Если наш ребенок на нас не похож
Меня попросили поразмышлять на эту тему, и я честно размышляла, но никакой системы мне построить не удалось. Рассматривала примеры, которые мне привели, но и они (частные, поэтому не для повтора) не помогали, не возникало «картинки» для построения хоть какой-то закономерности. Да и это самое «на нас не похож», оно тоже, само по себе, оставалось непроясненным.
А кто такой же, как мы?
Хотя, говорят же «этот человек моего круга», а еще я слышала выражение на ту же тему другое, забавнее и в чем-то точнее:
- книги с одной полки,
или более спорное, потому что, если люди и могут быть сравнимы с напитками, то все равно "единой бочки" у них, скорее всего, быть не может,
- вино одного разлива.
Но ведь это о взрослых, о сформированных взглядах, о том, когда уже не перепутаешь, что за плод перед тобой, например, лимон или айва, не обольщаясь надеждой, что они одинаковы, потому что желты.
А дети? Нам еще предстоит их воспитать, нам еще предстоит передать им наши ценности, уберечь от чего-то, что нам кажется для человека недопустимым, короче, передать им нашу систему ценностей, а, может быть, и привычек, традиций.
Но ведь это опять не о том. Взгляды и стили поведения, это все-таки внешние приметы, это то, во что личность облечена, ведь и отъявленные мерзавцы могут иметь прекрасные манеры. А что насчет личности самой, она, потайная, какая? Ведь если мы до самого ядрышка не сумеем рассмотреть нашего ребенка, то мы и помочь ему не сможем, потому что ядрышко это, оно как ячейка замка. Да, есть кудесники, что откроют любой замок спицей для волос, они и среди воспитателей есть, но обычному человеку быть как? И ведь обязательно нужно подобрать ключик к каждой дверце, причем, даже если придется долго его искать методом проб и ошибок. Ключик, без которого нам даже непохожести в полной мере не осознать, если они чуть глубже, чем признаки внешние.
В общем, если не рассматривать сейчас заболевания психики и нервной системы, когда наша непохожесть становится огромной, мы, так или иначе, непохожи все. Начиная с мужей и жен. И тут, поскольку, как я уже говорила, какой-то иной системы в подходе к теме я не нашла, то и решила на примере своих близких показать эту самую непохожесть и коротко обозначить, как я выходила из положения при столкновении с ней.
Не думаю, что этот пост окажется длинным, начну с себя и мужа, а потом покажу характеры детей, но не в последовательности, а вперемежку, чтобы не показывать пальцем. Причем, буду брать разные возраста, и сейчас, в данный момент, еще не знаю, какие именно примеры приведу. Недавно (не в обиду комментатору, а только ради примера) мне написали, что пост, который казался мне просчитанным и логичным, не более чем поток сознания. Я не согласилась, и как раз сейчас свое сознание отпущу. Пусть будет поток сознания. Потому что другого способа подойти к этой теме я вижу.
Изначально мы с мужем были совершенно разными людьми, причем, настолько, что было не за что зацепиться в буквальном смысле этого слова.
Он - застенчивый, послушный мальчик (на момент знакомства ему было 15 лет) из благополучной во всех смыслах по тем временам семьи, законопослушный, аккуратный в поведении и осмотрительный в принятии решений. Выносливый, упорный, с выраженной мотивацией к учебе. Улыбчивый, добрый, любящий играть с детьми, совершенно лишенный нахальства или любого рода выпячивания, любящий распорядок, сдержанность и стабильность.
Я - ребенок (на момент знакомства с будущим мужем мне было 14 лет) воспитанный в неполной семье с засильем женщин, к мужчинам относящимся недоброжелательно. Холерик, правонарушитель, экспериментатор, обучаться по правилам не склонный. Импульсивный, обидчивый, азартный, но неуверенный в себе. Спонтанный, безавторитетный и "себе на уме". Лирик, рифмоплет, анархист. Не смотря ни на что, я была болезненно стеснительной и поэтому каждый мой бунт или протест происходил на пределе моей же возможности вынести себя.
