Анна Каренина. Не божья тварь [2]
Начало: Обращение к дуракам. Введение. Мифы о Карениной
1. Первая встреча с Вронским. Дурное предзнаменование
«Встретив Вронского по дороге в Москву,
она страстно влюбляется. Эта любовь
переворачивает ее жизнь - теперь все, на что
она смотрит, видится ей в другом свете».
Ложь Набокова
Дислокация такова. Степан Аркадьич Облонский - Стива, родной брат Анны - попался на любовной записке к гувернантке. В результате в доме скандал, его жена Долли (Дарья Александровна Щербацкая) в шоке. Примирение возможно - при вмешательстве доверенного лица. Этим лицом избирается Анна.
Анна живет в Петербурге, она гранд-дама, замужем за высоким чиновником Алексеем Александровичем Карениным, занимавшим «одно из важнейших мест в министерстве». Муж старше ее на 20 лет. Если предположить, что Анна вышла замуж будучи 18-20 лет и что она в браке вот уже 9 лет, то на момент развития сюжета ей исполнилось 26-28 лет, а ее мужу соответственно 46-48.
Нельзя сказать, что для Анны этот брак явился неравным: разница в возрасте существенна, однако не настолько, чтобы быть несчастной, а то и, не дай бог, сексуально неудовлетворенной женщиной. Кстати, об этом в романе нет ни слова, даже наоборот - весь уклад ее жизни с мужем говорит об обоюдном покое и полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет.
Алексей Александрович как-то не особенно собирался на ней жениться - красота, изящество и очарование Анны не воздействовали на него. Почему? Потому что Каренин всегда был: 1) глубокой натурой, интуитивно стремящейся к духовности, 2) недюжинного ума человеком, 3) на тот момент - при условии двух предыдущих пунктов - он уже был далеко не мальчик, которого женщина могла взять вот так с кондачка.
Однако он все-таки женился - и сам не понял, как это произошло. А просто брак с таким человеком был выгоден, и Облонские, используя, мягко говоря, нечистоплотные методы, сделали все для того, чтобы заставить его жениться. Думается, не без согласия Анны, а то и с прямым ее участием в этой интриге - понимала же она, что не произвела на Алексея Александровича нужного впечатления, раз уж он не предлагает его этого сам; и понимала же она, что почему-то он все-таки женился на ней.
В браке у Карениных родился сын Сережа. Жизнь главы семейства протекала в трудах на благо России, а жизнь Анны - в светском блеске. У Анны великолепный вкус ко всему, что может ее украсить - к нарядам, драгоценностям, разговорам, манерам. Это даже не просто великолепный вкус, а целое профессионально разработанное и отлично налаженное производство по изготовлению и поддержке имиджа. Анна блистает в свете, она светская львица - она словно постоянно участвует в конкурсах красоты, неизменно побеждая соперниц. Демонстрировать себя, вызывать зависть и восхищение собой - ее единственное занятие, которому она и предается без устали. Я не осуждаю. Я только подчеркиваю, что это ее единственное занятие.
Так они живут девять лет. Все это время в Анне медленно копится разрушительная сила, обусловленная ее комплексом превосходства, или гордыней. И однажды Анне становится скучно. Все рекорды побиты. Все соперницы низвергнуты. Все виды дозволенного кокетства тысячу раз перепробованы. Все мужчины давно упали к ее ногам. Всё скучно и хочется большего. Что же дальше? В ней начинает потихоньку зреть мысль о любовнике. Но не просто о любовнике - не о простом любовнике, каких тьма и каких имеют многие и многие женщины ее круга. Развлечься посредством любовной интрижки, как это делали замужние светские дамы, это пошло, это не для нее, это для тех, кто попроще. Тоска по большой любви ее тоже не беспокоит. Физиологическая жажда сексуального удовлетворения также совершенно не мучает ее. Сексуальную удовлетворенность она получает и с мужем - о полном сексуальном комфорте с мужем в романе не говорится прямо, но все упоминания об их совместной жизни ничем не наводят на мысль о каких бы то ни было сексуальных тяготах Анны. Так что версия сексуального голодания также отпадает.
