Исповедь бывшей послушницы. Письмо.
Письмо одной из сестер, ушедших из Свято-Никольского монастыря в 1993 году:
Маша, здравствуйте! Пишу вам по горячим следам Исповеди, вам наверное многие сейчас пишут - тема слишком больная. Мне было очень интересно, во что развилось это самое малоярославецкое «монашество» - в чем-то ничего не изменилось, в чем-то стало еще страшней. Я из тех самых сестер, которые устроили путч, едва ли не первая бунтарка: почти подралась с матушкой. Расскажу по порядку. Летом 92 года я приехала с подружками в один мужской монастырь и познакомилась с о.N., кроме нас там было еще несколько девушек из Москвы, Питера, Украины. Эта встреча не то, чтобы полностью перевернула мое сознание, я была уже верующей, но она меня реально оживила - христианство, преподанное батюшкой, вдруг стало осязаемым, реальным, вечно юным. Разговоры с ним были действительно источником живой воды, а то, что я была не одна, а вокруг были такие же ищущие молодые люди, наполняло огромной радостью. Этой радости невозможно забыть, и тогда я поняла, что Православие - религия радости. Батюшка некоторое время нес послушание духовника в женском монастыре, где познакомился с м.Евфрасией (иноческое имя м.Николаи). Она, как и все сестры, жаловалась на игуменью, на многие трудности, чем вызвала у батюшки участие и расположение к себе. Батюшка говорил: какое угодно послушание - только не духовником в женский монастырь, там был ужас. В 1992г. осенью м.Евфрасию назначили в Малый и батюшка нас туда отправил. Так что основной костяк монастыря составили мы, кроме нас было, может, 3-4 сестры. Батюшку в это время перевели служить в Москву, и мы могли с ним общаться, он к нам приезжал. Поначалу в монастыре было даже душевно, матушка - простая добродушная инокиня, без понтов. Мы радовались, что у нас теперь свой монастырь. Я была в матушкиных любимицах и даже негласной келейницей. Конфликт случился, когда матушка стала требовать открывать ей помыслы, тогда это не означало еще стучать на сестер, я не знала, что она хочет от меня услышать, но меня возмутил сам факт нарушения моей свободы: у меня был духовник, которому я доверяла, и открываться матушке не было никакого желания. Это вызывало ее гнев, я прикидывалась дурочкой, говорила, что у меня нет помыслов. Может, тогда она и не хотела стукачества, но то, что порывалась стать старицей, для нас было очевидно и не могло не пугать. Вообще, исповедь помыслов в матушкиной интерпретации это какая-то профанация, коверканье древней традиции. Многие современные духовники говорят, что сейчас никто не знает, что это такое, как и многие другие делания и подвиги, описанные в патериках. А матушка со своим четырехлетним на тот момент церковным опытом взялась за такие вещи - понятно, что от этой игры в старчество трудно не повредиться умом. Рождественским постом ее постригли в мантию и сделали настоятельницей. Практически сразу после этого она стала закручивать гайки, внедрять древнее монашество - сестрам с низким давлением по утрам не разрешала выпить чай или кофе, батюшка сказал таскать и жевать всухомятку; начала борьбу с "тайноедением", когда между трапезами нельзя даже сушку съесть. Еда на трапезе, и до этого, скудная, стала еще и невкусной, кажется ее перестали то ли солить, то ли сластить)) По воскресеньям читали соборно акафисты в Никольском храме, он тогда был разрушен, зима, холодно, мы были молодые, одевались легко, ноги примерзали к полу, и, помню, моя подружка сказала: «Мне кажется, наша матушка в прелести, она в одних тапочках и легкой шали». Подружка моя отличалась незашоренностью мысли, и для меня это прозвучало как гром среди ясного неба. Великим постом отключили батареи в кельях, чтобы уподобиться древним подвижникам. Все стали болеть. Общение с духовником сводилось на нет. Было видно, что матушка ревнует нас к батюшке, он ей мешал, она хотела единой власти, а мы окормляемся на стороне. Когда я стала понимать, что происходит нечто ненормальное, написала батюшке большое письмо, матушка, увидев его у меня в руках, тут же догадалась, что это, и потребовала отдать, я не подчинилась, она стала вырывать, но я выдержала бой и не отдала. Это была неслыханная дерзость с моей стороны, но и матушкино поведение меня изумило. После этого мы еще с одной девочкой сбежали в Москву к батюшке. Он нас поругал за побег, сказал покаяться и вернуться, хотя и пожалел. Но тогда ему самому было не очень ясно, что делать, не хотел портить с матушкой отношения. Говорил, что нужно смиряться, и все пытались, но стали какие-то нервные, дерганные и унылые.