Я тоже любила играть с детьми, и это единственное, что с будущим мужем нас объединяло. Потому что второе свойство, застенчивость, выражалась у нас настолько по-разному, что больше напоминала различие, чем сходство.
Если представить себе, что одному из взрослых людей с таким набором качеств «попадется» ребенок противоположного списка, то трудно выписать больший перечень непохожестей, потому что все остальные «разницы» вытекали у нас из основных, и остальных было не меньше. Потребовалось полжизни, чтобы научиться не бунтовать против натуры другого человека, и еще столько же, чтобы стало возможным взаимное обогащение и уравновешивание свойств. Если подбирать образ, то я бы сравнила такой союз (а союзом можно назвать в этом посте любую пару) с клавишным инструментом, на котором клавиши имеют разную температуру от леденящей до обжигающей, игру на котором пытаются освоить два слепца… Более точного образа, чтобы в одной фразе отразить годы постижения друг друга, думаю, мне не подобрать.
Один из моих детей был наделен свойством, который мне самой был совершенно не присущ. Ребенок в игре с другими детьми соглашался только на первые роли. Изо всех сил стремясь к общению, этот человек никому не шел на уступки. Естественно, общения не получалось, другие дети тоже хотели быть королями, принцессами, победителями, самыми-самыми. Я же, наоборот, легко принимала разные роли и была достаточно гибкой в общении с детьми. Да и нуждалась в общении значительно меньше. Поэтому такое качество казалось мне непонятным и необоснованным. Я вообще была не склонна «толкаться», даже взрослой всегда входила в автобус последней. Поэтому такая непохожесть не просто меня удивляла, она еще казалась мне довольно неприятным и неудобным для жизни свойством.
Придерживала. Учила уступать. Уговаривала. В играх рассказывала «о других». Приводила в примеры сказки о принцессе из короля Дроздоборода, вечных «мачехиных дочках», использовала все, что мне встречалось в фильмах, если где-то один человек вытеснял всех остальных. Проводила аналогии, но старалась делать это, не обижая, а объясняя. Рефреном стало правило о равных условиях игры, разве что учитывалось право первого хода. Дальше мы учились слушать других людей. Специально задавались вопросом, чего бы хотел другой человек. Играли в игру «хозяин и гости», где роль хозяина ( в отличие от других игр) всегда была за моим ребенком-лидером. Для отстаивания своих позиций у этого ребенка было все. А вот гибкости, уступчивости явно не хватало, поэтому роль радушного хозяина мне казалась хорошей игрой.
«В игре правила равны для всех» - мы это повторяли хором, и ребенок тоже повторял охотно, потому что я любила играть, и это всегда было весело для моих детей.
Конечно, первое время все было мимо. Но в конце концов игры и бесконечные примеры сделали свое дело, человек аналогию провел. И потом еще долго тренировался «иногда пропускать других вперед», чтобы изжить импульс натуры, заставляющий разметывать всех вокруг себя.
Другой ребенок был очень чувствительным, нервным, с тиками и дрожанием рук. Он мгновенно реагировал на любую несправедливость и делал это бурно, эмоционально, с отчаянием. Сочетание его хрупкости и такой реакции на несправедливость меня пугала. Я понимала, что этот ребенок кулаками отстаивать право не будет, а вернее, дольше минуты не сможет. И, конечно, для меня, холерика, это было испытанием. Но именно к спокойному реагированию я старалась его приучить. Договаривалась с ним о специальных играх, придумывала маленькие испытания выдержки для него.
Например, спрашивала, будет ли он пугаться, если я время от времени буду подходить сзади и своим коленом слегка стукать его под его коленку. От неожиданного удара сзади коленка того, кого ударили, обычно подгибается. Я объясняла ребенку, что, прислушиваясь, не крадусь ли я, он привыкает быть внимательным и бдительным, а не обижаясь, если вдруг «прошляпил» удар, он становится спокойнее, сильнее духом и тренирует чувство юмора.
Конечно, ему было позволено так же поступать со мной, и, естественно, я допускала, чтобы у него это получалось, чтобы показать, что не обижаюсь сама. Но не с другими детьми, если они не договорились об этом.
