Charlize Theron / Шарлиз Терон в журнале GQ, июнь 2012
Долгожданный многими фильм «Чужие-5» выходит на экраны уже через несколько дней - 31 мая (мировая премьера 30 мая). Снял его режиссер Ридли Скотт, декорации создавались художником Гансом Рудольфом Гигером, сделавшим первого «Чужого», и хотя по официальной версии «Прометей» считается самостоятельным фильмом, все ждут его как приквел к легендарным «Чужим».
Одну из главных ролей в фильме играет красавица Шарлиз Терон (Charlize Theron). Этим поводом воспользовался русский GQ, для того, чтобы взять у нее интервью, превратившееся в самолюбования-журналиста-текст... Смотрите на Шарлиз, а при желании можете даже почитать:
Charlize Theron / Шарлиз Терон
фотограф Bruno Dayan
GQ Russia june 2012
Пропавшая на пару лет из большого голливудского кино Шарлиз Терон в июне возвращается в «Прометее» Ридли Скотта, где играет функционершу трансгалактической корпорации «Вейланд-ютани», по чьей вине на свет появились чужие и, соответственно, четыре фильма про них. Роман Волобуев встретился с Терон и попытался поговорить с ней.
«Ну что вы хотите, чтобы я вам сейчас сказала?» - Шарлиз Терон чуть наклоняет голову и смотрит на меня как на пустое место.
11 утра, мы сидим в пустом номере какого-то безобразно дорогого отеля в туристической части Лос-Анджелеса. Между нами - стеклянный столик, на нем - стакан воды и блюдце леденцов небесно-голубого цвета, в каждом из которых больше эмпатии, чем в аналогичных по цвету глазах моей собеседницы. Солнце бьет навылет через шторы, и Терон выглядит высококачественной голограммой, спроецированной сюда со спутника. Как многие актеры, она экономит на интонациях и мимике, отчего кажется, что изображение слегка не поспевает за звуком.
Накануне в Лос-Анджелесе вручали «Оскара», у всех в городе адреналиновое похмелье, парковщики перед отелем со знанием дела обсуждают то, как Харви Вайнштайн кулуарными путями продавил победу «Артиста». Терон все это неинтересно. Я пятый, кто берет у нее интервью за это утро, и, судя по всему, пятый, кому она добросовестно и без всякого энтузиазма пересказывает легенду, придуманную маркетинговым отделом студии Fox - что ридлискоттовский «Прометей» это не продолжение «Чужого», а совсем отдельное кино. Звучит дико неубедительно, плюс на любые конкретные детали действует студийное эмбарго, так что разговор чем дальше, тем больше похож на телемост с региональным чиновником средней руки.
В этом году у Терон, давно не снимавшейся ни в чем дорогом, запланирован полномасштабный камбэк в большое коммерческое кино. Сразу за 160-миллионным «Прометеем» выходит 100-миллионная «Белоснежка», где она играет злую мачеху, в июне начинает сниматься буксовавшая 10 с лишним лет перезагрузка «Безумного Макса» с Томом Харди, где у героини Терон будет одна рука (т.е. не будет одной руки). Перед интервью приятный мужчина из Fox дал мне толстую, страниц на 20, биографическую справку - с пересказом википедии, фильмографией и полным списком наград. Трудное детство в Трансваале, неполная семья (поскольку мама в какой-то момент застрелила папу, но об этом тут ничего нет), модельная карьера, прорыв в «Адвокате дьявола», критическое признание за «Правила виноделов», «Оскар» за умерщвление собственной красоты в «Монстре», большой прокатный успех «Хэнкока». Все это (исключая разве что «Адвоката дьявола») будто про кого-то другого. Какой монстр, какие виноделы. Скажи «Шарлиз» - вспоминается серебристый пуховик, в котором она ходила в страшно провальных (и, как получилось, прощальных) «Азартных играх» великого Джона Франкенхаймера. Напуганные глаза в «Жене астронавта», разруганной так, что режиссер ушел на телевидение. Незабываемое «больной, что ли?», когда Вуди Аллен выгоняет ее из своей кровати в «Проклятии нефритового скорпиона». Хладнокровие, с которым она левитирует сквозь монументальный идиотизм «Эон Флакс». Трехминутный выход в роли покойницы в недавней «Дороге» по Кормаку Маккарти.
