Карлик Нос. Вильгельм Гауф 1.
Карлик Нос. Вильгельм Гауф
Перевод с немецкого М. и Е. Соломиных, издание 1904 г.
В одном большом городе, в Германии, жил башмачник с женой. Они прожили много лет бедно, но честно. Хозяин каждый день сидел на углу улицы и чинил старые башмаки и туфли. Иногда шил он и новую обувь, когда кто-нибудь решался ему ее заказать. В таких случаях сперва приходилось ему идти покупать кожу, так как, по бедности своей, материала он не держал. Жена же его торговала фруктами и овощами. У ворот города у неё был маленький садик, где она их выращивала. Покупателей у неё всегда было много, потому что сама она одевалась всегда чисто и опрятно, и товар свой умела выставить красиво и заманчиво.
У башмачника и его жены был хорошенький мальчик - стройный, красивый и довольно большой для своих двенадцати лет. Днем он обыкновенно бывал с матерью на рынке, и когда кто-нибудь закупал у них много товару, то он относил покупку на дом покупателя. В таких случаях он редко возвращался к матери без подарка. Хозяйки очень любили этого мальчика, и всегда дарили ему за услугу цветы, деньги, сладкие пирожки.
Однажды жена башмачника сидела на рынке. Несколько стоявших у её ног корзин были наполнены капустой и другими овощами, в других лежала разная мелкая зелень и семена; а в одной корзинке красовались ранние вишни, яблоки и абрикосы. Рядом с ней сидел маленький Яша, - так звали мальчика, - и звонким голосом выкрикивал:
- Вот, господа, посмотрите, каная прекрасная капуста, какая душистая зелень! Сударыня, ранние вишни, ранние яблоки, абрикосы. Мама дешево продает!
В это время проходила по базару какая-то старушка. Одежда на ней была оборвана и обтрепана, маленькое лицо с острым подбородком совершенно сморщилось, глаза были красные, а острый, крючковатый нос чуть не касался подбородка. Она опиралась на длинную палку и, все-таки, трудно было представить себе, каким образом она подвигается вперед: она хромала и шаталась, точно под ногами у неё был горох и, казалось, каждую минуту готова была упасть и удариться своим длинным носом о мостовую.
Жена башмачника обратила внимание на эту женщину: шестнадцать лет сидя по целым дням на базаре, она ни разу не видала такой странной фигуры. Но когда старушка заковыляла к ней и остановилась у её корзинок, ее охватил невольный страх.
- Не Вы ли торговка зеленью, Анна? - спросила старуха неприятным, крикливым голосом, и голова у ней тряслась и моталась во все стороны.
- Да, я, - ответила жена башмачника, - что вам угодно?
- Посмотрим, посмотрим! Дай-ка сюда овощи, есть ли у тебя то, что мне нужно? - ответила старуха, нагнувшись к корзинке с зеленью и запустив в нее свои темно-коричневые, безобразные руки. Она начала разрывать своими длинными, кривыми пальцами красиво и тщательно разложенную зелень; хватала то одно, то другое, подносила к своему длинному носу и обнюхивала. У жены башмачника сердце обливалось кровью при виде того, как обращается старуха с её чудесной зеленью. Однако, она не смела ничего ей сказать: товар осматривать имеет право всякий покупатель. Да кроме того она испытывала какой-то непонятный страх перед этой женщиной.
Пересмотрев всю корзинку, старуха пробормотала:
- Гадкий товар, скверная зелень, совсем нет того, чего мне нужно!.. Пятьдесят лет тому назад было гораздо лучше! Гадкий товар, скверный товар!
Эти слова совершенно возмутили маленького Яшу.
- Слушай, ты, бессовестная старуха, - закричал он смело, - что же это ты запускаешь свои корявые, грязные пальцы в прекрасную зелень, мнешь ее, подносишь к своему длинному носу... Никто после этого не станет больше покупать у нас, а ты еще называешь наш товар гадким! Да у нас даже повар самого герцога всегда покупает.
