Ностальгическое.
Родители не верят, что я могу помнить - мне тогда было лет пять, но я-то точно знаю, что помню, не приснилось же мне.
Старый рынок в центре Саранска, его давно уже нет - лет тридцать с лишним как снесли. Память удивительная вещь, в ней остаются образы малозначительные, ненужные, даже вредные. Картинки этого рынка зачем-то туго застряли между извилинами моего мозга, вытесняя куда более ценные знания, например, слова нового гимна, формулу детерминанта или имя-отчество спикера нынешнего парламента. Хорошо помню неказистые деревянные прилавки, накрытые от непогоды такими же неказистыми навесами. Маленький деревянный домик по правую руку от ворот с непонятной, но смешной вывеской «плиссе-гофре». Лавка «скобяные товары». Все покрыто выцветшей и облупившейся синей краской. Очередь за керосином помню. Пожилые мордовки в расшитых красных сарафанах, с монистами на шеях и какими-то прикольными штуками вроде кокошников на голове. Да, я помню те времена, когда в центральной России еще можно было встретить человека в национальном костюме. Цыганки соблазняют детвору запретными сахарными петушками. Татарские бабаи с бородками клинышком, в тюбетейках и штанах, заправленных в шерстяные носки, стоят кучкой и о чем то шепчутся. Что эти Хатабычи делали на базаре, не знаю, но я их тоже помню. Я их немного побаивался, даже больше, чем тех самых цыганок с леденцами, которые, по мнению моей няни, «воруют непослушных детей».
Помню старика, торгующего самодельной ваксой прямо у входа на рынок. Он удивлял меня своим совершенно нездешним видом. У него были не по-стариковски большие глаза. Тонкие и правильные черты изрезанного морщинами лица, точнее той его части, которая не была закрыта мохнатой черной с проседью бородой. Все трещинки на здоровенных мужичьих руках были навсегда забиты черной ваксой. Такие руки если один раз увидел, не забудешь никогда. Как и большинство стариков из моего детства он носил потертый, засаленный темно-серый пиджак.
Позже, в начале восьмидесятых, когда я учился в старших классах, случайно узнал некоторые подробности его жизни. Мы проходили по истории СССР НЭП, и наш учитель заявил: «А вы знаете, что формально НЭП никто не отменял? Вот в Саранске совсем недавно умер последний нэпман». И он начал рассказывать про одного грека, который сам варил и продавал на старом рынке ваксу для чистки обуви. И что вакса та была во сто раз лучше любого гуталина фабричного, и вся городская номенклатура негласно пользовалась только его продукцией. И что человек этот ни одной минуты своей жизни не трудился на советскую власть. Всю свою жизнь он работал только на себя. Это звучало абсолютно нереально, но оснований не верить учителю у меня не было. Я очень четко вспомнил того старика, его лицо, «ветхозаветную» бороду, изрезанные черными «линиями судьбы» руки. Учитель явно опустил какие-то известные ему факты из жизни грека, выходящие за тему данного урока. Но я подумал, что это единственный свободный человек, которого я тогда знал. Был ли он счастлив? Не знаю. Но то, что был свободен - факт. Ему не надо было осуждать на митинге подлых убийц Лумумбы, демонстрировать первого мая свою солидарность с ваксоварильщиками всего мира, лебезить перед дубоголовым начальством. У него вообще не было начальства. Да и подчиненных - ленивых и вороватых - у него тоже не было. Он, правда, не награждался переходящими вымпелами и квартальными премиями - это минус, не мог получить бесплатную путевку в Туапсе. Но зачем птице путевка?
Людям требуются символы свободы. Для кого-то это команданте Че: юная приверженка левых идей натягивает на свои недозревшие сиськи майку с его портретом. Для кого-то это деньги: они дают человеку обманчивое ощущение независимости. Я же, задумываясь иной раз о свободе, вспоминаю того старика с выразительным профилем (он, кстати, тоже неплохо бы смотрелся на чьей-нибудь майке) и о том уроке, когда стал еще немного взрослее.
Тьфу ты…! Я же о горшках хотел. Отвлекся немного, извините.
В тот день родители взяли меня с собой на рынок. Они непозволительно часто для своего скромного дохода посещали такое дорогое место. Видно привычка слишком много тратить на еду передалась мне от них по наследству. На старом саранском рынке можно было купить только самые что ни на есть простые продукты: картошку-морковку, свинину-говядину, яйца-молоко, ничего общего с богатыми восточными базарами он не имел. Летом, правда, появлялись еще арбузы, дыни, абрикосы. Все было гораздо дороже, чем в магазине.
