А. Бруштейн "Свет моих очей..." - 5.
Александра Бруштейн. Вечерние огни. Советский писатель. М., 1963.
IV. Свет моих очей... ( к содержанию)
Часть первая.
Двадцать лет назад (1940 г.)
5. Тканевая терапия
- Н-да-с...- неопределенно каркает Кассандра в одну из сумеречных «посиделок» у окна в длинном коридоре. - Нда-с...
И сразу между ней и Володей Горевым начинается словесная перепалка.
- Н-да-с! - подражает он Кассандре. - Довольно неопределенно! Что вы этим хотите оказать?
- А то, что оказала! - многозначительно подчеркивает Кассандра. - Сказала, что хотела, - не больше и не меньше.
- Ну, меньше, чем «н-да-с!», уж и не скажешь, - не сдается Володя. - А вы попробуйте сказать больше!
- Могу сказать и больше: не по-вез-ло! Вот!
- Кому не повезло, Нонна Александровна? Вам?
- Конечно, мне. Не о других же мне думать - о себе говорю!
- А в чем же это вам не повезло?
- А по-вашему, повезло мне? - сердится Кассандра. - Вот если бы у меня бельмо было, - мне бы его сняли. Было бельмо - нет бельма. Была слепая - стала зрячая. Вот это я называю «повезло»! А меня чем лечат? «Тканевой терапией»... Не смешите меня! Тканевая терапия - это бэмэнэ, фукуку, тармбампум! Вот что это!
И, видя, что мы не понимаем, Кассандра объясняет:
- Обманывают больных бессмысленными словами! Бросили дурню непонятное слово, он и обрадовался... «Академик Филатов», «Академик Филатов», - распаляется Кассандра, - а мне-то что с того, что он академик? Я ведь от этого академиком не стала!
Все смеются. Даже мрачный Георгий Дмитриевич.
- Божественный эгоцентризм! - хохочет он, глядя на Кассандру почти любующимися глазами. - Божественный!
- Нет, вы мне покажите, - кипятится Кассандра, - покажите мне, кому она помогла, эта тканевая терапия?
- Мне! - спокойно отбивает удар Володя Горев. - Приехал я сюда - в левом глазу двадцать процентов, в правом - меньше десяти. А сейчас в одном восемьдесят, а в другом - шестьдесят процентов. И Филатов говорит, что это не предел, может еще улучшиться. Плохо, что ли?
Тут вмешиваются и другие, подтверждают, что и у них от тканевой терапии зрение улучшилось.
- А у вас самой как? - вдруг спрашивает ее Володя. Кассандра мнется. Не хочет отвечать! Ну, значит, ее дела идут неплохо: такие люди, как она, не любят говорить, что у них что-нибудь хорошо! То ли она зависти чужой боится - могут «сглазить», - то ли ей приятнее ходить в «жертвах», чтоб ее жалели. Но мы не отстаем, и она вынуждена сознаться, что да, у нее есть некоторое улучшение.
- Получше немножко стало. Да ведь ненамного... Двадцать процентов в обоих глазах. Откуда взяться большему? Ведь не пересадка роговицы, - всего только тканевая терапия...
- Э-эх, вы... - с горечью говорит доктор Корнев, которому пока еще не стало лучше ни на сколько. - Да тут есть такие слепые, которые эту самую тканевую терапию благословляют! Она им светоощущение вернула: свет от потемок отличать стали... А у вас - двадцать процентов... И ведь не конец это, будет еще лучше... Э-эх, вы-ы!
Оттого, что это говорит доктор Корнев, ослепший после подвига, даже Кассандре становится вроде как немножко стыдно.
