Белый террор на северо-западе
Белые в нашей деревне
(Письмо 10-летнего мальчика)
В понедельник 27 мая 1919 года, вблизи нашей деревни, часов в 7 вечера, был взорван мост через реку Великую.
Через день уже шла обычная веселая жизнь. Но вот 29 мая, часа в 2 дня, над нашей деревней появился «белый коршун» и бросил бомбу в деревенский совет. Когда дым рассеялся, были найдены две жертвы: дочь сторожа и деревенский мужик. Это на меня произвело ужасное впечатление, и я стал бояться «белых».
С каждым часов все ближе и ближе подходили «белые звери» к нашей деревне. Все чаще слышались выстрелы и крики солдат.
В ночь на тридцатое, как дикие звери, к нам в избу вломились человек тридцать белых зверей и стали требовать выдачи денег, провизии и рогатого скота. Они забрали последнюю корову, лошадь, пять овец, хлеб, картофель, молоко, масло и около пяти тысяч денег, накопленных отцом за год.
Мне пришло в голову бежать, и я вышел в поле. Увидев поезд с буквами «Р. С. Ф. С. Р.», я бегом пустился к нему и через минуту был в деревянном ящике. Вскоре поезд отошел, и я был рад, что убежал от этих «белых зверей». Вскоре я уснул.
Когда я проснулся, комиссар накормил меня и отправил в гор. Петроград для розысков отца.
Теперь я никому не советую ждать «белых зверей». Они вам булок не принесут, а отнимут последний хлеб.
«Кр. Г.»
Георгий Воробьев
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №98. 17 июня 1919 г.
Не слишком ли грамотно писал мальчик?
Деяния белофиннов
Гельсингфорс. «Суомен Социал-демократен» пишет о зверствах финских белогвардейцев в Олонии следующее:
«Не брать пленных - вот девиз, который исполнялся в армейских группа егерского майора фон Герцена. В плен не брали, а расстреливали, убивали всех. Неизвестно, сколько таким образом убито, но припоминая официальные известия, говорившие всегда о сотнях «оставленных неприятелем убитых» в то время, как из наступавших лишь только некоторые были ранены, есть причина опасаться, что эти «сотни погибших врагов», были сдавшиеся в плен, расстрелянные олончане и русские. При наступлении в пограничных уездах почти совершенно не было никаких войск Советского правительства. Несколько человек, может быть с десяток, было там и здесь на местах, исполняя обязанности пограничной стражи. Поэтому наступавшие не встретили сразу сопротивления. Но все-таки с самого начала было объявлено о десятках и сотнях «погибших большевиков» или «врагов». В нашей газете высказали тогда осторожное предположение, что эти окрещенные «погибшими» войска были местные жители, которых по какой-либо причине считали большевиками и без всяких дознаний убивали, как это проделывали здесь, в Финляндии, во время гражданской войны и после ее, при «чистке» отвоеванных местностей. И теперь выясняется, что по крайней мере частично такие действия в Олонии практиковались. Если у кого находили большевистскую литературу, то его предавали смерти, а жилище разрушали до основания. Донос на кого-нибудь, что он «большевик», был также основанием «чистки». Незаконность и несправедливость происходившего, наверно, никто не будет оспаривать. Это было бы то же самое как если бы в бывшей красной Финляндии были казнены и осуждены каждый, у которого при «чистке» нашли хотя бы статью газеты «Тюомис» или «Ткедонантая». Когда войска господина фон-Герцена прибыли в Олонец, там лежало в больнице до 80 больных и раненых солдат Советского правительства. По распоряжению начальника всех этих больных людей расстреляли. Ответит ли господин фон-Герцен на это распоряжение? Затем не так-то безобидно передвигались участники налетнической экспедиции. Всегда поднимался крик, если проходившие советские войска брали лошадей, экипажи и т.д. Но точно так же делали и налетчики, хотя про это и не кричали по всему свету. В Олонии найдут дома, где засеять не могли из-за отсутствия лошадей. Там много найдется соплеменников, находящихся теперь действительно в несчастном положении, так как хулиганы налетнической экспедиции увели лошадей, коров и захватили земледельческие орудия, которыми после торговали за чертой границы, на финляндской стороне. Ограбление церквей всегда причисляли к любимым занятием большевиков. Но мы можем поменять, как о мелком факте этого похода, как однажды мимоходом финские авантюристы ограбили до тла церковь Видельяви. У налетчиков теперь часто здесь, в Финляндии, есть в продаже значительное количество, различных церковных принадлежностей.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №145. 10 августа 1919 г.
БАЛАХОВЩИНА
Под таким заглавием напечатана в белой шведской газете «Хуфвудстадбладет», выходящей в Гельсингфорсе, статьи Теандера, бывшего петроградского профессора.
