Оригинал взят у
17ur в
О хорошем добром русском человеке. Сто восемьдесят лет одному забавному предсказанию. Сбывшемуся. Я его уже как-то цитировал здесь; не ведаю, появилось упоминание о нём в википедии до или после, вследствие или независимо.
...сегодня мы получили домашнюю газету от первого здешнего министра, где, между прочим, и мы приглашены были к нему на вечер. Надобно тебе знать, что во многих домах, особенно между теми, которые имеют большие знакомства, издаются подобные газеты; ими заменяется обыкновенная переписка. Обязанность издавать такой журнал раз в неделю или ежедневно возлагается в каждом доме на столового дворецкого. Это делается очень просто: каждый раз, получив приказание от хозяев, он записывает все ему сказанное, потом в камер-обскуру снимает нужное число экземпляров и рассылает их по знакомым. В этой газете помещаются обыкновенно извещение о здоровье или болезни хозяев и другие домашние новости, потом разные мысли, замечания, небольшие изобретения, а также и приглашения; когда же бывает зов на обед, то и le menu. Сверх того, для сношений в непредвиденном случае между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далеком расстоянии разговаривают друг с другом.
Это, напомню, 1835 г. Вообще рекомендую
прочесть целиком и изумиться насчёт новых идей. "Зеленые люди на аэростате спустились в Лондон. Письма из Луны" лично меня переклинили, причём не сразу (хотя о "зелёных человечках" поставил себе закладку подумать, почему они постоянно зелёные), но позже, по лицезрении значка Mass Effect 3 на рабочем столе. То, что письма не с Украины Луны, а из таковой, догнало чуть позже.
Кто пишет?
Владимир Ф. Одоевский, представитель "русского философского романтизма"; автор, которого я читал с немалым удовольствием (хотя язык всё же до-пушкинский) и не премину перечитать. Пишет он это всё в возрасте чуть за тридцать, хотя прожил шестьдесят шесть.
Биография автора занимательна в степени, достаточной для изучения.
Если у кого-то есть время не ограничиваться
вики-изводом, то в развёрнутом и величальном (не без пары шпилек) виде биографию можно прочесть
здесь.
Далее я привожу выжимку развёрнутого представления с минимумом комментариев и дюжиной первых попавших на глаза ссылок.
Начну с конца: князем безо всякого сарказма можно и нужно гордиться. Скажу больше, лично для меня именно его жизненный путь даёт хоть какие-то основания не считать рассуждения о "русской элите" сотрясением воздуха, обогревом улицы и разговором в пользу бедных. Я именно его буду ставить в пример, если придётся.
Да, тогда состояться с такого старта было проще - "общество" было невелико, все всех знали. Однако, что называется, попробуйте повторить.
Итак: человек с одной стороны - отцовской - более чем родовитый, Рюрикович; то бишь ему есть на кого равняться. Мать - простолюдинка; то бишь человеку есть что доказывать.
Родители, впрочем, умерли рано, и родственники определили мальчика в
Московский университетский благородный пансион: лучшей школы в Москве, наверное, просто не было.
Закончил он школу с золотой медалью в возрасте 18 лет, а через четыре года, - в которые уместилось "
Общество любомудрия" - в 1826-м, объявился в
Московском дворянском депутатском собрании, где тогда предводителем дворянства был
Петр Хрисанфович Обольянинов (да, я думаю, что злые клоуны Ильф и Петров одолжились именно здесь), человек с глубокой трещиной в биографии.
Впрочем, молодой Одоевский тут же подался из Москвы в столицу. Собственно, лично мне сама скорость говорит о том, что, вероятно, человек попробовал себя в собрании по чужому настоянию - и не понравилось.
Он пошёл в цензоры: буквально - в Цензурный комитет Министерства внутренних дел, где, как на молодого, на него тут же свалили секретарство (это моё предположение, основанное на личном опыте).
Там как раз меняли цензурный устав с "чугунного" шишковского на
новый, под идею "можно читать всё, что не запрещено" (до того было "можно читать разрешённое") - надо понимать, князь тут принял живейшее участие.
Вообще, его прилежание отмечено современниками, а сам князь придерживался кредо "человек не должен ни создавать для себя сам произвольно какой-либо деятельности, ни отказываться от той, к которой призывает его сопряжение обстоятельств его жизни".
И ездили на нём всю жизнь.
Попутно князь служил столоначальником в
Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, - заведение, мягко говоря, недооценённое.
Потом, в качестве чиновника МВД, "князь был назначаем в состав такого рода комиссии, как комиссия для составления правил о производстве следствий, комиссия для усовершенствования пожарной части С.-Петербурга, наконец, комиссия о приведении в единообразие российских мер и весов и т. п."
Цитируемый биограф древен, и потому некоторые нотки пренебрежения в этом перечислении я ему прощу.
