https://fralondres.s3.dualstack.eu-west-2.amazonaws.com/original/2X/f/fd904c26c5b10413b081d938316efe6db1fb482f.jpeg Определена и обоснована общественная функция «буржуазной монархии, пародирующей реставрацию Империи», в качестве средства осуществления диктатуры всемiрной «финансовой аристократии» над особой нацией.
Показана роль «исполнительной власти» в осуществлении диктатуры «финансовой аристократии» над особой нацией, над населением соответствующей страны в целом.
Раскрыта роль «социал-демократической партии», включая «рабочую аристократию» и всех мелкобуржуазных и буржуазных демократов, в осуществлении классового господства «финансовой аристократии».
Обоснован вывод: пролетарская социальная революция необходимо имеет две фазы - негативную фазу, в течение которой под руководством «финансовой аристократии» совершается разрушительная часть пролетарской революции, и позитивную, созидательную фазу, осуществляемую революционным пролетариатом.
Обобщены условия и причины, по которым пролетариат не только не готов к началу революционной борьбы за свершение пролетарской политической революции, но и в своих классовых интересах не должен «таскать каштаны из огня» в интересах господствующего над ним класса.
«Буржуазная монархия» как средство диктатуры «финансовой аристократии».
В первой части этой статьи «
О постановке сценария бонапартизма в современной России» сказано, что бенефициаром (выгодоприобретателем) «буржуазной монархии, пародирующей реставрацию Империи», возникшей во Франции в результате переворота, осуществлённого во главе с Луи-Филиппом Бонапартом, стала «
#крупная_буржуазия вообще и «
#финансовая_аристократия », в особенности».
Прежде всего, именно «финансовая аристократия» стала действительной движущей классовой силой этого переворота, материально заинтересованной в установлении этой «буржуазной монархии, пародирующей реставрацию Импперии».
«Финансовая аристократия, - писал Маркс в «18 брюмера Луи Бонапарта», - …осуждала парламентскую борьбу партии порядка [промышленников и частных собственников земли = орлеанистов и роялистов в парламенте - В.В.] с исполнительной властью как нарушение порядка и приветствовала каждую победу президента над её, казалось бы, собственными представителями как победу порядка».
Что представляла собой и кого включала в себя «финансовая аристократия»?
Ответ на этот вопрос важен не только для понимания самой этой институционально-политической формы господства «финансовой аристократии» над французской нацией, но и для понимания того, что такое «новая финансовая аристократия» (Маркс стал употреблять эту категорию примерно со средины 1860-х - первой половины 1870-х годов).
Маркс пишет: «При этом под финансовой аристократией здесь следует понимать [здесь и далее фрагменты текста Маркса полужирным курсивом выделены мною - В.В.] не только крупных посредников по выпуску займов и спекулянтов государственными бумагами, интересы которых по вполне понятным причинам совпадают с интересами государственной власти. Всё современное денежное дело, всё банковское хозяйство теснейшим образом связано с государственным кредитом. Часть банковского капитала по необходимости вкладывается в легко реализуемые государственные процентные бумаги. Банковские вклады, капиталы, предоставляемые банкам и распределяемые ими между купцами и промышленниками, частично имеют своим источником дивиденды государственных кредиторов. Если во все времена устойчивость государственной власти представляла ветхозаветную святыню для всего денежного рынка и жрецов этого рынка, как же иначе могло быть теперь, когда всякий потоп угрожает снести с лица земли вместе со старыми государствами также и старые государственные долги?».
Не следует также забывать и о том, что именно для первой половины 19-го века характерна общеевропейская борьба промышленной буржуазии за понижение ставки ссудного процента и за доступность кредита.
Эта #внутриклассовая_борьба между промышленным и банковским капиталом была не столько борьбой двух этих партий между собой, сколько их борьбой за контроль над государством.
Это была борьба не только за #политический_контроль и #непосредственное_участие в регулировании государственного кредита, но и в целом за институциональное регулирование общих условий производства, внутренней и внешней торговли, транспорта и связи, промышленного и сельскохозяйственного производства, конкуренции со всеми другими национальными отрядами буржуазии.
