Остров бабочек. Туфелька

May 22, 2019 23:47

Иманд (26, без двух недель 27) - Анна (24)

Последний день лета - жарко, но солнце, скрывшееся за вуалью облаков, и ласковый ветерок делают погоду приятной. Прибой вылизывает песок до блестящей паркетной гладкости и умиротворенно лепечет как заигравшееся дитя. Иманд, разнеженный теплотой воздуха, дремлет под тентом, опустив голову на сложенные руки. Ореховый загар красиво оттенен белыми плавками. Плечи и лопатки там, где солнышко излишне горячо поцеловало его в день их первой (и, как надеется Анна, последней) ссоры - темнее, но следов ожога нет, спасибо коллагену, смешанному с соком алоэ, который растет здесь повсюду.

Анна в бело-голубом крепдешиновом сарафане сидит рядышком и рассматривает свадебные фотографии на планшете. Помимо двух коротких официальных фотосессий - на ступеньках собора и в дворцовых интерьерах, есть еще снимки, сделанные хроникёрами. Из них нужно выбрать десятка два-три на память.
Анна с удовольствием возвращается мыслью в тот день. Вот она идет по церковному проходу среди мерцанья блицев и сотен улыбок, воздух шуршит шепотками как голубиными крыльями. И каждый шаг навстречу тому, кто ждет ее, отдается в висках набатом обезумевшей крови.

Из всей церемонии в памяти осталось лишь то, как невесомо и бережно, будто сошедшая благодать, опустился на них покров, отделив от всего мира, как взмыли под своды чарующие звуки свадебного канона*. И пока вершилось таинство, соединявшее незримо и прочно их жизни, она всеми помыслами участвовала в нем, ощущая, что и он - стоящий так близко, что ближе только объятие, поглощен тем же.

Но ни в соборе, ни позже, когда они поднялись на платформу кабриолета, медленно покатившего между ликующими толпами по улицам Гамла Стана, сознание случившегося еще не вошло в них. Радостное смятение, охватившее город, подняло их на гребень и несло сквозь людские массы подобно волне. В эти минуты Анна не ощущала себя ни невестой, ни женой, а лишь неподвижной сердцевиной гигантской сверкающей карусели, чье захватывающее дух вращение и было самим праздником.

А Иманд? Она потом спросила: «Что ты чувствовал тогда?»
Он задумался, стараясь определить, улыбнулся:
- Я никогда не был в центре такого внимания… как ты это выносишь? Очень сильное чувство: стоять перед всеми, сознавая свою заурядность, отсутствие морального права занимать мысли людей собственной ничем непримечательной персоной.
Анна смотрит на мужа, широко раскрыв глаза: вот как?
- И я испытывал благодарность, - продолжает он, - нам устроили замечательный праздник. Я ничего подобного не ожидал.

Они все время были в гуще событий, в толпе, под прицелом сотен камер и тысяч взглядов. У них не нашлось ни минуты, чтобы опомниться, прийти в себя, просто посмотреть друг на друга… до самого вальса.
После полонеза, с которого начался свадебный прием, гости расступились, оставив их на середине большого двусветного зала. Вот тогда в коротенькую паузу, пока не взмахнул палочкой дирижер, настало им время взглянуть в лицо тому, кто напротив. И увидеть как в зеркале - измученные сияющие глаза.

Вальс развернулся эффектно, как блещущий свежими красками веер красотки. Иманд, испытывая подъем, вел легко, стремительно, будто не по паркету ступал - по вольному воздуху. От непрестанного круженья тонкая двуслойная юбка Анны разлетелась широко, роскошно, как распустившийся цветок.
Они не думали, как выглядят со стороны - это Анна может оценить только теперь, рассматривая снимки. А тогда вся она была сосредоточена на нем - на незамысловатом блаженстве видеть его, чувствовать любимые руки, танцевать с ним.

