Без темы
По воспоминаниям самого Федора Михайловича, жизнь на Владимирском проспекте для него было самым светлым временем в его жизни, хотя жил он в то время, как монах, ведя аскетичный образ жизни.
В этом доме Фёдор Михайлович Достоевский прожил с весны 1842 г. по 1846 г. Это был дом, приндалежавший почт-директору по фамилии Пряничников, большому любителю искусств.
Квартира, выходящая окнами в Графский переулок, находилась на втором этаже и состояла из трех комнат: одну, самую маленькую занимал Федор Михайлович, во второй комнате некоторое время жил брат Андрей Михайлович и просторной прихожей, служившей приемной. По рассказам друзей Достоевского, только в одной из них - узенькой комнатке, где Федор Михайлович работал и спал - была мебель: стояло несколько стульев и старый потертый диван, служивший Достоевскому постелью. Обстановка вокруг обычно была творческой - «на столе, стульях и на полу лежали книги и исписанные листы бумаги».
Эту квартиру, излишне большую и дорогую для него, Достоевский снял в Петербурге, ибо ему очень понравился обходительный, деликатный хозяин дома. Домовладелец Пряничников не беспокоил своего квартиранта напоминаниями о плате, что было весьма кстати для начинающего писателя, не избалованного высокими гонорарами.
Осенью 1842 г. Андрей Достоевский съехал с квартиры и вскоре соседом Федора Достоевского стал его друг, начинающий медик, Алексей Ризенкампф. К Ризенкампфу приходили пациенты - по большей части бедняки, которых начинающий врач принимал бесплатно: молодому медику нужна была практика. Те, кто платили деньги, шли к врачам посолиднее, с какой ни на есть «репутацией». А беднякам, зачастую не имевшим за душой гроша ломаного на хлеб, не то что на лечение, привередничать не приходилось. И пациенты к Ризенкампфу шли и шли.
Достоевский подолгу беседовал с пациентами своего приятеля, и здесь ему начал открываться тот самый Петербург с его подвалами, чердаками, доходными домами, который потом мы будем постоянно видеть в прозе писателя.
Нередко, когда Ризенкампфа не было дома, встретив в прихожей больного, Достоевский вел его к себе, усаживал, расспрашивал, поил чаем. Случалось, день-два спустя больной заглядывал уже не к доктору, а к его соседу - потолковать, закусить, обогреться.
Особенно усердно посещал Достоевского некий молодой человек по фамилии Келер - вертлявый, угодливый, почти оборванный, он рекомендовал себя комиссионером, то есть брался выполнять всевозможные поручения, «комиссии».
По склонности или по обстоятельствам молодой человек не брезговал и ролью нахлебника, приживалы.
Заметив, как охотно Федор Михайлович слушал его рассказы, комиссионер стал являться к нему ежедневно - к завтраку, к обеду, к ужину. И все рассказывал презабавные и престранные анекдоты из жизни петербургских подвалов, чердаков, «доходных квартир» и «доходных углов».
Проводив Келера или кого-либо другого из пациентов Ризенкампфа, Достоевский иной раз присаживался к столу и записывал для памяти услышанное от гостя словцо, фразу, подробность. Постепенно нутро столичных трущоб открылось ему вплоть до самых ничтожных и самых страшных житейских подробностей.
В этом доме Фёдор Михайлович Достоевский прожил с весны 1842 г. по 1846 г. Это был дом, приндалежавший почт-директору по фамилии Пряничников, большому любителю искусств.
Квартира, выходящая окнами в Графский переулок, находилась на втором этаже и состояла из трех комнат: одну, самую маленькую занимал Федор Михайлович, во второй комнате некоторое время жил брат Андрей Михайлович и просторной прихожей, служившей приемной. По рассказам друзей Достоевского, только в одной из них - узенькой комнатке, где Федор Михайлович работал и спал - была мебель: стояло несколько стульев и старый потертый диван, служивший Достоевскому постелью. Обстановка вокруг обычно была творческой - «на столе, стульях и на полу лежали книги и исписанные листы бумаги».
Эту квартиру, излишне большую и дорогую для него, Достоевский снял в Петербурге, ибо ему очень понравился обходительный, деликатный хозяин дома. Домовладелец Пряничников не беспокоил своего квартиранта напоминаниями о плате, что было весьма кстати для начинающего писателя, не избалованного высокими гонорарами.
Осенью 1842 г. Андрей Достоевский съехал с квартиры и вскоре соседом Федора Достоевского стал его друг, начинающий медик, Алексей Ризенкампф. К Ризенкампфу приходили пациенты - по большей части бедняки, которых начинающий врач принимал бесплатно: молодому медику нужна была практика. Те, кто платили деньги, шли к врачам посолиднее, с какой ни на есть «репутацией». А беднякам, зачастую не имевшим за душой гроша ломаного на хлеб, не то что на лечение, привередничать не приходилось. И пациенты к Ризенкампфу шли и шли.
Достоевский подолгу беседовал с пациентами своего приятеля, и здесь ему начал открываться тот самый Петербург с его подвалами, чердаками, доходными домами, который потом мы будем постоянно видеть в прозе писателя.
Нередко, когда Ризенкампфа не было дома, встретив в прихожей больного, Достоевский вел его к себе, усаживал, расспрашивал, поил чаем. Случалось, день-два спустя больной заглядывал уже не к доктору, а к его соседу - потолковать, закусить, обогреться.
Особенно усердно посещал Достоевского некий молодой человек по фамилии Келер - вертлявый, угодливый, почти оборванный, он рекомендовал себя комиссионером, то есть брался выполнять всевозможные поручения, «комиссии».
По склонности или по обстоятельствам молодой человек не брезговал и ролью нахлебника, приживалы.
Заметив, как охотно Федор Михайлович слушал его рассказы, комиссионер стал являться к нему ежедневно - к завтраку, к обеду, к ужину. И все рассказывал презабавные и престранные анекдоты из жизни петербургских подвалов, чердаков, «доходных квартир» и «доходных углов».
Проводив Келера или кого-либо другого из пациентов Ризенкампфа, Достоевский иной раз присаживался к столу и записывал для памяти услышанное от гостя словцо, фразу, подробность. Постепенно нутро столичных трущоб открылось ему вплоть до самых ничтожных и самых страшных житейских подробностей.