Так вот «финансовая аристократия» того времени включала в себя, прежде всего, частных собственников и крупнейших акционеров банков Франции, среди которых уже доминировала «французская ветвь» клана баронов Ротшильдов, Оппенгеймеров и иже с ними. Этот клан к тому времени уже ряд веков контролировал крупнейшие банки в Европе и США, в том числе и Банк Англии практически с момента его основания.
Именно эта, уже сформировавшаяся как «финансовая аристократия» и получившая признание в качестве «аристократии» во всей Европе, Азии и Америке, #партия_всемiрной_буржуазии контролировала предоставление денежных займов правительствам государств (это металлическое золото), международную торговлю (и это тоже металлическое золото, выполняющее функцию мiровых денег).
Но могла она это делать лишь только потому, что в первой половине 19-го века она фактически завершала монополизацию рынка металлического золота, и весьма существенную служебную роль в этом сыграл Наполеон Бонапарт, Наполеоновские войны, а затем и «Священный союз», и Реставрация монархии во Франции, и Луи-Филипп Бонапарт.
Одним из главных вдохновителей и бенефициаров всех этих исторически значимых политических процессов и событий с самого начала Великой Французской революции и т.д. как раз и была эта партия «финансовой аристократии».
Именно после установления «буржуазной монархии, пародировавшей реставрацию Империи» во Франции, по всей Европе начал вводиться не только «#золотой_стандарт », но и нарастающими темпами стали учреждаться #центральные_банки_государств по всей континентальной Европе. Этот процесс весьма бурно происходил во второй половине 19-го века и в основном был завершён к концу этого 19-го века.
Уже к средине 19-го века поднимавшаяся в Европе #революционная_волна, обусловившая события 1848-го года, привела к тому, что не только «финансовая аристократия», но и вся «#буржуазия правильно поняла, что все виды оружия, выкованные ею против феодализма, обращались своим острием против нее самой…»
Буржуазия, как пишет далее Маркс в «18 брюмера Луи Бонапарта», «поняла, что все так называемые #гражданские_свободы и органы прогресса посягали на ее классовое господство и угрожали ему как со стороны его социальной основы, так и со стороны его политической верхушки, следовательно, стали «социалистическими». В этой угрозе и в этом посягательстве она справедливо видела тайну социализма, оценивая его смысл и тенденцию вернее, чем оценивает сам себя так называемый #социализм, который из-за этого не может понять, почему буржуазия упорно отворачивается от него…»
«Не поняла буржуазия одного, - резюмирует далее Маркс, - что… ее собственный парламентарный режим, ее политическое господство вообще должно теперь также подвергнуться всеобщему осуждению как нечто социалистическое. Пока господство буржуазии не организовалось вполне, не нашло своего чистого политического выражения, антагонизм между другими классами и буржуазией также не мог выступить в чистом виде, а там, где он выступал, не мог принять того опасного оборота, при котором всякая борьба против государственной власти превращается в борьбу против капитала. Если буржуазия видела в каждом проявлении общественной жизни опасность для «спокойствия», - как же она могла желать сохранить во главе общества режим беспокойства, свой собственный режим, парламентарный режим, живущий - по выражению одного из ее ораторов - в борьбе и посредством борьбы?».
И этим судьба «парламентской республики» не только во Франции, но и во всём мiру, начиная, конечно, с Европы, была предрешена - в перспективе буржуазия идеологически и политически уже не могла не ориентироваться по преимуществу только на установление «буржуазной монархии», ибо это детерминировалось её общеклассовым интересом.
Более этого, со средины 19-го века буржуазия как класс начала переход к диктатуре уже не просто классовой, но политической и институциональной диктатуре; институционально-политической формой её как раз и стала «#буржуазная_монархия », а одним из главных средств её осуществления - «#государственный_социализм ».
«Итак, - обобщает Маркс, - осуждая как «социализм» то, что она раньше превозносила как «либерализм», буржуазия признает, что ее собственные интересы предписывают ей спастись от опасности собственного правления; что для восстановления спокойствия в стране надо прежде всего успокоить ее буржуазный парламент; что для сохранения в целости ее социальной власти должна быть сломлена ее политическая власть; что отдельные буржуа могут продолжать эксплуатировать другие классы и невозмутимо наслаждаться благами собственности, семьи, религии и порядка лишь при условии, что буржуазия как класс, наряду с другими классами, будет осуждена на одинаковое с ними политическое ничтожество; что для спасения ее кошелька с нее должна быть сорвана корона, а защищающий ее меч должен вместе с тем, как дамоклов меч, повиснуть над ее собственной головой».