Академик Филатов не разделяет мнения Кассандры о тканевой терапии. Он считает этот лечебный метод, предложенный им в 1933 году и непрерывно с тех пор разрабатываемый им и его школой, наиболее значительным своим достижением. Тканевая терапия - это введение в организм больного с лечебной целью разных тканей, взятых от человека, животного или растения. Терапия эта выросла из раздумий Филатова над «поведением» трупной роговицы, сохраненной в холоде, по сравнению с такой же трупной роговицей, не подвергавшейся влиянию холода: сохраненная в холоде оказывала значительно большее действие на просветление бельма. Такое же целебное действие при других болезнях обнаруживали ткани многих растений, но сохраненные уже не в холоде, а в темноте: листья алоэ (столетника), агавы, подорожника, свеклы, люцерны, даже лопуха.
Из этого В.П. Филатов сделал вывод, что животные ткани при сохранении их в холоде и растительные ткани, сохраняемые в темноте, перестраиваются при этом биохимически: в них возникают, накапливаются новые вещества. Эти вещества подстегивают жизненные реакции в том живом организме, в который они введены, - в этом и заключается их лечебное действие.
Эти целебные жизнедеятельные вещества, возникающие в животных или растительных тканях при сохранении их в холоде или темноте, В.П. Филатов назвал биогенными стимуляторами, то есть возбудителями жизни или, правильнее, побудителями к жизни.
В.П. Филатов и врачи его школы более 20 лет изучали и разрабатывали тканевую терапию и включали в ее арсенал все новые биогенные стимуляторы. Таковые оказались в лечебной грязи одесских лиманов, в осенних листьях, в черноземе, в иле пресных озер, в морской воде, в торфе.
Биогенные стимуляторы вводятся в организм больных разными способами. Путем пересадки, то есть вшивания кусков консервированной ткани человека, животного или растения. Путем введения водных экстрактов из консервированных тканей - впрыскивания их под кожу, применения микроклизм.
Эти средства часто дают улучшение, даже значительное, а порою и полное выздоровление при глазных заболеваниях, которые еще недавно считались неизлечимыми (их и сейчас считают неизлечимыми те врачи, которые не пользуются тканевой терапией). Таковы иные заболевания роговицы, такова и осложненная близорукость с заболеванием сетчатки и сосудистой оболочки. Все это тяжкие болезни, ведущие к инвалидности, а иногда и к полной слепоте. Прекрасное действие оказывает тканевая терапия и в разных случаях заболеваний глазных нервов, возникающих на почве травм головы, отравлений (в частности, древесным спиртом), заразных болезней, нарушения обмена веществ. Одним из примеров такого заболевания является случай Володи Горева. После случайного ушиба головы скатившимся с крыши дома оледенелым комом снега Володя почти ослеп. После нескольких месяцев тканевой терапии он выписывается из института с полностью восстановленным зрением.
Таково лечебное действие тканевой терапии при глазных болезнях, рассказанное здесь поневоле самым кратким образом. Но В.П. Филатову тканевая терапия дала возможность безгранично расширить рамки своей специальности, ибо она оказалась могучим средством лечения не только глазных, но и самых разнообразных других заболеваний.
«Сын мой! - сказал, как уверяют историки, Александру Македонскому его отец. - Ищи себе новых царств: Македония стала для тебя слишком мала».
Гениальная мысль ученого, так же как меч полководца, вторгается в чужие царства, завоевывает новые области. Так случилось и с В.П. Филатовым. Кожные болезни, туберкулез, желудочные заболевания, сифилис, болезни дыхательных путей - вот далеко не полный список тех «чужих областей», куда вторглась (и победно вторглась!) тканевая терапия, предложенная Филато¬вым. Изложить это подробно здесь невозможно. Но умолчать тоже невозможно. Расскажу об этом в самых кратких чертах.
Есть страшная болезнь-волчанка. Она захватывает лицо, покрывает его затвердениями и язвами, разрушает кожу и края носа. Болезнь эта приносит человеку тяжкие страдания, физические и моральные. Все давно известные способы ее лечения малоэффективны. В.П. Филатов стал лечить волчанку тканевой терапией - и она дает при волчанке не только улучшение, но иногда и полное исцеление, стойкое, прослеженное уже в продолжение долгого периода. Очень хорошо показала себя тканевая терапия в случаях красной волчанки, рассыпающей язвы в виде крыльев бабочки на щеках и груди больного. Был случай, когда к В.П. Филатову обратилась больная красной волчанкой, дошедшая до полного отчаяния, до попытки покончить с собой, бросившись под поезд! Эту несчастную совершенно излечила тканевая терапия.
