Про несерьёзность серьёзных людей. "И танки наши быстры."
Снова старушка за мемуарами. Ох уж эта осень ностальжи-ностальжи. Чорд - сезонные обострения.
Планировалось как бэ продолжение зелёной истории, но вспомнилось немного другое.
История. Я не люблю историю... да и вообще мало чего люблю - серая скучная личность, типа того.
В универе пытка историей продолжалась два года - мозгодыба и прокрустово ложе политических коллизий, мирных и не очень соглашений и разногласий, цифры-даты, сражения-победы-поражения. Перед экзаменами я стабильно напоминала картину "Крик" Эди Мунка. "Вы знаете что такое отчаяние? Нет. Тогда мы идем к вам. Хе-хе-хе." И они к нам шли. Наши историки. И было их двое: как Солнце и Луна, земля и воздух, серп и молот, Иван четвертый и Влад третий, медведь и хомячок. Грозная сила двуединства противоположностей. Их боялись и уважали.
Молот был ректор и охарактеризовать его можно одним ёмким словом - внушительный. Точно Колосс Родосский возвышался
он над кафедрой, супил брежневские брови и размахивая ручищами-лопатами оглушительно вещал о Карибском кризисе, впечатывая студентов в пол басом-профунде и могучей харизмой. Студенты и стекла аудитории дружно дрожали и пытались внимать великой мудрости. Но мысли студенческие, словно тараканы под натиском "рейда" разбегались в разные стороны. Обычное дело.
Серп был философ. Он вообще вел кучищу всяких не выговариваемых предметов, которые были придуманы точно не про мой
куриный мозг, поэтому даже их названий я не запомнила. На истории он вел семинары... И никто, наверное, не умел так элегантно тянуть из студентов жилы, как этот карманный мужчина. Про таких говорят: "зануда - это человек, которому легче отдаться, чем отказать." К семинарам готовились все.
А еще Философ был классический "ботаник" - миниатюрный, всегда в безукоризненном костюме, эталонные стрелки на брюках, рубашка в тоненькую полосочку, галстук в тон, черные ботинки как сияние сверхновой звезды, видимо пыль боялась этого человека как холера хлорки. Сантиметровая броня прямоугольных очков и кожаный портфель размером с небольшую галактику. Говорил он всегда тихо, отвернувшись от студентов и вроде как сам с собою, лишь изредка бросая быстрые взгляды на аудиторию сквозь
стеклянную стену очков. Я все удивлялась, как его маленький узкий нос не переломился под этим килограммом стекла. Он был страшно умный, ужасно стеснительный и пугающе дотошный, никогда не улыбался, и если вдруг студенты не подготовились к семинару всем своим видом выражал такую пронзительную тоску и мировую скорбь, что даже самые бессовестные бежали в библиотеку, лишь бы снова ненароком не попасть под действие черных апокалиптических флюидов расстроенного философа. Да у этого маленького человека была могучая аура.
Серп и молот принимали экзамены всегда вместе. И вот на финальном экзамене, который самый страшный и оценка в диплом
произошел такой занятный случай.
Аудитория. Преподы за длинным столом как слоники на каминной полке - большой и маленький, лица каменные серьёзные
даже как-то слишком. Студенты аки вошки на тарелочке, трясутся кучкой и на всех лишь одна не слишком здравая идея: "как бы достать "бомбы" под беспощадным артабстрелом двух пар внимательных глаз... куда бежать, куда щемиться."
Историки видимо общую идею уловили и решились на акт великого милосердия. Ректор развернул газетку, прикрывшись ею
точно ширмой - типа нет меня, я читаю. Философ потупил долу очи и зарылся в формуляры по самые уши - видите какие мы добрые. Студенты облегченно взодохнули, одним вздохом на всех и зашелестели. Отшелестев положенные пол часа, пошла первая блондинка на допрос. И вот тут началось.
Надо было ей рассказать про сражение при деревне Прохоровка, в котором учавствовало две тысячи танков. Ну и юная дева, ничего не смыслящая в стратегии и с войной лично, слава Богу, не знакомая, уверенно и без всякой задней мысли выдала свою сакраментальнюу фразу: "В деревню Прохоровка вошли две тысячи танков..." Повисла напряженная тишина... ...
Дева уловив изменение атмосферы умолкла. Студенты напряглись и лихорадочно задумались...