По словам Тиандера, Балаховичем в Пскове производились массовые казни без всякого расследования, почему число жертв, совершенно непричастных к большевикам, чрезвычайно публично. Обычно, в 5 часов вечера, население Пскова приглашалось на «весьма поучительное зрелище» массовых казней. Присужденным к смерти разрешалось самим надеть на себя веревку. Насколько эти отвратительные казни, - пишет Тиандер, - стали обычным явлением в Пскове, можно судить по детским играм: сначала, говорят, дети играм: сначала, говорят, дети стали вешать своих кукол, потом занялись вешанием кошек и собак и, наконец, был случай, когда дети в игре повесили одного своего товарища.
Неразлучный сподвижник и друг Балаховича, Стоякин занялся печатанием «керенок». Этот Стоякин был такая же переметная сума, как и Балахович: когда в Пскове были большевики, Стоякин примазался к ним. Об изготовлении фальшивых керенок Стоякиным узнал начальник штаба. Стоякин был арестован. Однако, ему далось бежать из арестного дома, проникнуть в здание военного суда, взломать там шкаф и уничтожить все направленные против него бумаги. После этого Стоякин продолжал, как ни в чем не бывало, нести обязанности начальника штаба и замещать Балаховича.
Приключения этих новых российских Рокамболей - Балаховича и Стоякина стали настолько скандальны, что Юденич решил сместить Балаховича и назначил вместо него генерала Арсеньева. Однако, Балахович не сдавался. Он вступает в переговоры с большевиками, обещая им открыть фронт, посылает ложные телеграммы, под влиянием которых части белых войск на Порховском участке отступают. В окончательном результате Балахович, Стоякин и два офицера его штаба были арестованы. Балаховичу удалось бежать, а Стоякин был повешен белыми.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №172. 13 сентября 1919 г.
Товарищи крестьяне Череповецкой губ.
Вам приходилось читать в газетах о том, как зверски обращаются белые с крестьянами в занятых ими местностях. Некоторые из вас, вероятно, читая, думали, что много тут прибавлено и что белые не такие, а лучше. А богатые крестьяне, так-то только и ждут белых в Череповецкую губернию, ждут, что придут с булками, с милостями.
Ну так вот! Приехала я во Псков с отрядом саниторок. Мне дали отпуск на 3 дня для свидания с мужем - красноармейцем. Я ездила к нему, в деревню, вместе с ним мне пришлось быть еще в нескольких деревнях у передовой лини фронта.
И я вам, тов. крестьяне, расскажу все, что мне говорили в деревнях жители, но прибавлю, что во всех деревнях говорилось одно и то же.
Рассказывает один старик: «Много куриц-то у нас было, да перерезали белые-то». Я, конечно, поддержала такой интересный разговор: он продолжал: «да, ведь, белые, как занимают деревню, так сейчас пойдут сами хозяйничать в домах, хозяев уже не спрашивают, берут все, что нравится и ни за что не платят. Ели белые хорошо, - очень хорошо: отберут у крестьян и масло, и яйца, кур, телят; жарят, пряжат и все без денег. В первый же день своего прихода белые делают опись коров, кур и т.д. и облагают с каждой семьи, есть ли корова или кури или нет, все равно тащи в день по 2 бут. Молока и сколько там положат яиц. Если не принесешь рано утром в определенный час, запоздаешь до 10 час. утра, уж верховой является, кричит: «почему не несешь молоко и что положено». Ну, и шомполами давай валять; засыплют 25 ударов, да еще грозят револьверами; приставят к виску и держат револьвер, - так тут не только 2 бутылки, а все рады отдать, так в глаза им и смотришь, что укажут - все твое, все бери, и брали, брали все без денег, ни копеечки не платили; немцы были у нас, так и те, хоть свои немецкие гроши, а все же платили.
А уж если белке хорошо, но и горько было, как пойдут сами-то по амбарам и кладовым шарить, в подполье роются; если мало найдут, не поверят: «вы, говорят, - в землю зарыли». Все перешарят, перероют, возьмут, что им нужно, а ты стой, да поглядывай». Ну, спрашиваю, а если бы вы стали противиться, то тогда что? - А этого нельзя - расстреляют.
Коротко и ясно. Нравится вам это, товарищи Черепане? ВЫ не привыкли к этому. Так вот, мой совет тем, кто ждет еще белых, вы им зараньше уже лучше сами всыпьте, чтобы из-за них да всем не страдать.
Второй крестьянин говорил: «ой, тошненько нам было при белых; вот тошненько». Два месяца у нас они были и мы ночки спокойно не проспали, как вечер, так на ночь и в лес, потому что все больше по ночам хватали. Взбредет кулакам нашим в голову, вздумают, покажут на кого, того и тащут к расстрелу или даже давит. (Именно здесь, среди крестьяне, существует выражение: не вещают, а давят). Или тащут на смерть привязанными за шею веревкой за лошадью, лошадь бежит и человек должен бежать. И каждый-то денек ждешь смерти, и так-то два месяца. Так боже, ты мой, не жизнь ведь это было, а мученье! Теперь вздохнули при красных-то! Уж так-то мы красным рады, так рады! И обходительны красные и за все продукты деньги платят и без спроса ничего не берут, а за бедных-то стоят.
