Про Лигу Наций_И.Кант «К вечному миру»
Предшественницей ООН, которую всё еще считают единственным органом, который имеет право "разруливать" международные конфликты, была Лига Наций.
Не знал, что:
Основные принципы мирного сообщества наций были сформулированы в 1795 году Иммануилом Кантом, который в своём политико-философском трактате «К вечному миру» впервые описал культурные и философские основы будущего объединения Европы и тем самым выразил идею Лиги Наций, которая могла бы осуществлять контроль конфликтных ситуаций и прилагала бы усилия к сохранению и укреплению мира между государствами.
--------------
Если кто (как и я)) слабо знаком с тезисами Канта из далекого 1795 года, они могут показаться вполне злободневными и даже скандальными:
«Государственные долги не должны использоваться для внешнеполитических дел».
Поиски средств внутри страны или вне ее не внушают подозрений, если это делается для хозяйственных нужд страны (улучшения дорог, устройства, новых поселений, создания запасов на случай неурожайных лет и т. д.).
Но как орудие борьбы держав между собой кредитная система, при которой долги могут непомерно увеличиваться, оставаясь в то же время гарантированными (поскольку кредиторы не предъявляют свои требования одновременно), - остроумное изобретение одного торгового народа в этом столетии - являет собой опасную денежную силу, а именно фонд для ведения войны.
Превосходя фонды всех других государств, вместе взятых, этот фонд может быть истощен лишь из-за прекращения поступления налогов. Таким образом, эта легкость ведения войны, связанная со склонностью к ней власть имущих, которая кажется присущей человеческой природе, представляет собой большое препятствие на пути к вечному миру. Предварительные статьи [мирного договора] тем более должны предусмотреть устранение этого препятствия, что неизбежное в конце концов государственное банкротство незаслуженно нанесло бы ущерб другим государствам. Стало быть, другие государства имеют по меньшей мере право объединяться против такого государства и его притязаний.
«Ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в политическое устройство и правление других государств».
В самом деле, что может дать ему право на это. Быть может, дурной
пример, который одно государство показывает подданным другого
государства? Напротив, этот пример может служить предостережением,
показывая, какое огромное зло навлек на себя народ своим беззаконием.
Да и вообще дурной пример, который одно свободное лицо дает другому
(как scandalum acceptum), не может считаться нанесением ущерба
последнему. - Сюда, правда, нельзя отнести тот случай, когда
государство вследствие внутренних неурядиц распалось на две части,
каждая из которых представляет собой отдельное государство,
претендующее на полную самостоятельность; если одному из них будет
оказана помощь посторонним государством, то это нельзя рассматривать
как вмешательство в политическое устройство другого (иначе возникла бы
анархия).
Из трех форм государства демократия в собственном смысле
слова неизбежно есть деспотизм, так как она устанавливает такую
исполнительную власть, при которой все решают об одном и во всяком
случае против одного (который, следовательно, не согласен), стало быть,
решают все, которые тем не менее не все, - это противоречие общей
воли с самой собой и со свободой.
отличие европейских дикарей от
американских состоит главным, образом в том, что, в то время как
многие племена последних целиком съедены их врагами, первые умеют
лучше использовать своих побежденных, чем просто съедать их, и
предпочитают увеличивать ими число своих подданных и, стало быть,
число орудий для войн еще более широких размеров.
Если один народ заявляет: «Между нами не должно быть войны,
так как мы хотим сформироваться в государство, т. е. поставить над собой
высшую законодательную, правительственную и судебную власть, которая
мирным путем улаживала бы споры между нами», то это вполне понятно.
- Но если это государство заявляет: «Между мной и другими
государствами не должно быть войны, хотя я и не признаю никакой
высшей законодательной власти, которая обеспечивала бы мне мои права,
а я ей - ее права», то совершенно непонятно, на чем же я хочу тогда
основать уверенность в своем праве, если не на суррогате гражданского
общественного союза, а именно на свободном федерализме, который
разум должен необходимо связать с понятием международного права,
если вообще это понятие имеет какой-либо смысл.
«Право всемирного гражданства должно быть ограничено
условиями всеобщего гостеприимства».