Меня отправили в "страшное" Барятино, тогда это был скит, я ехала, как на каторгу, нас им пугали, но там я поняла, что это просто-напросто страшилка в качестве кнута. В Барятино было живописно, спокойно, был отдых и послушания были посильные: там я научилась делать творог и масло, варить сыр. Мне попалась самиздатовская книжка писем свт. Игнатия, и это было большим утешением. Мы сами вычитывали все службы, священник был только по воскресеньям и праздникам, без Литургии было уныло. Я прожила там с весны по осень 1993 г. В Малом тем временем пошли совсем уж крутые процессы, начались огороды, все очень уставали, болели, не могли молиться, батюшка решил всех забрать, т.к. всегда очень трепетно относился к нашему здоровью. Стало понятно, что монастырь превратился в колхоз. Мы с другими батюшкиными чадами уехали из Барятино, к огорчению м.Феофилы. Ничего не хочу сказать о ней плохого, отношусь к ней с уважением, но духовное руководство было для нас важнее. Кстати прп. Зосима Верховский, основавший женскую общину, писал, что женщина не способна заниматься духовным руководством. Мы прожили в Малом ровно год. После ухода наша «шаталова пустынь» расселилась кто в Сергиевом Посаде, кто в Хотьково - снимали домики. Через год батюшке дали храм, там мы и осели. Было очень тяжело сознавать, что некоторые сестры остались с матушкой - это было странно, но они сделали свой выбор. Батюшка нам всем привил любовь к свт. Игнатию, можно было что-то понять, сделать выводы, видимо, они сознательно пошли на то монашество, которое предложила матушка, точнее игру в монашество - черные одежды, статус. В батюшкином варианте не было формы, зато было содержание в духе православной аскезы - внутреннее делание, включающее в себя молитву и борьбу с помыслами, изучение евангельских заповедей по книгам Святых Отцов. Это был труд, который, конечно, принимали не все. Сейчас многие пишут в комментах, что надо терпеть, в монастырь для того и идут, чтобы научиться терпению. А я хочу сказать, что и без «помощников» и «доброжелателей», поводов для терпения и стяжания смирения множество, но все должно быть в разуме - от непосильных скорбей можно сломаться, что очень часто и случается. Монашество - это вообще очень обширное поприще для деятельности, именно для внутренней, и кто идет этим путем, тот знает. А тратить драгоценное время на борьбу с самодурством матушки считаю глупым. Когда целью монастыря становится намеренное создание для тебя Голгофы, это говорит о ложном устроении обители, и пагубно в первую очередь для тех, кто это делает, во вторую - для тебя, ибо ты непременно усвоишь этот же образ мыслей, а он не спасителен, поскольку противоречит Евангелию. В общем, с моего ухода в монастырь прошло 7 лет, потом вышла замуж, у нас несколько девочек вышли замуж, у всех свои причины, но я думаю, батюшка разумно отказался от статуса монастыря и постригов, он всегда говорил, что главное стать монахом внутри. Святитель Игнатий писал еще в 19 веке: «Ищите всюду духа, а не буквы. Ныне напрасно стали бы Вы искать обителей. Их нет, потому что уставы Святых Отцов поражены, правила их рассеяны. Но Вы всегда найдете монахов и в монастырях, и в общежитиях, и в пустынях и, наконец, в светских домах и светских одеждах городских - это явление особенно свойственно нашему веку, ныне не должно удивляться, встречая монаха во фраке». Сестры живут действительно монашеской жизнью, в разуме, в духе Евангелия, главное там молитва, изучение отцов, служение ближним. Я ушла по причине того, что решила, что я не монах. Лично мне не хватило простоты - не евангельской даже, а обычной человеческой, у женщины все-таки более лукавая сущность, может, поэтому женщин среди святых намного меньше, чем мужчин, да и то, в основном мученицы, благоверные княгини. Монашество, конечно, позволяет достичь бОльших высот, чем жизнь в миру, но все равно это не самоцель, а лишь средство. Многие смыслы христианства для меня стали открываться уже в замужестве, после 20 лет в Церкви. Не хочется писать банальностей, но главное для нас - Христос. О Нем много говорят в женских монастырях, но в делах Его там нет, увы. Можно проштудировать тома богословских книг, очень красиво говорить и спорить, но слова, которые мы видим почти на всех иконах Христа, - «Научитесь от Меня, яко я кроток и смирен сердцем», - видим и словно не видим. А это и есть уподобление Христу. И на то, чтобы понять и исполнить эти короткие слова, потребуется целая жизнь, и этого одного достаточно для спасения. Батюшка когда-то давно сказал: не ошибется тот, кто сделает целью своей жизни - стяжание смирения. А ведь каких только целей нет сейчас у людей в т.ч. в монастырях. Подлинно смиренные - с миром в сердце - конечно, редкое явление в принципе, но, главное, и стремления к этому нет, потому что вкладывают в это понятие иной, непонятно кем придуманный смысл.