Но есть и среди красных одно нехорошо: плохо и красные делают.
- А что такое? - спрашиваю.
- А вот что: тех кулаков красных не застрелили, которые доносили и из-за которых белые повесили несколько человек бедняков. Вот, теперь и радоваться-то гораздо боимся; в случае, снова белые придут сюда, ну и покажут эти кулаки на тех, кто красным радовался; белые и убьют того. Все как-то страшно: думаем, надолго ли вздохнули-то?
Беле убивали даже и тех, кто только просил красных о наделении землею. Несколько человек были за это повещены по допросам кулаков.
Вот, товарищи, крестьяне, слушайте, кто был у белых, тот их как огня боится, того и силой туда больше не затащишь. Вкусны, вероятно, белые булки!
Вечером, даже летом, белые всех загоняли в 7-8 час. ноч: кончена ли работа на поле или нет, иди домой и всех ребятишек загонят по домам, а утром тоже нельзя до определенного часа и дома выйти.
Так, товарищи Череповецкого крестьяне, счастливы вы, что не изведали, белых булок. Мало советского хлебца, да вкуснее он белых булок.
Завет вам с фронта: берегите Советскую власть и зорко следите за своими буржуа и кулаками.
Я в этой статье все упоминала, что крестьян убивали, мучили, а о коммунистах уже я не говорю: первый вопрос белых: «кто у нас коммунисты?» Ну, и начинается расправа, дикая, жестокая, бессмысленная. Так что здесь даже много раз очень многие предупреждали нас: только не говорите, что вы коммунистки, а то, если придут белые, на вас кто-нибудь докажет - вас замучают. Мы отвечали, что если бы мы боялись белых, то и на фронт бы не поехали. Нас замучат: сотни новых коммунистов явятся; всех все равно не перебьют, и мы все время носили красные банты. Здесь это важно: другие, слабые, чувствуют поддержку. Ну, а если перевязочный отряд попадет в плен к белым, что уже с нашим отрядом раз было еще до нашего приезда, то в таком случае, коммунисты могут спастись или бегством или надеждой, что их не выдадут товарищи, служащие своего отряда.
Военком перевязочного отряда 1 бригады Серафима Якименко
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №199. 16 октября 1919 г.
Шесть месяцев владычества белых.
В Гдове.
В центре Гдова расположена старинная крепость. Здесь на Пятницкой площади (площ. Революции) революция начала воздвигать свой красный памятник. Над братской могилой героев революции возвышалась красная трибуна, с которой не раз неслись горячие призывные революционные речи. Над трибуной возвышалась красная арка, украшение первой годовщины октября.
Здесь же в мае 1919 года белые по своем приходе в Гдов вырыли дорогие трупы из братской могилы и зарыли на тюремной свалке, через арку положили перекладину и с этой же трибуны в первый день повесили двадцать четыре коммунара. Сюда в тюрьму в течение шести месяцев сводились со всего уезда сторонники советского строя и люди, заподозренные в том, хотя бы по простому доносу. В тюрьме всегда было не менее 300 заключенных.
Здесь творили над рабочими и крестьянами свой суд и расправу белые звери в течение шести месяцев. Вешали и стреляли помногу и помалу, часто чуть ли не каждый день. Бывали дни, что казнили по 50-60 человек за вечер. В одну же ночи повесили и расстреляли 80 человек за ночь.
Вешали не просто, не как-нибудь, а с торжественностью. О времени казни оповещалось гдовское население и казнь совершалась при большом стечении народа при непременном участии и под руководством батьки Булак-Балаховича.
Вешать всегда начинали в 6 часов вечера при первом ударе соборного колокола к вечерней службе. Весь вечер, ночи и до утреннего звона висели трупы в назидание обывателей Гдова.
Даже гдовские обыватели, несмотря на всю свою глупость и равнодушие, под конец запротестовали против такого рода представлений, и место расправы было перенесено на арестанский огород. Здесь больше расстреливали, а иногда и душили самым варварским способом. Привязывали преступника за ноги к столбу, коне петли закидывали за ворот колодца и, поворачивая ворот, натягивали петлю.
Сколько всего повесили белые за шесть месяцев, невозможно учесть, но уже предварительные подсчеты говорят о том, что цифра казненных превышает 700-800 человек.
Казни неизбежно сопровождались повальными обысками у всех, кто имел хотя бы малейшее отношение к Советской и работникам, на кого доносили соседи. Царил, между прочим, бесшабашный разгул кляуз и ябедничества, обыски сопровождались грабежами.
Не редкость и такое явление. Один капитан и поручик ходили по зажиточным домам и заявляли хозяевам: «Вы обвиняетесь в приверженности к советскому строю. Вас приказано арестовать. А впрочем… если заплатите, мы сможем вас оправдать и освободить». Купец Пахомов отказался заплатить. Тогда господа офицеры стали его обыскивать и забрали при этом массу золотых вещей.
