Первые воспоминания детства - художественное исследование от Галины Зеленкиной

Jan 24, 2020 08:46



На фото из семейного альбома маленькая Галина Зеленкина с мамой в Бресте

Я себя помню с двух лет. Отец был офицер Советской армии и с нами почему-то не фотографировался.Новый год 1948-1949 года в Бресте. Мне было почти 1,5 года. Я сижу на руках у отца, а сзади идёт мама. Вот мы подходим к двери дома офицеров, где для детей устраивается ёлка. Отец открывает дверь и я вижу нарядную ёлку. А что было дальше не помню.А всё,что сохранила память описала в автобиографических семейных рассказах.



1. Как я опозорила маменьку ( ноябрь 1949 года)

Об этом случае я помню смутно. Рассказываю о нём со слов маменьки.

Так как я была непоседой и вездесущим ребёнком, за которым нужен был глаз да глаз, то ни одна соседка не соглашалась посидеть со мной хотя бы полчасика. Поэтому маменьке приходилось повсюду таскать меня с собой. Не оставлять же дочь в возрасте два года и 5 месяцев одну дома.

Как-то утром возвращаемся мы из продовольственного магазина, где купили разные консервы и булку хлеба. Путь наш пролегал мимо небольшого овражка. И тут маменьке приспичило в туалет, в то время она была беременна моей младшей сестрой Тамарой.

- Ты стой здесь и держи в руках булку хлеба, а сетка с продуктами пусть на земле полежит, - сказала она. - А я сбегаю в ямку покакать.

Зря она так сказала. Но ведь не всегда удаётся предугадать событие. Поэтому случилось то, что и должно было случиться.

Мне надоело держать в руках булку хлеба и я положила её на землю. Потом немного походила вокруг и уселась на булку. Когда я увидела проходивших мимо меня солдат (их было человек пять), то помахала им рукой.

- Дласте, - сказала им, как учила маменька. Это были солдаты из отцовского батальона и они меня знали.

- Галяты чего здесь делаешь? - спросил один из них.

- А бульке сизу, - ответила я.

- А мама твоя где? - задал мне вопрос другой солдатик, который, оглянувшись по сторонам, не увидел поблизости никого из взрослых.

- В ямку какать пошла, - четко ответила я.

Маменька потом рассказывала, что услышав дружный мужской смех, чуть в обморок не упала. Она подождала, пока солдаты не скрылись из виду, и только тогда вылезла из овражка.

- Ты зачем дядям сказала, куда я пошла? - накинулась она на меня с упрёками, но потом поостыла. Сама так ребёнку сказала, сама и виновата.

Но к чести солдат, должна сказать, что никто из них об этом не рассказывал, в те времена нравственность у людей была выше и было бережливое отношение друг к другу.

2 О пистолете (1950 год)

Мне было три года отроду, а новорожденной сестре Тамаре всего лишь пять месяцев. Поэтому маменька больше времени проводила с сестрой, тем более, что ребёнок был на искусственном вскармливании. И я, как кот, который бродил сам по себе, была предоставлена сама себе.

В то время мы жили в длинном деревянном бараке и ждали, когда отремонтируют дом, повреждённый авиаснарядом во время войны, в котором нашей семье обещали квартиру. Ждать пришлось года два, пока дошла очередь до нашего дома.

В то время мне казалось, что жили мы хорошо, по крайней мере не в землянке, как многие люди, оставшиеся без жилья. У нас была отдельная комната, отгороженная дощатыми перегородками от комнат соседей. Ещё мне помнится длинный коридор, по которому хорошо было бегать и играть в догонялки. В конце коридора была общая кухня с большой плитой, на которой женщины готовили нехитрую еду для своих детей и мужей. А дети, и я в том числе, приходили туда нюхать вкусные запахи.

Однажды утром отец пришел с ночного дежурства таким усталым, что сбросив только с себя портупею, лёг на кровать и мгновенно заснул. Я походила немного возле кровати и, увидев, что отец заснул, открыла кобуру и вынула из неё пистолет. Сначала я его только рассматривала со всех сторон, а потом взяла обоими руками и направила на отца.

