Канн-2010: "Счастье мое"
Писать о фильме Сергея Лозницы «Счастье мое» трудно - чтобы объяснить силу его воздействия, его нужно видеть. Точнее, пережить.
Для меня это пока сильнейшее из фестивальных впечатлений. Я бы не сомневаясь дал картине Золото - дебютант в игровом кино и замечательный, глубокий, умеющий сочувствовать документалист вышел на какой-то новый уровень пронзительной правды о том, как и чем живет страна, которую он вынужден был покинуть.
«Счастье мое» - название провокативное, как и сама картина. Это то счастье, которым живет страна. Не ее верхний слой, посещающий «Жизель» в ГАБТе и радующий удивленных пермяков разрисованными задницами на арт-тусовках новоявленной «культурной столицы России имени Марата Гельмана». Страна. Реальная. Огромная. Вдали от Тверской, от Петербурга, от Екатеринбурга, от Новосибирска, от больших городов. Главная страна, которая и представляет собой Россию.
Лозница в бытность свою режиссером Ленинградской студии документальных фильмов объездил русскую глубинку и знает ее нравы так досконально, так близко их принимает к сердцу, что вот и я, человек родом из уральской глубинки, отзываюсь на показанное собственной душевной болью: я узнаю каждое дыхание родины, от неориентированной слепой агрессии до нежданной, неказистой и тоже нелогичной сердобольности.
Фильм состоит из новелл и вырос из этих поездок, где Лозница наслушался самых разных историй из самых разных времен, от нынешних до военных. Поэтому это картина не о войне, как у нас писали, и не о современных дальнобойщиках, как предполагал я. Это срез российского непредсказуемого сознания, это попытка понять ту легкость, с какой у нас люди бьют, забивают и убивают друг друга. Убить так легко, как отправить естественную надобность. Забивают просто потому, что показался умным слишком, или больше всех надо, или везет в своем грузовике что-то, может, ценное. Потому что враг народа или государства. Потому что учит детей любить, когда война научила ненавидеть.
И наконец, просто так. Потому что человек в стране не стоит ничего - это укоренилось от века.
Это серия трагедий без трагичности. Драм без драматизма. Чувствительная, даже сентиментальная страна, на самом деле лишенная чувств.
Лозница уехал, потому что сознание этого было для него непереносимым. И он об этом косвенно сказал в своем фильме.
Его фильм - почти хоррор в документальном обличье. Очень страшный. При этом свободный от натурализма: Лозница слишком серьезен, чтобы думать о киношных штучках в духе Балабанова, где из всех щелей прут муляжи. Он просто рассказывает о ситуациях непереносимых - из-за унижений, которым подвергают друг друга люди опустившиеся, вечно пьяные, не ведающие о категориях добра и зла. Помните фильм Ханеке «Забавные игры»? Там ребятишки развлекаются насилием, моральные уроды в нормальном, хотя и предрасположенном к уродству мире. У Лозницы ситуации в сто крат страшнее. Потому что это насилие - норма. Оно в сознании. Оно таится за каждым углом, в каждом угрюмом взгляде. Спросишь: что тут случилось? - получишь в ответ добродушны, но многообещающий матерок. Спросишь: как проехать? - поедешь и не вернешься. Попробуешь помочь человеку - тебя пошлют куда подальше: тоже выискался!
Это фильм, который отвечает на вопрос: почему в каждом выпуске новостных сайтов у нас кого-то опять убили, забили, изуродовали, искалечили. Не приводит все новые кошмарные случаи, не смакует их - а дает срез сознания, лишенного ориентиров.
Начинается совершенно нормально: шофер-дальнобойщик отправляется в рейс, не хочет будить спящую жену, тихо уложит приготовленные ей бутерброды и термос с кофе, поедет по ухоженной автостраде. И начнется его путешествие в реальность. От автострады к бездорожью, от города в тайгу, где на каждом дереве мерещатся висяки. От современности к войне. От войны к нашим доблестным ментам, которых люди боятся пуще бандитских группировок.
Этот дальнобойщик, и еще один забитый коллегами милиционер - немногие представители человеческого рода на этом безлюдье, где в пустом, заряженном опасностью пространстве слышен только лай остервеневших собак.
Жуткий фильм. Его наверняка будут упрекать во всех смертных грехах, включая русофобию. Но тогда запишем в русофобы и Салтыкова-Щедрина, и Гоголя, и Солженицына… У документалиста Лозницы великолепное умение видеть, его камера как рентген - цепляет в толпе ее сущность. Он снимает не актеров (хотя и актеров тоже), и это самые яркие из увиденных на фестивале персонажей.
Как примут картину здесь - не знаю. Субтитры передают информацию. Скажем, на экране бомжеватые люди ломятся в дверь: «Мы ща войдем, или че?» - перевод: «Можно нам войти?». Живая речь уходит. А в ней половина ответа на злополучный вопрос, в ней образ мышления. Могут принять за страшную сказку, за недоделанный хоррор.
А понять картину можно, только пережив ее как продолжение собственного опыта.
