Девять ступеней Папанцин
Нет, ничего я не увижу! - Закрыты, сказали, навечно глаза мои.
Открою я веки, ножом их разрежу, и ступни мои почувствует камень первой ступени. Словно огонь-металл бога моего он горяч, словно лава с горных вершин он расплавлен.
Горяча, как горяча первая ступень! Раскаленный, безумный - первый шаг мой…
Нет, я не оглянусь. И не скажут мне, что за спиною моею храм пылает огнем священным. Пусть взовьется, восстанет огонь выше большого теокалли бога моего!
Нет, я ничего не услышу! - Запечатаны смертью уши мои.
Там, в огне вершина дома бога моего; словно тростники горят кедры сада господина моего. И там, в огненной тьме, ты называешь имя мое. Меня призываешь, меня заклинаешь, именем бога моего придти и тебя за руку взять.
Беззвучна вторая ступень. Как глухо к словам чужим сердце бога моего…
Кричит лишь зеленый каменный лик его; гудит, в небо стучит барабан священный, кровавая лава вновь льется.
И снимают кожу с тех, кто не верил словам моим.
Нет, я никому не поверю! - Срублен навек маиса початок - сердце мое.
Чую я мертвых, призраки их идут предо мною вниз, по ступеням вершины бога моего. Не они без кожи мчатся, - но я. Не у них кричит во тьме пустая грудина, - у меня. Кровью покрыты навеки пальцы рук моих, сжимают они нож, нож с глазами, нож с зубами…
Обсидиана кусок - он бессердечен как я. Он не знает судьбы, лишь взмах - тлатоани его.
Красна от крови, крови живых третья ступень.
Проливают ее во славу бога моего, чтобы вновь мир из пепла восстал.
Нет, я не скажу ничего! - Ибо в мире ином позабыт язык мой.
Там, внизу, - воды Тескоко, словно море любви моей позабытой, любви осушенной. Что же ты, бог мой, меня не утешишь, меня не накормишь, как кормишь ты мертвых? Вот, гляди, в ладонях моих - короб для кож неспасенных, короб из глины, короб проклятый. Когда вижу я нефритовый лик твой, то я вынимаю кожу за кожей. Пуст короб твой - вновь и вновь с себя снимаю я кожи.
Кожа лица моего - устилает четвертую ступень.
Вниз, ступаю я вниз, иду по ступеням, ибо такова воля твоя, о мой бог…
Нет, я не оглянусь, я не посмею! - Ибо жертвой стала священной воля моя.
Там, перед ликом твоим, о мой бог, дымится зеркало славы твоей. В нем, в нем - вижу я годы былые, вижу я годы грядущие. Вижу я тех, кто со мною шел по воле твоей. Где их следы ныне? Воды Тескоко смыли их, в клюве птиц твоих их тела - словно хлеб и мед тела твоего, о мой господин! В чужих руках те, кто жив, в чужих домах те - кто ушел.
В меде черном, в меде тлетворным - ступень пятая.
Его, словно крови твоей, отопью я во славу твою, тело из хлеба твое я преломлю в честь твою.
Нет, не почую я, как горит храм твой! - Ибо не дышат в могиле.
Из нее, из камня твердыни, я выйду в мир забытый, в мир постылый, в мир сожженный. Я всем тогда прошепчу, что покрыты поля телами, словно таковы всходы гнева твоего, о сердце гор! И между тел, я прокричу, скитается с факелом бог мой, жаждущий сердца моего, бог испивающий жертвенной крови, бог, бросающий черепа тех, кто прежде служил воле его.
Их черепа - на шестой ступени смеются.
Их, в руки взяв, я окликну, их я утешу, им я скажу, что пылает храм, где свершилась судьба их.
Нет, поднять головы не смогу! - Давно у ступеней дома бога моего лежит она.
Сяду я у ног твоих, сяду и спою я песню о том, как тебя я люблю, как тебя я ищу, как в дымящемся зеркале бога моего потаенно вижу лицо твое. Из глины с соломой сложу я тело твое. Подберу из тлена я руки твои, сложу я вновь кости твои, поцелуями омою я ноги твои, как святыню великую приложу я к груди нефритовый лик твой. Зубами ножа я вопьюсь в тело свое, чтобы окропить тебя кровью, жизнью своею былой.
В глине тела твоего, в соломе костей твоих - седьмая ступень.
К сердцу тебя прижму, всем я скажу, всем прокричу, что нет прав на тебя у бога моего.
Нет, не поверю я эху! - Давно не верю я живым голосам.
Там, во тьме первой пещеры, в семи городах мира иного, когда содрогнется земля, найду я душу твою. Черно лицо мое, желты полосы на нем, сильны звезды тела моего, ибо я служу богу моему. Как гром гнева - бьет мой барабан и духи склонятся, тебя выводя под руки из мира иного. Та, что в платье из змей придет к нам навстречу. Из ее утробы-земли родится солнце, от ее утробы скрываются в небе звезды. Ее голова - в руках ее, ей я поклонюсь. Ей я тебя воспою. Из чрева твоего возьму я того, кто в нем обитает, чтобы челюстями страха его изжевала, его поглотила.
Змеи ползут по ступени восьмой, великие змеи земли.
За руку я тебя поведу вслед за собой, вновь и вновь поведу.
Нет, не сломлена сила веры моей! - Ибо не сломить вечно живое.
Века, годы и дни, многие Солнца мы с тобой будем мчаться вниз по ступеням теокалли бога моего, ибо он не простит, он не отдаст, он проклянет тех, кто победил его силой матери его! Тогда восстану из мертвых я, в огне и в пламени я появлюсь и скажу: кончился мир старый, там, во тьме, та, чьи одежды из змей, родила новое Солнце. Возьмите же волю в руки свои и сбросьте вниз, по ступеням нефритовый лик того, кто бездыханен, того, кто пожрал чужие сердца, того, кто мертвых править живыми назначил!
На девятой ступени кончится тьма, там, наконец, найду я тебя.
Нет больше старого мира. В пепле навеки погиб огонь, тебя укравший, навеки уснул огонь, меня жгущий...
(с) Виктор Солкин
Илл: Тонатиу. Камень. XV век. Мехико, Национальный антропологический музей. Фото из сети, автор неизвестен.