(Екатерина Шульман - политолог, специалист по проблемам законотворчества;
оригинал статьи)
Недавно новый венгерский премьер Виктор Орбан порадовал научный мир, заявив, что хорошо бы построить в Венгрии нелиберальную демократию на российский манер. А то либеральная модель как-то себя исчерпала. При этом он довольно проницательно заметил, что «самая популярная тема размышлений сейчас - как работают системы, которые не являются ни западными, ни либеральными, ни тем более либеральными демократиями».
Действительно, нет ничего актуальнее в современной политической науке, чем изучение гибридных режимов. Терминов для них имеется множество, что отражает неустоявшийся характер предмета исследования: нелиберальные демократии, имитационные демократии, электоральный авторитаризм, нетираническая автократия.
Что полезного может дать практике передовой край науки? Природу гибридных режимов важно понимать хотя бы во избежание навязчивых исторических аналогий и траты времени на ожидание, когда же за окном наступит фашизм или взойдет заря советской власти.
Исторический пессимизм всегда в моде. Считается, что главный урок XX в. в том, что в любой момент все может стать хуже, чем было, и никакая цивилизованность не предохраняет от внезапного приступа одичания. Но «хуже» и «лучше» - термины оценочные. А популярные рассуждения про «дно, в которое постучали» и прочие хроники грядущего апокалипсиса звучат убедительно, но рациональной основы под ними не больше, чем в обычае плевать через левое плечо и боязни сглаза. Принимать на такой основе решения не менее опрометчиво, чем руководствоваться оптимистическим «авось пронесет».
Гибридный режим - это авторитаризм на новом историческом этапе. Известно, в чем разница между авторитарным и тоталитарным режимами: первый поощряет в гражданах пассивность, а второй - мобилизацию. Тоталитарный режим требует участия: кто не марширует и не поет, тот нелоялен. Авторитарный режим, наоборот, убеждает подданных оставаться дома. Кто слишком бодро марширует и слишком громко поет, тот на подозрении, вне зависимости от идеологического содержания песен и направления маршей.
Гибридные режимы заводятся в основном в ресурсных странах, иногда называемых петрогосударствами (но их жизнеобеспечивающим ресурсом не обязательно является нефть). Это режимы, которым деньги достаются даром: не от труда народного, а от природного ресурса. Население гибридным режимам только мешает и создает дополнительные риски заветной мечте - несменяемости власти. В сердце таких режимов - мысль, которую в России почему-то приписывают Маргарет Тэтчер: хорошо бы иметь Х граждан для обслуживания трубы (скважины, шахты), а остальные бы куда-нибудь подевались. По этой причине режим опасается любой мобилизации: у него нет институтов, использующих гражданскую активность и участие.
Западные исследователи, назвавшие гибридный режим нелиберальной демократией или электоральным авторитаризмом, обращают внимание на одну его сторону - декоративность демократических институтов. В гибридных режимах проходят выборы, но власть не меняется. Есть несколько телеканалов, но все они говорят одно и то же. Существует оппозиция, но она никому не оппонирует. Значит, говорят западные политологи, это все декоративная мишура, под которой скрывается старый добрый авторитаризм.
На самом деле гибридный режим является имитационным в двух направлениях. Он не только симулирует демократию, которой нет, но и изображает диктатуру, которой в реальности не существует. Легко заметить, что демократический фасад сделан из папье-маше. Труднее понять, что сталинские усы тоже накладные. Это трудно еще и потому, что для современного человека «точеное насилие» и «низкий уровень репрессий» - морально сомнительные термины. Мы живем в гуманистическую эпоху, нас ужасают человеческие жертвы, по европейским понятиям ХХ в. ничтожные.
Гибридный режим старается решить свою основную задачу - обеспечение несменяемости власти - относительно низким уровнем насилия. Он не имеет в своем распоряжении ни морального капитала монархии, ни репрессивной машины тоталитаризма. Нельзя развернуть «маховик репрессий» без активного участия граждан. Но граждане гибридных режимов не хотят ни в чем участвовать. Характерно, что государственная пропаганда в гибридных режимах никого не мобилизует. Она объединяет граждан по принципу пассивности.
Посмотрите на российские 87%, которые одобряют всё, от военных вторжений до продуктовых санкций. На вопрос «одобряете ли?», они отвечают «да». Но при этом они ничего не делают. Они не записываются в добровольческие батальоны, не ходят на провоенные митинги. Они даже на выборы не особенно ходят, отчего гибридному режиму приходится бесконечно заботиться о ложной явке и фальсификации результатов. Из политически обусловленных активностей за этими людьми замечены лишь съем денег с банковских счетов, перевод их в доллары и закупка сливочного масла.
Пропаганда с головокружительной эффективностью формирует мнение именно тех людей, чье мнение не имеет значения. Не потому, что это якобы «второсортные люди», а потому, что их мнения не связаны с их действиями. Они могут обеспечить власти одобрение, но не поддержку, на них нельзя опереться.
Режим понимает своим рептильным мозгом (это не ругательство, а нейрофизиологический термин: самая древняя часть мозга отвечает за безопасность вида и управляет базовым поведением), что 87% одобряющих не являются субъектами политического процесса. Имеет значение только мнение активного меньшинства. Этим объясняется «парадокс законотворца»: зачем власть, располагающая, казалось бы, сплоченной всенародной поддержкой, никак ею не пользуется, а принимает все новые и новые законы репрессивно-оборонительного содержания?
Может быть, свежие законы имеют целью нащупать это активное меньшинство? У них есть второе гражданство, или они как-то связаны с общественными организациями… А может, это блогеры. Или те, кто ходит на митинги и любит курить в ресторанах? Как их нащупать, как придушить - не слишком, а слегка? А еще лучше убедить, что они ничтожные отщепенцы и что хорошо бы им уехать. Гибридный режим никогда своих граждан не удерживает - напротив, поощряет активное меньшинство к отъезду.
Гибридные режимы довольно устойчивы и живучи. Они пользуются преимуществами почти рыночной экономики и частично свободной общественной среды и потому не разваливаются за день, как классические диктатуры. Это надо знать и ожидающим ремейка развала СССР, и тем, кто ждет его внезапного возрождения. На 16-м году правления удариться об пол и обернуться бравым фашистом так же затруднительно, как убиться об стену и возродиться лучезарным либералом.
Из этого не следует, что гибридный режим стабилен. Он жаждет стабильности и ради нее готов на любые потрясения. Корень кажущегося противоречия лежит в механизме принятия решений - кощеевой игле гибридного режима.
Последовательно отрезая и забивая мусором все каналы обратной связи, режим вынужден действовать во многом на ощупь. Для связи с реальностью у него остается телевизор, разговаривающий сам с собой; элиты, подобранные по принципу некомпетентности; плюс внутреннее чувство вождя, чье сердце должно биться в унисон с народным, но за долгие годы пребывания в изоляции может перейти на свой ритм. Поэтому режиму приходится постоянно угадывать, будет ли его действие приемлемым для внешней и внутренней аудитории. Когда режим ошибается, у него нет никаких рычагов исправления ошибки. Гибридный режим заднего хода не имеет: он устойчивый, но не маневренный.
Появление имитационных демократий - не результат порчи демократий неимитационных. Это плод прогресса нравов, который уже не позволяет применять насилие так широко и беспечно, как это было принято еще 50 лет назад. Если «лицемерие - дань, которую порок платит добродетели», то имитация - это налог, который диктатура платит демократии.
(Следующий пост)