С краю стояли ремесленники, продавали корзины, тяпки для рубки капусты, горшки и еще что-то незамысловатое. Рядом с ними вели торговлю «грузины» (тогда в Саранске всех кавказцев почему-то называли грузинами), они предлагали купить "лацфановые" сумки тоже явно кустарного производства, но их ремесленниками назвать было уже нельзя. «Это спекулянты», - объяснила мне мать.
Так вот я очень отчетливо помню, как мы купили этот горшок. Отлично помню. Их продавал какой-то пьяненький мужичок из села Шишкеево, там тогда жило много гончаров. Моя мама заканчивала в этом селе школу, с земляком сторговалась быстро.
В горшке этом она каждые выходные, а иногда и чаще, готовила кашу: рисовую, пшенную, реже гречневую (гречка была страшным дефицитом), осенью в кашу добавляла тыкву. Фактически, тот мордастый мужик, в майке GANT и с банкой самогона в руке, который смотрит сейчас на Вас с юзерпика этого журнала, был вскормлен вот этим самым горшком.
Я вообще-то не отношу себя к кухонным фетишистам. У меня нет супер-ножа от Hatamoto, миксера от KitchenAid, кокотт от Staub. Но горшком этим я очень дорожу, когда снимаю его со шкафа, держу только двумя руками. И никому в доме не дозволяется до него даже дотрагиваться. Думаю вообще застраховать его на крупную сумму. Как вы думаете, застрахуют?
А теперь рецепт той самой каши, что из детства. Я же обещал вас мучить рецептами блюд с тыквой.
Порежем или наковыряем вот такой ковырялкой тыкву. Нам понадобится примерно полторы чашки.
Одну чашку пшена тщательно переберем и промоем в пяти водах. Можно вообще подставить под струю воды комнатной температуры минут на пять. Если этого не сделать пшено будет горчить.
Обдадим кипятком. Лучше раза три.
В горшок положим тыкву, добавим две чайных ложки сахара, одну ч. ложку соли.
Сверху высыпаем пшено.
Заливаем молоко. Если каша готовится с тыквой, то молока надо полторы чашки, если без тыквы, то две.
Ставим в духовку на 1 час. Температура - градусов 170. Ничем не накрываем горшок.
Достаем горшок и накрываем его полотенцем, затем одеялом, а сверху положим пару подушек. Можно еще и периной укутать, но боюсь, что у вас ее просто нет.
Подождем еще полчасика - часок и можно доставать из сапога свою любимую деревянную ложку. Хорошо бы еще сдобрить кашу топленым маслом.
И еще…
Это у нас была каша с тыквой, а вот здесь можно прочитать про кашу В тыкве.
Старый рынок в центре Саранска, его давно уже нет - лет тридцать с лишним как снесли. Память удивительная вещь, в ней остаются образы малозначительные, ненужные, даже вредные. Картинки этого рынка зачем-то туго застряли между извилинами моего мозга, вытесняя куда более ценные знания, например, слова нового гимна, формулу детерминанта или имя-отчество спикера нынешнего парламента. Хорошо помню неказистые деревянные прилавки, накрытые от непогоды такими же неказистыми навесами. Маленький деревянный домик по правую руку от ворот с непонятной, но смешной вывеской «плиссе-гофре». Лавка «скобяные товары». Все покрыто выцветшей и облупившейся синей краской. Очередь за керосином помню. Пожилые мордовки в расшитых красных сарафанах, с монистами на шеях и какими-то прикольными штуками вроде кокошников на голове. Да, я помню те времена, когда в центральной России еще можно было встретить человека в национальном костюме. Цыганки соблазняют детвору запретными сахарными петушками. Татарские бабаи с бородками клинышком, в тюбетейках и штанах, заправленных в шерстяные носки, стоят кучкой и о чем то шепчутся. Что эти Хатабычи делали на базаре, не знаю, но я их тоже помню. Я их немного побаивался, даже больше, чем тех самых цыганок с леденцами, которые, по мнению моей няни, «воруют непослушных детей».
Помню старика, торгующего самодельной ваксой прямо у входа на рынок. Он удивлял меня своим совершенно нездешним видом. У него были не по-стариковски большие глаза. Тонкие и правильные черты изрезанного морщинами лица, точнее той его части, которая не была закрыта мохнатой черной с проседью бородой. Все трещинки на здоровенных мужичьих руках были навсегда забиты черной ваксой. Такие руки если один раз увидел, не забудешь никогда. Как и большинство стариков из моего детства он носил потертый, засаленный темно-серый пиджак.
