Почему я перестал быть революционером
Оригинал взят у arguendi в Почему я перестал быть революционером
"В настоящее время отношение к образу правления составляет чуть ли не самую характеристическую черту революционеров. Раз человек против “абсолютизма” - он “свой”, и даже социалисты не особенно присматриваются к остальным взглядам его".
Л.А. Тихомиров, "Почему я перестал быть революционером", 1888г.
На фото молодой Лев Тихомиров (1852 - 1923 гг.). Скорее всего, еще в статусе революционера.
Тихомиров был очень крутым борцом с "кровавым режимом". Не просто активным участником движения, а самым настоящим его лидером по части идеологии. Знаковой фигурой.
Разрыв Тихомирова с делом революции не остался незамеченным даже в Европе. Сам дедушка Энгельс упоминал Льва Александровича именно в этом контексте: "...русский, если только он шовинист, рано или поздно падет на колени перед царизмом, как мы это видели на примере Тихомирова".
В 26 лет Тихомиров уже дипломированный четырьмя годами тюрьмы профессиональный революционер.
С лета 1878 года он на аристократических условиях (без голосования) принят в центр организации «Земля и воля», где способствует ее расколу и выделению террористической «Народной воли», редактором подпольной типографии которой становится.
Вместе с А.Д. Михайловым Тихомиров возглавляет «Народную волю», причем если Михайлов был здесь главным организатором (душой организации), то Тихомиров становится ее идеологом, автором почти всех программных документов.
По сути, он - главная интеллектуальная сила народовольческого движения в царской России.
Автор знаменитого «Письма Исполнительного комитета Императору Александру III».
Письма, после знакомства с которым К. Маркс в виде своего предсмертного завещания оставил взгляд на «Народную Волю», как на партию, которая идет в авангарде мирового революционного движения и держит представителя старого строя, русского Царя, военнопленным в Гатчине.
А все тот же Энгельс характеризовал этот текст следующим образом: «И я, и Маркс находим, что письмо Комитета к Александру III прекрасно по своей политичности и спокойному тону. Оно доказывает, что в рядах революционеров находятся люди с государственной складкой ума».
После убийства Императора и начавшихся репрессий со стороны властей Тихомиров вынужден эмигрировать (в 1882г.).
Во Франции, по инерции, он все еще продолжает заниматься революционной пропагандой, организовав с П.Л. Лавровым, крупным теоретиком революционного народничества, издание "Вестника "Народной воли".
Однако, со временем взгляды диссидента начинают меняться.
В том числе под влиянием его наблюдений за "торжеством" демократической идеи во Франции.
В 1888 г. Тихомиров опубликовал в Париже знаменитую брошюру "Почему я перестал быть революционером", и в ответ на свое прошение Государю был помилован Высочайшим повелением, после чего смог вернуться в Россию.
Начинается новый период жизни - Лев Тихомиров становится самым видным (и по сей день) апологетом самодержавной монархии, с обязательным в ней сохранением национального образа русской государственности, основанного на Православной вере.
В 1890 г. бывший революционер устраивается штатным сотрудником в рупор консервативной части общества - газету "Московские ведомости", которую позднее и возглавит (с 1909 по 1913 годы).
Не удивительно, что 90-е годы позапрошлого столетия запоминаются его активностью на ниве именно публицистики.
В это время выходят такие замечательные работы как: "Начала и концы. Либералы и террористы", "Социальные миражи современности", "Панама и парламентаризм", "Коммунизм и партикуляризм", "Борьба века". В них Тихомиров детально разбирает теоретические основы как социально-демократической, так и либерально-демократической идеи, а также практическую реализацию последней в западноевропейских республиках, на примере Франции.
Одной из главных характеристик интеллектуального наследия Тихомирова, безусловно, является его совершеннейшая актуальность для наших дней. Причем актуальны не только сами вопросы, которые рассматриваются автором. Абсолютно современны и применимы на практике предлагаемые на них ответы.
Чтобы в этом убедиться предлагаю ознакомиться со взглядами Тихомирова на революционную борьбу, изложенными в самой первой его работе в новом своем качестве - "Почему я перестал быть революционером":
"Я смотрю на вопрос о режиме личной власти Путина самодержавной власти так.
Прежде всего, это такой результат русской истории, который не нуждается ни в чьем признании и никем не может быть уничтожен, пока существуют в стране десятки и десятки миллионов, которые в политике не знают и не хотят знать ничего другого.
Непозволительно было бы не уважать исторической воли народа, не говоря уже о том, что факт, очень прочный в жизни его, всегда имеет за себя какие-нибудь веские основания. Поэтому всякий русский должен признать установленную в России власть и, думая об улучшениях, должен думать о том, как их сделать с Путинымсамодержавием, при Путинесамодержавии.