Хорошо, что у маменьки, вернувшейся из кухни, хватило выдержки не закричать, а то бы я от испуга нажала на курок. Она подошла ко мне и погладила по голове.

- Дай мне, я покажу тебе, как правильно надо держать, - произнесла она спокойным голосом и протянула руку за пистолетом.

Но мне не хотелось отдавать маменьке игрушку, которую я часто видела в кино.

- Если ты мне не отдашь папин пистолет. то я не буду тебя любить, - слова маменьки возымели действие и я ей отдала пистолет. Любовь маменьки для меня была дороже, чем игра с отцовским пистолетом.

- Николай, подъём! - скомандовала маменька.

Отец вскочил и, протирая глаза, посмотрел на жену с пистолетом в руках и на меня, жадными глазами смотревшую на оружие.

- Полина, отдай мне пистолет, он заряжен, - сказал отец маменьке, и та с осторожностью протянула его ему. - Убить меня что ли хотела?

Маменьке не понравилась его усмешка и она не на шутку разозлилась.

- Это ты у своей доченьки спроси, зачем она его из кобуры вынула и на тебя наставила. Если бы я вовремя не подоспела, то был бы ты уже в мире ином, - резко и с надрывом произнесла маменька и с укором посмотрела на меня.

- Как это она умудрилась его снять с предохранителя ? - удивился отец. - Меньше бы таскала ребёнка на военные фильмы, такого бы не случилось.

Маменька спорить не стала. Она, действительно, брала меня с собой на просмотр всех кинофильмов, которые привозили в Дом офицеров. На это было две причины. Во-первых, из-за моей неуёмной энергии никто из соседок не соглашался посидеть со мной пару часиков. А во-вторых, кино в Доме офицеров показывали бесплатно.

После этого случая отец ни разу не приносил домой табельное оружие, а оставлял его в сейфе в своём служебном кабинете или сдавал в оружейную.

3 Странный нищий (осень 1950 года)

Ребёнок на искусственном вскармливании создавал определённые трудности для маменьки. Меня-то она кормила грудью до двухлетнего возраста, поэтому никаких проблем с питанием не возникало. Ела я всё, что давали, и никаких аллергий не было. Не то, что у сестры, которой то каша не подходит, то от безобидного супчика сыпь высыпает по всему тельцу. Вот и приходилось маменьке три раза в неделю ходить на рынок за козьим молоком. На него у сестры аллергии не было и поэтому я её про себя дразнила "Тамухой-козюхой".

Не любила я ходить с маменькой на рынок, так как вставать приходилось рано, одеваться и идти пешком километра три.

- Была бы послушным ребёнком и сидела бы с тётей Клавой, - обычно выговаривала мне маменька, слушая моё нытьё о том, что ножки устали и болят или, что пить и кушать хочется.

Вот и в этот пасмурный тридцатый день сентября я ныла всю дорогу и замолчала только тогда, когда мы с маменькой подошли к воротам рынка. Первым, кого я увидела, был страшный старик. Он сидел на голой земле, босой и одетый в грязные лохмотья. У него была длинная всклоченная борода черного цвета и густая давно не чесанная шевелюра. Но больше всего мне запомнились его большие чёрные глаза, которые словно светились изнутри.

- Подайте Христа ради убогому пятачок! - скрипучим голосом пропел старик, протягивая руку.

Денег у маменьки было только на литр козьего молока, поэтому она отказала в помощи нищему.

- Бог подаст! - сказала она и заспешила на рынок. Но слова старика заставили её остановиться и повернуться к нищему лицом.

- Мне-то Бог подаст, а вот тебе за грехи воздаст! - произнёс тот, в упор глядя на маменьку большими черными глазами, белки у которых вдруг стали красными.

Мне не понравилось, как этот страшный дядька разговаривал с маменькой, и я погрозила ему пальчиком. Он усмехнулся и покачал головой.

