Поле упырей. Посевная.
В порядке дополнения к материалу «Российский «империализм», часть2» считаю целесообразным изложить некоторые известные лично мне сведения, которые могут быть небесполезными для лиц, интересующихся новейшей историей России. Напомню, что во второй части «Российского «империализма»» рассматривается вопрос о сути взаимоотношений между государством РФ и так называемыми «олигархами». Попытки выстраивания таковых отношений имеют свою историю, причём речь идёт не только о нынешних «олигархах». Речь идёт также о 1)так называемом «директорском корпусе», то есть о руководителях крупных предприятий реального сектора экономики (промышленности, строительства, транспорта и связи); 2)вообще о социальном слое, который я называю «технократами» - об инженерах, учёных, изобретателях, входивших в «перестройку» и далее в «приватизацию» со своими интересами и нередко весьма амбициозными проектами и идеями; 3)об организаторах «финансовых пирамид» - этой первой российской волны финансовых олигархов. Здесь я оставляю в стороне крайне интересный период до 19 августа 1991 года, связанный прежде всего с «Ассоциацией предприятий промышленности, строительства, транспорта и связи» под руководством Александра Ивановича Тизякова. Я не касаюсь также периода от августа 1991 года и до лета 1994 года, так как в этот именно период лично мне не пришлось быть свидетелем или участником соответствующих событий.
Летом 1994 года в стране формально существовали две организации, претендовавшие на выражение политической воли так называемого «директорского корпуса».
После амнистии по делу о ГКЧП и выхода из-под следствия А.И.Тизякова не исключалась возможность реанимации вышеуказанной «Ассоциации предприятий промышленности, строительства, транспорта и связи». С другой стороны, всем был известен Аркадий Иванович Вольский и его «Российский союз промышленников и предпринимателей» (РСПП). Тизяков, выйдя из-под ареста, воспринимал Вольского как узурпатора, воспользовавшегося отсутствием его, Тизякова, дабы возглавить «директоров». Имея блестящую репутацию в директорской среде, офис недалеко от Курского вокзала и формально ещё действовавшую организацию, Тизяков несколько раз собирал группы директоров крупнейших предприятий, получал от всех заверения в полнейшей к нему лояльности, но дальше знаков уважения и дружбы дело уже не шло. Директора понимали, что Тизяков больше не вхож во власть, и поэтому предпочитали не огорчать Тизякова, но дружить с Вольским.
Тогда же, летом 1994 года, я как руководитель некоммерческой организации «Союз предприятий Москвы» стал фиксировать весьма любопытную тенденцию: Представители «финансовых пирамид» стали поговаривать о… поиске возможностей для реальных инвестиционных вложений в современные технические проекты. Теоретически я уже тогда стоял на том, что обосновал в «Кардиограмме капитализма» - современные технические проекты несовместимы с частными капиталами, даже если речь идёт о крупных финансовых средствах. Но тут судьба давала возможность прямого эксперимента. Увлекательная идея отвести финансового козла на случку с промышленной козой и проверить козлиные потенции меня захватила. Тем более, что рядом был самый сведущий и самый подготовленный технократ России. Александр Иванович Тизяков прекрасно знал все новинки отечественной техники и мог за полчаса связаться с любым директором любого российского крупного предприятия. Так что сериал из организованных мною переговоров стал крайне увлекательным и весьма развивающим. Например, отечественная промышленность в тот период была бы готова быстро создать трансатлантический лайнер на воздушной подушке, что произвело бы фурор в среде как пассажирского морского флота, так и авиакомпаний. У представителей «финансовых пирамид» загорались глаза. Они бросались просчитывать проект. И… отказывались от него. Норма прибыли - этот могильщик капитализма - заставлял отказываться. Так что могу сказать: российская финансовая олигархия первой половины девяностых годов на моих глазах предпочла погибнуть, но не пойти в современное производство.
Что же касается распространённого мнения, будто стремительная концентрация финансовых капиталов изначально проводилась «пирамидами» исключительно с целью «кидняка», то такое мнение не корректно. Само это мнение основано только на привычке людей персонифицировать стихийные явления, объяснять законы стихийного развития игрой каких-то лиц.
