доступ к скрытым силам иерофании; философия, как “мысль о любви”, то есть универсальной силе духа и, следовательно, универсальной способности не только к познанию, но и к творению как себя-преображению; религиозное откровение, или “милосердие Провидения, вскипающего в судьбах”. (Ф. фон Баадер на русский, к сожалению, толком не переведён; впрочем, см.: А.Фёдоров. “История меня”: традиция европейской философской мистики и строительство персональных миров. СПб., 2006). Такова, хотя и в кратких очертаниях, так сказать, “религиозно-философская рамка” для тех провиденциальных турбуленций, воскипавших в судьбе и поэзии Александра Непомнящего…
В судьбе Александра “воскипали” и прочерчивались линии явно изобличающие “шуее” происхождение: это и богоборчество “тёмной стороны Любви”, и увлечения Дугиным, евразийством, национал-большевизмом и т.п. Замалчивать их не должно, но должно отметить, что корень всех сих недолжных “увлечений” - в бунтарском по отношению к “мiру сему” жизненастрое Непомнящего. Как говорил он сам: “если кто-то из-за моих песен возьмёт автомат ради хорошего дела, значит не зря я их писал”. А подобный настрой - и правилен и оправдан, ибо препятствием к божественному “единению с первотворением” и является сам мiр сей, превратившийся в каменную стену, отделяющую нас от Царствия Божия. В Писании сказано: “Богом моим прейду стену” (Пс. 17, 30). И сказано сие об этой самой стене, “прейти”, а ещё лучше - разрушить которую и есть задача огненосной Православной Революции, “Вселенского Октября” во главе с огневеющим Солнцем-Спасом… “Дерево спасёт Огонь”… И книга стихов-песен Непомнящего (ежели таковая когда-нибудь будет издана (хотя она и не издана «на бумаге», но по-своему “записана” в пневматосфере)) есть не иное что, как книга заклинаний, призывающая на землю этот Древний Огонь… “Мне нужны… цветы, растущие в Огне… - Цинк! - позвал Король. - Дай нам цветов… Садовник выступил вперёд, взял наполненный пламенем горшок и бросил в него сверкающее семя. Немного погодя взошли цветы…” (Новалис, “Генрих фон Офтердинген). Цветы из Огня… Море цветов… “Вольная воля - море цветов… Божия воля - поле цветов… Вольное поле - поле цветов…”.