«С другой стороны, - подчёркивает Маркс, - политический интерес буржуазии заставлял ее с каждым днем все более усиливать репрессии, т.е. ежедневно увеличивать средства и личный состав государственной власти, и в то же время вести непрерывную войну против общественного мнения и из недоверия калечить и парализовать самостоятельные органы общественного движения, если ей не удавалось их целиком ампутировать».
«Таким образом, - резюмирует Маркс, - классовое положение французской буржуазии заставляло ее, с одной стороны, уничтожать условия существования всякой, а, следовательно, и своей собственной парламентской власти, а с другой стороны, делать неодолимой враждебную ей исполнительную власть».
Вследствие этого в процессе политически необходимого перехода к «буржуазной монархии», обусловленного её общеклассовым интересом, «буржуазия потеряла способность к господству. Парламентского министерства [правительства - В.В.] уже не существовало. Теперь же, когда партия порядка потеряла власть над армией и национальной гвардией, - какие еще средства принуждения оставались у нее, чтобы одновременно отстоять узурпаторскую власть парламента над народом и конституционную власть парламента от посягательств президента? Никакой».
Почему? Потому что «без министерства [= здесь правительству в целом - В.В.], без армии, без народа, без общественного мнения, перестав быть со времени изданного им избирательного закона 31 мая представителем суверенной нации, без глаз, без ушей, без зубов, без всего, Национальное собрание мало-помалу превратилось в старофранцузский парламент, предоставляющий правительству действовать, а сам довольствующийся ворчливыми ремонстрациями post festum (после праздника, т.е. после того, как событие произошло, задним числом)».
В чём суть этого избирательного закона Франции от 31 мая 1850-го года?
«…избирательный закон 31 мая 1850 г., - указывает Маркс, - отстранил пролетариат от всякого участия в политической власти, отрезал ему даже доступ к полю битвы. Этот закон вернул рабочих к положению париев, которое они занимали до февральской революции».
Подытоживая, следует обратить внимание именно на то, что буржуазия в целом как класс - весь #класс_буржуазии_в_целом утратил #способность_к_политическому_господству.
Но все ли подклассы буржуазии утратили эту способность? Нет.
Диктатура «исполнительной власти» как диктатура «финансовой аристократии».
В этом процессе и посредством этого процесса перехода к «буржуазной монархии» именно «финансовая аристократия» не только заявила о своей «способности к политическому господству», но и фактически осуществила эту свою «#способность_к_господству ».
Однако #политическое_господство «финансовой аристократии» осуществлялось уже не посредством «представительной», а именно посредством «исполнительной власти», посредством диктатуры исполнительной власти не только над всеми прочими «ветвями государственной власти», но и над нацией в целом.
Именно в этой «диктатуре исполнительной власти», контролируемой «финансовой аристократией», как раз и заключается классовая и политическая суть произошедшей трансформации классовой диктатуры буржуазии в диктатуру «финансовой аристократии».
Но что такое «#диктаторская_исполнительная_власть », если не иерархически организованная «вертикаль» тотальной институционально-политической власти чиновничества?
И это имеет место в стране, «где #исполнительная_власть имеет в своем распоряжении более чем полумиллионную [более 1,5% от 38 млн. населения Франции того времени - В.В.] армию чиновников, т.е. постоянно держит в самой безусловной зависимости от себя огромную массу интересов и лиц, где государство опутывает, контролирует, направляет, держит под своим надзором и опекает гражданское общество, начиная с самых крупных и кончая самыми ничтожными проявлениями его жизни, начиная с его самых общих форм существования и кончая частными существованиями отдельных индивидов, где этот паразитический организм вследствие необычайной централизации стал вездесущим, всеведущим и приобрел повышенную эластичность и подвижность, которые находят себе параллель лишь в беспомощной несамостоятельности, рыхлости и бесформенности действительного общественного организма…».
