Апология «стукачества»
Одна из священных коров русской либеральной интеллигенции - вечная истерика по поводу доносительства, стукачества. Вот кто-то ворует, кто-то убивает, кто-то растлевает детей. А ты молчи! Не мешай им заниматься делом! Не выноси сор из избы, а то стукачество - это ну-ну-ну... Тебе сразу вспомнят и 37-ой год, и кровавую гэбню, и проклятого Сталина, при котором были написаны миллионы доносов...
Вопрос «А почему педагогам нельзя трахать школьниц?» для современного правого сознания похож на «А почему нельзя быть каннибалом?». Особенно удивительно, если это звучит из уст властителей дум либеральной интеллигенции.
29 августа журналистка Екатерина Кронгауз написала пост, посвященный учителю престижной московской школы, у которого были сексуальные отношения с ученицами: «Больше 16 лет мы знали, что учитель истории крутит романы с ученицами. Довольно симпатичный мужик, умный, ироничный, обаятельный. Немудрено было влюбиться. Мы были маленькие, а думали, что большие. А потом шли годы - мы становились больше, а его возлюбленные менялись и оставались маленькими». Кронгауз не назвала ни фамилию учителя, ни школу, но из комментариев к этой записи быстро стало ясно, что речь идет о московской школе № 57. Пост стал одним из самых обсуждаемых в русскоязычном Фейсбуке.
Презумпция и реакции
Я не хочу писать о событиях в 57 московской школе. Обстоятельства дела знаю только из СМИ и публикаций в социальной сети. Чту презумпцию невиновности. Поэтому, если писал на этом сайте о педагогах-педофилах, то только после приговора суда.
О чем интересно писать, так это о реакции социальных сетей, известных журналистов и блогеров на этот случай. В отличие от самого дела об учителе в школе №57, где обстоятельства ещё подлежат выяснению (желательно не только обсуждению в СМИ, но и судебному разбирательству) реакции показывают явно видимые тенденции и феномены массового сознания. И они интересны безотносительно к подробностям случившегося в школе №57.
Желтая реакция
Понятно, что секс-скандал в элитарной школе позволил быдловато-желтым изданиям оторваться на «людях с хорошими лицами». Понятно, что скандал с учителем у которого еврейская фамилия, с педсоветом, где завуч с отчеством «Ароновна», с ученицами-жертвами у которых еврейские имена и фамилии, не мог не возбудить огромное количество антисемитов. Это предсказуемо и не интересно. Ответная реакция на это некоторых авторов: ах вам не нравится, что учитель в элитарной школе трахает школьниц - значит вы быдло и антисемиты… Это неадекватный и неконструктивный ответ. Поскольку увеличивает количество людей, которые ассоциируют себя с быдлом и антисемитами. Это как в израильской истории с Шевах-Мофет сдуру кричать: если вы не согласны на уничтожение физико-математической школы, то вы проклятые расисты… Обыватель слушает, возмущается сначала, потом пожимает плечами: «Ну, если по-другому нельзя… то… ладно… уговорили… расисты».
Сейчас выяснилось, что в школе №57 такой учитель был не один. А ещё появились новые сведения, что в этом учебном заведении практиковались и гомосексуальные отношения между педагогами и учащимися. Так что, защищать это под флагом борьбы с гомофобией?!
А почему нельзя трахать школьниц?
Но наиболее поразили меня реакции представителей «либеральной интеллигенции», от которых хотелось бы ожидать чего-то более адекватного. Поразила, что школу с подозрением на педофилию защищают от общественной дискуссии как-будто это какая-то оппозиционная политическая группа, преследуемая НКВД и лично Берией и Ежовым на мотоциклах. Вновь поразили типичные реакции: «А чего такого?!». Мол, чего плохого, что педагоги трахают школьниц - к жизни готовят. Но на эту тему я подробно писал в статье «Логика истории против культуры изнасилования». Мне кажется, что я в ней всё сказал по этому поводу. Если хотите, почитайте или перечитайте.
Кому мешают разоблачители преступлений?
Я хочу поговорить о другом. Об очередном возмущении против «стукачества». В Инстаграме известного блогера фотография с подписью: «Митинг против стукачки Кронгауз». Хотя Екатерина Кронгауз не обратилась в правоохранительные органы. Как мы упомянули выше, в своем фейсбучном посте она не назвала ни фамилию учителя, ни номер школы.
[Spoiler (click to open)]
Это одна из священных коров русской либеральной интеллигенции - вечная истерика по поводу доносительства, стукачества. Вот кто-то ворует, кто-то убивает, кто-то растлевает детей. А ты молчи! Не мешай им заниматься делом! Не выноси сор из избы, а то стукачество - это ну-ну-ну… Тебе сразу вспомнят и 37-ой год, и кровавую гэбню, и проклятого Сталина, при котором были написаны миллионы доносов..
И все это свидетельствует только о полном отсутствии правового сознания, которое невозможно там, где разоблачение преступлений осуждается больше, чем сами преступления. Изнасилованные СССР!
Вам нравятся такие «антисталинисты»?!
Я несколько лет назад читал пост в ЖЖ (у блогера Радуловой, по-моему) о том, как в московском дворике у открытого окна убивали детей. Мать сошла с ума. И зверски убивала двух детей. Убивала долго - два часа. Сначала забила. Потом зарезала. Весь двор это слышал. Несколько десятков человек. Слышали крики детей. Никто не вызвал милицию. Никто. Вам нравятся такие «антисталинисты»?!