Во внутреннем управлении белой «республики» царил полный произвол и насилие военных властей и военная диктатура. Гражданские власти не играли буквально никакой роли.
Правда, существовали уездная земская и городская управы, составленные из назначенных членов. Но о деятельности думы можно сказать разве лишь то, что Гдов, окруженный лесами, остался на зиму совершенно без дров и население перед приходом красных дожигало свои последние заборы.
Не больше сделала и земская управа. Из 400 школ по уезду осенью начали с трудом функционировать не более 100, да и то лишь за неделю, за две до красных. Все школы страдали полным отсутствием пособий, бумаги, карандашей. «Хоть на лбу пиши», - говорили учительницы.
Выдавалась населению белая мука: один раз 20 фунтов, другой - 10, потом 7, итого за 6 месяцев по 37 фунтов на человека, т. е. меньше, чем по четверти фунта в день. И только, больше не выдавали ничего и ни одного лота. Да и белой-то муки последние два месяца совершенно не выдавали. К этому, собственно, и свелась в Гдове деятельность пресловутой американской продовольственной миссии. Дали понюхать белой мучки, а больше ничего не могли дать.
За все время своего господства белые отравляли сознание гдовского обывателя самыми вздорными известиями о своих победах. Не один раз брали Петроград. Незадолго же до прихода красных устроили крестный ход по случаю взятия Питера.
Запугивали население самыми фантастическими вымыслами о зверствах красных.
Белогвардейская ложь преподносилась так тонко и умело, что обыватель и впрямь поверил тому[,] что красные хунхузы, китайцы и прочие желтокожие убивают и мучают все мирное население занимаемых городов.
Напуганный гдовский обыватель не мало удивлен тем, что красные не начали своих расправ. Шептуны уже уверяют: «Погодите - это они только сначала такие ласковые. Они еще покажут себя».
В Гдове белые господствовали шесть месяцев. Ушли и оставили после себя только следы разрушения, только огромную могилу с трупами казненных, только мрачные воспоминания о кровавых оргиях.
«Крас. Газета».
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №231. 23 ноября 1919 г.
После белых.
По мере очищения Петроградской губ. от белогвардейцев и установления твердой власти, выясняются и подробности хозяйничанья белых, не щадивших крестьян и обывателей.
Со всех сторон поступают в местные Ревкомы жалобы с подробным описанием разбоев, грабежей, убийств, совершенных бандитами, уже не говоря об издевательствах и других различных гнусных проступках.
Так, например, в деревне Суйда, близ Гатчины, белыми было вырезано 150 голов рогатого скота, а лошади все до единой увезены. В деревне Жильцы, около Преображенской, вся деревня буквально опостушена.
Крестьяне оказались голые и голодные. Здесь особенно тяжко пострадали семьи тех хозяев, которые до прихода белых ушли с нашими войсками. Жен и детей частью избивали, требуя объяснения, куда девались их хозяева, а частью забрали с собой в плен.
Близ станции Батецкой, по Московско-Виндаво-Рыбинской ж. дор., белые напали на переправляемый отряд одного из Лужских советских имений. Весь скот был забран, а сопровождавшие их арестованы, причем комиссар тут же на месте был застрелен из револьвера, а все младшие служащие увезены в плен. Женщины и девушки-коровницы подвергались издевательствам и насилиям.
Как теперь выясняется, белое офицерство особенно свирепствовало по отношению к коммунистам, преследуя даже дальних родственников. Близ станц. Фандер-Флит, в одну из избушек зашли белые солдаты и нашли 70-летнюю старуху Марию Ковыль, разбитую параличом.
Ухаживавшая за ней девочка, испугавшись белых принуждена была сказать, что старуха эта тетка хозяина дома, которого как раз белые разыскивали и он оказался коммунистом. Белые в избе устроили полный погром; девочка успела скрыться, а несчастную старуху изверги тяжело изуродовали.
В Копорской волости белыми расстрелян был местный обыватель Тарасов лишь за то, что сын его - коммунист.
Между прочим за последние дни в Лугу вернулись некоторые арестованные, успевшие бежать из белого плена. Они передают, что в заточении нередко подвергались избиению шомполами, вся время голодали и ходили босиком; особенно жестоко обращались офицеры северо-западной армии, придумывая всевозможные пытки.
Так например, воспользовавшись несколько дней подряд довольно большими морозами, доходившими до 12-15°р - белые выгоняли пленных на мороз и заставляли на дворе находиться по нескольку часов. Как доказательство справедливости этого являются отмороженные ноги у несчастных и некоторых из пострадавших помещены в Лужскую больницу. Интересно отметить, что белые хотя и объявили о совершенном аннулировании советских денег, тем не мене при обходе деревень рекомендовали крестьянам принимать белые деньги, испрашивая у них советские знаки и таковые приобретали.
Особенно усиленно сначала покупали, а потом пускали в оборот советские деньги белые офицеры.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №239. 3 декабря 1919 г.