"Мы играем только с теми, кто играет с нами" - это правило было общим у нас.
Были у нас еще «игры-капканы», это когда мы договаривались о «ловушках», которые я расставляла специально. Например, таз с водой за углом коридора. Увидел, не перевернул, получай приз. (Тут неправильно проводить аналогию с постом о поощрительных наградах, которые даются тогда, когда родитель заинтересован в результате. Свою незаинтересованность я доказывала. Это было важным, объяснить, что ребенок сам заинтересован получить результат). Попался в ловушку и намок - не плачь и не злись, я тоже так училась, я тоже тысячу раз переворачивала свои "тазы". Не нравится играть, ок, не настаиваю.
Я делала ставку на выдержку. Понимая, насколько ребенок деликатно устроен, я изо всех сил уравновешивала его, старалась укрепить его реакции, чтобы он не вспыхивал, как спичка, от любой искры. Непохожесть, как и в первом случае, помогала мне находить варианты решений.
«Спокойствие, только спокойствие», цитировали мы Карлсона, и этот персонаж нам вырабатывать чувство юмора очень помогал.
Третий в этом рассказе ребенок также имел особенность, которой не было больше ни у кого из семьи. Он «выключался». В любой момент можно было застать его, сидящим с отсутствующим взглядом. Так могли «делаться» уроки или что-то еще, в чем принимали участие все. Ребенок «выпадал». Никаких объяснений с точки зрения здоровья этому не находилось. Можно было бы принять такое сидение за передышку или обдумывание, но нет, это было не так. Наоборот, за время сидения реальность словно отдалялась от него, обратно ребенок возвращался с неохотой и затруднительно.
Чисто интуитивно, перебрав ряд способов, я выбрала «пощипывание». Поскольку я не работала, то могла в буквальном смысле слова «не спускать с ребенка глаз». Окликала, поглаживала, привлекала внимание звуками, короткими репликами. Это было постоянно, это было годами. И далеко не сразу я увидела результат. Примерно, года через три после того, как обнаружилась эта черта.
У нас была история об уставших путниках, которые помогали друг другу идти и не упасть. Она возникла после какого-то фильма, где людей гнали в лагерь смерти во время войны и пристреливали тех, кто падал на дорогу. В сказке, которую придумали мы, упавших тоже поджидали разные опасности. Падать было нельзя…
«Помочь не упасть друг другу», так называлась наша игра. Она была самой монотонной и самой изматывающей. Она требовала все новых и новых методов. Учитывалось все, на что ребенок «западает», все его интересы, я даже записывала то, на что он бурно реагировал в разговорах с другими детьми. Потому что нужно было все время менять «номера», которые исполнять приходилось. И это было от «подержать в руках лед и потом прикоснуться ко лбу или к руке ребенка своими ледяными руками, предварительно окликнув его» или крошечные угощения из разряда любимых, которые я то и дело приносила, до предложения делать уроки «зигзагом» - по абзацу из разных предметов. Нечто вообще не похожее ни на что.
Попытки проснуться, если ничто внутри этого не хочет, это всегда трудно. А монотонное делание годами - невесело. Но это была та непохожесть, которая перекрывала любое сходство.
А еще мы делали зарядку. Я объясняла на примере напряженных мышц, что означает слово "собраться".
Собраться тогда, когда хочется плюнуть на все вообще.
Еще один ребенок не говорил ни слова правды. Нет, подвирают и фантазируют все, а это другое. Он не говорил ни слова правды о своих маршрутах, диалогах, делах. Намерение он объявлял. Но что за этим последует, было неизвестно.
Это жизнь в постоянном напряжении, когда ребенок растет, сферы его охвата растут вместе с ним, и, поскольку этот ребенок склонен отклоняться от, скажем, правильных дорог, то растет и перечень реальных опасностей для него. Потому что, в отличие от остальных детей, этот ребенок был устроен так, что, выйдя из дому в одиночку, практически никогда не приходил «в пункт назначения» вовремя, а иногда не приходил вообще.