Незадолго до рассматриваемого периода, в конце 1993 года РСПП Вольского потерпел сокрушительное фиаско на выборах в Госдуму. Сам Вольский как человек исключительного ума понял уже тогда всё значение этого поражения. Его причины - в состоянии так называемого «директорского корпуса», который Вольский как бы возглавлял и как бы представлял. Сей «корпус» не в состоянии формулировать свою политическую позицию хотя бы по причине крайней ведомственной и отраслевой разобщённости. Это Вольскому было ясно. Но на него активно давили из окружения Черномырдина, да и в своём собственном окружении дураков с «социальными проектами» тоже хватало. В результате всё складывалось так, что Вольский либо терял часть своего имиджа, либо должен был изобразить из себя руководителя какой-нибудь «промышленной партии». Вопрос о создании таковой «промышленной партии» Вольскому и пришлось вынести на закрытое совещание в РСПП. Могу ошибиться в датировке на день-два. Кажется, это было 13 декабря 1994 года - буквально на следующий день после начала первой чеченской кампании. Так что обсуждать пришлось и вопрос об отношении к войне. В серии рассказов и эссе под общим заголовком «История: ступени посвящения» я рассказываю, как использовал это совещание для запуска одной описанной там же интриги. А по вопросу, ради которого и созывалось совещание, моё суждение было кратким: партия директоров не имеет перспективы.
Повторю, что Вольский и без меня это прекрасно знал. Но, в отличие от меня, сказать это он не мог. И вот зимой 1995 года я внезапно запросился на приём к Вольскому. Повторю здесь то, что я высказал в «Ступенях»: этот человек исключительного ума обладал ещё и поразительной способностью буквально считывать, как бы сканировать мысли собеседника. Поэтому ему ничего долго не надо было объяснять. Я сообщил, что обнаружил в Москве интересное неформальное группирование научно-технической интеллигенции, и протянул Вольскому приглашение на очередное заседание «Элитарного клуба» - так называлось данное группирование под руководством профессора Белова - очень интересного человека, крупного специалиста по «аэрозольным дисперсиям» (кажется, так).
Вольский в этот клуб нырнул, как рыба в воду. Я никогда больше не видел его таким довольным, даже помолодевшим. Его, как и меня, словно магнитом притягивала среда учёных и инженеров. Мы оба были ведомы мыслью, что именно эта среда, а вовсе не «директора», должна стать социальной основой «партии Вольского». Однако других подобных «Элитарному клубу» объединений данная социальная среда из себя не выдала. Да и сам «Элитарный клуб» оказался очень зависим от личных талантов обаятельного профессора Белова, которому, однако, вскоре пришлось выехать в Венгрию. Так что поиски своей социальной среды оказались для Вольского и в этом направлении безрезультатными.
Весной 1995 года Вольский пригласил меня и спросил моё мнение об Александре Ципко как возможном идеологе будущей «Российской объединённой промышленной партии». Я с Ципко знаком не был. Но его «идеологический дебют» я помнил хорошо. Ципко выскочил на политическую арену в 1988 году статьей, которая публиковалась, кажется, в «Науке и жизни». В тогдашней политической клоунаде я его выделил среди всех этих коротичей, заславских, роев медведевых, волкогоновых, бурлацких и им подобных. Ципко оформлял свои тезисы гораздо более чётко, чем это делали обычные перестроечные клоуны. Так, он в той своей дебютной статье весьма отчётливо выделил значимость вопроса о товарном хозяйстве и прямо заявил, что здесь только две позиции, из коих одна - «идти к Нине Андреевой». Этим путем сам Ципко, естественно, идти не хотел, но он по крайней мере и не лукавил. Поэтому я ответил Вольскому, что если уж нанимать идеолога, то лучше Ципко всё равно никого не сыщешь. Вольский сообщил, что через неделю будет большое собрание на базе отдыха близ Зеленограда. Ципко будет там разъяснять нам нашу «идеологию». И я тоже должен там выступить. Я запротестовал. Но Вольский знаком показал, что возражений не приемлет.
Я приготовил и потом реализовал какое-то невзрачное, бессодержательное и глупенькое выступление. Вроде бы как «выполнил указание». А вот Александр Ципко толканул речь весьма любопытную. Из неё было видно, что политолог серьёзно размышлял над тем, какой же именно политический вакуум может заполнить собой «партия Вольского». И вот что у него получалось: 1)Нужна партия государственников, которые… против государства. 2)Нужна партия националистов, которые… «без национальной окраски». Я тогда слушал и сожалел, что такие внешне парадоксальные, но в принципе довольно глубокие вещи произносятся перед публикой, которая никакой партии создать органически неспособна, и даже нормальный фуршет с нормальной водкой вряд ли организует без специально нанятого дворецкого.
