Андрей Валентинов пишет:
"Сегодня Харьков казался тихим, спокойным и даже безмятежным. Ни толп, ни патрулей, ни флагов, возле администрации, где недавно убивали, уже успели навести марафет. Георгиевские ленточки, и те пропали, увидел лишь одну, на старой кошёлке, уже много лет продающей коммунистическую макулатуру. Разве что в разговорах, то слева, то справа, обрывками: «бандеры…», «бандерлоги…», «хахлы…»
Я ничего не могу сделать! Ничего! Говорят, оружие писателя - слово. Ерунда, у писателя нет оружия, он ни с кем не воюет. У хирурга есть скальпель, вещь тоже острая и опасная, но его работа - не резать людей, а спасать. Слово - оружие пропагандистов, орущих в мегафоны: «Рус, сдавайс! Поучишь белый булка!»
А вокруг радостный вой, умильное предвкушение: убей хахла, убей страну!
Оружие писателя - слово, говорите? Ну, пусть, но слово - не крик. А сейчас время крика, дикого ора - такого, что телевизор включать жутко. Слово? Пожалуйста! Как прикажете начать? «Люди доброй воли! К вам обращаюсь, я, Андрей Валентинович Шмалько, 1958 года рождения, известный, как Андрей Валентинов…»
Ответ я уже слышу. Не слово - дикий, захлебывающийся хохот. Так его, хахла! Какой смишной хахол! Пейсатель! Прозаик? Про заек?
Бей хахлофф!!!!
Орать будет не просто сонмище злобных мудаков, именуемое «интернетом», коллективное бессознательное нашей Прекрасной эпохи. В хор вступят хорошо знакомые мне люди, уже успевшие отметиться по полной программе.
Скажи, Саша Громов, тебе будет приятно, когда нас станут убивать? Ведь ты ненавидишь украинцев. А я, знаешь, украинец. У меня есть несколько книг с твоими автографами. Кому их завещать?
Скажи, Лёва Вершинин, тебе выйдет премия, когда убьют еще нескольких харьковчан? Пока убили только троих, для премии маловато. Ты хорошо объяснил в своей «Фолькише Беобахтер», что украинцев убивать нужно чаще и больше. Я тебя не так понял? Не убивать, а просто бить арматурой? Уточнение принимается.
Лазарчук! Андрей! Ты же врач! Помнишь, в Москве, на «Росконе», мне поплохело, а ты меня за пять минут на ноги поставил? Мне сейчас куда хуже, но ты мне не станешь помогать, ты ведь ненавидишь Украину и украинцев. А я, знаешь, украинец.
К Сереже Лукьяненко обращаться не имеет смысла. Ныне это просто неодушевленный кусок гавна.
Я знаю, что вы мне ответите, ребята, когда отхохочетесь и слезы утрете. Тебя, хахол, никто убивать не собирается. Просто введем войска, аннексируем, унизим. Подумаешь, Родины лишим! Какая херня! Украины, как известно, не существует, а хахлов выдумал австрийский генеральный штаб.
И я ничего не смогу сделать!
Фронта не будет, страну никто не решится защищать. Нас даже не станут расстреливать, а просто будут плевать в лицо. Бывшие братья по Фэндому, вы тоже присоединитесь? О чем спрашиваю? Уже очередь стоит.
Вы, говорили, что украинцы и русские - братья. Вы говорили, что русские и украинцы - один народ. Так кого вы собираетесь давить? Самих себя? Ах, да, конечно! Бандерлогов!
А еще говорят, что нужно молчать. А еще говорят, что тиражи. А я еще говорят, что кусок гавна будет запрещать издаваться в РФ. А еще говорят, что в Калифорнии хорошо. А еще говорят, что Партенит теперь - не Украина. А еще говорят, что на брюхе - безопаснее.
А самый умный шепнет: какая, мол, разница? Ты же пейсатель, а шлепать по клавишам можно при любом режиме, даже когда чужие патрули за окном.
Смирись, корвалолу выпей, народ не смеши!
Наверно, я найду выход. Но сейчас, когда безнадежный день сменился безнадежным вечером, я не чувствую ничего, кроме отчаяния.