Ловила и клялась «в любви до гроба», т.е. не ругала, а снова устраивала спектакли. И не говорите мне, что все время играть плохо, я не соглашусь с вами. Чем труднее ситуация, тем важнее игра. Вспомните фильм "Жизнь прекрасна".
И вот он бегал. Но не было ни одного, интересного для моего ребенка пункта в районе, где я бы ни расставила сети.
Эта игра назвалась «Прятки»…
Мне пришлось облечь в состояние игры эти бесконечные бегания «с сачком» по округе, потому что не отпускать от себя вообще подрастающего человека неправильно. А вот доказывать ему свою изобретательность, убеждая при этом, что это свойство растет из ряда других, в числе которых точно должна быть организованность, я имела полное право.
Наша следующая игра называлась «Знать, чего я хочу». Мы научились в нее играть.
Еще один мой ребенок стравливал всех остальных. Делал он это, едва научился что-либо делать, - потихоньку, исподволь, такой врожденный манипулятор. Рассказывать безотносительно к такому его «таланту» про «хорошо и плохо» было бессмысленно. Правда, уже понимая это, я поначалу несколько раз пыталась. Наконец подумала, что вряд ли стоит менять такие оригинальные природные свойства, и решила использовать эту «энергию в мирных целях».
Эта игра называлась «Поможем всем делать правильно». Призыв «помоги мне, я одна не справлюсь», срабатывал мгновенно. С тем же успехом, с каким ребенок поначалу устраивал обиды брата на сестру или наоборот, через некоторое время он, в самом деле, помогал мне собрать всех к столу, уговорить детей пойти домой с прогулки или
делать что-то вместе дома. Нужно было всего лишь изменить мотивацию, и изменилась сама картина. Это было намного более увлекательно, чем «пощипывать» спящего, и менее нервно, чем ловить беглеца.
Что менять, а чего не менять в характере ребенка, это может решить только его родитель. И непохожесть наших детей на нас каждый раз уникальна. И это каждый раз задача для нашей любви и для нашей воли.
следующие темы, которые я уже обещала:
- чувствительные дети
- для кого мы растим наших детей
- немного о вежливости и прочих проявлениях воспитанности
А кто такой же, как мы?
Хотя, говорят же «этот человек моего круга», а еще я слышала выражение на ту же тему другое, забавнее и в чем-то точнее:
- книги с одной полки,
или более спорное, потому что, если люди и могут быть сравнимы с напитками, то все равно "единой бочки" у них, скорее всего, быть не может,
- вино одного разлива.
Но ведь это о взрослых, о сформированных взглядах, о том, когда уже не перепутаешь, что за плод перед тобой, например, лимон или айва, не обольщаясь надеждой, что они одинаковы, потому что желты.
А дети? Нам еще предстоит их воспитать, нам еще предстоит передать им наши ценности, уберечь от чего-то, что нам кажется для человека недопустимым, короче, передать им нашу систему ценностей, а, может быть, и привычек, традиций.
Но ведь это опять не о том. Взгляды и стили поведения, это все-таки внешние приметы, это то, во что личность облечена, ведь и отъявленные мерзавцы могут иметь прекрасные манеры. А что насчет личности самой, она, потайная, какая? Ведь если мы до самого ядрышка не сумеем рассмотреть нашего ребенка, то мы и помочь ему не сможем, потому что ядрышко это, оно как ячейка замка. Да, есть кудесники, что откроют любой замок спицей для волос, они и среди воспитателей есть, но обычному человеку быть как? И ведь обязательно нужно подобрать ключик к каждой дверце, причем, даже если придется долго его искать методом проб и ошибок. Ключик, без которого нам даже непохожести в полной мере не осознать, если они чуть глубже, чем признаки внешние.
В общем, если не рассматривать сейчас заболевания психики и нервной системы, когда наша непохожесть становится огромной, мы, так или иначе, непохожи все. Начиная с мужей и жен. И тут, поскольку, как я уже говорила, какой-то иной системы в подходе к теме я не нашла, то и решила на примере своих близких показать эту самую непохожесть и коротко обозначить, как я выходила из положения при столкновении с ней.