Именно в таких условиях, резюмирует Маркс, необходимо и неизбежно, ибо уже «само собой разумеется», что «Национальное собрание вместе с правом раздачи министерских портфелей теряет всякое действительное влияние, если оно в то же время не упрощает государственного управления, не уменьшает, насколько это возможно, армии чиновников, не дает, наконец, гражданскому обществу и общественному мнению создать свои собственные, не зависимые от правительственной власти, органы».
И этот процесс укрепления и развития до своего предела тотальной диктатуры «исполнительной власти» усиливается ещё и тем, что «#материальный_интерес французской буржуазии теснейшим образом сплетается с сохранением этой обширной и широко разветвленной государственной машины. Сюда сбывает она свое излишнее население и пополняет в форме казенного жалованья то, чего она не смогла заполучить в форме прибыли, процентов, ренты и гонораров».
Именно эта «исполнительная власть» институционально-политически осуществляла диктатуру «финансовой аристократии» над французской нацией (об этом Маркс пишет в иных своих работах о Франции, классовой борьбе в ней и «государственном социализме финансовой аристократии»), со временем в лице отдельных представителей высших слоёв (истеблишмента по-американски) превратившись в органическую часть этой самой «финансовой аристократии» Франции.
Роль социал-демократии в осуществлении интересов «финансовой аристократии».
Более того, в процесс политической трансформации нации в качестве «приводных ремней» к народным массам вообще и к пролетариату, в особенности, органично включается «так называемая социально-демократическая партия», представляющая собой идеологическую и политическую «коалицию мелких буржуа и рабочих», якобы противостоящую буржуазии вообще и диктатуре «финансовой аристократии», осуществляемой посредством «исполнительной власти», в особенности.
«После июньских дней 1848 г., - констатирует Маркс, - мелкая буржуазия увидела, что её обошли, что её материальным интересам был нанесён ущерб, а демократические гарантии, которые должны были обеспечить ей возможность отстаивать эти интересы, были поставлены под вопрос контрреволюцией. Поэтому она сблизилась с рабочим. ...Но с течением времени она изменилась вместе с представляемым ею классом. ...она требует демократическо-республиканских учреждений не для того, чтобы уничтожить обе крайности - капитал и наёмный труд, а для того, чтобы ослабить и превратить в гармонию существующий между ними антагонизм. Какие бы меры ни предлагались для достижения этой цели, какими бы более или менее революционными представлениями она ни приукрашивалась, - суть остаётся та же: перестройка общества демократическим путём, но перестройка, остающаяся в рамках мелкобуржуазности. ...мелкая буржуазия... верит..., что специальные условия её освобождения суть в то же время те общие условия, при которых только и может быть спасено современное общество и устранена классовая борьба».
Потому что «#демократ, представляя мелкую буржуазию, т.е. переходный класс, в котором взаимно притупляются интересы двух классов, - воображает поэтому, что он вообще стоит выше классового антагонизма. Демократы допускают, что против них стоит привилегированный класс, но вместе со всеми остальными слоями нации они составляют народ. Они стоят за народное право; они представляют народные интересы».
«Поэтому, - пишет Маркс такой «социальной демократии», - …нет надобности перед предстоящей борьбой исследовать интересы и положение различных классов. Им нет надобности слишком строго взвешивать свои собственные средства. Им стоит ведь только дать сигнал - и народ со всеми своими неисчерпаемыми средствами бросится на угнетателей».
А если этого не происходит, то тогда что?
Маркс резюмирует, что в случае, «если оказывается, что их [всех подобных демократов - В.В.] интересы не заинтересовывают, что их сила есть бессилие, то виноваты тут либо вредные софисты, раскалывающие единый народ на различные враждебные лагери, либо армия слишком озверела, слишком была ослеплена, чтобы видеть в чистых целях демократии своё собственное благо, либо всё рухнуло из-за какой-нибудь детали исполнения, либо, наконец, непредусмотренная случайность повела на этот раз к неудаче».
Выработка политики «государственного социализма», включая начало формирования «рабочей аристократии», начатая именно во время «парламентской республики», в том числе и посредством «так называемой социально-демократической партии», но в основном осуществлённая уже «буржуазной монархией, пародирующей реставрацию Империи».