Маша, раз уж вы решили вставить меня в книжку, то расставлю некоторые акценты. Все-таки определяющим в нашем решении уйти были не внешние факторы, а именно невозможность общения с духовником. То, что не было нормального отношения к здоровью - хотя это действительно важно, но тогда это не было определяющим, мы были молодые, да и еще не было все настолько круто - важнее всего было отсутствие нормальной духовной жизни, как мы ее понимали. Монах живет все-таки более внутренней жизнью, вот этот «сокровенный сердца человек» все время пребывает в поиске, если он действительно ищет Бога, поэтому должен быть рядом человек, более опытный, который сможет тебя привести ко Христу, иначе, даже в нормальной обстановке, с благорасположенными сестрами и возможностью молиться это будет «варение в собственном соку», должно быть движение в правильно заданном направлении с надежным штурманом. Как раз в Лествице, которую вы ругаете, об этом сказано: «прежде вступления нашего на сей путь мы должны искусить сего кормчего, чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача - на больного, вместо бесстрастного - на человека, обладаемого страстями, вместо пристани - в пучину, и таким образом не найти готовой погибели». Т.е. дело не в слепом послушании, а в послушании в разуме. А Лествица, говорят современные духовники, практически не исполнима в наше время, это только идеал, к которому можно стремиться. Собственно, если нет правильного руководства в монастыре, то жизнь в нем ничем не отличается от колхоза. Кстати батюшка много писал о проблемах современного монашества, жалко, что у нас на все закрывают глаза, не хотят выносить сор из избы. Церковь свята, а проблем не может не быть, потому что наполняют ее обычные люди со своими страстями. Проблемы надо решать и не бояться разногласий - по апостолу, подобает быть разделениям, чтобы выявились искуснейшие. Насчет безбожного отношения к здоровью добавлю один штрих, но это норма. Мне довелось побыть в Бородинском монастыре несколько дней. Батюшка искал разные варианты нас пристроить, и, перед тем, как отправить меня в Малый, послал посмотреть Бородино (его очень нахваливала одна прихожанка). Тогда туда только назначили новую игуменью м.Серафиму, она была красива и смиренна с виду. Сестер было около 5-7, в основном молоденькие веселые девушки. Жизнь, конечно, не налажена еще была. Я помогала на кухне, и меня попросили принести молоко. К моему удивлению, это оказалась большая алюминиевая фляга. Сестра-напарница как бы между делом спросила, «ничего ли у меня не надорвано». Вопрос вообще не предполагал ответа, т.к. она уже взялась за одну ручку, и я, опешив, сделала то же. Не знаю, сколько было килограммов, но это была реальная тяжесть для двух хрупких девчонок. И пока мы тащили эту флягу по льду метров 10-15, я думала: ага, не надорвано - так надорвешься. Вот такое отношение. Причем в монастыре были мужчины, которых можно было попросить помочь, но это никому даже не пришло в голову, такое «геройство» считается монашеским подвигом. Еще одна наша сестра некоторое время жила в Крестовоздвиженском монастыре, она вообще имеет слабое здоровье с детства, но ведь в монастыре не положено с этим считаться, она там таскала бревна, после чего стала совсем больной, ее долго потом приводили хоть к какой-то норме. Из Коломны тоже вернулась сестра, изрядно повредившая здоровье. Когда мы жили в Хотьково, уже после Малого, ходили на службы в монастырь, на нас смотрели с интересом, мы были в черных юбках и черных платках, но ни с кем в общение не вступали. Как-то после вечерней службы матушка устроила разгон сестрам прямо в храме, кто-то там у них заболел, лежал с температурой, а матушка ругалась и требовала выйти на послушание. Мы понятливо переглянулись: кругом одно и то же. Было ясно, что искать нечего. Сложился набор «традиций» в постсоветских женских монастырях. Все они пошли из Рижского: Никона шамординская оттуда, потом Николая уже из «шамордома», из Риги и дивеевская игуменья. Затем уже ученицы этих игумений разнесли эти «традиции» по другим монастырям России. Т.