Короче, Анне нужна чужая страсть. Но не только. Любовник-раб, тряпка в ее руках, и чтобы все видели ее могущество - вот ее заветная мечта. И мысли об этом однажды начинают смутно в ней бродить. Тайная мысль, опасный секрет придает новизну ее жизни, вносит элемент азарта. С этим внутренним настроением она и едет в Москву.
А в это время в Москве некий офицер, богатый и блестящий молодой человек, Алексей Кириллович Вронский, ухаживает за Кити - Катериной Александровной Щербацкой, сестрой Долли. И все уверены, что Вронский вот-вот сделает ей предложение. Все, кроме самого Вронского. Ему просто нравится ухаживать за девушкой, и он уверен, что ничего дурного в этом нет. Дело в том, что Вронский с детских лет был практически брошен матерью ради ее многочисленных любовников (как потом Каренина бросила сына ради него самого! неслучайный штрих), а потому не получил должных навыков в этом щекотливом вопросе. Поэтому, не собираясь жениться на Кити, он и понятия не имел, что своими невинными, как ему казалось, ухаживаниями он дискредитирует девушку. Кити же и ее родителям и в голову не приходит, что о подобных вещах можно не знать. К тому же из Петербурга в Москву (в одном купе с Карениной) едет его мать - а для чего же она и едет, думают Кити и ее родные, как не благословить сына на женитьбу?!
Вообще-то Кити больше нравится Константин Левин, но Вронский ярче. В то же время Кити и сама чувствует фальшь в своем отношении к Вронскому - она дает себе отчет, что в этом больше восторга от блестящих перспектив, нежели настоящего чувства.
*
Первая встреча Вронского и Анны происходит на вокзале: она выходит из вагона, а он входит в вагон (курсив и подчеркивание мои):
«Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то. В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшею ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке. Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке».
А теперь представьте себе: Анна только что проделала долгую, довольно тягостную дорогу, наверняка устала, утомилась, как всякий живой человек, и вдруг - столько эмоций! Сначала - дружелюбие и внимательность. А потом и еще целый каскад - оживленность, улыбка, блеск во взгляде и даже свет в глазах - правда, все это приглушенное, сдержанное, но тем не менее сколько всего при короткой случайной встрече с незнакомым мужчиной!
Казалось бы, все объясняется просто - просто она всю дорогу проговорила о нем с матерью Вронского, чем, безусловно, вроде бы полностью объясняется эта внимательность - «как будто она признавала его», как будто она уже знала его.
И все-таки эмоций для такого пустяка слишком много. Лично у меня сложилось такое впечатление, что Каренина знает о Вронском что-то такое, чего он и сам о себе еще не знает. Что она уже знает о нем то, чего еще и нет вовсе, но что может случиться - если она того пожелает. И что свое желание в отношении Вронского уже взращено и сформировано в ней - задолго до самого Вронского, на месте которого, кстати, мог быть и кто-нибудь другой, потому что Вронский для нее лишь подходящий объект, соответствующий ее тайным желаниям, в существовании которых она вполне дает себе внутренний отчет.
Вот чем объясняется эта внимательность. И для того, чтобы ее план свершился (если, подчеркиваю, она того пожелает), ею немедленно задействован целый каскад технических средств, которые призваны не просто внушить Вронскому восхищение ее красотой, но заранее насадить его на крючок.
Тут на вокзале происходит несчастье - поездом задавило сторожа. А теперь снова внимательно читаем роман:
«Каренина села в карету, и Степан Аркадьич с удивлением увидал, что губы ее дрожат и она с трудом удерживает слезы.
- Что с тобой, Анна? - спросил он, когда они отъехали несколько сот сажен.
- Дурное предзнаменование, - сказала она.
- Какие пустяки! - сказал Степан Аркадьич. - Ты приехала, это главное. Ты не можешь представить себе, как я надеюсь на тебя.
- А ты давно знаешь Вронского? - спросила она.
