А.Ф. Морокин, Поездка в Крым и Константинополь (в 1906 г.). Часть 2
2. В Севастополе и Херсонесе (24-26 сентября 1906 г.)
По дороге от вокзала до гостиницы я не заметил никаких перемен, все было так же на взгляд, как семь лет тому назад, когда я был в Севастополе. Те же изящной архитектуры дома, улицы, обсаженные белой акацией, и это единственная зелень: встретить в Севастополе сад можно редко, так же редко, как высокий дом. Зато любуешься красавицами бухтами, со снующими лодками и пароходами. Посреди одной бухты я увидел 4 броненосца. Экипаж одного из них бунтовал, кажется, в прошлом году. Мрачно смотрели эти морские чудовища, тая в себе разрушение и смерть. Чем больше я смотрел на них, тем печальнее становилось на душе. Бунтари матросы опозорили своими выходками весь Черноморский флот. Раньше вся Россия гордилась своими моряками, а теперь стыдно смотреть на снующих по городу матросов, питомцев Нахимова, Лазарева, Корнилова, державших флаг России, грозно развевавшейся по Черному морю «на славу нам, на страх врагам». У графской пристани я разговорился с одним матросом, молодым парнем, оказавшимся довольно неглупым. «Стыдно», говорит, «ходить в форме, каждый русский смотрит на тебя подозрительно, как будто мы все бунтари».
- А теперь есть такие? спрашиваю я.
- «Много», говорит, «и теперь. Придешь в духан, а там пьяные матросы орут, что нет Бога, нет всего того, чему учит религия. Страх слушать. Говорят, мы страдаем, а офицеры царствуют над нами. Какой говорю одному, ты страдалец, коли пьянствуешь. Офицеры то пьют да не так, как мы, безобразничают. Не слушают, плюнешь и уйдешь».
Осматривал собор св. Владимира, который построен, как греческие церкви с небольшим мраморным иконостасом, всюду мрамор, изящная утонченная работа, видно руку художника. Вместо продольных, узких окон, как делалось в Византийских храмах, здесь в стенах храма сделаны круглые, небольшого размера окошечки. Правда, это оригинально, но как будто не соответствуем общепринятому архитектурному стилю. Я думаю, что если бы были сделаны неширокие, продолговатые окна, храм много бы выиграл, впрочем, как говорится, о вкусах не спорят; затем спустился в подвальный этаж храма, где покоятся наши незабвенные адмиралы, Лазарев, Нахимов, Корнилов и Зарин. Над их могилами, на поверхности пола изображены четырехконечные кресты из черного мрамора. Нисколько поодаль от них положен недавний деятель Черноморского флота - адмирал Чухнин, одна из жертв позора России, сраженный не в кровавом бою за родину, а рукой какой то твари, которая недостойна даже имени женщины. Если бы старые наши герои, так мужественно отстаивавшие честь и достояние России, встали из могил и посмотрели на позорные деяния своих потомков, современных моряков, они бы не перенесли такого позорного зрелища и тут же бы умерли, чтобы не видать опозоренного флага Черноморского флота.
Адмирал Чухнин
25 сентября день выдался ясный, солнце весело освещало Севастополь с его красивыми улицами, с красивыми домами. Ряды акаций по краям тротуаров придают городу замечательно веселый, симпатичный вид. Электрические трамваи, оживляя город, торопливо бегают по главным улицам. Поехал смотреть панораму, показывающую отбитие штурма Севастополя в июле месяце 1855 г., предпринятого союзниками французами, англичанами и другими. Панорамой, устроенной почти за городом, на южной стороне и сделанной очень искусно, я остался очень доволен особенно потому, что в ней, к чести художника, нет ничего неестественного и, главным образом, того выставочного героизма, участвующих в отбитии штурма лиц, которым обыкновенно стараются бить в нос такого рода произведения. Лет восемь назад, когда я был в Севастополе, памятник Нахимова еще не был закончен. Теперь он представляет величавую фигуру адмирала в скромной позе, с подзорной трубой в руке. На строгом лице его видна твердая решимость исполнить свой долг до конца. Цвет окраски фигуры мне не понравился, какой-то зеленовато-серый, местами краска слиняла. По-моему, гораздо было бы лучше, если бы памятник был окрашен в черный цвет.