Не думаю, что этот пост окажется длинным, начну с себя и мужа, а потом покажу характеры детей, но не в последовательности, а вперемежку, чтобы не показывать пальцем. Причем, буду брать разные возраста, и сейчас, в данный момент, еще не знаю, какие именно примеры приведу. Недавно (не в обиду комментатору, а только ради примера) мне написали, что пост, который казался мне просчитанным и логичным, не более чем поток сознания. Я не согласилась, и как раз сейчас свое сознание отпущу. Пусть будет поток сознания. Потому что другого способа подойти к этой теме я вижу.
Изначально мы с мужем были совершенно разными людьми, причем, настолько, что было не за что зацепиться в буквальном смысле этого слова.
Он - застенчивый, послушный мальчик (на момент знакомства ему было 15 лет) из благополучной во всех смыслах по тем временам семьи, законопослушный, аккуратный в поведении и осмотрительный в принятии решений. Выносливый, упорный, с выраженной мотивацией к учебе. Улыбчивый, добрый, любящий играть с детьми, совершенно лишенный нахальства или любого рода выпячивания, любящий распорядок, сдержанность и стабильность.
Я - ребенок (на момент знакомства с будущим мужем мне было 14 лет) воспитанный в неполной семье с засильем женщин, к мужчинам относящимся недоброжелательно. Холерик, правонарушитель, экспериментатор, обучаться по правилам не склонный. Импульсивный, обидчивый, азартный, но неуверенный в себе. Спонтанный, безавторитетный и "себе на уме". Лирик, рифмоплет, анархист. Не смотря ни на что, я была болезненно стеснительной и поэтому каждый мой бунт или протест происходил на пределе моей же возможности вынести себя.
Я тоже любила играть с детьми, и это единственное, что с будущим мужем нас объединяло. Потому что второе свойство, застенчивость, выражалась у нас настолько по-разному, что больше напоминала различие, чем сходство.
Если представить себе, что одному из взрослых людей с таким набором качеств «попадется» ребенок противоположного списка, то трудно выписать больший перечень непохожестей, потому что все остальные «разницы» вытекали у нас из основных, и остальных было не меньше. Потребовалось полжизни, чтобы научиться не бунтовать против натуры другого человека, и еще столько же, чтобы стало возможным взаимное обогащение и уравновешивание свойств. Если подбирать образ, то я бы сравнила такой союз (а союзом можно назвать в этом посте любую пару) с клавишным инструментом, на котором клавиши имеют разную температуру от леденящей до обжигающей, игру на котором пытаются освоить два слепца… Более точного образа, чтобы в одной фразе отразить годы постижения друг друга, думаю, мне не подобрать.
Один из моих детей был наделен свойством, который мне самой был совершенно не присущ. Ребенок в игре с другими детьми соглашался только на первые роли. Изо всех сил стремясь к общению, этот человек никому не шел на уступки. Естественно, общения не получалось, другие дети тоже хотели быть королями, принцессами, победителями, самыми-самыми. Я же, наоборот, легко принимала разные роли и была достаточно гибкой в общении с детьми. Да и нуждалась в общении значительно меньше. Поэтому такое качество казалось мне непонятным и необоснованным. Я вообще была не склонна «толкаться», даже взрослой всегда входила в автобус последней. Поэтому такая непохожесть не просто меня удивляла, она еще казалась мне довольно неприятным и неудобным для жизни свойством.
Придерживала. Учила уступать. Уговаривала. В играх рассказывала «о других». Приводила в примеры сказки о принцессе из короля Дроздоборода, вечных «мачехиных дочках», использовала все, что мне встречалось в фильмах, если где-то один человек вытеснял всех остальных. Проводила аналогии, но старалась делать это, не обижая, а объясняя. Рефреном стало правило о равных условиях игры, разве что учитывалось право первого хода. Дальше мы учились слушать других людей. Специально задавались вопросом, чего бы хотел другой человек. Играли в игру «хозяин и гости», где роль хозяина ( в отличие от других игр) всегда была за моим ребенком-лидером. Для отстаивания своих позиций у этого ребенка было все. А вот гибкости, уступчивости явно не хватало, поэтому роль радушного хозяина мне казалась хорошей игрой.