«Съезд» вот этой самой РОПП (Российской объединённой промышленной партии) состоялся, кажется, летом 1995 года. Лично для меня он принёс одну неприятность. Когда «съезд» завершался на мажорных нотах, когда все его участники уже были в мыслях возле столов с икрой и водкой, - именно тут чёрт дёрнул одного технократа выскочить к микрофону и сказать: «Весь предложенный Высший Совет партии разогнать, а оставить там трёх человек - Вольского, Артюха и Сидорова». Первых двух все знали. А про меня все стали спрашивать, что за птица. А мне в тот момент подобная «реклама» была прямо против шерсти. Хорошо, что Вольский умел всё обращать в шутку. Но сразу вслед за этим конфузом уже со стороны Вольского последовал такой демарш, что все ахнули. Вольский заявил самоотвод с должности председателя Высшего Совета партии. Я понимал, что он тем самым пытался сразу отсечь себя от мёртворожденной структуры. Ведь какой-никакой, а рейтинг у самого Вольского и у РСПП уже был. На заграничных бизнесменов имя Вольского вообще производило магическое впечатление. А вот у РОПП не просто не было рейтинга, а он мог быть только отрицательным. Вольский это предвидел. И сумел вывернуться. «Начальником партии» сделали Щербакова. Этот человек имел не то банк, не то офис где-то на Солянке. Он даже внешне выглядел таким уж новейшим из всех «новых русских», что, например, у меня сразу появилось желание держаться от него подальше. Что я потом и выполнил. А предвидение Вольского, конечно, оправдалось. Спустя время сама оргструктура данной «партии», если и могла быть описана, то только пером Марка Твена или Ярослава Гашека. Во главе аппарата там одно время оказался некий Рузавин. Он принялся рассылать повсюду от имени Вольского категорические требования немедленно восстановить в России наследственную монархию. А тем временем поддержанный Рузавиным кандидат в монархи систематически организовывал в офисах пьянки с приглашением женщин лёгкого поведения и москвичей, называвших себя донскими казаками. Один из монаршей свиты оказался человеком впечатлительным. Не в силах противостоять открытому декольте сидевшей с ним рядом дамы, он прямо во время какого-то торжественного тоста во славу Святой Руси ущипнул девушку в неположенном месте. Та взвизгнула, и назвала его кобелём. Его императорское величество возмутилось: «Как Вы посмели воина Всевеликого Войска Донского так обозвать! Вот я сейчас дам указание - и Вас тут вы…!» Подруга девушки всплеснула руками: «Ваше Величество! А мы-то тут сидим и думаем, когда же нас вы…? Пожалуйста, давайте поскорее указание!»
Вскоре после этого Рузавина удалось заменить одним молодым бизнесменом, только что окончившим Колумбийский университет в США. Этот был одержим идеей получения в США кредитов под залог российских земель. И вокруг него собралось ещё с десяток прожектёров такого же типа. Но имя Вольского они уже не трепали.
Сам Вольский был идеальным «цивилизованным лоббистом». Он обладал государственным и даже общегосударственным мышлением, великолепно ориентировался во всех структурах государственного аппарата, знал все персоналии, имел дружеские связи повсюду. К его мнению прислушивались все, начиная с президента и премьер-министра. Причем он не заискивал, а иногда и просто дерзил. Ему ничего не стоило ошарашить на публике президента и министра финансов одним до неприличия простеньким, но неразрешимым политэкономическим вопросом: «Почему моя жена купила не российские простыни, а индийские?» Но он был подобен мощному крейсеру в какой-то мелкой речке. Он мог бы ставить принципиальнейшие вопросы развития страны. А к нему приходили для получения какой-нибудь лицензии на какую-нибудь сомнительную деятельность. И здесь нужно сказать о том, что на деле представлял собой в то время так называемый «директорский корпус».
«Мы перепутали оргазм с астмой», - этими словами один уральский директор в присутствии президента Ельцина охарактеризовал итоги «перестройки» и «приватизации» в своем выступлении на съезде РСПП. В тот именно период к ведомственной и отраслевой разобщённости добавлялось еще и чёткое разделение «директоров» на две неравные части. Одна, большая часть, согласилась с утратой своей роли главного технического политика, с утратой своей роли руководителя производства - согласилась взамен на «бабки» от арендаторов, которым передавались цеха и офисные помещения. В Москве мне тогда одного только взгляда на приёмную генерального директора хватало, чтобы понять, нахожусь ли я действительно на предприятии, или же речь идет об эдаком «лендлордстве» - собирателе платежей от арендаторов. В последнем случае в приёмной была дорогая современная мебель западного бизнес-стиля, секретарша в умеренно-короткой юбке и прочие принадлежности. А на предприятиях, где директора ещё пытались сохранить целостное производство, уже в приёмной директора появлялось желание подать кому-нибудь милостыню. На таких предприятиях всё было убогим, всё заставляло сжаться и тоскливо ждать чего-то плохого.
