Антология. Николай Заболоцкий
Что-то подзапустил я Антологию.
А столько имён! И среди них золотое - Николай Заболоцкий.
Подумавши, сказал бы - золотом на камне. Такая ассоциация.
Со старых фотографий он смотрит через всегдашние круглые очки эдаким "ботаном", вечным студентом-аккуратистом. Он и вправду всю жизнь учился. Разным наукам и ремёслам - агрономии, медицине, филологии, истории, философии - и, конечно, самой жизни.
Занимался живописью. Дружил с советскими художниками-авангардистами.
И сам стал одним из отцов-основателей группы ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства) - эпатажного объединения русских дадаистов (от французского "дада", детского первослова, наподобие нашего "агу-агусеньки"), ну, или абсурдистов. Они были просты и вместе с тем затейливы. Чтобы проникнуть в их многомерные смыслы, надо было постараться, а прежде чем стараться, надо было принять условия их литературной, театральной, жизненной игры с постоянно и прихотливо меняющимися правилами.
Очарование русского абсурда безмерно. Например, Даниил Хармс, товарищ Заболоцкого по ОБЭРИУ, нынче любимый поэт детворы - дети всегда в игре и они с восторгом в ней участвуют, только предложи.
Заболоцкий тоже игрун, тоже наивен, но уже величав в своей наивности. Вот один из его программных стихов, замаскированный под колыбельную. Кстати сказать, я напевал маленькой дочке этот текст и ей нравилось, что все спят. Не считая Разума, конечно.
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей...
Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!
Или вот картинка в духе наивной живопись, какого-нибудь Таможенника Руссо:
Толпа высоких мужиков
Сидела важно на бревне.
Обычай жизни был таков,
Досуги, милые вдвойне,
Царя ли свергнут или разом
Скотину волк на поле съест,
Они сидят, гуторя басом,
Про то да сё узнав окрест...
А это цветастый натюрморт про "Самовар":
Самовар, владыка брюха,
Драгоценный комнат поп!
В твоей грудке вижу ухо,
В твоей ножке вижу лоб!
Император белых чашек,
Чайников архимандрит,
Твой глубокий ропот тяжек
Тем, кто миру зло дарит.
Я же - дева неповинна,
Как нетронутый цветок.
Льется в чашку длинный-длинный,
Тонкий, стройный кипяток.
И вся комнатка-малютка
Расцветает вдалеке,
Словно цветик-незабудка
На высоком стебельке.
Заболоцкого и других обериутов, что называется, задолбали и запинали. Они не вписывались ни в какие каноны и правила и значит их имена вписали в доносы. Четыре мильёна доносов, господа! Это 1930-е годы и репрессии, в которых прогрессивное наше общество винит Сталина. Вопрос, кто писал доносы, принято скромно обходить. В литературной среде доносы был особо почитаемый жанр. Группу ОБЭРИУ репрессировали всю, от "главарей" до сочувствующих. Дольше других держался Заболоцкий - "ботан" в круглых интеллигентских очках. Но и он зашуршал по этапу. Возвратившийся Заболоцкий стал иным. Литературная игра осталась в прошлом. Началась борьба за жизнь. Заболоцкий её выиграл. Его стихи приобрели классическое звучание, говорю же: золотом по граниту. Ну, сами судите:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
После заключения Заболоцкий много переводил с подстрочников классических грузинских поэтов, поднаторел в этом и оброс достатком.
Открылось второе поэтическое дыхание - компенсация за годы молчания.
Но начались внутрисемейные проблемы и Николай Алексеевич умер 55 лет.
Критический возраст для мужиков - время первых инфарктов и инсультов.
Человек ушёл, но Поэт, конечно, не умер.
Интересно, что одно из его стихотворений стало всем известной песней: "Зацелована, околдована...",
мелодию к нему сочинил питерский бард Александр Лобановский.
А столько имён! И среди них золотое - Николай Заболоцкий.