- Да. Ты знаешь, мы надеемся, что он женится на Кити.
- Да? - тихо сказала Анна. - Ну, теперь давай говорить о тебе, - прибавила она, встряхивая головой, как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей. - Давай говорить о твоих делах. Я получила твое письмо и вот приехала.
- Да, вся надежда на тебя, - сказал Степан Аркадьич».
Какой коротенький диалог! А между тем он содержит в себе сразу три важнейших события.
Первое. «Дурное предзнаменование». Важный вопрос, до которого так и не додумался ни один восторженный критик: почему эта мысль пришла в голову только ей? Почему все остальные восприняли это как несчастье - как чужое несчастье, которое не имеет к их жизни никакого отношения, и только одна Анна воспринимает это как предзнаменование? При этом как дурное предзнаменование? Такое ощущение, что она заранее (подсознательно) готова к чему-то подобному - и давно знает к чему, а также чем это может для нее закончится. Такое ощущение, что она этого ждет, и более того - хочет. И это неудивительно. Любовь к разрушению включает в себя и любовь к саморазрушению, страстную любовь - не к смерти, а к процессу собственной гибели.
Второе. Буквально следом после откровенно дежурного утешения Стивы - которое уж никак не могло утешить того, кто увидел в этом действительно то самое дурное предзнаменование, которое так любят наши незатейливые критики и литературоведы, - в общем, сразу же после этого Анна моментально переключается на Вронского, спрашивает про Вронского, интересуется Вронским - как будто напрочь забыв про дурное предзнаменование, от одной только мысли о котором только что - минуту назад! - у нее дрожали губы и она с трудом удерживала слезы. А ведь это замечание о дурном предзнаменовании напрямую связано с Вронским, вернее с нехорошим, некрасивым планом Анны насчет него - с планом, давно ею вынашиваемым и вот только что обретшим потенциального героя для воплощения.
Третье. Удивительно, но факт: это дурное предзнаменование, которое она сама же для себя и отметила, нисколько ее не останавливает! И вот уже спустя всего лишь минуту, как я уже отмечала, она живо интересуется Вронским. Почему? Да потому что план уж больно хорош. А страдания о дурном предзнаменовании для человека, склонного к саморазрушению, на самом деле приятны, этакая щекотка для нервов, игра.
Итак, «А ты давно знаешь Вронского?» - с живостью спрашивает она. Давно, отвечает Стива, и мы все даже надеемся, что он женится на Кити.
«Да? - тихо сказала Анна».
Вот оно! Сказала - тихо. Она ведь уже все давно придумала себе и уже успела примерить это на Вронского - и вдруг этакое препятствие… у него есть невеста, и эта невеста - ее родственница! Похоже, ей придется оставить его в покое, ведь это же нехорошо, некрасиво, подло, в конце концов, отбивать из прихоти чужого жениха, да еще жениха родственницы, да к тому же откровенно позорить этим уважаемое семейство Щербацких. Но как жаль… Ведь она уже настроилась на Вронского! Неужели и впрямь придется отказаться от него?
И, встряхнув головой, «как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей», она быстро уводит разговор в сторону.
Что же это за лишнее и мешавшее? Неужели внезапно возникшее чувство к Вронскому, с которым она обязана теперь распрощаться - хотя бы из приличия, хотя бы из жалости к Кити, хотя бы из уважения к родственникам? Отнюдь. Лишнее и мешавшее ей - это как те самые мысли о приличии, жалости и уважении. Потому что именно эти мысли и мешают ей предвкушать удовольствие от грядущего триумфа и развлечения.
И она быстро переводит разговор на другую тему. Ах, она ведь была так неосторожна - она слишком тихо спросила: «Да?» - это же могло ее выдать, Стива мог невольно запомнить этот интонационный перепад и понять причину ее расстроенности. И она тут же заговаривает Стиве зубы, начиная обсуждать его домашние дела.
Какая мгновенная реакция. Реакция профессионального лжеца.