Осматривал музей, в котором собраны вещи, времени севастопольской обороны. Русские, французские и английские ружья, пушки, сабли старого образца, тяжелые, неуклюжие против настоящих. Очень много картин, представляющих разные военные эпизоды. Картины боя, особенно французские, написаны хвастливо. Успехи и неудачи изображены неестественно, преувеличенно. Тут же находится фуражка Нахимова, с разорванного пулей околышем, чернильница, эполеты, сабля и другие вещи, принадлежащие адмиралу. В другом шкафу сюртук и. брюки Корнилова и много других интересных вещей прошедшей эпохи защиты Севастополя. Вот японскую войну помянуть нечем, главные деятели ее покрыли несмываемым позором русские знамена.
В этот же день, после полудня отправился в Херсонес.
Извозчик живо домчал меня до древнего греческого города, на развалинах которого построен великолепный двухэтажный храм в чисто Византийском стиле. За семь лет никаких перемен в Херсонесе я не нашел. В Музее вещи домашнего обихода: чашки, плошки, миски, вазы, сделанные с большим вкусом, так свойственным грекам. Есть вещи и неизящной работы, эти вероятно принадлежали небогатым жителям Херсонеса. В музее есть высеченные со вкусом небольшие колонны, по этому видно, что в городе больших зданий было немного. С восточной стороны бухта, служившая раньше гаванью, это видно из оставшихся развалин. На севере крутой, отвесный берег, с углублениями-пещерами внизу, - работа моря. Собор и монастырские постройки красиво возвышаются на площади. Вдали серое спокойное море, тихое, величавое, как уснувший богатырь, таит в себе бурную стихийную силу. Только нынешние паровые великаны в силах бороться с бурями, так издевавшимися раньше над мореплавателями с их немудреными суденышками. К вечеру я возвратился в гостиницу.
26-го сентября. Сегодня по городу ходит много матросов, все молодой здоровый народ, видно, что их кормят хорошо. Теперь на них смотреть неприятно. Бог знает каковы они в самом деле, но невольно глядишь на них подозрительно: думается, что все они уже проникнуты духом анархии-человеконенавистничества, что ими уже забыт долг перед родиной и Царем, забыта память о своих славных предшественниках, безропотно умиравших за веру и Царя по его призыву, думается, что теперь у них скорее можно вызвать желание бунтовать под предводительством забеглых революционеров, чем желание сражаться за честь родины.
По дороге от вокзала до гостиницы я не заметил никаких перемен, все было так же на взгляд, как семь лет тому назад, когда я был в Севастополе. Те же изящной архитектуры дома, улицы, обсаженные белой акацией, и это единственная зелень: встретить в Севастополе сад можно редко, так же редко, как высокий дом. Зато любуешься красавицами бухтами, со снующими лодками и пароходами. Посреди одной бухты я увидел 4 броненосца. Экипаж одного из них бунтовал, кажется, в прошлом году. Мрачно смотрели эти морские чудовища, тая в себе разрушение и смерть. Чем больше я смотрел на них, тем печальнее становилось на душе. Бунтари матросы опозорили своими выходками весь Черноморский флот. Раньше вся Россия гордилась своими моряками, а теперь стыдно смотреть на снующих по городу матросов, питомцев Нахимова, Лазарева, Корнилова, державших флаг России, грозно развевавшейся по Черному морю «на славу нам, на страх врагам». У графской пристани я разговорился с одним матросом, молодым парнем, оказавшимся довольно неглупым. «Стыдно», говорит, «ходить в форме, каждый русский смотрит на тебя подозрительно, как будто мы все бунтари».
- А теперь есть такие? спрашиваю я.
- «Много», говорит, «и теперь. Придешь в духан, а там пьяные матросы орут, что нет Бога, нет всего того, чему учит религия. Страх слушать. Говорят, мы страдаем, а офицеры царствуют над нами. Какой говорю одному, ты страдалец, коли пьянствуешь. Офицеры то пьют да не так, как мы, безобразничают. Не слушают, плюнешь и уйдешь».