Меня, как и других израильтян, достаточно часто российские СМИ спрашивали об израильском опыте борьбы с террором. Я всегда отвечал, что главное - это не металлодетекторы и не спецслужбы, не сеть информаторов и не количество охранников. Например, в тот же день, когда в Москве произошел теракт в Домодедово, в Израиле был предотвращен взрыв. Полицию вызвал случайный прохожий, увидевший, как преступник прикрепляет взрывное устройство к днищу припаркованного джипа «Гранд Чероки». Главное - это вопрос Достоевского: «Пошли ль бы мы в предупредить о взрыве?». Вопрос о связанности общества, о сопричастности, об отношении к власти. Вопрос о том, считают ли граждане государство своим, считают ли общество своим.
Вопрос Достоевского
В дневнике А. С. Суворина есть очень знаменитый отрывок:
«В день покушения Млодецкого на Лорис-Меликова я сидел у Ф. М. Достоевского…
- Представьте себе, - говорил он, - что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ль бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтобы он арестовал этих людей? Вы пошли бы?
- Нет, не пошел бы…
- И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это - преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить… Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные и затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины - прямо ничтожные. Просто - боязнь прослыть доносчиком… Напечатают: Достоевский указал на преступников… Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас все ненормально, оттого все это происходит, и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых. Я бы написал об этом. Я бы мог сказать много хорошего и скверного и для общества и для правительства, а этого нельзя. У вас о самом важном нельзя говорить».
(А. С. Суворин. Дневник. М.-Пгр., 1923, с. 15-16).
«Пошли ль бы мы в предупредить о взрыве?»
Ответ на этот вопрос для большей части населения России пока отрицательный… А это главный вопрос. У государства не может быть миллиона глаз, чтоб контролировать ситуацию. А у населения они есть. И без желания населения сохранять правопорядок - ни борьба с террором, ни правовое государство, ни даже чистоту газонов обеспечить невозможно.
Русских туристов в Финляндии удивляет, почему стоит выкинуть из машины банку на газон, как тут же найдется бабушка, которая передаст номер машины властям. И даже если машина попытается покинуть страну, то её оштрафуют на границе за эту выкинутую банку. Зато там газоны чистые.
Когда в Израиле интернет-умельцы придумали аппликацию для мобильного телефона, которая позволяет водителям сообщать о злостных нарушителях на трассе, то одного з этого приложения Лиора Гольденштейна пригласили в студию 9-го канала, чтобы снять сюжет «Сообщество стукачей». Гольденштейн вообще не понимал, чего хочет от него розовощекая ведущая: злостные нарушители правил дорожного движения создают невыносимую ситуацию на дорогах, не только вызывают неприятные моменты, волнения, стрессы, но и аварии. Они подвергают риску свою жизнь и жизни других людей. От аварий в Израиле гибнет больше людей, чем от войн, терактов, уголовных разборок и бытовых убийств. А ведущая продолжала твердить про доносительство и стукачество.
Недонесение
Из поста Екатерины Кронгауз, из реакции её редактора Маши Гессен, из отклика Николая Клименюка, которого Маша обвинила в том, что он воспрепятствовал появлению материала про 57 школу в изданиях «Большом Городе» и «Gala», поскольку у него в этой школе учились дети, становится понятно, что была не только сама Екатерина Кронгауз, но и ещё несколько журналистов около нее по крайней мере 10 лет знали, что в школе творятся преступления. Но не только не опубликовали информацию об этом (даже без имен в социальной сети, как сделала это сейчас Кронгауз), но и не поделились своей информацией об этом с правоохранительными органами.
Кронгауз обвиняют в «стукачестве». А вообще всю эту компанию в стране с нормальной правовой системой судили бы за НЕДОНЕСЕНИЕ. Причем, следует уточнить, это было недонесение при отягчающих, не только о свершившихся, но и о продолжающихся и непредотвращенных преступлениях. Я написал в комментариях у Клеменюка: «Журналисты - они ещё и граждане, которые обязаны соблюдать закон, И за недонесение судят не как журналистов, а как граждан. Если вы будете знать, что готовится теракт, людьми, которые, согласно вашей информации уже совершили теракт, то вы тоже будете ждать лет 10, пока у вас не соберется материала на статью?».
Но он вообще не понял, о чем я говорю. Клименюк написал мне: «Закон, даже в России, защищает право журналистов не делиться информацией, полученной конфиденциально. Даже если это информация, как вы пишете, о теракте».
Я вынужден был ответить: «Если о теракте? В данном случае, если Вы не поделились подозрениями и имеющейся у вас информацией, то законодательство большинства стран мира будет рассматривать это не только как НЕДОНЕСЕНИЕ, но и как НЕПРЕДОТВРАЩЕНИЕ. Если же будет доказано, что вы помешали проинформировать об этом, остановив, предположим, ту же Катю, то Ваши действия будут расцениваться СОУЧАСТИЕ».
Давид Эйдельман
___________________________________________________________
Так уж вышло, что я могу ответить на вопрос Достоевского - я сама себе его когда-то (не зная о размышлениях Досточевского, естественно, в 18 лет) задавала, когда моего отца сначала преследовало за правозащитную деятельность, а потом арестовало и осудило КГБ. И когда отец уже сидел в тюрьме, я - подросток еще, задумавшись о тех. игрушкой кого в противоборстве нашей страны с Западом стал отец, задавала себе вопрос: что бы я сделала, если бы вдруг мне стало известно о каких-либо действиях западных спецслужб, которые могут нанести ущерб моей стране? И, к своему удивлению, пришла к выводу, что я бы, не раздумывая, пошла в наши спецслужбы, чтобы сообщить об этом: моя страна и населящие ее люди, по моему мнению, были не виноваты в том, что конкретные негодяи посадили моего отца ( именно они или их выученики преследуют сегодня и меня)