Продолжение: 2. У Долли. Унижение и оскорбление Кити на балу
©Наталья Воронцова-Юрьева
1. Первая встреча с Вронским. Дурное предзнаменование
«Встретив Вронского по дороге в Москву,
она страстно влюбляется. Эта любовь
переворачивает ее жизнь - теперь все, на что
она смотрит, видится ей в другом свете».
Ложь Набокова
Дислокация такова. Степан Аркадьич Облонский - Стива, родной брат Анны - попался на любовной записке к гувернантке. В результате в доме скандал, его жена Долли (Дарья Александровна Щербацкая) в шоке. Примирение возможно - при вмешательстве доверенного лица. Этим лицом избирается Анна.
Анна живет в Петербурге, она гранд-дама, замужем за высоким чиновником Алексеем Александровичем Карениным, занимавшим «одно из важнейших мест в министерстве». Муж старше ее на 20 лет. Если предположить, что Анна вышла замуж будучи 18-20 лет и что она в браке вот уже 9 лет, то на момент развития сюжета ей исполнилось 26-28 лет, а ее мужу соответственно 46-48.
Нельзя сказать, что для Анны этот брак явился неравным: разница в возрасте существенна, однако не настолько, чтобы быть несчастной, а то и, не дай бог, сексуально неудовлетворенной женщиной. Кстати, об этом в романе нет ни слова, даже наоборот - весь уклад ее жизни с мужем говорит об обоюдном покое и полном удовлетворении друг другом на протяжении многих лет.
Алексей Александрович как-то не особенно собирался на ней жениться - красота, изящество и очарование Анны не воздействовали на него. Почему? Потому что Каренин всегда был: 1) глубокой натурой, интуитивно стремящейся к духовности, 2) недюжинного ума человеком, 3) на тот момент - при условии двух предыдущих пунктов - он уже был далеко не мальчик, которого женщина могла взять вот так с кондачка.
Однако он все-таки женился - и сам не понял, как это произошло. А просто брак с таким человеком был выгоден, и Облонские, используя, мягко говоря, нечистоплотные методы, сделали все для того, чтобы заставить его жениться. Думается, не без согласия Анны, а то и с прямым ее участием в этой интриге - понимала же она, что не произвела на Алексея Александровича нужного впечатления, раз уж он не предлагает его этого сам; и понимала же она, что почему-то он все-таки женился на ней.
В браке у Карениных родился сын Сережа. Жизнь главы семейства протекала в трудах на благо России, а жизнь Анны - в светском блеске. У Анны великолепный вкус ко всему, что может ее украсить - к нарядам, драгоценностям, разговорам, манерам. Это даже не просто великолепный вкус, а целое профессионально разработанное и отлично налаженное производство по изготовлению и поддержке имиджа. Анна блистает в свете, она светская львица - она словно постоянно участвует в конкурсах красоты, неизменно побеждая соперниц. Демонстрировать себя, вызывать зависть и восхищение собой - ее единственное занятие, которому она и предается без устали. Я не осуждаю. Я только подчеркиваю, что это ее единственное занятие.
Так они живут девять лет. Все это время в Анне медленно копится разрушительная сила, обусловленная ее комплексом превосходства, или гордыней. И однажды Анне становится скучно. Все рекорды побиты. Все соперницы низвергнуты. Все виды дозволенного кокетства тысячу раз перепробованы. Все мужчины давно упали к ее ногам. Всё скучно и хочется большего. Что же дальше? В ней начинает потихоньку зреть мысль о любовнике. Но не просто о любовнике - не о простом любовнике, каких тьма и каких имеют многие и многие женщины ее круга. Развлечься посредством любовной интрижки, как это делали замужние светские дамы, это пошло, это не для нее, это для тех, кто попроще. Тоска по большой любви ее тоже не беспокоит. Физиологическая жажда сексуального удовлетворения также совершенно не мучает ее. Сексуальную удовлетворенность она получает и с мужем - о полном сексуальном комфорте с мужем в романе не говорится прямо, но все упоминания об их совместной жизни ничем не наводят на мысль о каких бы то ни было сексуальных тяготах Анны. Так что версия сексуального голодания также отпадает.