Право, на которое может притязать
чужестранец, - это не право гостеприимства (для этой цели был бы
необходим особый дружественный договор, который делал бы его на
определенное время членом дома), а право посещения, принадлежащее
всем людям, сознающим себя членами общества, в силу права общего
владения земной поверхностью, на которой, как на поверхности шара,
люди не могут рассеяться до бесконечности и потому должны терпеть
соседство других;
Если сравнить... негостеприимное поведение цивилизованных,
преимущественно торговых, государств нашей части света, то
несправедливость, проявляемая ими при посещении чужих стран и
народов (что для них равносильно их завоеванию), окажется чудовищной.
Когда открывали Америку, негритянские страны, острова пряностей, мыс
Доброй Надежды и т. д., то эти страны рассматривались как никому не
принадлежащие: местные жители не ставились ни во что. В ОСТ индию
(Индостан) европейцы под предлогом устройства лишь факторий войска,
и вслед за этим начались угнетение туземцев, подстрекательство
различных государств к широко распространявшимся войнам, голод,
мятежи, вероломство - словом, весь длинный ряд бедствий, тяготеющих
над родом человеческим.
Более или менее тесное общение между народами земли развилось
всюду настолько, что нарушение права в одном месте чувствуется во всех
других. Из этого видно, что идея права всемирного гражданства есть не
фантастическое или нелепое представление о праве, а необходимое
дополнение неписаного кодекса государственного и международного
права к публичному праву человека вообще и потому к вечному миру. И
только при этом условии можно надеяться, что мы постоянно
приближаемся к нему.
каждое государство (или его глава) желает добиться
для себя прочного мира таким образом, чтобы завладеть по возможности
всем миром.
Все это означает в конце концов следующее: тот, в чьих руках
власть, не позволит, чтобы народ предписывал ему законы. Государство,
имеющее возможность не подчиняться никаким внешним законам, не
будет ставить в зависимость от суда других государств тот способ, каким
оно домогается своих прав в отношении их; и даже целая часть света,
если она чувствует свое превосходство над другой, ни в чем ей, впрочем,
не препятствующей, не замедлит ограбить или даже поработить
последнюю для усиления своего могущества. Таким образом, все планы
теории права государственного гражданства, международного права и
права всемирного гражданства превращаются в бессодержательные,
неисполнимые идеалы; напротив, только практика, основанная на
эмпирических принципах человеческой природы, которая не считает
слишком унизительным извлекать уроки для своих максим из того, что
происходит на свете, могла бы найти прочную основу для здания
государственной политики.
Моральный политик будет исходить из следующего принципа: если
в государственном устройстве или в отношениях между государствами
будут обнаружены какие-либо недостатки, предотвратить которые было
невозможно, то необходимо - и это долг прежде всего глав государств -
как можно скорее устранить эти недостатки и привести государственное
устройство или отношения между государствами в соответствие с
естественным правом как идеей разума и образцом для нас, сколько бы
жертв это ни стоило их эгоизму.
Проблема создания государства разрешима, как бы шокирующею это ни
звучало, даже для дьяволов. Она
состоит в следующем: «Так расположить некое число разумных существ,
которые в совокупности нуждаются для поддержания жизни в общих
законах, но каждое из которых втайне хочет уклоняться от них; так
организовать их устройство, чтобы, несмотря на столкновение их личных
устремлений, последние настолько парализовали друг друга, чтобы в
публичном поведении людей результат был таким, как если бы они не
имели подобных злых устремлений». Такая проблема должна быть
разрешимой. Ведь дело идет не о моральном совершенствовании людей, а
только о механизме природы, относительно которого требуется узнать,
как использовать его применительно к людям, дабы так направить в
народе столкновение немирных устремлений индивидов в составе народа,
чтобы они сами заставили друг друга подчиниться принудительным
законам и таким образом необходимо осуществили состояние мира, в
котором законы имеют силу.