(Письмо 10-летнего мальчика)
В понедельник 27 мая 1919 года, вблизи нашей деревни, часов в 7 вечера, был взорван мост через реку Великую.
Через день уже шла обычная веселая жизнь. Но вот 29 мая, часа в 2 дня, над нашей деревней появился «белый коршун» и бросил бомбу в деревенский совет. Когда дым рассеялся, были найдены две жертвы: дочь сторожа и деревенский мужик. Это на меня произвело ужасное впечатление, и я стал бояться «белых».
С каждым часов все ближе и ближе подходили «белые звери» к нашей деревне. Все чаще слышались выстрелы и крики солдат.
В ночь на тридцатое, как дикие звери, к нам в избу вломились человек тридцать белых зверей и стали требовать выдачи денег, провизии и рогатого скота. Они забрали последнюю корову, лошадь, пять овец, хлеб, картофель, молоко, масло и около пяти тысяч денег, накопленных отцом за год.
Мне пришло в голову бежать, и я вышел в поле. Увидев поезд с буквами «Р. С. Ф. С. Р.», я бегом пустился к нему и через минуту был в деревянном ящике. Вскоре поезд отошел, и я был рад, что убежал от этих «белых зверей». Вскоре я уснул.
Когда я проснулся, комиссар накормил меня и отправил в гор. Петроград для розысков отца.
Теперь я никому не советую ждать «белых зверей». Они вам булок не принесут, а отнимут последний хлеб.
«Кр. Г.»
Георгий Воробьев
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №98. 17 июня 1919 г.
Не слишком ли грамотно писал мальчик?
Деяния белофиннов
Гельсингфорс. «Суомен Социал-демократен» пишет о зверствах финских белогвардейцев в Олонии следующее:
«Не брать пленных - вот девиз, который исполнялся в армейских группа егерского майора фон Герцена. В плен не брали, а расстреливали, убивали всех. Неизвестно, сколько таким образом убито, но припоминая официальные известия, говорившие всегда о сотнях «оставленных неприятелем убитых» в то время, как из наступавших лишь только некоторые были ранены, есть причина опасаться, что эти «сотни погибших врагов», были сдавшиеся в плен, расстрелянные олончане и русские. При наступлении в пограничных уездах почти совершенно не было никаких войск Советского правительства. Несколько человек, может быть с десяток, было там и здесь на местах, исполняя обязанности пограничной стражи. Поэтому наступавшие не встретили сразу сопротивления. Но все-таки с самого начала было объявлено о десятках и сотнях «погибших большевиков» или «врагов». В нашей газете высказали тогда осторожное предположение, что эти окрещенные «погибшими» войска были местные жители, которых по какой-либо причине считали большевиками и без всяких дознаний убивали, как это проделывали здесь, в Финляндии, во время гражданской войны и после ее, при «чистке» отвоеванных местностей. И теперь выясняется, что по крайней мере частично такие действия в Олонии практиковались. Если у кого находили большевистскую литературу, то его предавали смерти, а жилище разрушали до основания. Донос на кого-нибудь, что он «большевик», был также основанием «чистки». Незаконность и несправедливость происходившего, наверно, никто не будет оспаривать. Это было бы то же самое как если бы в бывшей красной Финляндии были казнены и осуждены каждый, у которого при «чистке» нашли хотя бы статью газеты «Тюомис» или «Ткедонантая». Когда войска господина фон-Герцена прибыли в Олонец, там лежало в больнице до 80 больных и раненых солдат Советского правительства. По распоряжению начальника всех этих больных людей расстреляли. Ответит ли господин фон-Герцен на это распоряжение? Затем не так-то безобидно передвигались участники налетнической экспедиции. Всегда поднимался крик, если проходившие советские войска брали лошадей, экипажи и т.д. Но точно так же делали и налетчики, хотя про это и не кричали по всему свету. В Олонии найдут дома, где засеять не могли из-за отсутствия лошадей. Там много найдется соплеменников, находящихся теперь действительно в несчастном положении, так как хулиганы налетнической экспедиции увели лошадей, коров и захватили земледельческие орудия, которыми после торговали за чертой границы, на финляндской стороне. Ограбление церквей всегда причисляли к любимым занятием большевиков. Но мы можем поменять, как о мелком факте этого похода, как однажды мимоходом финские авантюристы ограбили до тла церковь Видельяви. У налетчиков теперь часто здесь, в Финляндии, есть в продаже значительное количество, различных церковных принадлежностей.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №145. 10 августа 1919 г.
БАЛАХОВЩИНА
Под таким заглавием напечатана в белой шведской газете «Хуфвудстадбладет», выходящей в Гельсингфорсе, статьи Теандера, бывшего петроградского профессора.