...Форма правления не исчерпывает еще жизни страны. Каковы бы ни были чьи-либо личные политические идеалы, обязанность перед страной заставляет извлекать для нее наибольшую пользу из всякого положения, в каком она находится.
Что было бы, если бы мы, повторяя: “Чем хуже, тем лучше”, позволили себе нарочно искажать и портить действие существующего правительственного механизма и привели бы его к полному распадению?...
Как назвать тогда наш образ действий? Как оценить его результаты?
...Всякое изменение в организации центральной власти может быть желательно лишь тогда, когда одно, худшее, заменяется (и действительно заменяется, а не на словах только) чем-нибудь лучшим. Разрушение же, ничего не создающее, я считаю вредным, так как оно лишь ослабляет общественный организм.
Чем же критики политических основ русского строя заменят их? Прежде всего, у врагов нашего строя есть силы разве только на то, чтобы его тревожить и мешать ему в правильном отправлении функций. Уже по одному этому критика выходит совершенно бесплодной.
...Всякая страна нуждается прежде всего в правительстве прочном, то есть не боящемся за свое существование, и сильном, то есть способном осуществлять свои предначертания. Тем более нуждается в нем Россия с ее далеко не законченными национальными задачами и с множеством внутренних неудовлетворенных запросов.
Сильная президентскаямонархическая власть нам необходима, и, думая о каких-либо усовершенствованиях, нужно прежде всего быть уверенным, что не повредишь ее существенным достоинствам. У нас многие мечтают о парламентаризме, но... паламентаризм, собственно как система государственного управления, именно в высшей степени неудовлетворителен.
...Всякое правительство... действует приблизительно в том направлении, которое определяется материальными условиями страны и обращающимися в ней идеями. Вот где нужно искать действительный источник многих неустройств в России.
При всякой форме правления откуда можно брать людей и мероприятия, если не из среды образованного класса?
Самый способный и благонамеренный правитель может лишь удачно или неудачно выбирать людей, но не может самолично решать все вопросы администрации, социологии, политической экономии. Если слой народа, сосредоточивающий в себе знания страны, имеет идеи легкомысленные, или хаотические, или полные ни к чему не приложимого теоретизма - кто виноват?
У нас же политическая роль образованного класса в течение всего XIX века, а особенно за наше время, далеко не всегда заслуживает аттестата зрелости и нередко могла только отнимать у правительства возможность пользоваться образованными силами страны.
Не говорю об исключениях. Общее же правило состоит в том, что молодежь и вообще наиболее передовой слой в теории витает в областях совершенно заоблачных, на практике же - кидается в предприятия, способные привести в отчаяние государственного человека: то, смотришь, русские участвуют в польском мятеже, то идут в народ с мечтами о федерации независимых общин и планами повсеместных восстаний, то создают идею и практику террористической борьбы. Все это делается с убеждением фанатика, со страстной энергией - хоть плачь!
Старшие же поколения или более умеренныелибералы чем заняты в это время? Они проявляют, как правило, полнейшую неспособность к самостоятельной умственной работе и не могут создать ничего способного сколько-нибудь дисциплинировать умы молодежи и подчинить ее влиянию каких-либо серьезных, научно выработанных доктрин...
Короче - этот более умеренный слой в общем оказывается совершенно неспособным руководить движением умов и давать ему направление.
А между тем он когда и не мечтает об ограничении верховной власти, то по крайней мере держит себя столь нетактично, что возбуждает в этом отношении подозрения и недоверие.
Не имея силы ни взять, ни удержать конституцию, он, однако, постоянно надоедает правительству стонами об политической реформе“увенчании здания” и, чтобы доказать необходимость этого увенчания, прибегает к самой тенденциозной, пристрастной критике всех мер, какие бы ни были предприняты правительством.
Это вызывает понятные неудовольствия и еще более обостряет взаимные отношения.
При таких условиях прогрессивные элементы, можно сказать, сами себя вытесняют из участия в управлении страной... Кто же виноват, что правительство принуждено было брать людей, а стало быть и системы, там, где могло это сделать без опасения за целость трона?...
Недостатки систем, принимавшихся правительством, падают виной прежде всего на образованный класс, как в лице его консервативной части, так и особенно в лице его прогрессивных элементов.
Но пусть эти элементы потрудятся выработать свои собственные планы, собственным умом, пусть эти планы, стало быть, будут более сообразны с действительной жизнью страны - и они, конечно, получат у нас такой же отзвук, как и при всяком другом образе правления.
