Барону
На (уже похоже неизбежной) памятной доске Маннергейму меня устроил бы только этот текст, если не полностью, то хотя бы в виде цитат:
[Spoiler (click to open)]"Его высочеству прихвостню хвоста ее светлости кобылы императора Николая,
сиятельному палачу финского народа, светлейшей обер-шлюхе берлинского двора, кавалеру бриллиантового, железного и соснового креста
барону фон Маннергейму
Тебе шлем мы ответное слово!
Намедни соизволил ты удостоить нас великой чести, пригласив к себе в плен. В своем обращении, вместо обычной брани, ты даже льстиво назвал нас доблестными и героическими защитниками Ханко.
Хитро загнул, старче!
Всю темную холуйскую жизнь ты драил господские зады, не щадя языка своего. Ещё под августейшими ягодицами Николая кровавого ты принял боевое крещение.
Но мы - народ не из нежных, и этим нас не возьмешь. Зря язык утруждал. Ну, хоть потешил нас, и на этом спасибо тебе, шут гороховый.
Всю жизнь свою проторговав своим телом и совестью, ты, как измызганная старая проблядь, торгуешь молодыми жизнями финского народа, бросив их под вонючий сапог Гитлера. Прекрасную страну озер ты залил озерами крови.
Так как же ты, грязная сволочь, посмел обращаться к нам, смердить наш чистый воздух?!
Не в предчувствии ли голодной зимы, не в предчувствии ли взрыва народного гнева, не в предчувствии ли окончательного разгрома фашистских полчищ ты жалобно запищал, как загнанная крыса?
Короток наш разговор:
Сунешься с моря - ответим морем свинца!
Сунешься с земли - взлетишь на воздух!
Сунешься с воздуха - вгоним в землю!
Красная Армия бьет вас с востока, Англия и Америка - с севера, и не пеняй, смрадный иуда, когда на твое приглашение мы - героические защитники Ханко - двинем с юга!
Мы придем мстить. И месть эта будет беспощадна!
До встречи, барон!
Долизывай, пока цела, щетинистую жопу фюрера.
Гарнизон Советского Ханко.
Месяц октябрь, число 10, год 1941".
Октябрь 1941 года. На полуострове работала типография «Красный Гангут». Вела пропаганду и контрпропаганду против финских войск. Печатали листовки, разбрасывали с самолетов над финскими позициями. Всего было выпущено около тридцати листовок тиражом от 5 до 10 тысяч.
Редакция типографии/газеты «Красный Гангут» (бывшая «Балтийская волна») состояла из художника Бориса Пророкова и поэта Михаила Дудина (впоследствии Героя Социалистического Труда), которые являлись авторами материалов, а Дудин писал еще злые стихи, которые переводил на финский язык лейтенант Воробьев.
В типографии не было самого основного: шрифтов. Поэтому был найден выход: тексты и изображения резали на линолеуме. В этом заслуга краснофлотца Шпульникова. Печатная машина крутилась вручную печатниками Беловым, Федоровым и Шохиным. Оснастку для линопечати (большей по размеру, чем стандартная типографская) сделали столяр 81 авиаэскадрильи самолетов МБР-2, которого все звали просто «Дядька Нил» и его помощник Анатолий (Антеро) Петрович (Пиетариевич) Буней, который рассказал мне эту историю и подарил оригинал одной из листовок.
Предыстория такова: финны и немцы от имени Маннергейма неоднократно обращались к защитникам Ханко с предложениями о перемирии или капитуляции.
Борис Пророков вспоминал так:
«Удачно отреагировали мы на обращение Маннергейма к ханковцам. Он начал так: «Доблестные, героические защитники Ханко!» Дальше следовал пышный букет льстивых комплиментов. Барон говорил об истощении наших ресурсов. Он уверял, что героизм ханковцев напрасен, и вместо голодной смерти предлагал нам почетный плен. Дальше следовали обычные обольстительные обещания. Кончалось обращение ультиматумом, на размышления давалось два дня. Если почетное предложение маршала не будет принято, говорилось в листовке, гарнизон полуострова будет уничтожен.
Два дня со стороны противника не было ни одного выстрела.
Начальник политотдела бригадный комиссар П. И. Власов созвал у себя небольшое совещание работников политотдела и редакции. Он сказал, что необходимо что-то противопоставить вражеской пропагандистской листовке, и дал мне задание срочно подготовить ответ в духе письма запорожцев турецкому султану. Мы с Михаилом Дудиным написали текст листовки, командование базы одобрило его. На другой день наши бойцы вместе с газетой получили листовку «Ответ барону Маннергейму».
Когда она издавалась, о Маннергейме думали меньше всего. Его агитировать было, конечно же, бесполезно. Листовка делалась для наших людей. И, надо сказать, своей неожиданностью, дерзостью она отвлекла внимание от самого обращения Маннергейма. Бойцы переписывали и перерисовывали листовку множество раз, размножали ее через копирку и различными способами перебрасывали к противнику. На сухопутной границе красноармейцы делали из можжевельника луки и, обмотав стрелы листовками, пускали их в финские траншеи.