По словам Тиандера, Балаховичем в Пскове производились массовые казни без всякого расследования, почему число жертв, совершенно непричастных к большевикам, чрезвычайно публично. Обычно, в 5 часов вечера, население Пскова приглашалось на «весьма поучительное зрелище» массовых казней. Присужденным к смерти разрешалось самим надеть на себя веревку. Насколько эти отвратительные казни, - пишет Тиандер, - стали обычным явлением в Пскове, можно судить по детским играм: сначала, говорят, дети играм: сначала, говорят, дети стали вешать своих кукол, потом занялись вешанием кошек и собак и, наконец, был случай, когда дети в игре повесили одного своего товарища.
Неразлучный сподвижник и друг Балаховича, Стоякин занялся печатанием «керенок». Этот Стоякин был такая же переметная сума, как и Балахович: когда в Пскове были большевики, Стоякин примазался к ним. Об изготовлении фальшивых керенок Стоякиным узнал начальник штаба. Стоякин был арестован. Однако, ему далось бежать из арестного дома, проникнуть в здание военного суда, взломать там шкаф и уничтожить все направленные против него бумаги. После этого Стоякин продолжал, как ни в чем не бывало, нести обязанности начальника штаба и замещать Балаховича.
Приключения этих новых российских Рокамболей - Балаховича и Стоякина стали настолько скандальны, что Юденич решил сместить Балаховича и назначил вместо него генерала Арсеньева. Однако, Балахович не сдавался. Он вступает в переговоры с большевиками, обещая им открыть фронт, посылает ложные телеграммы, под влиянием которых части белых войск на Порховском участке отступают. В окончательном результате Балахович, Стоякин и два офицера его штаба были арестованы. Балаховичу удалось бежать, а Стоякин был повешен белыми.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №172. 13 сентября 1919 г.
Товарищи крестьяне Череповецкой губ.
Вам приходилось читать в газетах о том, как зверски обращаются белые с крестьянами в занятых ими местностях. Некоторые из вас, вероятно, читая, думали, что много тут прибавлено и что белые не такие, а лучше. А богатые крестьяне, так-то только и ждут белых в Череповецкую губернию, ждут, что придут с булками, с милостями.
Ну так вот! Приехала я во Псков с отрядом саниторок. Мне дали отпуск на 3 дня для свидания с мужем - красноармейцем. Я ездила к нему, в деревню, вместе с ним мне пришлось быть еще в нескольких деревнях у передовой лини фронта.
И я вам, тов. крестьяне, расскажу все, что мне говорили в деревнях жители, но прибавлю, что во всех деревнях говорилось одно и то же.
Рассказывает один старик: «Много куриц-то у нас было, да перерезали белые-то». Я, конечно, поддержала такой интересный разговор: он продолжал: «да, ведь, белые, как занимают деревню, так сейчас пойдут сами хозяйничать в домах, хозяев уже не спрашивают, берут все, что нравится и ни за что не платят. Ели белые хорошо, - очень хорошо: отберут у крестьян и масло, и яйца, кур, телят; жарят, пряжат и все без денег. В первый же день своего прихода белые делают опись коров, кур и т.д. и облагают с каждой семьи, есть ли корова или кури или нет, все равно тащи в день по 2 бут. Молока и сколько там положат яиц. Если не принесешь рано утром в определенный час, запоздаешь до 10 час. утра, уж верховой является, кричит: «почему не несешь молоко и что положено». Ну, и шомполами давай валять; засыплют 25 ударов, да еще грозят револьверами; приставят к виску и держат револьвер, - так тут не только 2 бутылки, а все рады отдать, так в глаза им и смотришь, что укажут - все твое, все бери, и брали, брали все без денег, ни копеечки не платили; немцы были у нас, так и те, хоть свои немецкие гроши, а все же платили.
А уж если белке хорошо, но и горько было, как пойдут сами-то по амбарам и кладовым шарить, в подполье роются; если мало найдут, не поверят: «вы, говорят, - в землю зарыли». Все перешарят, перероют, возьмут, что им нужно, а ты стой, да поглядывай». Ну, спрашиваю, а если бы вы стали противиться, то тогда что? - А этого нельзя - расстреляют.
Коротко и ясно. Нравится вам это, товарищи Черепане? ВЫ не привыкли к этому. Так вот, мой совет тем, кто ждет еще белых, вы им зараньше уже лучше сами всыпьте, чтобы из-за них да всем не страдать.
Второй крестьянин говорил: «ой, тошненько нам было при белых; вот тошненько». Два месяца у нас они были и мы ночки спокойно не проспали, как вечер, так на ночь и в лес, потому что все больше по ночам хватали. Взбредет кулакам нашим в голову, вздумают, покажут на кого, того и тащут к расстрелу или даже давит. (Именно здесь, среди крестьяне, существует выражение: не вещают, а давят). Или тащут на смерть привязанными за шею веревкой за лошадью, лошадь бежит и человек должен бежать. И каждый-то денек ждешь смерти, и так-то два месяца. Так боже, ты мой, не жизнь ведь это было, а мученье! Теперь вздохнули при красных-то! Уж так-то мы красным рады, так рады! И обходительны красные и за все продукты деньги платят и без спроса ничего не берут, а за бедных-то стоят.