При упоминании «Эон Флакс» Терон иронически поднимает бровь, и я скорее спрашиваю, почему даже в самой легковесной, абсурдной ерунде она исподтишка играет глубоко трагических героинь. Бровь опускается на прежнее место. «Я бы не сказала, - вежливо отвечает ее хозяйка. - Моих героинь объединяет то, что все они - живые, настоящие люди. Никто же не хочет смотреть фильм про ненастоящих людей, верно?»
Из отведенных мне сорока минут прошло двадцать, мы снова говорим про «Прометея». Ридли Скотт - мастер своего дела, блестящий профессионал на поверхности и пламенный бескомпромиссный художник в душе. Сценарий - блистательный. Сам фильм - смелый, глубокий, увлекательный по форме, но на деле - серьезный и правдивый. Он притворяется фантастикой, чтобы заставить зрителя задуматься о вопросах, которые по-настоящему важны - здесь и сегодня. «Какие это вопросы?» - не выдерживаю я. «Те, на которые мы, возможно, никогда не узнаем ответов», - без выражения отвечает Терон, берет с блюдца леденец и, чуть подумав, роняет обратно. Динь.
Я спрашиваю, смотрела ли она в детстве первого «Чужого». «Нет, - отвечает она. - У нас не было видеомагнитофона, и ближайший кинотеатр был в соседнем городе. К тому же в детстве у меня была какая-то чудовищная фиксация на Томе Хэнксе».
Впервые за утро по голограмме пробегают едва уловимые помехи, но продолжения не следует. Тогда я рассказываю, как пару лет назад, когда «Прометей» еще только запускался (и честно назывался «Чужой 5»), я брал интервью у ее соотечественника, никому тогда не известного южноафриканского рекламщика Нила Бломкампа, снявшего малобюджетный сатирический сайфай «Район №9». Бломкамп, чей фильм в тот момент еще не собрал в мировом прокате четверть миллиарда, почти час спорил со мной о причинах кризиса научной фантастики и ее возможном ренессансе, а потом хлопнул по плечу и сказал: «Вообще мы ерунду какую-то обсуждаем. Главное - это чтоб сэр Ридли сейчас пятого «Чужого» не запорол». «Скажите, ведь он его не запорол?» - спрашиваю я, пытаясь изобразить голосом трогательную надежду, и сам вздрагиваю от того, как плохо у меня получается. И вот тут Терон смотрит на меня как на пустое место.
Пытаясь спасти положение, я закрываю блокнот с вопросами и начинаю нести какую-то ерунду. Спрашиваю, правда ли, что в Москве на премьере «Хэнкока» она не поехала с остальной творческой группой по клубам и вместо этого весь вечер учила бармена в «Ритц-Карлтоне» делать «Бойлермейкер» (стопку бурбона вылить в «Гиннесс», выпить в три глотка, немедленно повторить, а потом еще раз). Терон пожимает плечами: «Москва - замечательная. Интересный, очень правдивый город». Говорю, как мне понравилась «Бедная богатая девочка» Джейсона Райтмана, где Терон играет пьющую, ненавидящую весь мир неудачницу под сорок, что это самый точный и пронзительный портрет поколения, отказывающегося взрослеть, и что это безобразие, что ее не номинировали на «Оскара». «Спасибо, - раздается в ответ. - Это неприятный, но правдивый персонаж».
В дверь номера заглядывает девушка-публицист и показывает на часы - осталось десять минут. Зацепившись за слово «правдивый», спрашиваю, почему Терон все время его повторяет - за полчаса оно звучало раз двадцать, в сочетании с самыми малоподходящими ему существительными. Терон смотрит в окно: «Не понимаю, о чем вы. Моя профессия - правда».
«Спасибо, извините», - говорю я и тянусь, чтобы забрать со столика айфон, на который записывался разговор. Секундой позже Терон накрывает мою руку своей. «Никогда не извиняйтесь, - говорит она тем же голосом, какой у нее был в финале «Жены астронавта». - Слышите? Никогда. Это никому не надо». Ладонь у нее ледяная, и она первый и последний раз улыбается мне, отчего кажется, что перегоревшая лампочка вдруг врубилась на полную двухсотваттную мощность. Я вижу, что она ненакрашенная и ужасно красивая. На улице солнечно и душно, и выходя из отеля, я врезаюсь лбом в стеклянную дверь.
*** * ***
Еще по теме:
Charlize Theron / Шарлиз Терон на фотографиях Ellen von Unwerth
фотограф Bruno Dayan: Ян Вебер (Yann Weber) в «Пятнах на воде»