Взгляни в глаза мои.
Словно каменные створки - веки.
Сквозь них пути ведут туда, внутрь; за ними он - Лабиринт. Бесконечность пути, которая манит, зовет, словно огни на болоте, словно далекий факел в ночи. И ты не сможешь отвести взгляд, потому что такова воля судьбы.
И если войдешь, то не говори, что отец твой, царь Эгей, не стоит на скале, что у моря, ожидая, когда вернешься ты. Глупец, не защитивший детей земли своей. И волны цвета расколотого изумруда бьются у ног его, неистовствуя в гневе, бросая в него обрывки пены, ибо любовь его бесплодна и нет конца у пути твоего.
Кто ты? Как имя твое? Назовешь ли ты его духам, что хранят эту бесконечность залов и коридоров без конца и начала. И когда ты войдешь, я от ужаса захлопну веки, а за твоей спиной с грохотом опустятся громады плит.
И ты спросишь, кто я. А я отвечу, что моя мать - Пасифая. А моего отца никто не знает. И что люди говорят, что моя мать никогда не любила мужа своего, царя Миноса. И что я не знаю, кто я…
Не отводи глаз своих, ибо я - твоя судьба. И нет в книге богов иного пути. А потому духи смеются и визжат, обступив нас. Говорят, что в лабиринте - твоя смерть и моя пища. Так было до того, как за тобою закрылись двери. Будет ли так снова? Ведь нет такого бога, что смог бы поднять дверь и кинуть факел в глубь, со словами, что Пасифая родила кошмар…
Беги вперед, пришедший. Беги так, чтобы никто не слышал шагов твоих. Ибо нет судьбы, идущей по следу, если мчаться, не оставляя следов. Таков закон Лабиринта.
Кто как не я помнит, как солнце садится в морскую пучину. Медное, словно гневный гонг в храме бога. И когда оно коснется вод запада, тогда я прильну к камню и ладонями своими коснусь холодных колонн дворца отца моего. И, глядя, как солнце умрет, я попрошу сердцем о жизни твоей. Пусть проклянут меня. Пусть разобьют лицо прекрасного камня, что воплотил лицо мое. Пусть замажут сажей имя мое. И Минос скажет. Нет, он прокричит небу, что не он родил меня, ибо нет во мне его воли, его сердца, его крови, его взгляда. Я - его лабиринт, а он - мой Минотавр.
Кто я тебе?
Там, в глуби тела земли, ты мчишься вниз, содрогаясь от звука поступи смерти, вперед и вперед. А я иду по ступеням дворца, между багровых колонн, вверх, словно шагая по плитам могильным. И они кричат мне, что под ступнями моими проступает кровь.
Но моей вины нет. Ибо клубок - в моих руках.
Что она - нить?
Что может она?
Что она - против судьбы, против могильных камней, против крови, что покрыла алтарь, против воли богов, против того, пред чем многие склонили головы, прославляя оковы свои…
И тогда я зажгу огонь в ночи и, держа чашу с маслом, повернусь к морю. Нет в мире, во всем мире маяка ярче.
Тогда корабли обойдут рифы и море смирится перед волей моей. Ибо мой отец - Минос. А мой брат - бык отца моего.
Когда оковы сомкнутся, а камни дверей повернутся в замшелых пазах, я брошу тебе вслед слово. Подними то, что брошено тебе, и ты спасешься. И ты станешь первым в веках. Первым, кто выжил, войдя в Лабиринт.
Я приду к древнему морю и стану заклинать волны его. И я буду просить песок его. И я произнесу имена, что заставят отступить соль воды морской. И смерть запутается в водорослях прибрежных и, хромая, споткнется и не увидит лица твоего. Тогда я подойду к ней и отдам ей в руки обломки лиц статуй моих, что повелел разбить навеки отец мой, Минос.
Мрамор белый разрежет руки ее, а красные, застывшие жилы его, что даровал камню вулкан, наполнятся кровью. И смерть не посмеет войти в Лабиринт. Страх овладеет ею.
И тогда я открою глаза.
Свет вонзится в плоть Лабиринта.
Ты сможешь убить брата моего, сына Пасифаи.
Сжимая в руках клубок слов моих, ты вонзишь клинок в ненавистную плоть. Еще и еще.
И вонзая клинок, ты испытаешь беспредельную страсть, а смерть, - старуха, что одета в рубище мыслей моих и надежд моих, будет хохотать у входа, боясь наступить на поросшие вереском камни. Белого камня куски, что в руках ее никогда не сложатся вновь в лицо мое.
Вонзай глубже. Тогда и только тогда ты победишь. Алтарь наполнится кровью и боги прильнут губами к нему. Сладострастно, алчно, так, словно без глотка этой влаги им больше не жить.
И когда выйдешь ты, то солнце лучами озарит путь для босых ступней твоих. Бескрайнее море омоет кровь с рук твоих. Там, на берегу, найдешь ты забытый меч свой. И ты закричишь всем нутром своим. Так закричишь, что внутри тебя загорится огонь. Так кричат лишь те, чье сердце разрывают боги на части, словно кровавый кусок мяса.
Ибо не было никогда твоего Минотавра. А меч твой - в груди Ариадны. От нее спасал тебя Минотавр, хранитель твой, протягивая тебе клубок.
Ты сильнее его.
Ради тебя навсегда и впервые открылись глаза Лабиринта.
(с) Виктор Солкин
(с) фото - Кносс. Рога священного быка. Фото (с) Ярослав Таранец, год не знаю.