«В игре правила равны для всех» - мы это повторяли хором, и ребенок тоже повторял охотно, потому что я любила играть, и это всегда было весело для моих детей.
Конечно, первое время все было мимо. Но в конце концов игры и бесконечные примеры сделали свое дело, человек аналогию провел. И потом еще долго тренировался «иногда пропускать других вперед», чтобы изжить импульс натуры, заставляющий разметывать всех вокруг себя.
Другой ребенок был очень чувствительным, нервным, с тиками и дрожанием рук. Он мгновенно реагировал на любую несправедливость и делал это бурно, эмоционально, с отчаянием. Сочетание его хрупкости и такой реакции на несправедливость меня пугала. Я понимала, что этот ребенок кулаками отстаивать право не будет, а вернее, дольше минуты не сможет. И, конечно, для меня, холерика, это было испытанием. Но именно к спокойному реагированию я старалась его приучить. Договаривалась с ним о специальных играх, придумывала маленькие испытания выдержки для него.
Например, спрашивала, будет ли он пугаться, если я время от времени буду подходить сзади и своим коленом слегка стукать его под его коленку. От неожиданного удара сзади коленка того, кого ударили, обычно подгибается. Я объясняла ребенку, что, прислушиваясь, не крадусь ли я, он привыкает быть внимательным и бдительным, а не обижаясь, если вдруг «прошляпил» удар, он становится спокойнее, сильнее духом и тренирует чувство юмора.
Конечно, ему было позволено так же поступать со мной, и, естественно, я допускала, чтобы у него это получалось, чтобы показать, что не обижаюсь сама. Но не с другими детьми, если они не договорились об этом.
"Мы играем только с теми, кто играет с нами" - это правило было общим у нас.
Были у нас еще «игры-капканы», это когда мы договаривались о «ловушках», которые я расставляла специально. Например, таз с водой за углом коридора. Увидел, не перевернул, получай приз. (Тут неправильно проводить аналогию с постом о поощрительных наградах, которые даются тогда, когда родитель заинтересован в результате. Свою незаинтересованность я доказывала. Это было важным, объяснить, что ребенок сам заинтересован получить результат). Попался в ловушку и намок - не плачь и не злись, я тоже так училась, я тоже тысячу раз переворачивала свои "тазы". Не нравится играть, ок, не настаиваю.
Я делала ставку на выдержку. Понимая, насколько ребенок деликатно устроен, я изо всех сил уравновешивала его, старалась укрепить его реакции, чтобы он не вспыхивал, как спичка, от любой искры. Непохожесть, как и в первом случае, помогала мне находить варианты решений.
«Спокойствие, только спокойствие», цитировали мы Карлсона, и этот персонаж нам вырабатывать чувство юмора очень помогал.
Третий в этом рассказе ребенок также имел особенность, которой не было больше ни у кого из семьи. Он «выключался». В любой момент можно было застать его, сидящим с отсутствующим взглядом. Так могли «делаться» уроки или что-то еще, в чем принимали участие все. Ребенок «выпадал». Никаких объяснений с точки зрения здоровья этому не находилось. Можно было бы принять такое сидение за передышку или обдумывание, но нет, это было не так. Наоборот, за время сидения реальность словно отдалялась от него, обратно ребенок возвращался с неохотой и затруднительно.
Чисто интуитивно, перебрав ряд способов, я выбрала «пощипывание». Поскольку я не работала, то могла в буквальном смысле слова «не спускать с ребенка глаз». Окликала, поглаживала, привлекала внимание звуками, короткими репликами. Это было постоянно, это было годами. И далеко не сразу я увидела результат. Примерно, года через три после того, как обнаружилась эта черта.