Другая грозная болезнь, при которой тканевая терапия дает блестящие результаты, - пендинская язва. Возникает она от укусов москитов-флебостомусов, захватывает лицо, часто разрушает его, обезображивает до неузнаваемости, переходит на тело. Бывает, что на теле насчитывается до 100 язв, физические боли и моральное угнетение у таких больных невыразимо тяжелы. Даже там, где язвы заживают, после них остаются навсегда резкие безобразные рубцы.
В.П. Филатов применил тканевое лечение в 53 случаях пендинской язвы, - все больные выздоровели, а на месте заживших ран остались только тонкие, еле заметные рубцы. Прослеженные в течение ряда лет результаты этого лечения оказались стойкими.
Тканевая терапия оправдала себя и при ряде других тяжких заболеваний: при самопроизвольном омертвении (гангрене) стоп и при бронхиальной астме, при туберкулезе легких и гортани и при язвах желудка и кишок, при психических заболеваниях, в частности при шизофрении, при гуммозном сифилисе, даже при проказе. Область успешного применения тканевой терапии оказалась огромной. Она, конечно, конечно, будет еще расширяться.
Написала все это - и сама испугалась. Есть явление, от которого страдает всякое научно-лечебное учреждение, а во Всеукраинском офтальмологическом институте имени академика В.П. Филатова явление это порой приобретает характер настоящего бедствия: неорганизованное устремление сюда больных со всех концов страны - «диким образом». Прочитают люди на «раю земли газетную заметку о том, что в Одессе, «у Филатова», возвращают слепым зрение, и пускаются в путь, часто с детьми, а главное, всегда с надеждами. Очень многие из этих людей приезжают в институт лишь затем, чтобы услыхать, что приехали они зря, форма их заболевания лечению не подлежит. В результате тяжелое разочарование для больных.
В основе этого грустного явления лежит прежде всего недостаточная осведомленность. О многих очень важных, замечательных сторонах нашей жизни у нас пишут мало, люди знают об этом недостаточно. Институт имени Филатова - учреждение, единственное в мире. А много ли написано у нас о нем в общей (не специально медицинской) прессе?
Мне не раз приходилось слышать от В.П. Филатова и его сотрудников-врачей горькую претензию в адрес писателей.
- Ведь пишут - ничего не скажешь, пишут! - говорил мне В.П. Филатов, - и пьесы, и сценарии, и рассказы. Есть и спектакли, и кинофильмы... Иные делают это словно бы и добросовестно, - приезжают к нам в институт, знакомятся с материалом, а потом напишут такое, что «унеси ты мое горе на гороховое поле»!
В связи с этим я позволю себе рассказать забавный - а может быть, и не такой уж забавный - случай.
В одном из одесских кинематографов показывали фильм, главный персонаж которого был слепым и в конце фильма прозрел. Группе больных института (из тех, что сохранили остатки зрения) разрешили пойти на дневной сеанс. Меня отпустили с ними - за старшую. Пошли мы весело, с шутками. Ждали - будет интересно. И вот возвращаемся после сеанса. Без всякого оживления, без острот и смеха, даже впечатлениями не делимся! Потом я замечаю, что почти вся наша группа, обогнав меня, ушла далеко вперед, а меня Володя Горев все время заставляет идти медленно... «Не торопитесь... У вас - сердце, у вас - одышка...» И чего только еще у меня нет!
- Володя, почему мы с вами плетемся сзади? Тут он не выдержал и сказал с укором:
- Ну, как вы не понимаете? Ругаются они, а при вас неловко им...
Оказывается, они всю дорогу ругали кинофильм такими словами, в каких я соревноваться с ними не могла... Они были обижены: лучше ничего не показывать, чем так бесстыдно врать!
Я с ними не спорила...