Продолжил свою карьеру князь во
2-м отделении Собственного Его Императорского Величества канцелярии - отделение занималось приведением в порядок существующих законов. Программы отлаживали, ага, впервые за почти что двести лет; за Петром и бабами разгребали.
Занимался этим князь с 1840-го по 1846-й год и был дважды повышен в чине.
Потом князя Одоевского задвинули в
Сенат, куда отправляли "второразрядных сановников".
Судя по назначениям, VI и VIII легионы департаменты, он там сидел на апелляциях - сперва по уголовным, потом по гражданским делам, причём по гражданским в качестве первоприсутствующего (уймись, Конрад! ЕВПОЧЯ). Надо понимать, что Сенат имел практическое значение для Империи именно как орган административной юстиции. Не побоюсь сказать, что именно Сенату мы обязаны взращиванию той культуры управления: уж какая была, со всеми её средствами вроде "инкогнито, да ещё с секретным предписанием".
Иными словами, Владимир Ф. Одоевский - человек, который работал из "люди работают"(с). Всю свою жизнь он положил на российское государство как орудие в миссии по цивилизации своей страны. Энциклопедист в хорошем смысле этого слова, дилетант в нём же; добросовестный чиновник и начальник, не слишком полагавшийся на секретарей. В частной жизни, по Юрию Ф. Самарину, "к нему не относились так серьезно, как он заслуживал бы во многих отношениях; напротив того, наивная искренность, с какой эта вполне безоружная натура давала повод посмеяться над собой, вызывала только сарказмы".
Чем он занимался в неслужебное время? А тем же самым. "
Русские ночи" для читателя образованного, "
Сельское чтение" - для читателя образующегося. В "Русских ночах", кстати, князь, помимо прочего, ратует за применение к истории методов "положительных наук" и за учреждение "аналитической этнографии" - я бы сказал, что проблема была и точно предугадана, и не утеряла актуальности. В "Сельском чтении", цитирую Вику,
"публиковались материалы о крестьянском быте и хозяйстве, сообщались сведения по всевозможным отраслям, изложенные доступным языком, со множеством пословиц, поговорок и т. п. В статьях Одоевского, являвшегося перед читателем то в образе умного крестьянина Наума, то словоохотливого дяди Иринея, содержались советы по гигиене, медицине, сельскому хозяйству, сведения по физике, географии, литературе, истории".
Да, кстати, пословица "дружно не грузно, а врозь хоть брось" - его авторства, оттуда. И она такая не одна.
Князь упорно и не без вдохновения решает одну и ту же задачу - задачу адаптации европейского по происхождению знания, завёрнутого в
В.Ф.Й. фон Шеллинга (идеалист, диалектик, сторонник органического принципа: не знаю, как насчёт истины, но для популяризации серьёзной науки для случайного образованного человека из благородных - самое оно), для русского материала, - Владимир Ф. Одоевский всю свою жизнь не покладая рук работает на придание цивилизованной формы русской сущности.
Это особенно хорошо видно в отношении князя к музыке.
Князь послушал, как поют свои, русские. Простолюдины. Церковники. Убедился - хорошо поют. Только в европейский "
равномерно темперированный строй" не укладываются. Цитата на ссылке:
"Русский простолюдин с музыкальным дарованием, у которого ухо ещё не испорчено ни уличными шарманками, ни итальянскою оперою, поёт весьма верно; и по собственному чутью берёт интервал весьма отчётливо, разумеется, не в нашей уродливой темперированной гамме <...> Я записывал с голоса [известного нашего русского певца Ивана Евстратиевича Молчанова, человека с чудною музыкальною организациею] весьма интересную песню: «У Троицы, у Сергия, было под Москвою» <...> заметил, что Si певца никак не подходит к моему фортепианному Si; и Молчанов также заметил, что здесь что-то не то... Это навело меня на мысль устроить фортепиано нетемперированное в такой системе, как обыкновенное. За основание я принял естественную гамму, вычисленную акустическими логарифмами по методе Прони; в этом энгармоническом клавицине все квинты чистые, диезы, отмеченные красным цветом, отделены от бемолей и по невозможности в самом механизме инструмента, я пожертвовал faЬ и utЬ, чтобы сохранить si# и mi#, потому что наши народные певцы - по непонятной для меня причине поют более в диезных нежели в бемольных тонах",
из которой я ни бельмеса не понял про ноты, но понял, что князь пошёл и заказал немецкому мастеру инструмент из двух иностранных слов "энгармонический клавицин" - выстроенный, по его мнению (с честным упоминанием "непонятной причины"), под русское пение. Как минимум в исследовательских целях.
Если это не правильная метафора того, как должна проявлять себя гипотетическая "русская элита", то я не знаю, какого рожна читателю надобно.