Короче, Анне нужна чужая страсть. Но не только. Любовник-раб, тряпка в ее руках, и чтобы все видели ее могущество - вот ее заветная мечта. И мысли об этом однажды начинают смутно в ней бродить. Тайная мысль, опасный секрет придает новизну ее жизни, вносит элемент азарта. С этим внутренним настроением она и едет в Москву.
А в это время в Москве некий офицер, богатый и блестящий молодой человек, Алексей Кириллович Вронский, ухаживает за Кити - Катериной Александровной Щербацкой, сестрой Долли. И все уверены, что Вронский вот-вот сделает ей предложение. Все, кроме самого Вронского. Ему просто нравится ухаживать за девушкой, и он уверен, что ничего дурного в этом нет. Дело в том, что Вронский с детских лет был практически брошен матерью ради ее многочисленных любовников (как потом Каренина бросила сына ради него самого! неслучайный штрих), а потому не получил должных навыков в этом щекотливом вопросе. Поэтому, не собираясь жениться на Кити, он и понятия не имел, что своими невинными, как ему казалось, ухаживаниями он дискредитирует девушку. Кити же и ее родителям и в голову не приходит, что о подобных вещах можно не знать. К тому же из Петербурга в Москву (в одном купе с Карениной) едет его мать - а для чего же она и едет, думают Кити и ее родные, как не благословить сына на женитьбу?!
Вообще-то Кити больше нравится Константин Левин, но Вронский ярче. В то же время Кити и сама чувствует фальшь в своем отношении к Вронскому - она дает себе отчет, что в этом больше восторга от блестящих перспектив, нежели настоящего чувства.
*
Первая встреча Вронского и Анны происходит на вокзале: она выходит из вагона, а он входит в вагон (курсив и подчеркивание мои):
«Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то. В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшею ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке. Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке».
А теперь представьте себе: Анна только что проделала долгую, довольно тягостную дорогу, наверняка устала, утомилась, как всякий живой человек, и вдруг - столько эмоций! Сначала - дружелюбие и внимательность. А потом и еще целый каскад - оживленность, улыбка, блеск во взгляде и даже свет в глазах - правда, все это приглушенное, сдержанное, но тем не менее сколько всего при короткой случайной встрече с незнакомым мужчиной!
Казалось бы, все объясняется просто - просто она всю дорогу проговорила о нем с матерью Вронского, чем, безусловно, вроде бы полностью объясняется эта внимательность - «как будто она признавала его», как будто она уже знала его.
И все-таки эмоций для такого пустяка слишком много. Лично у меня сложилось такое впечатление, что Каренина знает о Вронском что-то такое, чего он и сам о себе еще не знает. Что она уже знает о нем то, чего еще и нет вовсе, но что может случиться - если она того пожелает. И что свое желание в отношении Вронского уже взращено и сформировано в ней - задолго до самого Вронского, на месте которого, кстати, мог быть и кто-нибудь другой, потому что Вронский для нее лишь подходящий объект, соответствующий ее тайным желаниям, в существовании которых она вполне дает себе внутренний отчет.
Вот чем объясняется эта внимательность. И для того, чтобы ее план свершился (если, подчеркиваю, она того пожелает), ею немедленно задействован целый каскад технических средств, которые призваны не просто внушить Вронскому восхищение ее красотой, но заранее насадить его на крючок.
Тут на вокзале происходит несчастье - поездом задавило сторожа. А теперь снова внимательно читаем роман:
«Каренина села в карету, и Степан Аркадьич с удивлением увидал, что губы ее дрожат и она с трудом удерживает слезы.
- Что с тобой, Анна? - спросил он, когда они отъехали несколько сот сажен.
- Дурное предзнаменование, - сказала она.
- Какие пустяки! - сказал Степан Аркадьич. - Ты приехала, это главное. Ты не можешь представить себе, как я надеюсь на тебя.
- А ты давно знаешь Вронского? - спросила она.
- Да. Ты знаешь, мы надеемся, что он женится на Кити.