Старуха покосилась на смелого мальчика, отвратительно рассмеялась и сказала хриплым голосом:
- Мальчик, мальчик! Тебе, стало быть, понравился мой нос, мой красивый, длинный нос? Так и у тебя такой же будет, во все лицо, до самого подбородка.
Проговорив это, она принялась перебирать другую корзинку с капустой. Она брала в руки чудные белые кочаны капусты, сжимала их так, что те трещали, бросала как попало обратно в корзинку и, наконец, опять проговорила:
- Скверный товар, гадкая капуста!
- Не качай так сердито головой, - с некоторой боязнью заметил мальчик. - У тебя шея тоненькая, как капустная кочерыжка, еще пожалуй подломится, и голова упадет в корзинку. Кто же тогда станет покупать?
- Тебе не нравятся тонкие шеи? - проворчала усмехаясь старуха. - Так у тебя никакой не будет, голова будет прикреплена прямо к плечам, чтобы не отскочила от маленького туловища.
- Не болтайте вы пустяков с ребенком, - сказала, наконец, жена башмачника, выведенная из терпения бесконечным перерываньем и обнюхиваньем товара. - Если хотите что-нибудь купить, так покупайте скорее, а то вы отбиваете у меня других покупателей.
- Хорошо, будь по твоему, - сказала старуха, бросив на нее свирепый взгляд, - я куплю у тебя вот эти шесть кочней капусты; но только, видишь ли, у меня палка в руках, и я не могу их взять сама; позволь своему сынку отнести ко мне на дом товар, я заплачу ему за это.
Мальчик не хотел идти со старухой и расплакался, он боялся этой отвратительной женщины. Но мать не хотела взвалить такую тяжесть на дряхлую старуху и строго приказала ему идти. Со слезами на глазах он исполнил её приказание: завязал капусту в платок и пошел вслед за старухой.
Она шла не очень скоро. Через три четверти часа они очутились в совершенно отдаленной части города и остановились у небольшого ветхого домика. Тут она вытащила из кармана старый, заржавленный крюк, ловко всунула его в маленькую дырочку в двери, и дверь вдруг со скрипом распахнулась. Но каково же было изумление Яши, когда он вошел! Внутри дом был чудно разукрашен: потолок и стены были мраморные, мебель - из черного дерева, оправлена золотом и шлифованными камнями; пол же был стеклянный и такой гладкий, что мальчик скользил, идя по нему, и даже несколько раз упал. Старуха вытащила из кармана серебряную дудочку и свистнула в нее; странный необыкновенный звук громко раздался по всему дому. В ту же минуту по лестнице спустилось несколько морских свинок. Яша был больше всего поражен тем, что они ходили на двух ногах, как люди; и одежда у них была, как у людей: на головах самые модные шляпы, только на ножках вместо башмаков, была ореховая скорлупа.
- Где мои туфли, негодные лентяи? - закричала старуха и начала бить их палкой, так что они со стоном подскакивали вверх. - До каких же пор мне тут стоять?
Свинки быстро запрыгали вверх по лестнице и сейчас же вернулись с парой скорлупок кокосового ореха, подбитых кожей, и ловко надели их на ноги старухи.
Тут вся её хромота и слабость исчезла. Она отбросила палку и с необыкновенной быстротой покатилась по стеклянному полу, таща с собой за руку маленького Яшу. Наконец, они остановились в комнате, где по столам стояло много разнообразной посуды. Комната эта походила на кухню, хотя стол красного дерева и диван, покрытый дорогими коврами, напоминали скорее парадные комнаты.
- Сядь, - сказала старуха, толкнув Яшу в угол дивана и приставив стол так, что мальчик не мог оттуда выйти, - ты ведь, очень устал: человеческие головы не очень-то легки, да, не очень легки.
- Сударыня, вы что-то странное говорите, - во-скликнул мальчик, - правда, я устал, но я нес не головы, а кочаны капусты, которые вы купили у моей матери.