На финском языке листовка не печаталась, но читалась по радио. Впрочем, к Маннергейму она все же попала».
ист
[Spoiler (click to open)]"Его высочеству прихвостню хвоста ее светлости кобылы императора Николая,
сиятельному палачу финского народа, светлейшей обер-шлюхе берлинского двора, кавалеру бриллиантового, железного и соснового креста
барону фон Маннергейму
Тебе шлем мы ответное слово!
Намедни соизволил ты удостоить нас великой чести, пригласив к себе в плен. В своем обращении, вместо обычной брани, ты даже льстиво назвал нас доблестными и героическими защитниками Ханко.
Хитро загнул, старче!
Всю темную холуйскую жизнь ты драил господские зады, не щадя языка своего. Ещё под августейшими ягодицами Николая кровавого ты принял боевое крещение.
Но мы - народ не из нежных, и этим нас не возьмешь. Зря язык утруждал. Ну, хоть потешил нас, и на этом спасибо тебе, шут гороховый.
Всю жизнь свою проторговав своим телом и совестью, ты, как измызганная старая проблядь, торгуешь молодыми жизнями финского народа, бросив их под вонючий сапог Гитлера. Прекрасную страну озер ты залил озерами крови.
Так как же ты, грязная сволочь, посмел обращаться к нам, смердить наш чистый воздух?!
Не в предчувствии ли голодной зимы, не в предчувствии ли взрыва народного гнева, не в предчувствии ли окончательного разгрома фашистских полчищ ты жалобно запищал, как загнанная крыса?
Короток наш разговор:
Сунешься с моря - ответим морем свинца!
Сунешься с земли - взлетишь на воздух!
Сунешься с воздуха - вгоним в землю!
Красная Армия бьет вас с востока, Англия и Америка - с севера, и не пеняй, смрадный иуда, когда на твое приглашение мы - героические защитники Ханко - двинем с юга!
Мы придем мстить. И месть эта будет беспощадна!
До встречи, барон!
Долизывай, пока цела, щетинистую жопу фюрера.
Гарнизон Советского Ханко.
Месяц октябрь, число 10, год 1941".
Октябрь 1941 года. На полуострове работала типография «Красный Гангут». Вела пропаганду и контрпропаганду против финских войск. Печатали листовки, разбрасывали с самолетов над финскими позициями. Всего было выпущено около тридцати листовок тиражом от 5 до 10 тысяч.
Редакция типографии/газеты «Красный Гангут» (бывшая «Балтийская волна») состояла из художника Бориса Пророкова и поэта Михаила Дудина (впоследствии Героя Социалистического Труда), которые являлись авторами материалов, а Дудин писал еще злые стихи, которые переводил на финский язык лейтенант Воробьев.
В типографии не было самого основного: шрифтов. Поэтому был найден выход: тексты и изображения резали на линолеуме. В этом заслуга краснофлотца Шпульникова. Печатная машина крутилась вручную печатниками Беловым, Федоровым и Шохиным. Оснастку для линопечати (большей по размеру, чем стандартная типографская) сделали столяр 81 авиаэскадрильи самолетов МБР-2, которого все звали просто «Дядька Нил» и его помощник Анатолий (Антеро) Петрович (Пиетариевич) Буней, который рассказал мне эту историю и подарил оригинал одной из листовок.
Предыстория такова: финны и немцы от имени Маннергейма неоднократно обращались к защитникам Ханко с предложениями о перемирии или капитуляции.
Борис Пророков вспоминал так:
«Удачно отреагировали мы на обращение Маннергейма к ханковцам. Он начал так: «Доблестные, героические защитники Ханко!» Дальше следовал пышный букет льстивых комплиментов. Барон говорил об истощении наших ресурсов. Он уверял, что героизм ханковцев напрасен, и вместо голодной смерти предлагал нам почетный плен. Дальше следовали обычные обольстительные обещания. Кончалось обращение ультиматумом, на размышления давалось два дня. Если почетное предложение маршала не будет принято, говорилось в листовке, гарнизон полуострова будет уничтожен.
Два дня со стороны противника не было ни одного выстрела.
Начальник политотдела бригадный комиссар П. И. Власов созвал у себя небольшое совещание работников политотдела и редакции. Он сказал, что необходимо что-то противопоставить вражеской пропагандистской листовке, и дал мне задание срочно подготовить ответ в духе письма запорожцев турецкому султану. Мы с Михаилом Дудиным написали текст листовки, командование базы одобрило его. На другой день наши бойцы вместе с газетой получили листовку «Ответ барону Маннергейму».
Когда она издавалась, о Маннергейме думали меньше всего. Его агитировать было, конечно же, бесполезно. Листовка делалась для наших людей. И, надо сказать, своей неожиданностью, дерзостью она отвлекла внимание от самого обращения Маннергейма. Бойцы переписывали и перерисовывали листовку множество раз, размножали ее через копирку и различными способами перебрасывали к противнику. На сухопутной границе красноармейцы делали из можжевельника луки и, обмотав стрелы листовками, пускали их в финские траншеи.
На финском языке листовка не печаталась, но читалась по радио. Впрочем, к Маннергейму она все же попала».
ист