Вдруг раздался сдавленный басовитый ик, газетка затряслась мелкой дрожью. С преподами явно творилось что-то неладное. Философ вытянулся в струнку, сначала побледнел. Потом покраснел. Попытался спрятаться за формуляром. Но формуляр не газета, а спрятаться за листочек форматом А4 проблематично даже мелкогабаритному человеку. Поэтому, судорожно сотрясаясь и не в силах унять бурю эмоций, философ начал сползать под стол. Да. Сидевшим с боку студентам открылась следующая дикая, уму непостижимая картина: наш правильный тихий философ-ботаник в своём безукоризненом костюмчике скрючившись под столом, рыдал горючими слезами, дёргал ректора за штанину и сквозь истеричное хихиканье бормотал что-то вроде: "Представляешь, две тыщи танков между избами - жух, жух..." и чертил в воздухе тоненьким пальчиком траекторию жуханья такнков. Из-за трясущейся газетки раздавалось громогласное фырканье.
Студенты были в ужосе.
В конце концов Колосс Родосский не выдержал, вскочил, громыхая мебелью, и не отрывая от лица газетки выбежал из
аудитории, а следом за ним каким-то образом из-под стола улетучился и философ...
Шокированные студенты все еще держали затянувшуюся паузу. Блондинка была на грани обморока. И тут из гулких недр
длинного коридора раскатился дикий ржач на два голоса - бухающий тяжелый бас и заливистый высокий тенор. Нас накрыло
звуковой волной и мы все тоже дружно заржали. Отлегло.
Преподы потом конечно же вернулись, экзамен приняли, и все прошло чинно благородно, даже несчастную блондинку пожалели
и поставили ей четверку. Но деревню Прохоровку и две тыщи танков, которые жух-жух между избами, наверное все студенты запомнили на всю жизнь. Да богатое воображение было у наших историков, как у настоящих художников. Что есть, то есть.
А мне вот сейчас подумалось, какие все-таки удивительные существа люди, то вроде серьёзные и важные, высокие
посты занимающие, и вдруг такое. Здорово это, когда серьезные умные взрослые умеют ржать от души точно дети малые
над какой-нибудь несусветной глупостью типа танкового сражения на деревенской улице.
Планировалось как бэ продолжение зелёной истории, но вспомнилось немного другое.
История. Я не люблю историю... да и вообще мало чего люблю - серая скучная личность, типа того.
В универе пытка историей продолжалась два года - мозгодыба и прокрустово ложе политических коллизий, мирных и не очень соглашений и разногласий, цифры-даты, сражения-победы-поражения. Перед экзаменами я стабильно напоминала картину "Крик" Эди Мунка. "Вы знаете что такое отчаяние? Нет. Тогда мы идем к вам. Хе-хе-хе." И они к нам шли. Наши историки. И было их двое: как Солнце и Луна, земля и воздух, серп и молот, Иван четвертый и Влад третий, медведь и хомячок. Грозная сила двуединства противоположностей. Их боялись и уважали.
Молот был ректор и охарактеризовать его можно одним ёмким словом - внушительный. Точно Колосс Родосский возвышался
он над кафедрой, супил брежневские брови и размахивая ручищами-лопатами оглушительно вещал о Карибском кризисе, впечатывая студентов в пол басом-профунде и могучей харизмой. Студенты и стекла аудитории дружно дрожали и пытались внимать великой мудрости. Но мысли студенческие, словно тараканы под натиском "рейда" разбегались в разные стороны. Обычное дело.
Серп был философ. Он вообще вел кучищу всяких не выговариваемых предметов, которые были придуманы точно не про мой
куриный мозг, поэтому даже их названий я не запомнила. На истории он вел семинары... И никто, наверное, не умел так элегантно тянуть из студентов жилы, как этот карманный мужчина. Про таких говорят: "зануда - это человек, которому легче отдаться, чем отказать." К семинарам готовились все.