- Нет, ты ошибаешься, - засмеялась старуха. Она открыла крышку корзинки и вытащила оттуда человеческую голову. Мальчик был вне себя от ужаса. Он не мог представить себе, как это все случилось, но мысли его перенеслись к матери: - Если кто-нибудь узнает об этих человеческих головах, - думал он, - наверное мою мать обвинят в убийстве.
- Теперь нужно тебе чем-нибудь отплатить за твое вежливое обращение, - пробормотала старуха, - погоди минуточку, я приготовлю тебе суп... долго, всю жизнь потом ты будешь вспоминать о нем.
Сказав это, она снова свистнула. Тут вошло множество морских свинок в человеческих одеждах; у них подвязаны были кухонные передники, а за поясом были заткнуты чумички и большие ножи. За ними вприпрыжку вбежала толпа белок. Они были в широких турецких шароварах, ходили на двух ногах, и на головах носили зеленые бархатные тапочки. По-видимому, это были поварята, так как они с необыкновенным проворством вскакивали на стулья, доставали кастрюли и блюда, яйца и масло, зелень и муку и относили все это к печке. Старуха сновала взад и вперед в своих туфлях из кокосовой скорлупы, и мальчик видел, что она усердно трудилась над приготовлением какого-то вкусного блюда. Вот затрещали сильнее дрова, зашипели и задымились сковороды, в комнате распространился приятный запах. А старуха все бегала по кухне, белки и морские свинки за ней. Пробегая мимо печки, старуха всякий раз заглядывала в стоявший на плите горшок. Наконец, в нем что-то закипело, заклокотало, повалил пар, и пена полилась прямо на огонь. Тогда она сняла горшок с плиты, вылила то, что в нем варилось в серебряную чашку и поставила ее перед маленьким Яшей.
- Вот, мальчик, вот, - приговаривала она, - покушай супцу, и у тебя будет все, что во мне тебе так понравилось... Из тебя, однако, должен выйти искусный повар, но зелень... Нет, зелени этой тебе никогда не найти, её ведь не было у твоей матери в корзинке!
Мальчик совершенно не понимал, что она говорит, и поэтому усердно ел суп, который показался ему в высшей степени вкусным. Мать готовила ему много очень вкусных блюд, но такого хорошего супа еще никогда он не едал. Нежная зелень и коренья придали супу чудный аромат, он был и сладкий и кисловатый в одно и то же время, и очень крепкий. Когда мальчик доел последнюю каплю чудесного кушанья, морские свинки закурили аравийский ладан. Голубыми волнами разнесся по комнате дым; волны делались все гуще и гуще и опускались вниз. Запах этого курения подействовал на мальчика одуряющим образом. Ему хотелось крикнуть, что ему пора вернуться к своей матери. Но он никак не мог собраться с силами и понемногу стал погружаться в забытье; в конце концов он крепко заснул на диване в комнате старухи.
Странные сны ему приснились. Будто бы его старуха раздела и завернула в беличью шкуру. И стал он жить с остальными белочками и морскими свинками, и сам скакал и лазал, как белочка. Все зверки были с ним очень милы и любезны. Вместе с ними он прислуживал старухе. Сначала он должен был смазывать разными маслами кокосовые скорлупки, которые старуха носила вместо туфлей, и чистить их так, чтобы они блестели. Подобную работу часто приходилось ему исполнять еще в родительском доме, так что ему не трудно было показать свою ловкость.
Приблизительно через год, - снилось ему дальше, - стали его употреблять на более трудную работу. С несколькими другими белками он должен был ловить в воздухе мельчайшие пылинки и, набрав их достаточное количество, просеивать сквозь тончайшее сито.
Эту пыль старушка считала самым изысканным кушаньем. Зубов у неё уже не было, жевать и грызть она не могла, поэтому и приказывала печь себе хлебы из тончайшей пыли.
Потом еще через год его перевели в число слуг, которые добывали старушке воду для питья. Не подумайте, что им нужно было для этого рыть какой-нибудь бассейн, или ставить на дворе бочку, когда шел дождь. Тут дело было много труднее.