Максимы, которыми он [руководитель государства политик-прагматик ] пользуется, ...сводятся примерно к следующим
софистическим положениям: 1) Fac et excusa. He упускай случая,
благоприятствующего самовластному захвату (права государства либо над
своим народом, либо над другим, соседним народом). Подыскать
оправдание или прикрыть благовидными предлогами насилие после
захвата будет гораздо легче и удастся с большим блеском (особенно в
первом случае, где верховная власть внутри государства есть
одновременно и законодательная власть, которой следует повиноваться,
не мудрствуя), чем если бы захотели предварительно обдумать
убедительные основания, а затем еще ждать возражения на них. Сама эта
дерзость дает некоторую видимость внутреннего убеждения в
правомерности поступка, бог удачи в этом случае лучший
правозаступник.
2) Si fecisti, nega. Отрицай свою виновность в том преступлении,
которое ты сам совершил. Например, доведя свой народ до отчаяния и
тем самым до восстания, утверждай, что в этом виновата строптивость
подданных или же, когда ты подчинил соседний народ, природа человека,
которая такова, что если не предвосхитить насилие другого, то можно
быть уверенным, что он опередит тебя и подчинит себе.
3) Divide et impera. Это значит: если в твоем народе есть некоторые
привилегированные лица, обладающие властью, которые избрали тебя
своим верховным главой (primus inter pares), то посей между ними раздор
и поссорь их с народом; заступись далее за народ, обольщая его большей
свободой, и все будет зависеть от твоей неограниченной воли. Если же
дело идет о других государствах, то возбуждение розни между ними -
вполне надежное средство подчинить себе их одно за другим под
предлогом помощи более слабому.
Такими политическими максимами теперь, конечно, никого не
обманешь, так как все они общеизвестны; и стыдиться их нечего, хотя и
несправедливость в них слишком явно бросается в глаза. Ведь великие
державы никогда не смущает мнение простых смертных, они стыдятся
только друг друга; что же касается самих принципов, то
скомпрометировать их может не разглашение, а только неудача
(относительно моральности максим все согласны между собой). Вот
почему за этими державами всегда остается политический почет, на
который они могут всегда рассчитывать, как результат увеличения их
могущества, какими бы путями оно ни было приобретено
-------------------------
Ох, и скандальный же это философ И.Кант -- даже спустя 220 лет)
Не знал, что:
Основные принципы мирного сообщества наций были сформулированы в 1795 году Иммануилом Кантом, который в своём политико-философском трактате «К вечному миру» впервые описал культурные и философские основы будущего объединения Европы и тем самым выразил идею Лиги Наций, которая могла бы осуществлять контроль конфликтных ситуаций и прилагала бы усилия к сохранению и укреплению мира между государствами.
--------------
Если кто (как и я)) слабо знаком с тезисами Канта из далекого 1795 года, они могут показаться вполне злободневными и даже скандальными:
«Государственные долги не должны использоваться для внешнеполитических дел».
Поиски средств внутри страны или вне ее не внушают подозрений, если это делается для хозяйственных нужд страны (улучшения дорог, устройства, новых поселений, создания запасов на случай неурожайных лет и т. д.).
Но как орудие борьбы держав между собой кредитная система, при которой долги могут непомерно увеличиваться, оставаясь в то же время гарантированными (поскольку кредиторы не предъявляют свои требования одновременно), - остроумное изобретение одного торгового народа в этом столетии - являет собой опасную денежную силу, а именно фонд для ведения войны.
Превосходя фонды всех других государств, вместе взятых, этот фонд может быть истощен лишь из-за прекращения поступления налогов. Таким образом, эта легкость ведения войны, связанная со склонностью к ней власть имущих, которая кажется присущей человеческой природе, представляет собой большое препятствие на пути к вечному миру. Предварительные статьи [мирного договора] тем более должны предусмотреть устранение этого препятствия, что неизбежное в конце концов государственное банкротство незаслуженно нанесло бы ущерб другим государствам. Стало быть, другие государства имеют по меньшей мере право объединяться против такого государства и его притязаний.
«Ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в политическое устройство и правление других государств».
В самом деле, что может дать ему право на это. Быть может, дурной
пример, который одно государство показывает подданным другого
государства? Напротив, этот пример может служить предостережением,
показывая, какое огромное зло навлек на себя народ своим беззаконием.