Бисмарк уже имел перед собой практически все позитивные и негативные (#Парижская_Коммуна ) результаты этого «натурного эксперимента государственного социализма», поставленного во Франции, для того, чтобы выработать и осуществлять целостную и вполне эффективный «#государственный_социализм_Бисмарка » в Германии.
Две фазы пролетарской революции и готовность пролетариата к началу пролетарской революции.
Однако всё это происходило уже потом, после 1851-го года, а не до декабря 1851-го года. В этом случае естественно возникает вопрос о том, «почему парижский #пролетариат не восстал после 2 декабря» 1851 года.
Именно этот вопрос ставит и на ту же на него отвечает Маркс: «Ниспровержение буржуазии было пока только декретировано [Луи Бонапартом в начале декабря 1851-го - В.В.], декрет ещё не бил приведён в исполнение. Всякое серьёзное восстание пролетариата немедленно снова оживило бы буржуазию, примирило бы её с армией и уготовило бы рабочим второе июньское поражение». Это - во-первых.
Почему поражение пролетариата было неотвратимым, если бы он восстал?
Потому что даже в Париже #пролетарские_и_полупролетарские_массы не были организованы как класс - они не только не были отмобилизованы в собственную классовую (политическую и фактическую армию), но и были демобилизованы даже подразделения «армии пролетариата» («армии мiрного, а не военного времени»), которые имелись у него к тому времени.
Ибо, во-вторых, «в ночь с 1 на 2 декабря Бонапарт внезапным нападением лишил парижский пролетариат его вождей, командиров баррикад. Представляя собой армию без офицеров, не имея ни малейшей охоты после памятных июньских дней 1848 и 1849 гг. и майских дней 1850 г. бороться под знаменем Горы, пролетариат предоставил своему авангарду, тайным обществам, спасать повстанческую честь Парижа, честь, которую буржуазия оставила на произвол солдатни до того безропотно, что Бонапарт мог впоследствии разоружить национальную гвардию с язвительной мотивировкой: он опасается, как бы анархисты не злоупотребили её оружием против неё самой!».
И, наконец, в-третьих, «4 декабря буржуа и лавочники подстрекали пролетариат к борьбе. Вечером того же дня несколько легионов национальной гвардии обещали явиться на поле битвы с оружием и в мундирах. Дело в том, что буржуа и лавочники узнали, что Бонапарт в одном из своих декретов от 2 декабря отменил тайное голосование и приказывал им писать свои «да» или «нет» в официальных списках избирателей рядом с их именами. Сопротивление 4 декабря напугало Бонапарта. Ночью, по его приказанию, на всех перекрёстках Парижа были расклеены плакаты, объявлявшие о восстановлении тайного голосования. Буржуа и лавочники решили, что добились своей цели. На следующее утро остались дома именно лавочники и буржуа».
И уже на основании всего своего анализа событий 1848-1851 годов Маркс в «18 брюмера Луи Бонапарта» делает обобщающий вывод: «Предоставляя, в момент [политически и классово значимых - В.В.] …событий, руководить собой демократическим вождям, забывая о революционных интересах своего класса из-за минутного благополучия, они [пролетарии - В.В.] отказались от чести быть завоевательной силой, покорились своей судьбе, показали, что июньское поражение 1848 г. сделало их на долгие годы небоеспособными, что исторический процесс в ближайшее время опять должен совершаться помимо них».
И это ближайшее время, в течение которого «исторический процесс совершался помимо пролетариата», продлилось для него ровно до Парижской Коммуны, хотя и к этому времени пролетариат Франции так и не смог извлечь все классово необходимые уроки из событий 1848-1851-го и последующих годов.
Но мог ли пролетариат Франции извлечь все необходимые политические уроки из событий 1848-1851-годов, хотя бы минимально отмобилизовавшись в свою классовую армию к весне 1871-го года?
Нет, не мог. Но почему не мог?
Прежде всего, пролетариат не мог этого сделать потому, что «политический интерес буржуазии заставлял ее с каждым днем все более усиливать репрессии, т.е. ежедневно увеличивать средства и личный состав государственной власти, и в то же время вести непрерывную войну против общественного мнения… калечить и парализовать самостоятельные органы общественного движения, если ей не удавалось их целиком ампутировать».