Таково мое мнение."
И мое.
"В настоящее время отношение к образу правления составляет чуть ли не самую характеристическую черту революционеров. Раз человек против “абсолютизма” - он “свой”, и даже социалисты не особенно присматриваются к остальным взглядам его".
Л.А. Тихомиров, "Почему я перестал быть революционером", 1888г.
На фото молодой Лев Тихомиров (1852 - 1923 гг.). Скорее всего, еще в статусе революционера.
Тихомиров был очень крутым борцом с "кровавым режимом". Не просто активным участником движения, а самым настоящим его лидером по части идеологии. Знаковой фигурой.
Разрыв Тихомирова с делом революции не остался незамеченным даже в Европе. Сам дедушка Энгельс упоминал Льва Александровича именно в этом контексте: "...русский, если только он шовинист, рано или поздно падет на колени перед царизмом, как мы это видели на примере Тихомирова".
В 26 лет Тихомиров уже дипломированный четырьмя годами тюрьмы профессиональный революционер.
С лета 1878 года он на аристократических условиях (без голосования) принят в центр организации «Земля и воля», где способствует ее расколу и выделению террористической «Народной воли», редактором подпольной типографии которой становится.
Вместе с А.Д. Михайловым Тихомиров возглавляет «Народную волю», причем если Михайлов был здесь главным организатором (душой организации), то Тихомиров становится ее идеологом, автором почти всех программных документов.
По сути, он - главная интеллектуальная сила народовольческого движения в царской России.
Автор знаменитого «Письма Исполнительного комитета Императору Александру III».
Письма, после знакомства с которым К. Маркс в виде своего предсмертного завещания оставил взгляд на «Народную Волю», как на партию, которая идет в авангарде мирового революционного движения и держит представителя старого строя, русского Царя, военнопленным в Гатчине.
А все тот же Энгельс характеризовал этот текст следующим образом: «И я, и Маркс находим, что письмо Комитета к Александру III прекрасно по своей политичности и спокойному тону. Оно доказывает, что в рядах революционеров находятся люди с государственной складкой ума».
После убийства Императора и начавшихся репрессий со стороны властей Тихомиров вынужден эмигрировать (в 1882г.).
Во Франции, по инерции, он все еще продолжает заниматься революционной пропагандой, организовав с П.Л. Лавровым, крупным теоретиком революционного народничества, издание "Вестника "Народной воли".
Однако, со временем взгляды диссидента начинают меняться.
В том числе под влиянием его наблюдений за "торжеством" демократической идеи во Франции.
В 1888 г. Тихомиров опубликовал в Париже знаменитую брошюру "Почему я перестал быть революционером", и в ответ на свое прошение Государю был помилован Высочайшим повелением, после чего смог вернуться в Россию.
Начинается новый период жизни - Лев Тихомиров становится самым видным (и по сей день) апологетом самодержавной монархии, с обязательным в ней сохранением национального образа русской государственности, основанного на Православной вере.
В 1890 г. бывший революционер устраивается штатным сотрудником в рупор консервативной части общества - газету "Московские ведомости", которую позднее и возглавит (с 1909 по 1913 годы).
Не удивительно, что 90-е годы позапрошлого столетия запоминаются его активностью на ниве именно публицистики.
В это время выходят такие замечательные работы как: "Начала и концы. Либералы и террористы", "Социальные миражи современности", "Панама и парламентаризм", "Коммунизм и партикуляризм", "Борьба века". В них Тихомиров детально разбирает теоретические основы как социально-демократической, так и либерально-демократической идеи, а также практическую реализацию последней в западноевропейских республиках, на примере Франции.
Одной из главных характеристик интеллектуального наследия Тихомирова, безусловно, является его совершеннейшая актуальность для наших дней. Причем актуальны не только сами вопросы, которые рассматриваются автором. Абсолютно современны и применимы на практике предлагаемые на них ответы.
Чтобы в этом убедиться предлагаю ознакомиться со взглядами Тихомирова на революционную борьбу, изложенными в самой первой его работе в новом своем качестве - "Почему я перестал быть революционером":
"Я смотрю на вопрос о режиме личной власти Путина самодержавной власти так.
Прежде всего, это такой результат русской истории, который не нуждается ни в чьем признании и никем не может быть уничтожен, пока существуют в стране десятки и десятки миллионов, которые в политике не знают и не хотят знать ничего другого.
Непозволительно было бы не уважать исторической воли народа, не говоря уже о том, что факт, очень прочный в жизни его, всегда имеет за себя какие-нибудь веские основания. Поэтому всякий русский должен признать установленную в России власть и, думая об улучшениях, должен думать о том, как их сделать с Путинымсамодержавием, при Путинесамодержавии.