У нас была история об уставших путниках, которые помогали друг другу идти и не упасть. Она возникла после какого-то фильма, где людей гнали в лагерь смерти во время войны и пристреливали тех, кто падал на дорогу. В сказке, которую придумали мы, упавших тоже поджидали разные опасности. Падать было нельзя…
«Помочь не упасть друг другу», так называлась наша игра. Она была самой монотонной и самой изматывающей. Она требовала все новых и новых методов. Учитывалось все, на что ребенок «западает», все его интересы, я даже записывала то, на что он бурно реагировал в разговорах с другими детьми. Потому что нужно было все время менять «номера», которые исполнять приходилось. И это было от «подержать в руках лед и потом прикоснуться ко лбу или к руке ребенка своими ледяными руками, предварительно окликнув его» или крошечные угощения из разряда любимых, которые я то и дело приносила, до предложения делать уроки «зигзагом» - по абзацу из разных предметов. Нечто вообще не похожее ни на что.
Попытки проснуться, если ничто внутри этого не хочет, это всегда трудно. А монотонное делание годами - невесело. Но это была та непохожесть, которая перекрывала любое сходство.
А еще мы делали зарядку. Я объясняла на примере напряженных мышц, что означает слово "собраться".
Собраться тогда, когда хочется плюнуть на все вообще.
Еще один ребенок не говорил ни слова правды. Нет, подвирают и фантазируют все, а это другое. Он не говорил ни слова правды о своих маршрутах, диалогах, делах. Намерение он объявлял. Но что за этим последует, было неизвестно.
Это жизнь в постоянном напряжении, когда ребенок растет, сферы его охвата растут вместе с ним, и, поскольку этот ребенок склонен отклоняться от, скажем, правильных дорог, то растет и перечень реальных опасностей для него. Потому что, в отличие от остальных детей, этот ребенок был устроен так, что, выйдя из дому в одиночку, практически никогда не приходил «в пункт назначения» вовремя, а иногда не приходил вообще.
Ловила и клялась «в любви до гроба», т.е. не ругала, а снова устраивала спектакли. И не говорите мне, что все время играть плохо, я не соглашусь с вами. Чем труднее ситуация, тем важнее игра. Вспомните фильм "Жизнь прекрасна".
И вот он бегал. Но не было ни одного, интересного для моего ребенка пункта в районе, где я бы ни расставила сети.
Эта игра назвалась «Прятки»…
Мне пришлось облечь в состояние игры эти бесконечные бегания «с сачком» по округе, потому что не отпускать от себя вообще подрастающего человека неправильно. А вот доказывать ему свою изобретательность, убеждая при этом, что это свойство растет из ряда других, в числе которых точно должна быть организованность, я имела полное право.
Наша следующая игра называлась «Знать, чего я хочу». Мы научились в нее играть.
Еще один мой ребенок стравливал всех остальных. Делал он это, едва научился что-либо делать, - потихоньку, исподволь, такой врожденный манипулятор. Рассказывать безотносительно к такому его «таланту» про «хорошо и плохо» было бессмысленно. Правда, уже понимая это, я поначалу несколько раз пыталась. Наконец подумала, что вряд ли стоит менять такие оригинальные природные свойства, и решила использовать эту «энергию в мирных целях».
Эта игра называлась «Поможем всем делать правильно». Призыв «помоги мне, я одна не справлюсь», срабатывал мгновенно. С тем же успехом, с каким ребенок поначалу устраивал обиды брата на сестру или наоборот, через некоторое время он, в самом деле, помогал мне собрать всех к столу, уговорить детей пойти домой с прогулки или
делать что-то вместе дома. Нужно было всего лишь изменить мотивацию, и изменилась сама картина. Это было намного более увлекательно, чем «пощипывать» спящего, и менее нервно, чем ловить беглеца.
Что менять, а чего не менять в характере ребенка, это может решить только его родитель. И непохожесть наших детей на нас каждый раз уникальна. И это каждый раз задача для нашей любви и для нашей воли.
следующие темы, которые я уже обещала:
- чувствительные дети
- для кого мы растим наших детей
- немного о вежливости и прочих проявлениях воспитанности