Да и вообще дурной пример, который одно свободное лицо дает другому
(как scandalum acceptum), не может считаться нанесением ущерба
последнему. - Сюда, правда, нельзя отнести тот случай, когда
государство вследствие внутренних неурядиц распалось на две части,
каждая из которых представляет собой отдельное государство,
претендующее на полную самостоятельность; если одному из них будет
оказана помощь посторонним государством, то это нельзя рассматривать
как вмешательство в политическое устройство другого (иначе возникла бы
анархия).
Из трех форм государства демократия в собственном смысле
слова неизбежно есть деспотизм, так как она устанавливает такую
исполнительную власть, при которой все решают об одном и во всяком
случае против одного (который, следовательно, не согласен), стало быть,
решают все, которые тем не менее не все, - это противоречие общей
воли с самой собой и со свободой.
отличие европейских дикарей от
американских состоит главным, образом в том, что, в то время как
многие племена последних целиком съедены их врагами, первые умеют
лучше использовать своих побежденных, чем просто съедать их, и
предпочитают увеличивать ими число своих подданных и, стало быть,
число орудий для войн еще более широких размеров.
Если один народ заявляет: «Между нами не должно быть войны,
так как мы хотим сформироваться в государство, т. е. поставить над собой
высшую законодательную, правительственную и судебную власть, которая
мирным путем улаживала бы споры между нами», то это вполне понятно.
- Но если это государство заявляет: «Между мной и другими
государствами не должно быть войны, хотя я и не признаю никакой
высшей законодательной власти, которая обеспечивала бы мне мои права,
а я ей - ее права», то совершенно непонятно, на чем же я хочу тогда
основать уверенность в своем праве, если не на суррогате гражданского
общественного союза, а именно на свободном федерализме, который
разум должен необходимо связать с понятием международного права,
если вообще это понятие имеет какой-либо смысл.
«Право всемирного гражданства должно быть ограничено
условиями всеобщего гостеприимства».
Право, на которое может притязать
чужестранец, - это не право гостеприимства (для этой цели был бы
необходим особый дружественный договор, который делал бы его на
определенное время членом дома), а право посещения, принадлежащее
всем людям, сознающим себя членами общества, в силу права общего
владения земной поверхностью, на которой, как на поверхности шара,
люди не могут рассеяться до бесконечности и потому должны терпеть
соседство других;
Если сравнить... негостеприимное поведение цивилизованных,
преимущественно торговых, государств нашей части света, то
несправедливость, проявляемая ими при посещении чужих стран и
народов (что для них равносильно их завоеванию), окажется чудовищной.
Когда открывали Америку, негритянские страны, острова пряностей, мыс
Доброй Надежды и т. д., то эти страны рассматривались как никому не
принадлежащие: местные жители не ставились ни во что. В ОСТ индию
(Индостан) европейцы под предлогом устройства лишь факторий войска,
и вслед за этим начались угнетение туземцев, подстрекательство
различных государств к широко распространявшимся войнам, голод,
мятежи, вероломство - словом, весь длинный ряд бедствий, тяготеющих
над родом человеческим.
Более или менее тесное общение между народами земли развилось
всюду настолько, что нарушение права в одном месте чувствуется во всех
других. Из этого видно, что идея права всемирного гражданства есть не
фантастическое или нелепое представление о праве, а необходимое
дополнение неписаного кодекса государственного и международного
права к публичному праву человека вообще и потому к вечному миру. И
только при этом условии можно надеяться, что мы постоянно
приближаемся к нему.
каждое государство (или его глава) желает добиться
для себя прочного мира таким образом, чтобы завладеть по возможности
всем миром.
Все это означает в конце концов следующее: тот, в чьих руках
власть, не позволит, чтобы народ предписывал ему законы. Государство,
имеющее возможность не подчиняться никаким внешним законам, не
будет ставить в зависимость от суда других государств тот способ, каким
оно домогается своих прав в отношении их; и даже целая часть света,
если она чувствует свое превосходство над другой, ни в чем ей, впрочем,
не препятствующей, не замедлит ограбить или даже поработить
последнюю для усиления своего могущества. Таким образом, все планы
теории права государственного гражданства, международного права и
права всемирного гражданства превращаются в бессодержательные,
неисполнимые идеалы; напротив, только практика, основанная на
эмпирических принципах человеческой природы, которая не считает
слишком унизительным извлекать уроки для своих максим из того, что
происходит на свете, могла бы найти прочную основу для здания
государственной политики.