- Да? - тихо сказала Анна. - Ну, теперь давай говорить о тебе, - прибавила она, встряхивая головой, как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей. - Давай говорить о твоих делах. Я получила твое письмо и вот приехала.
- Да, вся надежда на тебя, - сказал Степан Аркадьич».
Какой коротенький диалог! А между тем он содержит в себе сразу три важнейших события.
Первое. «Дурное предзнаменование». Важный вопрос, до которого так и не додумался ни один восторженный критик: почему эта мысль пришла в голову только ей? Почему все остальные восприняли это как несчастье - как чужое несчастье, которое не имеет к их жизни никакого отношения, и только одна Анна воспринимает это как предзнаменование? При этом как дурное предзнаменование? Такое ощущение, что она заранее (подсознательно) готова к чему-то подобному - и давно знает к чему, а также чем это может для нее закончится. Такое ощущение, что она этого ждет, и более того - хочет. И это неудивительно. Любовь к разрушению включает в себя и любовь к саморазрушению, страстную любовь - не к смерти, а к процессу собственной гибели.
Второе. Буквально следом после откровенно дежурного утешения Стивы - которое уж никак не могло утешить того, кто увидел в этом действительно то самое дурное предзнаменование, которое так любят наши незатейливые критики и литературоведы, - в общем, сразу же после этого Анна моментально переключается на Вронского, спрашивает про Вронского, интересуется Вронским - как будто напрочь забыв про дурное предзнаменование, от одной только мысли о котором только что - минуту назад! - у нее дрожали губы и она с трудом удерживала слезы. А ведь это замечание о дурном предзнаменовании напрямую связано с Вронским, вернее с нехорошим, некрасивым планом Анны насчет него - с планом, давно ею вынашиваемым и вот только что обретшим потенциального героя для воплощения.
Третье. Удивительно, но факт: это дурное предзнаменование, которое она сама же для себя и отметила, нисколько ее не останавливает! И вот уже спустя всего лишь минуту, как я уже отмечала, она живо интересуется Вронским. Почему? Да потому что план уж больно хорош. А страдания о дурном предзнаменовании для человека, склонного к саморазрушению, на самом деле приятны, этакая щекотка для нервов, игра.
Итак, «А ты давно знаешь Вронского?» - с живостью спрашивает она. Давно, отвечает Стива, и мы все даже надеемся, что он женится на Кити.
«Да? - тихо сказала Анна».
Вот оно! Сказала - тихо. Она ведь уже все давно придумала себе и уже успела примерить это на Вронского - и вдруг этакое препятствие… у него есть невеста, и эта невеста - ее родственница! Похоже, ей придется оставить его в покое, ведь это же нехорошо, некрасиво, подло, в конце концов, отбивать из прихоти чужого жениха, да еще жениха родственницы, да к тому же откровенно позорить этим уважаемое семейство Щербацких. Но как жаль… Ведь она уже настроилась на Вронского! Неужели и впрямь придется отказаться от него?
И, встряхнув головой, «как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей», она быстро уводит разговор в сторону.
Что же это за лишнее и мешавшее? Неужели внезапно возникшее чувство к Вронскому, с которым она обязана теперь распрощаться - хотя бы из приличия, хотя бы из жалости к Кити, хотя бы из уважения к родственникам? Отнюдь. Лишнее и мешавшее ей - это как те самые мысли о приличии, жалости и уважении. Потому что именно эти мысли и мешают ей предвкушать удовольствие от грядущего триумфа и развлечения.
И она быстро переводит разговор на другую тему. Ах, она ведь была так неосторожна - она слишком тихо спросила: «Да?» - это же могло ее выдать, Стива мог невольно запомнить этот интонационный перепад и понять причину ее расстроенности. И она тут же заговаривает Стиве зубы, начиная обсуждать его домашние дела.
Какая мгновенная реакция. Реакция профессионального лжеца.
Продолжение: 2. У Долли. Унижение и оскорбление Кити на балу
©Наталья Воронцова-Юрьева