Позже, в начале восьмидесятых, когда я учился в старших классах, случайно узнал некоторые подробности его жизни. Мы проходили по истории СССР НЭП, и наш учитель заявил: «А вы знаете, что формально НЭП никто не отменял? Вот в Саранске совсем недавно умер последний нэпман». И он начал рассказывать про одного грека, который сам варил и продавал на старом рынке ваксу для чистки обуви. И что вакса та была во сто раз лучше любого гуталина фабричного, и вся городская номенклатура негласно пользовалась только его продукцией. И что человек этот ни одной минуты своей жизни не трудился на советскую власть. Всю свою жизнь он работал только на себя. Это звучало абсолютно нереально, но оснований не верить учителю у меня не было. Я очень четко вспомнил того старика, его лицо, «ветхозаветную» бороду, изрезанные черными «линиями судьбы» руки. Учитель явно опустил какие-то известные ему факты из жизни грека, выходящие за тему данного урока. Но я подумал, что это единственный свободный человек, которого я тогда знал. Был ли он счастлив? Не знаю. Но то, что был свободен - факт. Ему не надо было осуждать на митинге подлых убийц Лумумбы, демонстрировать первого мая свою солидарность с ваксоварильщиками всего мира, лебезить перед дубоголовым начальством. У него вообще не было начальства. Да и подчиненных - ленивых и вороватых - у него тоже не было. Он, правда, не награждался переходящими вымпелами и квартальными премиями - это минус, не мог получить бесплатную путевку в Туапсе. Но зачем птице путевка?
Людям требуются символы свободы. Для кого-то это команданте Че: юная приверженка левых идей натягивает на свои недозревшие сиськи майку с его портретом. Для кого-то это деньги: они дают человеку обманчивое ощущение независимости. Я же, задумываясь иной раз о свободе, вспоминаю того старика с выразительным профилем (он, кстати, тоже неплохо бы смотрелся на чьей-нибудь майке) и о том уроке, когда стал еще немного взрослее.
Тьфу ты…! Я же о горшках хотел. Отвлекся немного, извините.
В тот день родители взяли меня с собой на рынок. Они непозволительно часто для своего скромного дохода посещали такое дорогое место. Видно привычка слишком много тратить на еду передалась мне от них по наследству. На старом саранском рынке можно было купить только самые что ни на есть простые продукты: картошку-морковку, свинину-говядину, яйца-молоко, ничего общего с богатыми восточными базарами он не имел. Летом, правда, появлялись еще арбузы, дыни, абрикосы. Все было гораздо дороже, чем в магазине.
С краю стояли ремесленники, продавали корзины, тяпки для рубки капусты, горшки и еще что-то незамысловатое. Рядом с ними вели торговлю «грузины» (тогда в Саранске всех кавказцев почему-то называли грузинами), они предлагали купить "лацфановые" сумки тоже явно кустарного производства, но их ремесленниками назвать было уже нельзя. «Это спекулянты», - объяснила мне мать.
Так вот я очень отчетливо помню, как мы купили этот горшок. Отлично помню. Их продавал какой-то пьяненький мужичок из села Шишкеево, там тогда жило много гончаров. Моя мама заканчивала в этом селе школу, с земляком сторговалась быстро.
В горшке этом она каждые выходные, а иногда и чаще, готовила кашу: рисовую, пшенную, реже гречневую (гречка была страшным дефицитом), осенью в кашу добавляла тыкву. Фактически, тот мордастый мужик, в майке GANT и с банкой самогона в руке, который смотрит сейчас на Вас с юзерпика этого журнала, был вскормлен вот этим самым горшком.
Я вообще-то не отношу себя к кухонным фетишистам. У меня нет супер-ножа от Hatamoto, миксера от KitchenAid, кокотт от Staub. Но горшком этим я очень дорожу, когда снимаю его со шкафа, держу только двумя руками. И никому в доме не дозволяется до него даже дотрагиваться. Думаю вообще застраховать его на крупную сумму. Как вы думаете, застрахуют?
А теперь рецепт той самой каши, что из детства. Я же обещал вас мучить рецептами блюд с тыквой.
Порежем или наковыряем вот такой ковырялкой тыкву. Нам понадобится примерно полторы чашки.
Одну чашку пшена тщательно переберем и промоем в пяти водах. Можно вообще подставить под струю воды комнатной температуры минут на пять. Если этого не сделать пшено будет горчить.
Обдадим кипятком. Лучше раза три.
В горшок положим тыкву, добавим две чайных ложки сахара, одну ч. ложку соли.
Сверху высыпаем пшено.
Заливаем молоко. Если каша готовится с тыквой, то молока надо полторы чашки, если без тыквы, то две.
Ставим в духовку на 1 час. Температура - градусов 170. Ничем не накрываем горшок.
Достаем горшок и накрываем его полотенцем, затем одеялом, а сверху положим пару подушек. Можно еще и периной укутать, но боюсь, что у вас ее просто нет.
Подождем еще полчасика - часок и можно доставать из сапога свою любимую деревянную ложку. Хорошо бы еще сдобрить кашу топленым маслом.
И еще…
Это у нас была каша с тыквой, а вот здесь можно прочитать про кашу В тыкве.