В томной середине вальса вместо краткой поддержки он, поддавшись внезапному порыву, подхватил ее, вознес над собой на вытянутых руках, закружился с нею по залу. В эти мгновения, взлетевшая над всеми, Анна успела сделать две вещи: прийти в неописуемый восторг и потерять туфельку.
Мелкое происшествие, как камень, брошенный в сонную воду, всколыхнуло зал - гости очнулись от умиленного созерцания, непринужденность вернулась на лица, и дирижер, улыбаясь в пышные усы, изящно закруглил такт, сделав оркестру знак повтора.

Вальс задержал бег. Иманд бережно опустил невесту, поднял туфельку и, приклонив колено, протянул ей - естественным благородным жестом. Непредусмотренная сцена выбила их из торжественной колеи. В полном зале они на миг остались вдвоем - наедине с ошеломляющим фактом своего отныне единства. И обрадовались этому, и смутились едва ли не до полного забытья.

Вот он этот момент на снимках: она стоит, чуть приподняв край юбки, обнажив высокий как у балерины подъем и, очарованная, не спешит надеть туфельку. Заминка, длившаяся не дольше секунды и запечатленная с разных ракурсов, графически воспроизводит всю полноту переворотного момента: потеряла туфельку не помнившая себя от волнения невеста, а надела ее вновь - молодая жена.

В один миг всё перевернулось в ней. Смутная вереница образов за долю секунды промчалась в уме: голые руки-ноги, смятая постель, упавшая на пол подушка. Две чашки рядышком на скатерти в жёлтой лужице солнца. Трап самолета, и их длинные косые тени на летном поле. Брошенные в песочнице игрушки. До этой минуты свадьба была конечным пунктом их устремлений. Теперь же даль дней распахнулась перед её мысленным взором, наполнила сердце радостным предвкушением: всё это будет, будет, всё только начинается!

Анна видела, как та же перемена свершилась в нем, захватила его будто перекинувшееся пламя. И впервые они, испытав отчаянное смущение, не опустили глаз, позволили друг другу увидеть это.
В зале должно быть что-то почувствовали - словно ветер промчал по нарядным рядам, шепнув каждому: смотрите, смотрите, когда еще увидите такое! Зашелестели голоса, растроганные благодушные улыбки осияли лица, повеяло теплотой.

Иманд помог ей обуться, легко поднялся. Дирижер выставил палец: готовы? И-и-и… Оттолкнувшись как лодка от берега, вальс поплыл, плавно раскачиваясь, понес их - преображенных, воодушевленных новым знанием о себе.
Теперь они касались друг друга иначе, будто репетируя те будущие прикосновения - их доверительность и нежность, бережность и затаённую до времени страсть. В полном зале, под выпуклыми зрачками телекамер, их глаза и руки вели безмолвный взволнованный разговор перед лицом сотен все видевших, но ни слова не понявших свидетелей.

Анна засиделась. Ей хочется движения. Может прогуляться вдоль кромки прибоя? Она осторожно, чтобы не потревожить мужа, встает. Но ему довольно и самого легкого шевеленья: это ведь не настоящий сон, какой бывает от усталости, его просто сморило на жаре. Стоя к нему спиной, Анна надевает наушники. У нее в голове крутится свадебный вальс - так пусть же он звучит по-настоящему.

Выглаженная волной полоска влажного песка приятно холодит босые ступни. Прикрыв глаза, Анна отдается пленительным звукам - кружится в полосе прибоя, раскинув руки, выписывая знакомые фигуры. Ветер вздувает воздушный сарафан, развевает волосы, осыпает ее серебряными брызгами. Звучащая в ней музыка не слышна, но отчетливо видна Иманду, и он легко угадывает мелодию. Анна танцует их вальс - без него. Ну ничего, сейчас он это исправит: еще пара тактов и будет та самая поддержка, где она потеряла туфельку.
--------------------------------------
*У нас, насколько я знаю, свадебного канона или чего-то похожего на него вообще нет.


Previous post Next post
Up