Подумавши, сказал бы - золотом на камне. Такая ассоциация.
Со старых фотографий он смотрит через всегдашние круглые очки эдаким "ботаном", вечным студентом-аккуратистом. Он и вправду всю жизнь учился. Разным наукам и ремёслам - агрономии, медицине, филологии, истории, философии - и, конечно, самой жизни.
Занимался живописью. Дружил с советскими художниками-авангардистами.
И сам стал одним из отцов-основателей группы ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства) - эпатажного объединения русских дадаистов (от французского "дада", детского первослова, наподобие нашего "агу-агусеньки"), ну, или абсурдистов. Они были просты и вместе с тем затейливы. Чтобы проникнуть в их многомерные смыслы, надо было постараться, а прежде чем стараться, надо было принять условия их литературной, театральной, жизненной игры с постоянно и прихотливо меняющимися правилами.
Очарование русского абсурда безмерно. Например, Даниил Хармс, товарищ Заболоцкого по ОБЭРИУ, нынче любимый поэт детворы - дети всегда в игре и они с восторгом в ней участвуют, только предложи.
Заболоцкий тоже игрун, тоже наивен, но уже величав в своей наивности. Вот один из его программных стихов, замаскированный под колыбельную. Кстати сказать, я напевал маленькой дочке этот текст и ей нравилось, что все спят. Не считая Разума, конечно.
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей...
Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!
Или вот картинка в духе наивной живопись, какого-нибудь Таможенника Руссо:
Толпа высоких мужиков
Сидела важно на бревне.
Обычай жизни был таков,
Досуги, милые вдвойне,
Царя ли свергнут или разом
Скотину волк на поле съест,
Они сидят, гуторя басом,
Про то да сё узнав окрест...
А это цветастый натюрморт про "Самовар":
Самовар, владыка брюха,
Драгоценный комнат поп!
В твоей грудке вижу ухо,
В твоей ножке вижу лоб!
Император белых чашек,
Чайников архимандрит,
Твой глубокий ропот тяжек
Тем, кто миру зло дарит.
Я же - дева неповинна,
Как нетронутый цветок.
Льется в чашку длинный-длинный,
Тонкий, стройный кипяток.
И вся комнатка-малютка
Расцветает вдалеке,
Словно цветик-незабудка
На высоком стебельке.
Заболоцкого и других обериутов, что называется, задолбали и запинали. Они не вписывались ни в какие каноны и правила и значит их имена вписали в доносы. Четыре мильёна доносов, господа! Это 1930-е годы и репрессии, в которых прогрессивное наше общество винит Сталина. Вопрос, кто писал доносы, принято скромно обходить. В литературной среде доносы был особо почитаемый жанр. Группу ОБЭРИУ репрессировали всю, от "главарей" до сочувствующих. Дольше других держался Заболоцкий - "ботан" в круглых интеллигентских очках. Но и он зашуршал по этапу. Возвратившийся Заболоцкий стал иным. Литературная игра осталась в прошлом. Началась борьба за жизнь. Заболоцкий её выиграл. Его стихи приобрели классическое звучание, говорю же: золотом по граниту. Ну, сами судите:
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза - как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза - как два обмана,
Покрытых мглою неудач.
Соединенье двух загадок,
Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.
Когда потемки наступают
И приближается гроза,
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза.
После заключения Заболоцкий много переводил с подстрочников классических грузинских поэтов, поднаторел в этом и оброс достатком.
Открылось второе поэтическое дыхание - компенсация за годы молчания.
Но начались внутрисемейные проблемы и Николай Алексеевич умер 55 лет.
Критический возраст для мужиков - время первых инфарктов и инсультов.
Человек ушёл, но Поэт, конечно, не умер.
Интересно, что одно из его стихотворений стало всем известной песней: "Зацелована, околдована...",
мелодию к нему сочинил питерский бард Александр Лобановский.