А еще Философ был классический "ботаник" - миниатюрный, всегда в безукоризненном костюме, эталонные стрелки на брюках, рубашка в тоненькую полосочку, галстук в тон, черные ботинки как сияние сверхновой звезды, видимо пыль боялась этого человека как холера хлорки. Сантиметровая броня прямоугольных очков и кожаный портфель размером с небольшую галактику. Говорил он всегда тихо, отвернувшись от студентов и вроде как сам с собою, лишь изредка бросая быстрые взгляды на аудиторию сквозь
стеклянную стену очков. Я все удивлялась, как его маленький узкий нос не переломился под этим килограммом стекла. Он был страшно умный, ужасно стеснительный и пугающе дотошный, никогда не улыбался, и если вдруг студенты не подготовились к семинару всем своим видом выражал такую пронзительную тоску и мировую скорбь, что даже самые бессовестные бежали в библиотеку, лишь бы снова ненароком не попасть под действие черных апокалиптических флюидов расстроенного философа. Да у этого маленького человека была могучая аура.
Серп и молот принимали экзамены всегда вместе. И вот на финальном экзамене, который самый страшный и оценка в диплом
произошел такой занятный случай.
Аудитория. Преподы за длинным столом как слоники на каминной полке - большой и маленький, лица каменные серьёзные
даже как-то слишком. Студенты аки вошки на тарелочке, трясутся кучкой и на всех лишь одна не слишком здравая идея: "как бы достать "бомбы" под беспощадным артабстрелом двух пар внимательных глаз... куда бежать, куда щемиться."
Историки видимо общую идею уловили и решились на акт великого милосердия. Ректор развернул газетку, прикрывшись ею
точно ширмой - типа нет меня, я читаю. Философ потупил долу очи и зарылся в формуляры по самые уши - видите какие мы добрые. Студенты облегченно взодохнули, одним вздохом на всех и зашелестели. Отшелестев положенные пол часа, пошла первая блондинка на допрос. И вот тут началось.
Надо было ей рассказать про сражение при деревне Прохоровка, в котором учавствовало две тысячи танков. Ну и юная дева, ничего не смыслящая в стратегии и с войной лично, слава Богу, не знакомая, уверенно и без всякой задней мысли выдала свою сакраментальнюу фразу: "В деревню Прохоровка вошли две тысячи танков..." Повисла напряженная тишина... ...
Дева уловив изменение атмосферы умолкла. Студенты напряглись и лихорадочно задумались...
Вдруг раздался сдавленный басовитый ик, газетка затряслась мелкой дрожью. С преподами явно творилось что-то неладное. Философ вытянулся в струнку, сначала побледнел. Потом покраснел. Попытался спрятаться за формуляром. Но формуляр не газета, а спрятаться за листочек форматом А4 проблематично даже мелкогабаритному человеку. Поэтому, судорожно сотрясаясь и не в силах унять бурю эмоций, философ начал сползать под стол. Да. Сидевшим с боку студентам открылась следующая дикая, уму непостижимая картина: наш правильный тихий философ-ботаник в своём безукоризненом костюмчике скрючившись под столом, рыдал горючими слезами, дёргал ректора за штанину и сквозь истеричное хихиканье бормотал что-то вроде: "Представляешь, две тыщи танков между избами - жух, жух..." и чертил в воздухе тоненьким пальчиком траекторию жуханья такнков. Из-за трясущейся газетки раздавалось громогласное фырканье.
Студенты были в ужосе.
В конце концов Колосс Родосский не выдержал, вскочил, громыхая мебелью, и не отрывая от лица газетки выбежал из
аудитории, а следом за ним каким-то образом из-под стола улетучился и философ...
Шокированные студенты все еще держали затянувшуюся паузу. Блондинка была на грани обморока. И тут из гулких недр
длинного коридора раскатился дикий ржач на два голоса - бухающий тяжелый бас и заливистый высокий тенор. Нас накрыло
звуковой волной и мы все тоже дружно заржали. Отлегло.
Преподы потом конечно же вернулись, экзамен приняли, и все прошло чинно благородно, даже несчастную блондинку пожалели
и поставили ей четверку. Но деревню Прохоровку и две тыщи танков, которые жух-жух между избами, наверное все студенты запомнили на всю жизнь. Да богатое воображение было у наших историков, как у настоящих художников. Что есть, то есть.
А мне вот сейчас подумалось, какие все-таки удивительные существа люди, то вроде серьёзные и важные, высокие
посты занимающие, и вдруг такое. Здорово это, когда серьезные умные взрослые умеют ржать от души точно дети малые
над какой-нибудь несусветной глупостью типа танкового сражения на деревенской улице.