Каковы шансы России?
"The New York Times", США.
Статья опубликована 15 декабря 1854 года.
Передайте королю, что я не заключу мира, даже если мне придется отступать до Казани', - сказал Александр I прусскому генералу Кнезебеку (Knesebeck), принимая его в Санкт-Петербурге в 1812 году незадолго до того, как Наполеон начал военную кампанию против России. Последующие события явственно показали, что даже если бы московские пожары и морозы и не сломили армию Наполеона, она все равно не смогла бы продвинуться далеко вглубь этой бескрайней империи. Говорят, что Николай неоднократно делал похожие заявления, и мы считаем, что оснований для этого у него имеется не менее чем у его предшественника.
Безусловно, отношения между государствами Западной и Центральной Европы за сорок лет сильно изменились, но перемены эти никак не повлияли на отношения России с этими странами, и, в случае вторжения неприятеля, в распоряжении царя по-прежнему будут ресурсы, кои существовали прежде, не говоря уже о множестве новых. Его империя стала значительно протяженнее, чем была в наполеоновские времена, и эти обширные новоприобретенные территории столь же труднодостижимы для армий захватчиков, как и сама Россия. Провинции, завоеванные у Турции, не принесли никаких выгод, зато раздвинули еще больше рубежи варварства, царящего посреди непроходимых земель, правящего сонмом крепостных, воспитанных в тупой и фанатичной преданности своему хозяину.
С другой стороны, мы пока не наблюдаем нового Наполеона, ведущего за собой полки героев-ветеранов, один звук имени которого наполнял бы сердца страхом и унынием и стоил бы целой армии. Да и Россия уже не в таком безнадежном положении, хотя и оказалась в большей изоляции, чем накануне кампании 1812 года. Наполеон Великий был не тем человеком, которого могли удовлетворить заверения в вечной дружбе. Он пересек Польшу и, не медля, попытался вырвать у русского медведя когти. И все же он потерпел поражение. Крымская экспедиция, какой бы успешной она не оказалась в конечном итоге, хотя подобный исход пока внушает сомнения, не 'образумит' - любимое словечко британских газет - русского царя.
Необычное преимущество позиции России состоит в том, что ее враг с самого начала войны должен оставить любую надежду завоевать ее территорию. Эта страна не может стать объектом той войны, которую можно развязать против всех прочих европейских государств. Ни одно вторжение во владения царя не сможет оказаться достаточно мощным и длительным, чтобы свергнуть его власть, как это произошло в Пруссии в 1807 году и семь лет спустя во Франции. Все мы помним, какая паника царила в Англии в ожидании нападения французов, которым, чтобы преуспеть, достаточно было высадить большое количество войск. Австрия падет от руки любой неприятельской армии, это очевидно. 'Elle menace ruine' (вот-вот обрушится) образно говорят французы о доме, готовом развалиться от малейшего толчка.
Но с Россией дело обстоит совсем по-другому. Неприятель сможет захватить лишь отдельные провинции этой огромной империи без особой выгоды для себя, но полностью страну завоевать невозможно, хотя постоянные вторжения на ее приграничные территории, несомненно, со временем ее ослабят. Россию можно покорить лишь с помощью войны во имя принципов, которая принесет свободу и народоправство в каждую из ее провинций, даст им статус независимых государств, и поддержку в качестве оных. Монархические войны не ставят перед собой подобных задач, и все остается по-прежнему, несмотря на блестящие победы, разбивающиеся о щит России, исполненной уверенности в том, что мирным путем она получит все то, чего, возможно, не могла бы добиться военными маневрами.
Именно с этой точки зрения стоит рассматривать нынешнюю войну до тех пор, пока она не обретет, что возможно, другое измерение. И с этой точки зрения, Россия застрахована от окончательного поражения. Царю не придется отступать до Казани. Союзники и четверти пути до нее не пройдут. По большому счету, русских можно отбросить до Волги и Двины. Западнее этих границ ей можно нанести поражение только с помощью войны во имя принципов, да и та вряд ли решится пересечь эти демаркационные линии. Наполеон до них не дошел, Карл XII был остановлен под Полтавой. Союзники даже и не пытались проникнуть на эту загадочную землю. Они обрушили всю свою мощь на крепость на полуострове, где, как они считают, флотилия боевых кораблей укрывает ключи от мира в Европе. Это было бы смешно, если бы не было так грустно наблюдать за бесцельным разбазариванием человеческих жизней и денег. Свобода Черного моря, территориальная целостность Османской империи - все это красивые слова. Но никто, помимо полных идиотов, не поверит, что царь скажет: 'А теперь, давайте заключим мир: Вы разрушили мою лучшую крепость, уничтожили мой черноморский флот, embrassons nous et que cela finisse (обнимемся, и покончим с этим)'.
Мы не собираемся гадать, какой оборот могут принять события в будущем, но весьма скоро станет очевидно, что союзники должны пересмотреть свои планы и начать действовать по-иному.