е. все это - «умри на послушании», вот эта бабская жесткость и жестокость, которая никаким боком к Евангелию, это оттуда. М.Николая все развила до безобразия. И раз уж есть такая возможность, хочу сказать, что м.Николая за все годы своего монашества так и не узнала Христа, но это ее личное дело. А вот то, что она погубила столько людей, делает ее никем иным, как слугой дьявола. Мне бы хотелось, чтобы она прочитала это в вашей книжке, я бы сказала ей это в лицо. Конечно, она ответит, что я в прелести, а она терпит поношение и клевету, но Бог ей судья.
P.S. Мне бы очень не хотелось, чтобы ваша книга и мои слова послужили поводом кинуть камень в монашество как Божественное установление. Всегда среди монахов были разные люди: были те, которые, уподобляясь Христу, преобразили себя и стали святыми, а были те, кто в силу страстей, лени, карьеризма и т.д. не смогли этого достичь. Но истинные монахи есть и сейчас. Надо разделять монашество, воспитавшее многих святых подвижников, и таких лиц, как м.Николая.
Маша, здравствуйте! Пишу вам по горячим следам Исповеди, вам наверное многие сейчас пишут - тема слишком больная. Мне было очень интересно, во что развилось это самое малоярославецкое «монашество» - в чем-то ничего не изменилось, в чем-то стало еще страшней. Я из тех самых сестер, которые устроили путч, едва ли не первая бунтарка: почти подралась с матушкой. Расскажу по порядку. Летом 92 года я приехала с подружками в один мужской монастырь и познакомилась с о.N., кроме нас там было еще несколько девушек из Москвы, Питера, Украины. Эта встреча не то, чтобы полностью перевернула мое сознание, я была уже верующей, но она меня реально оживила - христианство, преподанное батюшкой, вдруг стало осязаемым, реальным, вечно юным. Разговоры с ним были действительно источником живой воды, а то, что я была не одна, а вокруг были такие же ищущие молодые люди, наполняло огромной радостью. Этой радости невозможно забыть, и тогда я поняла, что Православие - религия радости. Батюшка некоторое время нес послушание духовника в женском монастыре, где познакомился с м.Евфрасией (иноческое имя м.Николаи). Она, как и все сестры, жаловалась на игуменью, на многие трудности, чем вызвала у батюшки участие и расположение к себе. Батюшка говорил: какое угодно послушание - только не духовником в женский монастырь, там был ужас. В 1992г. осенью м.Евфрасию назначили в Малый и батюшка нас туда отправил. Так что основной костяк монастыря составили мы, кроме нас было, может, 3-4 сестры. Батюшку в это время перевели служить в Москву, и мы могли с ним общаться, он к нам приезжал. Поначалу в монастыре было даже душевно, матушка - простая добродушная инокиня, без понтов. Мы радовались, что у нас теперь свой монастырь. Я была в матушкиных любимицах и даже негласной келейницей. Конфликт случился, когда матушка стала требовать открывать ей помыслы, тогда это не означало еще стучать на сестер, я не знала, что она хочет от меня услышать, но меня возмутил сам факт нарушения моей свободы: у меня был духовник, которому я доверяла, и открываться матушке не было никакого желания. Это вызывало ее