Мой вклад в большую литературу.
Новый роман Елены Катишонок «Когда уходит человек» вчера пришел из типографии и первые экземпляры попали в руки людей, не причастных к «производственному процессу». Так что мне уже можно о нем писать.
В 1927 году построили дом на тихой улице безымянного города неназванной балтийской республики (но мы то знаем, что это Рига). Заселились туда «представители среднего класса» - учителя, доктора, анитквар, нотариус, офицер - латыши, русские, евреи. Жили без особых приключений. Потом пришла Советская власть, затем и вовсе рядом прошла стена гетто; и снова Советы, и опять Республика. Жильцы менялись: рожали детей и умирали; въезжали по прописке и не совсем; уезжали по своей воле, и не по своей - в соседний район, и в места не столь отдаленные, и на историческую родину. Даже дворник с видом английского профессора оказался не вечен. Об этом доме, об этих людях, об этом времени - роман Елены Катишонок «Когда уходит человек».
Две первые книжки Катишонок обозвали «семейной сагой»; интересно, как определят жанр этой? Эпопея? Да вроде ничего эпического нет, ну там оккупация, война - по мелочам. Ну да, больше шестидесяти лет прошло между началом и концом - но какие-то годы и даже десятилетия пробежали неописанными. Ну да, больше пятидесяти персонажей, две собаки, и кошка Гойка (без обмана, я прочитал уже месяц назад, а сейчас просто стал зажимать пальцы - пятьдесят вспомнил за две минуты, как живых людей) - но автор не рассказал нам какого цвета у них глаза, а какой формы нос. Да и вообще, в книге меньше 350 страниц - какая, нафиг, эпопея? Ну да ладно, критики и литературоведы разберутся.
Те, кто книгу не прочел (а в момент, когда я это пишу, таких - все население Земли минус три человека) предыдущий абзац может напугать - но это не репинское «Заседание госсовета», и даже не Босх или Брейгель с огромным количеством детально прорисованных персонажей. Манера письма здесь скорее импрессионистская - ни одного лишнего мазка, ни одного украшательства. Полотно цельное - каждый герой живет и дышит, герои и сюжетные линии переплетаются многими, и часто неожиданными способами - но это не часовой механизм, нет ощущения «сделанности». Да, закопанный пистолет выстреливает, и потерявшиеся любовники могут вдруг встретиться - но и тогда взаимодействие происходит не по законам детектива или мелодрамы, а по законам жизни. В книге нет главного героя - единственный персонаж присутствующий от начала до конца - это Дом. (Да, Дом - это персонаж или, скорее, античный хор, наблюдающий и иногда описывающий свои наблюдения читателю; но нет, никакого сюрреализма: хотя дому хочется встать на цыпочки, чтобы разглядеть городскую башню - никаких глупостей - разве что зеркала иногда показывают старые отражения, но ведь это же так естественно.) Но и Дом - не главный герой, в романе многое происходит и за пределами дома, а кое что - за пределами Города, и даже за пределами Республики.
Самое главное в романе - это цельность полотна, при напрашивающейся мозаичности; это живые люди и чувства и действия, при том что мы нечасто слышим диалоги, и еще реже внутренние монологи; это сила мелкой детали, жеста, или слова - и то что автор не держит нас за дураков и не разжевывает нам смыслы и значения. И еще - не смотря на то, что в книге происходит много страшного - в ней нет монстров. Потому что монстры бывают только на карикатурах, а здесь и кагэбэшник, и штурмбанфюрер СС, и даже дама из жилуправления - все-таки люди, делающие зло из желания выслужиться, боязни попасть на фронт, или просто из лени - плохие люди, но не монстры. И нет святых. И при этом все совершенно не розовое, скорее наоборот, но все черное делается или живыми людьми, которых простить нельзя, а понять - можно; либо уж совсем черными людьми, которых видишь только издалека.
Кто-то, наверняка, осудит роман за то, что в нем нет чернушества. Я не отношусь к числу людей, которые автоматически считают грязными тексты о грязном. Но здесь страшное есть, а грязного нет. Если говорит об осуждении, то я не удивлюсь если предвзятые читатели найдут в романе: восхваление латвийского национализма или анти-латвийскую направленность; сионизм или анти-семитизм; про-советскость или антисоветизм; про-германизм и анти-германизм; и что угодно еще. Пусть им.
А причем здесь я? На шестой странице, после посвящения и перед эпиграфами написано: «Спасибо Вадиму Тёмкину, оказавшему мне неоценимую помощь и поддержку блестящей эрудицией и глубоким знанием фактографического материала. Автор»
История здесь такая. Когда первый роман Лены («Жили-были старик со старухой») выдвинули на Русского Букера, в Литгазете появилась в целом весьма положительная рецензия, большая часть которая при этом осуждала анти-историчность книги. Мог ли старовер ходить в бордель или быть коммунистом, могли ли немцы ходить к русскому зубному технику, и насколько толерантными могли быть люди - это основа текста рецензии. Нет, автор рецензии не нашла никаких фактических ошибок, просто картина книги не соответствовала однозначно тому представлению о мире, которого девушка не застала ни по времени, ни по месту. Заканчивалась эта рецензия словами: «Это - художественно правдиво, и эту вечную правду в таких вот трогательных словах можно прочитать только у Елены Катишонок. А историю будем изучать по другим источникам.» На самом деле, хотя «Старики» и следующий роман («Против часовой стрелки») это вовсе не история лениной семьи, все повороты сюжета там либо видены автором, либо слышаны от реальных людей, либо читаны в реальных документах или воспоминаниях.
С другой стороны, когда я читал раннее издание одного из романов, я заметил фактическую ошибку (которая получилась из-за какого-то стилистического исправления) и рассказал о ней Лене. Ни один другой читатель этой ошибки не заметил, а в следующих изданиях ее исправили. Так что в этот раз, еще когда Лена писала книгу, она меня пару раз просила найти какие-то факты, а перед тем как отправлять рукопись издателю попросила меня проверить текст. И я его очень внимательно проверил. В романе, описывающем больше шестидесяти лет истории, мы изменили десяток мелочей (и то, часть из них были сознательными заменами имен и названий, в которых я настоял на «историзме»). Меня поразило насколько точны были все детали, на проверку которых я потратил много усилий. В каком году и в каком городе был напечатан предвоенный роман Сирина? Сколько в пятидесятые стоила «Победа»? (Попробуйте-ка погуглить «цена Победы»!) Какие кинофильмы крутили перед войной? В каком году издавали моноготомник Голсуорси? Все было точно. Пусть только какой-нибудь рецензент снова напишет «а историю будем изучать по другим источникам»!
А вот благодарность мне останется в книге, которую, я убежден, будут читать долгие годы много людей (московское издательство «Время» уже взялось ее печатать нормальным тиражом). Как тут не загордиться?