- Тебя, меченую, мать и так уже наказала, поэтому ничего говорить не буду, всё равно бабка отмолит, - произнёс он и вдруг исчез.

- Словно растворился в воздухе, - заметила маменька, оглядываясь по сторонам.

Мы купили литр молока у знакомого маменьке продавца и отправились домой. День прошел, как обычно. Вечером маменька искупала нас с сестрой в большом тазу и уложила спать.

Проснулась я от плача маменьки и голоса отца, который пытался успокоить её.

- Полина, успокойся! Это только страшный сон, - повторял он, как заведённый.

" А мне почему-то не снятся сны, - подумала я. - Наверно, потому, что ещё маленькая."

Маменька что-то объясняла отцу, но я ничего не поняла из её бормотания, которое меня убаюкало, и я заснула.

О чём говорила маменька с отцом, я узнала от бабушки Ольги Терентьевны Скворцовой только в 1957 году, когда мы уже жили в её доме в городе Струнино.

- Бабусь, а почему ты маме и Тамарке не разрешаешь спать на печке? - спросила я бабушку, лёжа с ней на горячих овечьих шкурах, которыми была покрыта лежанка русской печи.

- Потому что на них зло, которое я никак не могу отмолить, - ответила она и вздохнула.

- А на мне тоже есть зло? - поинтересовалась я.

- Твоё зло было маленькое, и я его быстро отмолила. Оберег породы помог, - её ответ меня озадачил.

- А откуда это зло взялось? - удивилась я. - Мы никого не обижали и ни с кем не ругались.

- Ты помнишь нищего старика у ворот рынка, которого вы видели, когда ходили за молоком? - в свою очередь задала мне вопрос бабушка.

- Это тот, про которого маменька говорит, что из-за него она и Тамарка болеют? - решила я уточнить на всякий случай. Хотя о других стариках не слышала, но мало ли что.

Бабушка усмехнулась и, покачав головой, рассказала мне, что тот нищий не стал при мне проклинать маменьку и её детей, а пришел ночью в наш дом, чтобы исполнить задуманное.

- Я помню, как маменька плакала, а отец ей что-то говорил. Только вот не помню, о чём они говорили. Очевидно, тот нищий сказал маменьке что-то ужасное, если она так плакала, - заметила я, с надеждой глядя на бабушку. Мне хотелось услышать, что же такого сказал этот страшный старик. Бабушка поняла, что лучше сказать, чем заставлять меня придумывать разные варианты страшилок.

- Он сказал, что у Полины всю жизнь будет болеть сердце, а у детей её будет незавидная судьба; одна утонет в воде, а другая захлебнётся в вине, - сказала Ольга Терентьевна.

Сейчас, когда после нашего разговора прошло почти шестьдесят лет, хочу сказать, что всё о чём говорил странный нищий сбылось в той или иной мере.

Маменька всю жизнь лечилась от болезни сердца. Я три раза тонула, но в последний момент кто-то или что-то вдруг выталкивали меня из воды на берег. А сестра Тамара погибла от злоупотребления алкоголем.

4 О плохо воспитанном ребёнке (1951 год)

Моя мама хорошо готовила. В голодные послевоенные годы она умудрялась из ничего сделать что-то. Лучше всех супов у неё получался рассольник. Может быть, я так считала потому, что в детстве очень любила солёные огурцы.

Однажды маменька варила рассольник и с удивлением обнаружила, что банка с солёными огурцами пуста.

- Галя, где огурцы? - спросила она, с подозрением глядя на меня.

- Съела, - ответила я и сглотнула слюну.

- Да, там почти полбанки было, - удивилась маменька и покачала головой. Потом она достала с полки эмалированный бидончик емкостью не более литра и протянула мне.

- Сходи к тёте Клаве за огурцами, - попросила она. - Скажешь, что завтра отдам.