Белочки, а с ними и Яша, должны были ореховой скорлупой снимать с роз росинки, которые и служили старухе питьем. А так как она очень много пила, то работа водоносов была очень трудная.
Еще через год он был переведен на службу в комнаты. Обязанностью его было мести пол. Каждая пылинка на стеклянном полу была заметна, так что и эта работа мальчика была не легкая. Белочки должны были сперва подмести пол щетками, потом, подвязав к ногам старые платки, кататься на них по стеклу. Это требовало большого искусства. На четвертый год Яша был переведен, наконец, на кухню. Это была почетная должность, на нее можно было попасть только после долгих испытаний. Яша начал с должности кухонного мальчика и дошел до первого пирожника. Он достиг такого необыкновенного искусства и совершенства во всем поварском деле, что часто сам себе удивлялся. Самые трудные вещи, пирожные с сотнями эссенций, супы из зелени, собранной со всего света, - он все изучил, все уразумел быстро и основательно.
Так прослужил он у старухи приблизительно лет семь. Однажды она сняла свои кокосовые туфли, взяла корзинку и палку в руки и, собираясь уходить, приказала ему ощипать курицу, начинить ее зеленью и, к её возвращению, зажарить и подрумянить. Он проделал все это по всем правилам искусства: оторвал курице голову, обварил ее кипятком, тщательно ощипал перья, поскоблил кожу, чтобы она была глаже и нежнее, и вычистил внутренности, Потом он занялся зеленью, которою нужно было начинить курицу. Но в кладовой, где старуха держала зелень, он заметил шкап, дверцы которого были полураскрыты. Раньше он никогда его не замечал. С любопытством подошел он поближе, посмотрел, что там находится, и увидел множество корзинок, от которых распространялся сильный, приятный запах. Он открыл одну из этих корзинок и нашел там необыкновенного вида и окраски траву: стебли и листья её были сине-зеленые и оканчивались огненно-красными с желтыми краями цветочками. Мальчик внимательно осмотрел их и понюхал; они издавали тот острый запах, каким благоухал суп, сваренный когда-то для него ста-рухой. Но запах этот был так силен, что мальчик начал чихать, чихал все сильнее и сильнее... и, наконец, проснулся.
Он лежал на диване в комнате старухи и с удивлением осматривался кругом. - Нет, какие, однако, могут сниться сны, - подумал он. - Еще я, пожалуй, готов поклясться, что пробыл несколько лет белкой, товарищем морских свинок и сделался искусным поваром. О, как посмеется мама, когда я расскажу ей обо всем этом. Однако, не забранила бы она меня, что я проспал в чужом доме, вместо того, чтобы помогать ей на базаре?
При этой мысли он вскочил и хотел бежать. Члены его точно окаменели от сна, особенно затылок. Он совсем не мог пошевелить головой. Ему даже самому стало смешно: повертываясь в разные стороны, он ежеминутно стукался своим носом то о шкап, то о стенку, то о притолку, пока хорошенько не осмотрелся. С визгом окружили его белочки и морские свинки, как будто они хотели его проводить. Остановившись у порога, он поманил их за собой, но они на своих ореховых скорлупках быстро поскакали в дом. Он только издали слышал их визг.
Старуха завела его в довольно отдаленную часть города, так что он едва выбрался из узкого переулка. Дальше он попал в большую толпу. Люди, по-видимому, смотрели какого-то карлика. Повсюду слышались восклицания: „Эй, глядите, какой безобразный карлик! Откуда появился здесь карлик? О, какой у него длинный нос!.. А голова-то как приросла к плечам!.. Какие безобразные черные руки!“... В другое время он и сам бы остановился, потому что всегда любил смотреть великанов, карликов, или какие-нибудь необыкновенные заморские чудовища, но теперь он торопился к матери.