Но есть и среди красных одно нехорошо: плохо и красные делают.
- А что такое? - спрашиваю.
- А вот что: тех кулаков красных не застрелили, которые доносили и из-за которых белые повесили несколько человек бедняков. Вот, теперь и радоваться-то гораздо боимся; в случае, снова белые придут сюда, ну и покажут эти кулаки на тех, кто красным радовался; белые и убьют того. Все как-то страшно: думаем, надолго ли вздохнули-то?
Беле убивали даже и тех, кто только просил красных о наделении землею. Несколько человек были за это повещены по допросам кулаков.
Вот, товарищи, крестьяне, слушайте, кто был у белых, тот их как огня боится, того и силой туда больше не затащишь. Вкусны, вероятно, белые булки!
Вечером, даже летом, белые всех загоняли в 7-8 час. ноч: кончена ли работа на поле или нет, иди домой и всех ребятишек загонят по домам, а утром тоже нельзя до определенного часа и дома выйти.
Так, товарищи Череповецкого крестьяне, счастливы вы, что не изведали, белых булок. Мало советского хлебца, да вкуснее он белых булок.
Завет вам с фронта: берегите Советскую власть и зорко следите за своими буржуа и кулаками.
Я в этой статье все упоминала, что крестьян убивали, мучили, а о коммунистах уже я не говорю: первый вопрос белых: «кто у нас коммунисты?» Ну, и начинается расправа, дикая, жестокая, бессмысленная. Так что здесь даже много раз очень многие предупреждали нас: только не говорите, что вы коммунистки, а то, если придут белые, на вас кто-нибудь докажет - вас замучают. Мы отвечали, что если бы мы боялись белых, то и на фронт бы не поехали. Нас замучат: сотни новых коммунистов явятся; всех все равно не перебьют, и мы все время носили красные банты. Здесь это важно: другие, слабые, чувствуют поддержку. Ну, а если перевязочный отряд попадет в плен к белым, что уже с нашим отрядом раз было еще до нашего приезда, то в таком случае, коммунисты могут спастись или бегством или надеждой, что их не выдадут товарищи, служащие своего отряда.
Военком перевязочного отряда 1 бригады Серафима Якименко
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №199. 16 октября 1919 г.
Шесть месяцев владычества белых.
В Гдове.
В центре Гдова расположена старинная крепость. Здесь на Пятницкой площади (площ. Революции) революция начала воздвигать свой красный памятник. Над братской могилой героев революции возвышалась красная трибуна, с которой не раз неслись горячие призывные революционные речи. Над трибуной возвышалась красная арка, украшение первой годовщины октября.
Здесь же в мае 1919 года белые по своем приходе в Гдов вырыли дорогие трупы из братской могилы и зарыли на тюремной свалке, через арку положили перекладину и с этой же трибуны в первый день повесили двадцать четыре коммунара. Сюда в тюрьму в течение шести месяцев сводились со всего уезда сторонники советского строя и люди, заподозренные в том, хотя бы по простому доносу. В тюрьме всегда было не менее 300 заключенных.
Здесь творили над рабочими и крестьянами свой суд и расправу белые звери в течение шести месяцев. Вешали и стреляли помногу и помалу, часто чуть ли не каждый день. Бывали дни, что казнили по 50-60 человек за вечер. В одну же ночи повесили и расстреляли 80 человек за ночь.
Вешали не просто, не как-нибудь, а с торжественностью. О времени казни оповещалось гдовское население и казнь совершалась при большом стечении народа при непременном участии и под руководством батьки Булак-Балаховича.
Вешать всегда начинали в 6 часов вечера при первом ударе соборного колокола к вечерней службе. Весь вечер, ночи и до утреннего звона висели трупы в назидание обывателей Гдова.
Даже гдовские обыватели, несмотря на всю свою глупость и равнодушие, под конец запротестовали против такого рода представлений, и место расправы было перенесено на арестанский огород. Здесь больше расстреливали, а иногда и душили самым варварским способом. Привязывали преступника за ноги к столбу, коне петли закидывали за ворот колодца и, поворачивая ворот, натягивали петлю.
Сколько всего повесили белые за шесть месяцев, невозможно учесть, но уже предварительные подсчеты говорят о том, что цифра казненных превышает 700-800 человек.
Казни неизбежно сопровождались повальными обысками у всех, кто имел хотя бы малейшее отношение к Советской и работникам, на кого доносили соседи. Царил, между прочим, бесшабашный разгул кляуз и ябедничества, обыски сопровождались грабежами.
Не редкость и такое явление. Один капитан и поручик ходили по зажиточным домам и заявляли хозяевам: «Вы обвиняетесь в приверженности к советскому строю. Вас приказано арестовать. А впрочем… если заплатите, мы сможем вас оправдать и освободить». Купец Пахомов отказался заплатить. Тогда господа офицеры стали его обыскивать и забрали при этом массу золотых вещей.