Иду на пресс-конференцию Лозницы. Потом продолжим.
Для меня это пока сильнейшее из фестивальных впечатлений. Я бы не сомневаясь дал картине Золото - дебютант в игровом кино и замечательный, глубокий, умеющий сочувствовать документалист вышел на какой-то новый уровень пронзительной правды о том, как и чем живет страна, которую он вынужден был покинуть.
«Счастье мое» - название провокативное, как и сама картина. Это то счастье, которым живет страна. Не ее верхний слой, посещающий «Жизель» в ГАБТе и радующий удивленных пермяков разрисованными задницами на арт-тусовках новоявленной «культурной столицы России имени Марата Гельмана». Страна. Реальная. Огромная. Вдали от Тверской, от Петербурга, от Екатеринбурга, от Новосибирска, от больших городов. Главная страна, которая и представляет собой Россию.
Лозница в бытность свою режиссером Ленинградской студии документальных фильмов объездил русскую глубинку и знает ее нравы так досконально, так близко их принимает к сердцу, что вот и я, человек родом из уральской глубинки, отзываюсь на показанное собственной душевной болью: я узнаю каждое дыхание родины, от неориентированной слепой агрессии до нежданной, неказистой и тоже нелогичной сердобольности.
Фильм состоит из новелл и вырос из этих поездок, где Лозница наслушался самых разных историй из самых разных времен, от нынешних до военных. Поэтому это картина не о войне, как у нас писали, и не о современных дальнобойщиках, как предполагал я. Это срез российского непредсказуемого сознания, это попытка понять ту легкость, с какой у нас люди бьют, забивают и убивают друг друга. Убить так легко, как отправить естественную надобность. Забивают просто потому, что показался умным слишком, или больше всех надо, или везет в своем грузовике что-то, может, ценное. Потому что враг народа или государства. Потому что учит детей любить, когда война научила ненавидеть.
И наконец, просто так. Потому что человек в стране не стоит ничего - это укоренилось от века.
Это серия трагедий без трагичности. Драм без драматизма. Чувствительная, даже сентиментальная страна, на самом деле лишенная чувств.
Лозница уехал, потому что сознание этого было для него непереносимым. И он об этом косвенно сказал в своем фильме.
Его фильм - почти хоррор в документальном обличье. Очень страшный. При этом свободный от натурализма: Лозница слишком серьезен, чтобы думать о киношных штучках в духе Балабанова, где из всех щелей прут муляжи. Он просто рассказывает о ситуациях непереносимых - из-за унижений, которым подвергают друг друга люди опустившиеся, вечно пьяные, не ведающие о категориях добра и зла. Помните фильм Ханеке «Забавные игры»? Там ребятишки развлекаются насилием, моральные уроды в нормальном, хотя и предрасположенном к уродству мире. У Лозницы ситуации в сто крат страшнее. Потому что это насилие - норма. Оно в сознании. Оно таится за каждым углом, в каждом угрюмом взгляде. Спросишь: что тут случилось? - получишь в ответ добродушны, но многообещающий матерок. Спросишь: как проехать? - поедешь и не вернешься. Попробуешь помочь человеку - тебя пошлют куда подальше: тоже выискался!
Это фильм, который отвечает на вопрос: почему в каждом выпуске новостных сайтов у нас кого-то опять убили, забили, изуродовали, искалечили. Не приводит все новые кошмарные случаи, не смакует их - а дает срез сознания, лишенного ориентиров.
Начинается совершенно нормально: шофер-дальнобойщик отправляется в рейс, не хочет будить спящую жену, тихо уложит приготовленные ей бутерброды и термос с кофе, поедет по ухоженной автостраде. И начнется его путешествие в реальность. От автострады к бездорожью, от города в тайгу, где на каждом дереве мерещатся висяки. От современности к войне. От войны к нашим доблестным ментам, которых люди боятся пуще бандитских группировок.
Этот дальнобойщик, и еще один забитый коллегами милиционер - немногие представители человеческого рода на этом безлюдье, где в пустом, заряженном опасностью пространстве слышен только лай остервеневших собак.
Жуткий фильм. Его наверняка будут упрекать во всех смертных грехах, включая русофобию. Но тогда запишем в русофобы и Салтыкова-Щедрина, и Гоголя, и Солженицына… У документалиста Лозницы великолепное умение видеть, его камера как рентген - цепляет в толпе ее сущность. Он снимает не актеров (хотя и актеров тоже), и это самые яркие из увиденных на фестивале персонажей.
Как примут картину здесь - не знаю. Субтитры передают информацию. Скажем, на экране бомжеватые люди ломятся в дверь: «Мы ща войдем, или че?» - перевод: «Можно нам войти?». Живая речь уходит. А в ней половина ответа на злополучный вопрос, в ней образ мышления. Могут принять за страшную сказку, за недоделанный хоррор.
А понять картину можно, только пережив ее как продолжение собственного опыта.
Иду на пресс-конференцию Лозницы. Потом продолжим.