Выбравшись на базар он совсем растерялся. Мать сидела еще там, и фруктов в корзинке у неё было еще довольно много, стало быть, он не долго спал. Но еще издали она показалась ему очень печальной: она не зазывала покупателей, а сидела, опустив на руки голову. Приблизившись, он увидал, что она была бледнее обыкновенного. Он не знал, что ему делать. Наконец решился: подкравшись сзади, тихонько положил он свою руку на её плечо и сказал:
- Что с тобой, мама? Ты на меня сердишься?
Женщина обернулась к нему и с криком ужаса откинулась назад.
- Что тебе нужно от меня, противный карлик? - воскликнула она. - Прочь, прочь! Я терпеть не могу подобных шуток!
- Но что с тобой, мама? - испугался Яша. - Ты, верно, нездорова! Почему ты прогоняешь от себя своего сына?
- Я сказала уже тебе, иди своей дорогой, - гневно ответила Анна. - От меня ты не получишь денег за свое шутовство, отвратительный урод!
- Право, она помешалась! - с огорчением подумал мальчик. - Что же мне теперь сделать? как отвести ее домой?... Милая маменька, - пробовал он успокоить мать, - будь все-таки, благоразумна, взгляни на меня получше, ведь я твой сын, твой Яша.
- Нет, это уж слишком наглая шутка, - обратилась Анна к своим соседкам, - посмотрите на этого безобразного карлика: стоит тут, пугает всех моих покупателей, да еще осмеливается смеяться над моим несчастьем. Твердит мне: я твой сын, твой Яша; бессовестный!
Тут вступились соседки и начали бранить его самыми отборными словами (а торговки, вы знаете, мастерицы на это). Они укоряли его за то, что он смеялся над несчастьем бедной Анны, у которой семь лет тому назад украли хорошенького мальчика. Наконец, стали далее грозить ему, что разорвут его на клочки, если он не уйдет отсюда.
Бедный Яша ничего не понимал. - Ведь сегодня утром еще, - думал он, - я, как всегда, пришел с матерью на базар, помог ей раскладывать фрукты, потом пошел в дом к старухе, поел там супу, заснул, вернулся на площадь, а мать и соседки однако говорят о каких-то семи годах! И называют меня отвратительным карликом! Что же такое произошло?
Убедившись, что мать ничего больше не хочет слышать о нем, он со слезами на глазах пошел к лавочке, где отец его обыкновенно чинил башмаки. - Посмотрю, все-таки, - подумал он, не признает ли он меня; остановлюсь у двери и заговорю с ним.
Подойдя к лавке башмачника, он остановился у двери и заглянул в нее. Мастер так был поглощен своей работой, что совершенно не заме-тил его. Когда же нечаянно он бросил взгляд на дверь, - башмак, дратва и шило выпали у него из рук на пол и он с ужасом воскликнул: Господи, что это такое, что это такое!
- Добрый вечер, хозяин! - сказал мальчик, входя в лавку. - Как поживаете?
- Плохо, плохо! - ответил отец к большому удивлению Якова. - Уже не под силу становится мне работа. Одинок я, и стар становлюсь, а подмастерье взять дорого.
- А разве нет у вас сынишки, вы бы его приучили к работе, - продолжал расспрашивать мальчик.
- Был один, его звали Яковом, теперь бы он был уже высокий, ловкий, двадцатилетний юноша и мог бы служить мне надежной опорой... В двенадцать лет он был ловок и проворен, и умел уже работать! А какой он был красивый! Он бы привлек ко мне заказчиков, так что я не стал бы уже больше чинить, а шил бы новую обувь.
- А где же ваш сын? - дрожащим голосом спросил Яков отца.
- Бог знает, - ответил он, - семь лет тому назад, - да, вот как давно уже! его украли у нас на базаре.
- Семь лет тому назад! - с ужасом закричал Яков.