С восторгом даже странным для стороннего наблюдателя князь отнёсся к отмене крепостного права, с одобрением следил за преобразованиями в пенитенциарной системе Империи при Александре II - с учётом карьеры его мнение имеет большую ценность, нежели многие иные. Умер в 1869-м, в возрасте 66 лет. Случись ему пожить действительно долго, лет до восьмидесяти, сохраняя и наращивая связи, может, и смог бы каким-нибудь своим словом малость повернуть нашу историю после того, как у Гриневицкого не хватило чувства приличия разлететься на куски в одиночку.
Не повезло, причём не только князю. Уж извините, но "Искренно о нём сожалею" от Александра II на историю оказало влияние ничтожное. Лучше бы вышло наоборот.
Князь сам о себе; вероятно, не без преувеличения, но всё равно очень впечатляет - и проблема, на которую он указывает, с тех пор не решена:
"С летами я замечаю, что сделал в жизни большую глупость: я старался на сем свете кое-что делать, и учился искусству кое-что делать; но забыл искусство рассказывать о том, что я делаю. Обращаясь на жизнь протекшую, вижу, что довольно-таки дел пошло с моей лёгкой руки, не считая неудавшихся. Я первый наложил руку на схоластицизм и классицизм; выговорил значение России в мире, чем теперь пробавляются многие; много изданий пошло с моей подпоркой; не одно мое сочинение бродит под именем других, и смешнее всего то, что ими иногда мне же глаза колют, как бы говоря: "вот бы тебе что сделать"; в мире чиновническом замечаю мой цензурный устав 1828 года и права авторской собственности, о которой до меня никто и не думал; Положение о дворянских выборах; Общее Положение о компаниях на акциях; Общество застрахования жизни, над которым все смеялись; Приюты, которых возможности никто не хотел верить; наконец, наметил разные вещи, которые пошли в ход: Общество Посещения бедных, Мариинский институт, педагогические сухие работы, книги для народа, о чем никто и не думал и проч., и проч., что и сам забыл. Право-таки, 20 лет жизни прошли не даром, прежней деятельности не считаю. Однако же, где тот добрый человек, который сказал бы мне спасибо? Не из того я хлопотал, - хлопотал я, чтобы заморить червяка, который сидит у меня в груди; но все-таки глупо и тем более глупо, что многие разве нитку в иголку вдели в продолжение жизни!... Всё, что выстрадано было тобой, всё, что взято с боя, с другими и с самим собой, всё что не пролило ни капли утехи в твою труженическую жизнь! Жить бы тебе на фуфу. Не приходилось бы тебе зачастую слышать толки о том, что ты сотворил, перед тобой же, как о деле, в котором ты нисколько не грешен. Неужели ни искры самолюбия мне не позволено в этом мире? Ведь есть же некоторая связь между матерью и ребенком, и связь на всю жизнь".
Не упомянуто ещё Русское Географическое общество, Владимир Ф. Одоевский был его членом-учредителем; но, может, князь считал это по сравнению с упомянутым так, "и проч., и проч., что и сам забыл".
Мне не слишком нравится слово "прогрессор" - оно подразумевает чуждое происхождение; и не слишком нравится слово "подвижник" - оно подразумевает тягловую скотину; но и без этих слов я скажу, что без этого человека, "второразрядного сановника", "литератора и мецената", "безоружной натуры", цензора, чиновника, волонтёра филантропа, музыкального критика просто не было бы той России, какой мы её знаем/потеряли/возрождаем/нужное вписать. Он, конечно, не один такой - но забыть его как-то особенно несправедливо, по моему скромному мнению.
Думаю, всякий добрый русский человек повинен сказать Владимиру Ф. Одоевскому "спасибо", сколь угодно запоздавшее. Для того и пишу о нём. Это моё ему спасибо.
Понимал. Ещё в тысяча восемьсот тридцать пятом.
Смотрите:
"Настанет время, когда книги будут писаться слогом телеграфических депешей; из этого обычая будут исключены разве только таблицы, карты и некоторые тезисы на листочках. Типографии будут употребляться лишь для газет и для визитных карточек; переписка заменится электрическим разговором; проживут еще романы, и то не долго -- их заменит театр, учебные книги заменятся публичными лекциями. Новому труженику науки будет предстоять труд немалый: поутру облетать (тогда вместо извозчиков будут аэростаты) с десяток лекций, прочесть до двадцати газет и столько же книжек, написать на лету десяток страниц и по-настоящему поспеть в театр; но главное дело будет: отучить ум от усталости, приучить его переходить мгновенно от одного предмета к другому; изощрить его так, чтобы самая сложная операция была ему с первой минуты легкою; будет приискана математическая формула для того, чтобы в огромной книге нападать именно на ту страницу, которая нужна, и быстро расчислить, сколько затем страниц можно пропустить без изъяна".
Спасибо за внимание.
А кроме того, я считаю, что
Аракчеев должен быть свободен.