Тем не менее директора, которые стремились сохранить заводы и целостное производство, - такие директора существовали. Их называли «красными директорами». Они были многократно оклеветаны и подставлены горлопанам, которые в любую минуту были готовы заорать об «административно-командной системе», которые органически не могли представить себе директора иначе как вором. Действуя в такой среде, такие директора не могли позволить себе роскоши иметь свою политическую позицию. Их деятельность сводилась к поистине героическим усилиям поиска путей выживания своего производства. Так, Евгений Иванович Фомин находил возможности для того, чтобы затащить на свой завод в Рязани самого премьера Черномырдина и показать ему - показать уже тогда! - готовые образцы суперэкономичных отечественных электролампочек. Как известно, к идее (но пока не к образцам!) экономичных электролампочек у нас не так давно пришли. Пришли, когда от готовых образцов, и от готового отечественного производства, и от РЗЭПа Е.И.Фомина ничего не осталось.
Директорам оборонных предприятий приходилось ещё и организовывать выживание в условиях систематических неплатежей от государства по госзаказу. Вместо денег предлагались «казначейские налоговые освобождения», торговля этими КНО напрямую выводила на мир криминала и мошенничества. Сюда же добавлялись и «консалтинговые» отношения примерно такого характера: Фирма обещает генеральному директору крупного оборонного предприятия пролоббировать во власти вопрос о переводе заводу денег по уже почти безнадёжному государственному долгу. Упоминается весьма немалый процент. Через пару дней - деньги пришли! А за ними - «лоббисты» с «братками». Секрет фокуса в том, что у мнимых «лоббистов» были связи в расчётно-кассовых центрах. А соответственно, была и возможность узнать за много дней о грядущем поступлении денег и успеть изобразить это перечисление за следствие своего «лоббизма». Жаловаться на таких мошенников в правоохранительные органы в то время было бы равнозначно добровольному расставанию с жизнью. Поэтому либо расплачивались, либо действовали по китайскому принципу «яд исцеляют ядом». Логике мошенников и преступников в то время можно было противопоставить только преступную же логику. Примерно такую: это МОИ деньги! Их выбил из государства Я через своего человека в «Совбезе»! И этот директор, и это предприятие - тоже МОИ. И они сделают, как Я скажу! Вот здесь у меня папка (подготовленная за ночь) о том, что и деньги МОИ, и директор МОЙ, и предприятие МОЁ. Хотите иметь со МНОЙ дело - я беру телефон… Но тут выяснялось, конечно, что со МНОЙ дела иметь никто не хочет, а предлагается просто отщипнуть немного и им, раз уж они так ловко «развели» МОЕГО директора. Так экономились для производства МИЛЛИАРДЫ (тогдашних) рублей, так спасались жизнь и репутация крупного руководителя.
В такой вот обстановке отдельные директора на отдельных не очень высокотехнологичных (и, значит, не очень убыточных) производствах брали роль вот этого «Я» непосредственно на себя. То есть они сами себя объявляли «крышей» и совершали необходимые действия и для юридического захвата контрольного пакета акций, и для других видов контроля над предприятием. Так и ТОЛЬКО ТАК можно было сохранить тогда целостное производство. Ещё один способ состоял в том, чтобы пойти «под крышу» какой-нибудь нефтяной кампании из Сибири. Но это кончалось неизменно прекращением неизменно убыточного крупного производства (если только речь не шла, например, о нефтезаводе.) С учётом всех этих реалий и надо рассматривать сегодня историю таких предприятий как Новолипецкий металлургический комбинат.
Когда отдельные (единичные!) производства оказались прибыльными и даже сверхприбыльными - только тогда их собственники стали виться вокруг «Российского союза промышленников и предпринимателей» и вокруг Вольского. Но произошло это не сразу. Поначалу новорожденный крупный капитал тыкался в грудь государству, как слепой щенок тычется в поисках материнской сиськи. Например, избирался такой путь воздействия на президента Ельцина. По пути Ельцина на работу за большие деньги вывешивался плакат аршинными буквами: «Толлинг - расцвет России!». Спустя неделю конкуренты вывешивали рядом: «Толлинг - гибель России!». Интеллект и возможности Вольского в решении подобных вопросов новые русские капиталисты заметили и оценили далеко не сразу. По моим наблюдениям, это произошло уже где-то около 2000 года. Но к этому времени я сам контакты с РСПП практически уже утратил.