- Да, семь лет тому назад. Как сейчас еще помню: рыдая, пришла моя жена домой, целый день ребенок не возвращался, она расспрашивала, искала его повсюду и не нашла. Я всегда думал и говорил, что это должно было случиться. Яков был славный мальчик, жена гордилась им, и очень любила, когда его хвалили люди, и часто посылала его с зеленью и разными овощами в знатные дома. Правда, ему всегда там дарили что-нибудь! Но я говорил ей: смотри! Город велик, много в нем всякого плохого народу живет, береги Якова! Как говорил, так и вышло. Пришла раз на рынок безобразная старуха, долго выбирала фрукты и зелень и накупила, наконец, так много, что сама не могла донести. Жена моя, из сострадания к ней, дала ей своего мальчика и с того часа больше и не видала.
- И вы говорите, с тех пор уже семь лет прошло?
- Весной будет семь лет. Мы ходили из дому в дом, спрашивали о нем. Многие знали и любили нашего мальчика, и тоже искали его с нами; все напрасно. А старуху, которая купила зелень, никто не знал. Одна только очень старая, девяностолетняя старушка говорила, что это могла быть злая Фея Трав, которая раз в 50 лет приходит в город и закупает зелень.
Так говорил отец Якова, сильно постукивая башмаками и широко вытягивая руками дратву. Мальчику теперь все ясней и ясней становилось все то, что с ним произошло. Это совсем не был сон, а он, действительно, семь лет прослужил в образе белки у злой волшебницы. Досада и злоба так сдавили его сердце, что оно готово было разорваться. Старуха украла у него семь лет его молодости, и что же получил он в награду за это? Выучился чистить сапоги, убирать комнату со стеклянным полом, научился у морских свинок поварскому искусству... и только!
Не мало времени простоял он, раздумывая над своею участью. Наконец, отец спросил его: Вам, молодой человек, быть может, требуется моя работа? Желаете пару новеньких туфлей, или (тут он улыбнулся), быть может, футлярчик для вашего носа!
- Отчего вы говорите про мой нос? - спросил Яков, - почему нужен мне футляр для него?
- Ну, - возразил башмачник, у всякого свой вкус, но я вам скажу, будь у меня такой ужасный нос, я бы заказал на него футлярчик из розового сафьяна. Вот у меня как раз под руками есть прекрасный кусок; конечно, на это потребуется по меньшей мере аршин. Но как бы хорошо такой футляр предохранял ваш нос. Я уверен, что вы задеваете о каждую притолку, о каждый предмет, от кото-рого вы хотели бы посторониться.
Мальчик совсем онемел от ужаса и схватился за свой нос: толстый, громадный он вытянулся в добрых две пяди в длину. Теперь Яша понял, почему мать не узнала его, почему все люди называли его безобразным карликом!
- Хозяин, - сказал он сапожнику, - нет ли у вас зеркала? я хочу поглядеть на себя.
- Молодой человек, - возразил отец, - откровенно говоря, при такой наружности нечего каждую минуту смотреться в зеркало. Это совершенно лишнее. Вам следует отвыкнуть от этой привычки, она смешна вообще, а у вас в особенности.
- Ах, дайте же мне хоть раз взглянуть в зеркало, - крикнул мальчик. - Право, это не из тщеславия!
- Оставьте меня в покое, у меня нет зеркала. У жены есть зеркальце, но я не знаю, куда она его спрятала. Если уж вам непременно хочется полюбоваться на себя, так вон через улицу живет Урбан цирюльник, у него зеркало вдвое больше вашей головы, посмотритесь там, а пока прощайте!
С этими словами отец легонько вытолкнул его вон из лавки, запер дверь и принялся за работу. Мальчик печально пошел через улицу к цирюльнику Урбану, которого он отлично знал еще с детства.
- Здравствуйте, Урбан, - сказал он цирюльнику, - я пришел попросить вас сделать мне одно одолжение. Будьте так добры, позвольте мне посмотреться в ваше зеркало.
- С удовольствием! вот оно! - рассмеялся цирюльник, а посетители, которым он должен был стричь бороды, также разразились веселым смехом. - Вы такой молодец с виду, стройный, высокий, шея у вас, как у лебедя, руки, как у королевы, а носик маленький и такой красивый, что лучше и не найти... Вы, пожалуй, чересчур возгордитесь, когда увидите себя в зеркале, но, все-таки, посмотритесь, я не хочу, чтобы обо мне говорили, что я из зависти не позволил вам заглянуть в свое зеркало.