Моральный политик будет исходить из следующего принципа: если
в государственном устройстве или в отношениях между государствами
будут обнаружены какие-либо недостатки, предотвратить которые было
невозможно, то необходимо - и это долг прежде всего глав государств -
как можно скорее устранить эти недостатки и привести государственное
устройство или отношения между государствами в соответствие с
естественным правом как идеей разума и образцом для нас, сколько бы
жертв это ни стоило их эгоизму.
Проблема создания государства разрешима, как бы шокирующею это ни
звучало, даже для дьяволов. Она
состоит в следующем: «Так расположить некое число разумных существ,
которые в совокупности нуждаются для поддержания жизни в общих
законах, но каждое из которых втайне хочет уклоняться от них; так
организовать их устройство, чтобы, несмотря на столкновение их личных
устремлений, последние настолько парализовали друг друга, чтобы в
публичном поведении людей результат был таким, как если бы они не
имели подобных злых устремлений». Такая проблема должна быть
разрешимой. Ведь дело идет не о моральном совершенствовании людей, а
только о механизме природы, относительно которого требуется узнать,
как использовать его применительно к людям, дабы так направить в
народе столкновение немирных устремлений индивидов в составе народа,
чтобы они сами заставили друг друга подчиниться принудительным
законам и таким образом необходимо осуществили состояние мира, в
котором законы имеют силу.
Максимы, которыми он [руководитель государства политик-прагматик ] пользуется, ...сводятся примерно к следующим
софистическим положениям: 1) Fac et excusa. He упускай случая,
благоприятствующего самовластному захвату (права государства либо над
своим народом, либо над другим, соседним народом). Подыскать
оправдание или прикрыть благовидными предлогами насилие после
захвата будет гораздо легче и удастся с большим блеском (особенно в
первом случае, где верховная власть внутри государства есть
одновременно и законодательная власть, которой следует повиноваться,
не мудрствуя), чем если бы захотели предварительно обдумать
убедительные основания, а затем еще ждать возражения на них. Сама эта
дерзость дает некоторую видимость внутреннего убеждения в
правомерности поступка, бог удачи в этом случае лучший
правозаступник.
2) Si fecisti, nega. Отрицай свою виновность в том преступлении,
которое ты сам совершил. Например, доведя свой народ до отчаяния и
тем самым до восстания, утверждай, что в этом виновата строптивость
подданных или же, когда ты подчинил соседний народ, природа человека,
которая такова, что если не предвосхитить насилие другого, то можно
быть уверенным, что он опередит тебя и подчинит себе.
3) Divide et impera. Это значит: если в твоем народе есть некоторые
привилегированные лица, обладающие властью, которые избрали тебя
своим верховным главой (primus inter pares), то посей между ними раздор
и поссорь их с народом; заступись далее за народ, обольщая его большей
свободой, и все будет зависеть от твоей неограниченной воли. Если же
дело идет о других государствах, то возбуждение розни между ними -
вполне надежное средство подчинить себе их одно за другим под
предлогом помощи более слабому.
Такими политическими максимами теперь, конечно, никого не
обманешь, так как все они общеизвестны; и стыдиться их нечего, хотя и
несправедливость в них слишком явно бросается в глаза. Ведь великие
державы никогда не смущает мнение простых смертных, они стыдятся
только друг друга; что же касается самих принципов, то
скомпрометировать их может не разглашение, а только неудача
(относительно моральности максим все согласны между собой). Вот
почему за этими державами всегда остается политический почет, на
который они могут всегда рассчитывать, как результат увеличения их
могущества, какими бы путями оно ни было приобретено
-------------------------
Ох, и скандальный же это философ И.Кант -- даже спустя 220 лет)