Осматривал собор св. Владимира, который построен, как греческие церкви с небольшим мраморным иконостасом, всюду мрамор, изящная утонченная работа, видно руку художника. Вместо продольных, узких окон, как делалось в Византийских храмах, здесь в стенах храма сделаны круглые, небольшого размера окошечки. Правда, это оригинально, но как будто не соответствуем общепринятому архитектурному стилю. Я думаю, что если бы были сделаны неширокие, продолговатые окна, храм много бы выиграл, впрочем, как говорится, о вкусах не спорят; затем спустился в подвальный этаж храма, где покоятся наши незабвенные адмиралы, Лазарев, Нахимов, Корнилов и Зарин. Над их могилами, на поверхности пола изображены четырехконечные кресты из черного мрамора. Нисколько поодаль от них положен недавний деятель Черноморского флота - адмирал Чухнин, одна из жертв позора России, сраженный не в кровавом бою за родину, а рукой какой то твари, которая недостойна даже имени женщины. Если бы старые наши герои, так мужественно отстаивавшие честь и достояние России, встали из могил и посмотрели на позорные деяния своих потомков, современных моряков, они бы не перенесли такого позорного зрелища и тут же бы умерли, чтобы не видать опозоренного флага Черноморского флота.
Адмирал Чухнин
25 сентября день выдался ясный, солнце весело освещало Севастополь с его красивыми улицами, с красивыми домами. Ряды акаций по краям тротуаров придают городу замечательно веселый, симпатичный вид. Электрические трамваи, оживляя город, торопливо бегают по главным улицам. Поехал смотреть панораму, показывающую отбитие штурма Севастополя в июле месяце 1855 г., предпринятого союзниками французами, англичанами и другими. Панорамой, устроенной почти за городом, на южной стороне и сделанной очень искусно, я остался очень доволен особенно потому, что в ней, к чести художника, нет ничего неестественного и, главным образом, того выставочного героизма, участвующих в отбитии штурма лиц, которым обыкновенно стараются бить в нос такого рода произведения. Лет восемь назад, когда я был в Севастополе, памятник Нахимова еще не был закончен. Теперь он представляет величавую фигуру адмирала в скромной позе, с подзорной трубой в руке. На строгом лице его видна твердая решимость исполнить свой долг до конца. Цвет окраски фигуры мне не понравился, какой-то зеленовато-серый, местами краска слиняла. По-моему, гораздо было бы лучше, если бы памятник был окрашен в черный цвет.
Осматривал музей, в котором собраны вещи, времени севастопольской обороны. Русские, французские и английские ружья, пушки, сабли старого образца, тяжелые, неуклюжие против настоящих. Очень много картин, представляющих разные военные эпизоды. Картины боя, особенно французские, написаны хвастливо. Успехи и неудачи изображены неестественно, преувеличенно. Тут же находится фуражка Нахимова, с разорванного пулей околышем, чернильница, эполеты, сабля и другие вещи, принадлежащие адмиралу. В другом шкафу сюртук и. брюки Корнилова и много других интересных вещей прошедшей эпохи защиты Севастополя. Вот японскую войну помянуть нечем, главные деятели ее покрыли несмываемым позором русские знамена.
В этот же день, после полудня отправился в Херсонес.
Извозчик живо домчал меня до древнего греческого города, на развалинах которого построен великолепный двухэтажный храм в чисто Византийском стиле. За семь лет никаких перемен в Херсонесе я не нашел. В Музее вещи домашнего обихода: чашки, плошки, миски, вазы, сделанные с большим вкусом, так свойственным грекам. Есть вещи и неизящной работы, эти вероятно принадлежали небогатым жителям Херсонеса. В музее есть высеченные со вкусом небольшие колонны, по этому видно, что в городе больших зданий было немного. С восточной стороны бухта, служившая раньше гаванью, это видно из оставшихся развалин. На севере крутой, отвесный берег, с углублениями-пещерами внизу, - работа моря. Собор и монастырские постройки красиво возвышаются на площади. Вдали серое спокойное море, тихое, величавое, как уснувший богатырь, таит в себе бурную стихийную силу. Только нынешние паровые великаны в силах бороться с бурями, так издевавшимися раньше над мореплавателями с их немудреными суденышками. К вечеру я возвратился в гостиницу.
26-го сентября. Сегодня по городу ходит много матросов, все молодой здоровый народ, видно, что их кормят хорошо. Теперь на них смотреть неприятно. Бог знает каковы они в самом деле, но невольно глядишь на них подозрительно: думается, что все они уже проникнуты духом анархии-человеконенавистничества, что ими уже забыт долг перед родиной и Царем, забыта память о своих славных предшественниках, безропотно умиравших за веру и Царя по его призыву, думается, что теперь у них скорее можно вызвать желание бунтовать под предводительством забеглых революционеров, чем желание сражаться за честь родины.