Так говорил цирюльник, и его мастерская огласилась громким хохотом. Яша подошел, между тем, к зеркалу и взглянул на себя. Глаза его наполнились слезами.
- Да, дорогая мама, конечно, ты не могла узнать своего Яши, - подумал он, - не таков он был в те счастливые дни, когда ты им так гордилась.
Глаза у него стали маленькие, как у свиньи, нос отвис к самому подбородку, шеи, как будто и совсем не было, потому что плечи поднимались выше головы. Рост его остался таким же, каким был семь лет тому назад. Все люди от двенадцати до двадцати лет растут вверх, он же вырос в ширину. Спина и грудь у него были необыкновенно широки, и туловище его походило на туго набитый мешок: оно сидело на маленьких, слабеньких ножках, которые, казалось, неспособны были носить подобную тяжесть. К плечам же привешены были длинные, как у взрослого, руки, с грубыми темно-коричневыми ладонями и длинными крючковатыми пальцами. Вытянув их, он не нагибаясь мог доставать до земли. Вот каков был теперь маленький Яша. Он сделался безобразным карликом. Вспомнил он тут то утро, когда старуха подошла к кор-зинкам его матери. Он насмехался тогда над её длинным носом, над безобразными руками, и всем этим она наградила его, не дала только длинной вертлявой шеи.
- Ну, очаровательный принц, вдоволь ли вы налюбовались на себя, - со смехом рассматривая его, сказал цирюльник. - По правде сказать, и во сне ничего подобного не увидишь. Но я хочу вам сделать одно предложение, малютка. Хотя цирюльню мою публика посещает, но за последнее время, все-таки, не так хорошо, как мне бы хотелось. Это происходит оттого, что мой сосед, цирюльник Шаум добыл себе где-то великана, который и приманивает к нему посетителей. Но великан еще не большая редкость, а вот такой человечек, как вы, - это другое дело! Поступайте ко мне на службу, вы получите квартиру, стол, одежду, - все у вас будет! А за это каждое утро вы будете стоять у моих дверей и зазывать публику; будете готовить мыло, подавать посетителям полотенце, и обоим нам, наверно, будет прекрасно. У меня посетителей будет больше, чем у соседа с великаном, да и вам каждый охотно даст на чаек.
Яшу возмутило предложение цирюльника, но он терпеливо перенес эту обиду, - и, совершенно спокойно ответив цирюльнику, что у него нет времени на подобную службу, пошел дальше.
Старуха придала ему безобразную внешность. Но он отлично чувствовал, что души его она не коснулась. Думал он теперь не так, как семь лет тому назад; нет, ему казалось, что он за это время сделался много мудрее и разумнее. О красоте своей он не жалел, не огорчался он и своим безобразием, но обидно и горько ему было то, что родной отец прогнал его, как собаку, от своих дверей. Он решил сделать еще попытку обратиться к матери. Он пошел к ней на рынок и попросил ее спокойно выслушать его. Он напомнил ей тот день, когда его увела старуха, припомнил ей все малейшие приключения своего детства, рассказал ей потом, как он служил семь лет в качестве белки у волшебницы, и в кого она его превратила за то, что он тогда посмеялся над ней. Жена сапожника не знала, что и подумать. Все, что он рассказывал о своем детстве, было верно. Но когда он сказал ей, что семь лет прожил белкой, она ответила: - Это невозможно, волшебниц не бывает. - Глядя на него, она не могла поверить, чтоб этот отвратительный; безобразный карлик мог быть её сыном. Наконец, она решила, что лучше поговорить об этом с мужем. Она убрала все свои корзинки и велела ему идти за собой. Они пришли к лавке сапожника.
Продолжение следует
Карлик Нос. Гауф. Читать сказку онлайн.
Читать сказку Вильгельма Гауфа «Карлик Нос» с иллюстрациями
онлайн-читать.рф