гнев, я прикидывалась дурочкой, говорила, что у меня нет помыслов. Может, тогда она и не хотела стукачества, но то, что порывалась стать старицей, для нас было очевидно и не могло не пугать. Вообще, исповедь помыслов в матушкиной интерпретации это какая-то профанация, коверканье древней традиции. Многие современные духовники говорят, что сейчас никто не знает, что это такое, как и многие другие делания и подвиги, описанные в патериках. А матушка со своим четырехлетним на тот момент церковным опытом взялась за такие вещи - понятно, что от этой игры в старчество трудно не повредиться умом. Рождественским постом ее постригли в мантию и сделали настоятельницей. Практически сразу после этого она стала закручивать гайки, внедрять древнее монашество - сестрам с низким давлением по утрам не разрешала выпить чай или кофе, батюшка сказал таскать и жевать всухомятку; начала борьбу с "тайноедением", когда между трапезами нельзя даже сушку съесть. Еда на трапезе, и до этого, скудная, стала еще и невкусной, кажется ее перестали то ли солить, то ли сластить)) По воскресеньям читали соборно акафисты в Никольском храме, он тогда был разрушен, зима, холодно, мы были молодые, одевались легко, ноги примерзали к полу, и, помню, моя подружка сказала: «Мне кажется, наша матушка в прелести, она в одних тапочках и легкой шали». Подружка моя отличалась незашоренностью мысли, и для меня это прозвучало как гром среди ясного неба. Великим постом отключили батареи в кельях, чтобы уподобиться древним подвижникам. Все стали болеть. Общение с духовником сводилось на нет. Было видно, что матушка ревнует нас к батюшке, он ей мешал, она хотела единой власти, а мы окормляемся на стороне. Когда я стала понимать, что происходит нечто ненормальное, написала батюшке большое письмо, матушка, увидев его у меня в руках, тут же догадалась, что это, и потребовала отдать, я не подчинилась, она стала вырывать, но я выдержала бой и не отдала. Это была неслыханная дерзость с моей стороны, но и матушкино поведение меня изумило. После этого мы еще с одной девочкой сбежали в Москву к батюшке. Он нас поругал за побег, сказал покаяться и вернуться, хотя и пожалел. Но тогда ему самому было не очень ясно, что делать, не хотел портить с матушкой отношения. Говорил, что нужно смиряться, и все пытались, но стали какие-то нервные, дерганные и унылые.
Меня отправили в "страшное" Барятино, тогда это был скит, я ехала, как на каторгу, нас им пугали, но там я поняла, что это просто-напросто страшилка в качестве кнута. В Барятино было живописно, спокойно, был отдых и послушания были посильные: там я научилась делать творог и масло, варить сыр. Мне попалась самиздатовская книжка писем свт. Игнатия, и это было большим утешением. Мы сами вычитывали все службы, священник был только по воскресеньям и праздникам, без Литургии было уныло. Я прожила там с весны по осень 1993 г. В Малом тем временем пошли совсем уж крутые процессы, начались огороды, все очень уставали, болели, не могли молиться, батюшка решил всех забрать, т.к. всегда очень трепетно относился к нашему здоровью. Стало понятно, что монастырь превратился в колхоз. Мы с другими батюшкиными чадами уехали из Барятино, к огорчению м.