Статья опубликована 15 декабря 1854 года.
Передайте королю, что я не заключу мира, даже если мне придется отступать до Казани', - сказал Александр I прусскому генералу Кнезебеку (Knesebeck), принимая его в Санкт-Петербурге в 1812 году незадолго до того, как Наполеон начал военную кампанию против России. Последующие события явственно показали, что даже если бы московские пожары и морозы и не сломили армию Наполеона, она все равно не смогла бы продвинуться далеко вглубь этой бескрайней империи. Говорят, что Николай неоднократно делал похожие заявления, и мы считаем, что оснований для этого у него имеется не менее чем у его предшественника.
Безусловно, отношения между государствами Западной и Центральной Европы за сорок лет сильно изменились, но перемены эти никак не повлияли на отношения России с этими странами, и, в случае вторжения неприятеля, в распоряжении царя по-прежнему будут ресурсы, кои существовали прежде, не говоря уже о множестве новых. Его империя стала значительно протяженнее, чем была в наполеоновские времена, и эти обширные новоприобретенные территории столь же труднодостижимы для армий захватчиков, как и сама Россия. Провинции, завоеванные у Турции, не принесли никаких выгод, зато раздвинули еще больше рубежи варварства, царящего посреди непроходимых земель, правящего сонмом крепостных, воспитанных в тупой и фанатичной преданности своему хозяину.
С другой стороны, мы пока не наблюдаем нового Наполеона, ведущего за собой полки героев-ветеранов, один звук имени которого наполнял бы сердца страхом и унынием и стоил бы целой армии. Да и Россия уже не в таком безнадежном положении, хотя и оказалась в большей изоляции, чем накануне кампании 1812 года. Наполеон Великий был не тем человеком, которого могли удовлетворить заверения в вечной дружбе. Он пересек Польшу и, не медля, попытался вырвать у русского медведя когти. И все же он потерпел поражение. Крымская экспедиция, какой бы успешной она не оказалась в конечном итоге, хотя подобный исход пока внушает сомнения, не 'образумит' - любимое словечко британских газет - русского царя.
Необычное преимущество позиции России состоит в том, что ее враг с самого начала войны должен оставить любую надежду завоевать ее территорию. Эта страна не может стать объектом той войны, которую можно развязать против всех прочих европейских государств. Ни одно вторжение во владения царя не сможет оказаться достаточно мощным и длительным, чтобы свергнуть его власть, как это произошло в Пруссии в 1807 году и семь лет спустя во Франции. Все мы помним, какая паника царила в Англии в ожидании нападения французов, которым, чтобы преуспеть, достаточно было высадить большое количество войск. Австрия падет от руки любой неприятельской армии, это очевидно. 'Elle menace ruine' (вот-вот обрушится) образно говорят французы о доме, готовом развалиться от малейшего толчка.
Но с Россией дело обстоит совсем по-другому. Неприятель сможет захватить лишь отдельные провинции этой огромной империи без особой выгоды для себя, но полностью страну завоевать невозможно, хотя постоянные вторжения на ее приграничные территории, несомненно, со временем ее ослабят. Россию можно покорить лишь с помощью войны во имя принципов, которая принесет свободу и народоправство в каждую из ее провинций, даст им статус независимых государств, и поддержку в качестве оных. Монархические войны не ставят перед собой подобных задач, и все остается по-прежнему, несмотря на блестящие победы, разбивающиеся о щит России, исполненной уверенности в том, что мирным путем она получит все то, чего, возможно, не могла бы добиться военными маневрами.
Именно с этой точки зрения стоит рассматривать нынешнюю войну до тех пор, пока она не обретет, что возможно, другое измерение. И с этой точки зрения, Россия застрахована от окончательного поражения. Царю не придется отступать до Казани. Союзники и четверти пути до нее не пройдут. По большому счету, русских можно отбросить до Волги и Двины. Западнее этих границ ей можно нанести поражение только с помощью войны во имя принципов, да и та вряд ли решится пересечь эти демаркационные линии. Наполеон до них не дошел, Карл XII был остановлен под Полтавой. Союзники даже и не пытались проникнуть на эту загадочную землю. Они обрушили всю свою мощь на крепость на полуострове, где, как они считают, флотилия боевых кораблей укрывает ключи от мира в Европе. Это было бы смешно, если бы не было так грустно наблюдать за бесцельным разбазариванием человеческих жизней и денег. Свобода Черного моря, территориальная целостность Османской империи - все это красивые слова. Но никто, помимо полных идиотов, не поверит, что царь скажет: 'А теперь, давайте заключим мир: Вы разрушили мою лучшую крепость, уничтожили мой черноморский флот, embrassons nous et que cela finisse (обнимемся, и покончим с этим)'.
Мы не собираемся гадать, какой оборот могут принять события в будущем, но весьма скоро станет очевидно, что союзники должны пересмотреть свои планы и начать действовать по-иному.