Тётя Клава, маменькина подруга, жила в соседнем бараке и часто заходила к маменьке поболтать о том, о сём. Своих детей у неё не было, поэтому она с удовольствием возилась с моей младшей сестрёнкой. И про меня не забывала, всегда приносила мне в подарок конфету в красивой обёртке. Для меня это было важно, так как в то время девчонки моего возраста занимались коллекционированием разноцветных фантиков, а также устройством так называемых "секретов".

Поясню, как мы делали такие "секреты". Сначала надо была найти осколок оконного стекла и по его размеру вырыть в земле ямку, в которую положить разноцветные пуговицы, фантик от конфетки, кусочек фольги и разноцветные стёклышки, если повезёт такие найти. Всё это "богатство" закрывалось стеклом, сквозь которое можно было видеть содержимое "секрета", и присыпалось тонким слоем земли. Рядом втыкали в землю веточку или камешек, чтобы легче было отыскать и похвастаться перед девчонками.

Но мальчишки следили за нами и часто разрушали наши "секреты", поэтому мы вызывали их на поединок. Борьба была честная, один на один.

Но вернёмся в год 1951 , когда я с бидончиком в руке очутилась у двери комнаты, где жила тётя Клава.

- Войдите! - послышался её голос в ответ на мой тихий стук.

- Мама варит рассольник, а я все огурцы съела, - сказала я и протянула тёте Клаве бидончик.

- Но я тоже завтра буду варить рассольник, - ответила она. - Огурцов на два рассольника не хватит.

- Мама сказала, что завтра отдаст, - мои слова успокоили маменькину подругу и та вытряхнула из банки в мой бидончик пять солёных огурчиков. Я сказала тёте Клаве "спасибо" и отнесла маменьке огурцы.

На следующее утро маменька, накормив меня завтраком, вручила мне бидончик с солёными огурцами, за которыми она чуть свет сбегала на рынок, и попросила отнести тёте Клаве. Я что-то пробурчала в ответ и вышла на улицу.

Постояв на крыльце пару минуток, я решила не отдавать огурцы тёте Клаве, а съесть их самой. Чтобы маменька из окна не смогла следить за моими действиями, я зашла за угол барака, где был большой пень. Усевшись на пень я принялась поедать огурцы. Когда бидончик опустел, я вернулась домой и отдала пустой бидончик маменьке.

- Отнесла? - спросила та.

- Угу! - ответила я и вышла в коридор, чтобы побегать. Так набитый живот быстрее утрясается.

Прошло два дня. Тётя Клава к нам не заходила.

- Что-то Клавдия к нам не приходит, - сказала маменька. - Уж не заболела ли? Пойду её проведаю.

И она ушла, а я стала быстро одеваться, чтобы сбежать на улицу. Но не успела. У входной двери я повстречалась с маменькой и тётей Клавой.

- Марш домой! - приказала маменька и мне пришлось подчиниться. Войдя в комнату, подруги устроили мне перекрёстный допрос. Маменьке очень хотелось знать, почему я её обманула. А тёте Клаве интересно было узнать, куда подевались огурцы.

- В живот! - ответила я ей.

- Съела что ли? - удивилась тётя Клава. В ответ я кивнула головой.

- Зачем? - продолжала допытываться маменька. - Дома же были огурцы.

- Жалко! - ответила я и заревела во весь голос. Но никто не пожалел плачущего ребёнка. Мама с тётей Клавой смеялись до слёз. Я поняла, что наказание мне не грозит, и тоже улыбнулась.

- Ты не обижайся, Полина, но ребёнок у тебя плохо воспитан, - заметила тётя Клава.

- Я и сама понимаю, - ответила маменька. - Тамара часто болеет, вот и сижу с ней. А Галя с утра до вечера на улице.

- Оно и видно, что у неё уличное воспитание, - ответила тётя Клава и отправилась домой подумать, как меня можно перевоспитать. Она наверняка думала о том, что хорошо воспитанная совесть не будет грызть своего хозяина.

Галина Зеленкина, Кодинск



Зеленкина

Previous post Next post
Up