Во внутреннем управлении белой «республики» царил полный произвол и насилие военных властей и военная диктатура. Гражданские власти не играли буквально никакой роли.
Правда, существовали уездная земская и городская управы, составленные из назначенных членов. Но о деятельности думы можно сказать разве лишь то, что Гдов, окруженный лесами, остался на зиму совершенно без дров и население перед приходом красных дожигало свои последние заборы.
Не больше сделала и земская управа. Из 400 школ по уезду осенью начали с трудом функционировать не более 100, да и то лишь за неделю, за две до красных. Все школы страдали полным отсутствием пособий, бумаги, карандашей. «Хоть на лбу пиши», - говорили учительницы.
Выдавалась населению белая мука: один раз 20 фунтов, другой - 10, потом 7, итого за 6 месяцев по 37 фунтов на человека, т. е. меньше, чем по четверти фунта в день. И только, больше не выдавали ничего и ни одного лота. Да и белой-то муки последние два месяца совершенно не выдавали. К этому, собственно, и свелась в Гдове деятельность пресловутой американской продовольственной миссии. Дали понюхать белой мучки, а больше ничего не могли дать.
За все время своего господства белые отравляли сознание гдовского обывателя самыми вздорными известиями о своих победах. Не один раз брали Петроград. Незадолго же до прихода красных устроили крестный ход по случаю взятия Питера.
Запугивали население самыми фантастическими вымыслами о зверствах красных.
Белогвардейская ложь преподносилась так тонко и умело, что обыватель и впрямь поверил тому[,] что красные хунхузы, китайцы и прочие желтокожие убивают и мучают все мирное население занимаемых городов.
Напуганный гдовский обыватель не мало удивлен тем, что красные не начали своих расправ. Шептуны уже уверяют: «Погодите - это они только сначала такие ласковые. Они еще покажут себя».
В Гдове белые господствовали шесть месяцев. Ушли и оставили после себя только следы разрушения, только огромную могилу с трупами казненных, только мрачные воспоминания о кровавых оргиях.
«Крас. Газета».
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №231. 23 ноября 1919 г.
После белых.
По мере очищения Петроградской губ. от белогвардейцев и установления твердой власти, выясняются и подробности хозяйничанья белых, не щадивших крестьян и обывателей.
Со всех сторон поступают в местные Ревкомы жалобы с подробным описанием разбоев, грабежей, убийств, совершенных бандитами, уже не говоря об издевательствах и других различных гнусных проступках.
Так, например, в деревне Суйда, близ Гатчины, белыми было вырезано 150 голов рогатого скота, а лошади все до единой увезены. В деревне Жильцы, около Преображенской, вся деревня буквально опостушена.
Крестьяне оказались голые и голодные. Здесь особенно тяжко пострадали семьи тех хозяев, которые до прихода белых ушли с нашими войсками. Жен и детей частью избивали, требуя объяснения, куда девались их хозяева, а частью забрали с собой в плен.
Близ станции Батецкой, по Московско-Виндаво-Рыбинской ж. дор., белые напали на переправляемый отряд одного из Лужских советских имений. Весь скот был забран, а сопровождавшие их арестованы, причем комиссар тут же на месте был застрелен из револьвера, а все младшие служащие увезены в плен. Женщины и девушки-коровницы подвергались издевательствам и насилиям.
Как теперь выясняется, белое офицерство особенно свирепствовало по отношению к коммунистам, преследуя даже дальних родственников. Близ станц. Фандер-Флит, в одну из избушек зашли белые солдаты и нашли 70-летнюю старуху Марию Ковыль, разбитую параличом.
Ухаживавшая за ней девочка, испугавшись белых принуждена была сказать, что старуха эта тетка хозяина дома, которого как раз белые разыскивали и он оказался коммунистом. Белые в избе устроили полный погром; девочка успела скрыться, а несчастную старуху изверги тяжело изуродовали.
В Копорской волости белыми расстрелян был местный обыватель Тарасов лишь за то, что сын его - коммунист.
Между прочим за последние дни в Лугу вернулись некоторые арестованные, успевшие бежать из белого плена. Они передают, что в заточении нередко подвергались избиению шомполами, вся время голодали и ходили босиком; особенно жестоко обращались офицеры северо-западной армии, придумывая всевозможные пытки.
Так например, воспользовавшись несколько дней подряд довольно большими морозами, доходившими до 12-15°р - белые выгоняли пленных на мороз и заставляли на дворе находиться по нескольку часов. Как доказательство справедливости этого являются отмороженные ноги у несчастных и некоторых из пострадавших помещены в Лужскую больницу. Интересно отметить, что белые хотя и объявили о совершенном аннулировании советских денег, тем не мене при обходе деревень рекомендовали крестьянам принимать белые деньги, испрашивая у них советские знаки и таковые приобретали.
Особенно усиленно сначала покупали, а потом пускали в оборот советские деньги белые офицеры.
Коммунист (орган Череповецкого губисполкома и губкома РКП). №239. 3 декабря 1919 г.