Феофилы. Ничего не хочу сказать о ней плохого, отношусь к ней с уважением, но духовное руководство было для нас важнее. Кстати прп. Зосима Верховский, основавший женскую общину, писал, что женщина не способна заниматься духовным руководством. Мы прожили в Малом ровно год. После ухода наша «шаталова пустынь» расселилась кто в Сергиевом Посаде, кто в Хотьково - снимали домики. Через год батюшке дали храм, там мы и осели. Было очень тяжело сознавать, что некоторые сестры остались с матушкой - это было странно, но они сделали свой выбор. Батюшка нам всем привил любовь к свт. Игнатию, можно было что-то понять, сделать выводы, видимо, они сознательно пошли на то монашество, которое предложила матушка, точнее игру в монашество - черные одежды, статус. В батюшкином варианте не было формы, зато было содержание в духе православной аскезы - внутреннее делание, включающее в себя молитву и борьбу с помыслами, изучение евангельских заповедей по книгам Святых Отцов. Это был труд, который, конечно, принимали не все. Сейчас многие пишут в комментах, что надо терпеть, в монастырь для того и идут, чтобы научиться терпению. А я хочу сказать, что и без «помощников» и «доброжелателей», поводов для терпения и стяжания смирения множество, но все должно быть в разуме - от непосильных скорбей можно сломаться, что очень часто и случается. Монашество - это вообще очень обширное поприще для деятельности, именно для внутренней, и кто идет этим путем, тот знает. А тратить драгоценное время на борьбу с самодурством матушки считаю глупым. Когда целью монастыря становится намеренное создание для тебя Голгофы, это говорит о ложном устроении обители, и пагубно в первую очередь для тех, кто это делает, во вторую - для тебя, ибо ты непременно усвоишь этот же образ мыслей, а он не спасителен, поскольку противоречит Евангелию. В общем, с моего ухода в монастырь прошло 7 лет, потом вышла замуж, у нас несколько девочек вышли замуж, у всех свои причины, но я думаю, батюшка разумно отказался от статуса монастыря и постригов, он всегда говорил, что главное стать монахом внутри. Святитель Игнатий писал еще в 19 веке: «Ищите всюду духа, а не буквы. Ныне напрасно стали бы Вы искать обителей. Их нет, потому что уставы Святых Отцов поражены, правила их рассеяны. Но Вы всегда найдете монахов и в монастырях, и в общежитиях, и в пустынях и, наконец, в светских домах и светских одеждах городских - это явление особенно свойственно нашему веку, ныне не должно удивляться, встречая монаха во фраке». Сестры живут действительно монашеской жизнью, в разуме, в духе Евангелия, главное там молитва, изучение отцов, служение ближним. Я ушла по причине того, что решила, что я не монах. Лично мне не хватило простоты - не евангельской даже, а обычной человеческой, у женщины все-таки более лукавая сущность, может, поэтому женщин среди святых намного меньше, чем мужчин, да и то, в основном мученицы, благоверные княгини. Монашество, конечно, позволяет достичь бОльших высот, чем жизнь в миру, но все равно это не самоцель, а лишь средство. Многие смыслы христианства для меня стали открываться уже в замужестве, после 20 лет в Церкви. Не хочется писать банальностей, но главное для нас - Христос. О Нем много говорят в женских монастырях, но в делах Его там нет, увы. Можно проштудировать тома богословских книг, очень красиво говорить и спорить, но слова, которые мы видим почти на всех иконах Христа, - «Научитесь от Меня, яко я кроток и смирен сердцем», - видим и словно не видим. А это и есть уподобление Христу. И на то, чтобы понять и исполнить эти короткие слова, потребуется целая жизнь, и этого одного достаточно для спасения. Батюшка когда-то давно сказал: не ошибется тот, кто сделает целью своей жизни - стяжание смирения. А ведь каких только целей нет сейчас у людей в т.ч. в монастырях. Подлинно смиренные - с миром в сердце - конечно, редкое явление в принципе, но, главное, и стремления к этому нет, потому что вкладывают в это понятие иной, непонятно кем придуманный смысл.