...Форма правления не исчерпывает еще жизни страны. Каковы бы ни были чьи-либо личные политические идеалы, обязанность перед страной заставляет извлекать для нее наибольшую пользу из всякого положения, в каком она находится.
Что было бы, если бы мы, повторяя: “Чем хуже, тем лучше”, позволили себе нарочно искажать и портить действие существующего правительственного механизма и привели бы его к полному распадению?...
Как назвать тогда наш образ действий? Как оценить его результаты?
...Всякое изменение в организации центральной власти может быть желательно лишь тогда, когда одно, худшее, заменяется (и действительно заменяется, а не на словах только) чем-нибудь лучшим. Разрушение же, ничего не создающее, я считаю вредным, так как оно лишь ослабляет общественный организм.
Чем же критики политических основ русского строя заменят их? Прежде всего, у врагов нашего строя есть силы разве только на то, чтобы его тревожить и мешать ему в правильном отправлении функций. Уже по одному этому критика выходит совершенно бесплодной.
...Всякая страна нуждается прежде всего в правительстве прочном, то есть не боящемся за свое существование, и сильном, то есть способном осуществлять свои предначертания. Тем более нуждается в нем Россия с ее далеко не законченными национальными задачами и с множеством внутренних неудовлетворенных запросов.
Сильная президентскаямонархическая власть нам необходима, и, думая о каких-либо усовершенствованиях, нужно прежде всего быть уверенным, что не повредишь ее существенным достоинствам. У нас многие мечтают о парламентаризме, но... паламентаризм, собственно как система государственного управления, именно в высшей степени неудовлетворителен.
...Всякое правительство... действует приблизительно в том направлении, которое определяется материальными условиями страны и обращающимися в ней идеями. Вот где нужно искать действительный источник многих неустройств в России.
При всякой форме правления откуда можно брать людей и мероприятия, если не из среды образованного класса?
Самый способный и благонамеренный правитель может лишь удачно или неудачно выбирать людей, но не может самолично решать все вопросы администрации, социологии, политической экономии. Если слой народа, сосредоточивающий в себе знания страны, имеет идеи легкомысленные, или хаотические, или полные ни к чему не приложимого теоретизма - кто виноват?
У нас же политическая роль образованного класса в течение всего XIX века, а особенно за наше время, далеко не всегда заслуживает аттестата зрелости и нередко могла только отнимать у правительства возможность пользоваться образованными силами страны.
Не говорю об исключениях. Общее же правило состоит в том, что молодежь и вообще наиболее передовой слой в теории витает в областях совершенно заоблачных, на практике же - кидается в предприятия, способные привести в отчаяние государственного человека: то, смотришь, русские участвуют в польском мятеже, то идут в народ с мечтами о федерации независимых общин и планами повсеместных восстаний, то создают идею и практику террористической борьбы. Все это делается с убеждением фанатика, со страстной энергией - хоть плачь!
Старшие же поколения или более умеренныелибералы чем заняты в это время? Они проявляют, как правило, полнейшую неспособность к самостоятельной умственной работе и не могут создать ничего способного сколько-нибудь дисциплинировать умы молодежи и подчинить ее влиянию каких-либо серьезных, научно выработанных доктрин...
Короче - этот более умеренный слой в общем оказывается совершенно неспособным руководить движением умов и давать ему направление.
А между тем он когда и не мечтает об ограничении верховной власти, то по крайней мере держит себя столь нетактично, что возбуждает в этом отношении подозрения и недоверие.
Не имея силы ни взять, ни удержать конституцию, он, однако, постоянно надоедает правительству стонами об политической реформе“увенчании здания” и, чтобы доказать необходимость этого увенчания, прибегает к самой тенденциозной, пристрастной критике всех мер, какие бы ни были предприняты правительством.
Это вызывает понятные неудовольствия и еще более обостряет взаимные отношения.
При таких условиях прогрессивные элементы, можно сказать, сами себя вытесняют из участия в управлении страной... Кто же виноват, что правительство принуждено было брать людей, а стало быть и системы, там, где могло это сделать без опасения за целость трона?...
Недостатки систем, принимавшихся правительством, падают виной прежде всего на образованный класс, как в лице его консервативной части, так и особенно в лице его прогрессивных элементов.
Но пусть эти элементы потрудятся выработать свои собственные планы, собственным умом, пусть эти планы, стало быть, будут более сообразны с действительной жизнью страны - и они, конечно, получат у нас такой же отзвук, как и при всяком другом образе правления.
Таково мое мнение."
И мое.