Вы меня простите, я скоро начну писать про обычное.
А пока - про Любовь.
Это, на самом деле, текст для молодых и красивых девочек и мальчиков, которые иногда ко мне захаживают. Ну, и для взрослых мальчиков и девочек - тоже.
Помните, как сказал один Мастер: "За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей,верной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной,читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!"
***
На одной из бесчисленных фотографий из рассылки они тащат по зимней деревенской улице санки, груженые чьими-то смеющимися детьми. Маленькая Галя в толстой зимней куртке упирается и ТЯНЕТ.
Высоченный, тощий Валя сзади - ТОЛКАЕТ.
Трудно придумать более символическую фотографию.
Они так и прожили вместе - много лет.
Он брал ее за руку - всегда, как только мог.
И она всегда протягивала ему руку - как только могла.
Он пробыл с ней каждую минуту из полутора лет ее болезни.
КАЖДУЮ минуту.
Зачем описывать подробности... У всех у вас есть воображение.
Один из друзей недавно рассказал мне, как пришел навестить Галю в больницу, и не справился с собственной мимикой. Увидев его скорбную физиономию, Валя отодвинул его от дверей: ""Венок оставь у мусоропровода"!"
Он всегда оговаривался - МЫ.
"Нам больно".
"Нас тошнит".
Все, я больше не хочу про ЭТО.
Я хочу про Валю.
***
Мы сидим на Галиной и Валиной кухне.
Пьем чай.
Рядом - питается кошка. Долго и старательно питается.
Наконец, налопавшись, садится перед дверью в коридор, и произносит суровое МЯУ.
- Чего она хочет? - спрашиваю.
- А вон видите, над дверью антресоли? Там ее место. До обеда она сама туда может запрыгнуть, а когда обожрется, Валя ее подсаживает.
- Мяу! - повторяет кошка.
Из комнаты покорно выходит Валя...
***
Зимняя выставка детских рисунков в "Иностранке". Декабрь. Москва стоит в мертвых, непроходимых пробках. Из больницы специальным автобусом везут тех художников, которых отпустили на праздник врачи. Автобус стоит в пробке.
Все ждут. Автобус стоит.
Надо начинать: приехали официальные лица, телевидение...
Наконец решают - начинаем без художников.
Говорим речи, музыканты играют на специально привезенном клавесине.
Потом - номер Зязика. Зязик - очаровательная девица лет в ту пору семи-восьми, дочка нашей Кати
callelunga. Зязик играет на скрипке "Менуэт" Баха. В сопровождении клавесина.
Наконец, речи произнесены, официальная часть закончена, и тут до Таганки наконец доползает автобус с виновниками торжества. Это, вообще говоря, их триумф. Мы бросаем чай и бутерброды, идем в зал.
О ужас: клавесина уже нет.
Клавесины в Москве востребованы. Отыграли - увезли. Вместе с клавесином увезли пюпитр. Мужественный Зязик согласен в одиночку играть менуэт на бис. Но куда поставить ноты?
Дети в больничных масках внимают Баху.
Зязик вдохновенно лабает Менуэт.
Перед Зязиком вместо пюпитра стоит Валя.
***
Лето. Все уже очень плохо.
Я уезжаю от Гали из загородной больницы, и в это время начинается гроза. Неимоверная, невероятная гроза. Потоп. Громы и молнии. Стена воды.
У ворот меня ждет машина, но до ворот надо дойти. У Вали - огромный зонт. Валя закатывает штаны, и идет провожать меня до машины. На мне - белое платье. Эдакий огромный белый балахон.
Мы идем под Валиным зонтом, он что-то говорит про паллиативное обезболивание, и вдруг останавливается и смеется.
- Что такое? - изумленно спрашиваю я.
- Мы с вами со стороны сейчас похожи на цифру 10 под зонтиком, - отвечает Валя, - Вы - на ноль, а я - на палку...
***
Девочки, когда выбираете мальчиков, смотрите на ГЛАВНОЕ.
Все остальное - такая труха, честное слово... Такая труха...
Правда, я знаю двух таких Мужчин.
Валю, и Юрия Николаевича, мужа нашей Ольги Сигизмундовны.
Оба они прожили жизнь рядом с невероятными женщинами.
Да, важного я вам не сказала, спасибо Майя напомнила...
"Вот мы и закончили описание иконостаса, который создали замечательные художники-иконописцы, в основном наши прихожане, под руководством Валентина Коновалова. И эти иконы помогают нам молиться, вводят нас в Литургию, в соборный строй богослужения и приобщают нас к миру Вечной Красоты и Истины."