И ещё потому, что «социально-демократическая партия» (вся совокупность так называемых «левых» сил, движений и организаций, что по-русски есть то же самое, что и «левый товар», «левый доход» и всё прочее «левое»), в течение всего этого периода упорно подчиняла действия пролетариата «устранению классовой борьбы» вообще, чтобы «превратить в гармонию существующий между капиталом и наёмным трудом антагонизм», в особенности.
В итоге, если «в парламенте #нация возводила в #закон свою всеобщую волю, т.е. возводила #закон_господствующего_класса в свою всеобщую волю», то «перед лицом исполнительной власти она отрекается от всякой собственной воли и подчиняется велению чужой воли, авторитету. Исполнительная власть в противоположность законодательной выражает гетерономию нации в противоположность её автономии. Таким образом, Франция избавилась от деспотизма целого класса как будто лишь для того, чтобы подчиниться деспотизму одного индивида, и притом авторитету индивида, не имеющего никакого авторитета. Борьба, казалось, кончилась тем, что все классы одинаково бессильно и одинаково безгласно преклонились перед ружейным прикладом».
И так казалось вплоть до 18 марта 1871-го года, когда вдруг из ниоткуда «граду и мiру» явилась #Парижская_Коммуна, хотя ещё в сентябре 1870-го нация отказалась подчиняться «авторитету индивида, не имеющего никакого авторитета» и ею была учреждена Третья Французская Республика.
Однако Маркс уже в «18 брюмера Луи Бонапарта» сделал научно обоснованный вывод о том, что «ниспровержение парламентарной республики в зародыше заключает в себе торжество революции пролетариата».
Да, во Франции «ближайшим осязательным результатом» ниспровержения «парламентской республики» стала «победа Бонапарта над парламентом, победа исполнительной власти над законодательной, победа не прикрытой фразами силы над силой фразы».
Однако это совсем не значит, что негативная фаза, то есть что осуществляемая отнюдь ещё не пролетариатом, но самой буржуазией под руководством «финансовой аристократии» фаза действительно пролетарской политической революции на этом завершилась или прервалась необратимо.
Наоборот, резюмирует Маркс, «революция основательна. Она ещё находится в путешествии через чистилище. Она выполняет своё дело методически. До 2 декабря 1851 г. она закончила половину своей подготовительной работы, теперь она заканчивает другую половину. Сначала она доводит до совершенства парламентарную власть, чтобы иметь возможность ниспровергнуть её. Теперь, когда она этого достигла, она доводит до совершенства исполнительную власть, сводит её к её самому чистому выражению, изолирует её, противопоставляет её себе как единственный объект, чтобы сконцентрировать против неё все свои силы разрушения. И когда революция закончит эту вторую половину своей предварительной работы, тогда Европа поднимется со своего места и скажет, торжествуя: Ты хорошо роешь, старый крот!»
Иными словами, только в этот момент истории пролетариат именно в своих пролетарских классовых интересах может и должен начать вторую - позитивную - фазу пролетарской революции - это #созидательная_фаза, которая и есть #революционная_диктатура_пролетариата. В этом произведении Маркс вводит эту категорию в оборот.
Какие политически существенные моменты внутренней логики развёртывания «сценария» исторической драмы Франции периода 1848-1871-го годов уже воспроизведены и ещё воспроизводятся в #РФ в период с 1988-1989 годов и доныне в качестве «спектакля», разыгрываемого на театре Россия, - это мною оставлено на усмотрение читателя.
Замечу только, что политические события в России в 1917-1921-ом годах имели «сценарную аналогию» отнюдь не с политическими событиями 1848-1851 годов во Франции, но с политическими событиями 1870-1873-го годов в той же самой Франции.
Однако главным отличием политических событий в России тех лет от соответствующих, «аналогичных по своему сценарию», политических событий во Франции, заключалось в том, что в России ещё не произошла политическая буржуазная революция и, следовательно, ещё не истекли те почти 90 лет, считая от начала пролога Великой Французской Революции.
Непонимание «сценарных аналогий» и именно этих исторически-существенных различий между Россией и Францией, прежде всего, не говоря уже о полном непонимании существа России как государства-химеры, как раз и вводит в заблуждение не столько буржуазных историков, политологов и социологов, сколько якобы марксистов, коммунистов.
(продолжение следует)