Маша, раз уж вы решили вставить меня в книжку, то расставлю некоторые акценты. Все-таки определяющим в нашем решении уйти были не внешние факторы, а именно невозможность общения с духовником. То, что не было нормального отношения к здоровью - хотя это действительно важно, но тогда это не было определяющим, мы были молодые, да и еще не было все настолько круто - важнее всего было отсутствие нормальной духовной жизни, как мы ее понимали. Монах живет все-таки более внутренней жизнью, вот этот «сокровенный сердца человек» все время пребывает в поиске, если он действительно ищет Бога, поэтому должен быть рядом человек, более опытный, который сможет тебя привести ко Христу, иначе, даже в нормальной обстановке, с благорасположенными сестрами и возможностью молиться это будет «варение в собственном соку», должно быть движение в правильно заданном направлении с надежным штурманом. Как раз в Лествице, которую вы ругаете, об этом сказано: «прежде вступления нашего на сей путь мы должны искусить сего кормчего, чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача - на больного, вместо бесстрастного - на человека, обладаемого страстями, вместо пристани - в пучину, и таким образом не найти готовой погибели». Т.е. дело не в слепом послушании, а в послушании в разуме. А Лествица, говорят современные духовники, практически не исполнима в наше время, это только идеал, к которому можно стремиться. Собственно, если нет правильного руководства в монастыре, то жизнь в нем ничем не отличается от колхоза. Кстати батюшка много писал о проблемах современного монашества, жалко, что у нас на все закрывают глаза, не хотят выносить сор из избы. Церковь свята, а проблем не может не быть, потому что наполняют ее обычные люди со своими страстями. Проблемы надо решать и не бояться разногласий - по апостолу, подобает быть разделениям, чтобы выявились искуснейшие. Насчет безбожного отношения к здоровью добавлю один штрих, но это норма. Мне довелось побыть в Бородинском монастыре несколько дней. Батюшка искал разные варианты нас пристроить, и, перед тем, как отправить меня в Малый, послал посмотреть Бородино (его очень нахваливала одна прихожанка). Тогда туда только назначили новую игуменью м.Серафиму, она была красива и смиренна с виду. Сестер было около 5-7, в основном молоденькие веселые девушки. Жизнь, конечно, не налажена еще была. Я помогала на кухне, и меня попросили принести молоко. К моему удивлению, это оказалась большая алюминиевая фляга. Сестра-напарница как бы между делом спросила, «ничего ли у меня не надорвано». Вопрос вообще не предполагал ответа, т.к. она уже взялась за одну ручку, и я, опешив, сделала то же. Не знаю, сколько было килограммов, но это была реальная тяжесть для двух хрупких девчонок. И пока мы тащили эту флягу по льду метров 10-15, я думала: ага, не надорвано - так надорвешься. Вот такое отношение. Причем в монастыре были мужчины, которых можно было попросить помочь, но это никому даже не пришло в голову, такое «геройство» считается монашеским подвигом. Еще одна наша сестра некоторое время жила в Крестовоздвиженском монастыре, она вообще имеет слабое здоровье с детства, но ведь в монастыре не положено с этим считаться, она там таскала бревна, после чего стала совсем больной, ее долго потом приводили хоть к какой-то норме. Из Коломны тоже вернулась сестра, изрядно повредившая здоровье. Когда мы жили в Хотьково, уже после Малого, ходили на службы в монастырь, на нас смотрели с интересом, мы были в черных юбках и черных платках, но ни с кем в общение не вступали. Как-то после вечерней службы матушка устроила разгон сестрам прямо в храме, кто-то там у них заболел, лежал с температурой, а матушка ругалась и требовала выйти на послушание. Мы понятливо переглянулись: кругом одно и то же. Было ясно, что искать нечего. Сложился набор «традиций» в постсоветских женских монастырях. Все они пошли из Рижского: Никона шамординская оттуда, потом Николая уже из «шамордома», из Риги и дивеевская игуменья. Затем уже ученицы этих игумений разнесли эти «традиции» по другим монастырям России. Т.е. все это - «умри на послушании», вот эта бабская жесткость и жестокость, которая никаким боком к Евангелию, это оттуда. М.Николая все развила до безобразия. И раз уж есть такая возможность, хочу сказать, что м.Николая за все годы своего монашества так и не узнала Христа, но это ее личное дело. А вот то, что она погубила столько людей, делает ее никем иным, как слугой дьявола. Мне бы хотелось, чтобы она прочитала это в вашей книжке, я бы сказала ей это в лицо. Конечно, она ответит, что я в прелести, а она терпит поношение и клевету, но Бог ей судья.
P.S. Мне бы очень не хотелось, чтобы ваша книга и мои слова послужили поводом кинуть камень в монашество как Божественное установление. Всегда среди монахов были разные люди: были те, которые, уподобляясь Христу, преобразили себя и стали святыми, а были те, кто в силу страстей, лени, карьеризма и т.д. не смогли этого достичь. Но истинные монахи есть и сейчас. Надо разделять монашество, воспитавшее многих святых подвижников, и таких лиц, как м.Николая.