Вам смешно? Так смейтесь!.."
_______________________
Смешного мало. И даже передёрг - когда политическое противостояние лёгким движением руки подменяется чисто национальным - можно простить обиженному человеку. Забавно, правда, что на следующий год после упомянутого эпизода автор читал доклад, в котором обвинил меня в пропаганде нацизма. Нет, я не обиделся. Я просто запомнил.
Как и "москаля - геть!" - это уже другой эпизод.
Русские вообще не очень обидчивые. И даже не злые. Но память у них хорошая.
ПС: в любом случае - если тебя, не дай бог, помнут или ранят - буду лечить
Я ничего не могу сделать! Ничего! Говорят, оружие писателя - слово. Ерунда, у писателя нет оружия, он ни с кем не воюет. У хирурга есть скальпель, вещь тоже острая и опасная, но его работа - не резать людей, а спасать. Слово - оружие пропагандистов, орущих в мегафоны: «Рус, сдавайс! Поучишь белый булка!»
А вокруг радостный вой, умильное предвкушение: убей хахла, убей страну!
Оружие писателя - слово, говорите? Ну, пусть, но слово - не крик. А сейчас время крика, дикого ора - такого, что телевизор включать жутко. Слово? Пожалуйста! Как прикажете начать? «Люди доброй воли! К вам обращаюсь, я, Андрей Валентинович Шмалько, 1958 года рождения, известный, как Андрей Валентинов…»
Ответ я уже слышу. Не слово - дикий, захлебывающийся хохот. Так его, хахла! Какой смишной хахол! Пейсатель! Прозаик? Про заек?
Бей хахлофф!!!!
Орать будет не просто сонмище злобных мудаков, именуемое «интернетом», коллективное бессознательное нашей Прекрасной эпохи. В хор вступят хорошо знакомые мне люди, уже успевшие отметиться по полной программе.
Скажи, Саша Громов, тебе будет приятно, когда нас станут убивать? Ведь ты ненавидишь украинцев. А я, знаешь, украинец. У меня есть несколько книг с твоими автографами. Кому их завещать?
Скажи, Лёва Вершинин, тебе выйдет премия, когда убьют еще нескольких харьковчан? Пока убили только троих, для премии маловато. Ты хорошо объяснил в своей «Фолькише Беобахтер», что украинцев убивать нужно чаще и больше. Я тебя не так понял? Не убивать, а просто бить арматурой? Уточнение принимается.
Лазарчук! Андрей! Ты же врач! Помнишь, в Москве, на «Росконе», мне поплохело, а ты меня за пять минут на ноги поставил? Мне сейчас куда хуже, но ты мне не станешь помогать, ты ведь ненавидишь Украину и украинцев. А я, знаешь, украинец.
К Сереже Лукьяненко обращаться не имеет смысла. Ныне это просто неодушевленный кусок гавна.
Я знаю, что вы мне ответите, ребята, когда отхохочетесь и слезы утрете. Тебя, хахол, никто убивать не собирается. Просто введем войска, аннексируем, унизим. Подумаешь, Родины лишим! Какая херня! Украины, как известно, не существует, а хахлов выдумал австрийский генеральный штаб.
И я ничего не смогу сделать!
Фронта не будет, страну никто не решится защищать. Нас даже не станут расстреливать, а просто будут плевать в лицо. Бывшие братья по Фэндому, вы тоже присоединитесь? О чем спрашиваю? Уже очередь стоит.
Вы, говорили, что украинцы и русские - братья. Вы говорили, что русские и украинцы - один народ. Так кого вы собираетесь давить? Самих себя? Ах, да, конечно! Бандерлогов!
А еще говорят, что нужно молчать. А еще говорят, что тиражи. А я еще говорят, что кусок гавна будет запрещать издаваться в РФ. А еще говорят, что в Калифорнии хорошо. А еще говорят, что Партенит теперь - не Украина. А еще говорят, что на брюхе - безопаснее.
А самый умный шепнет: какая, мол, разница? Ты же пейсатель, а шлепать по клавишам можно при любом режиме, даже когда чужие патрули за окном.
Смирись, корвалолу выпей, народ не смеши!
Наверно, я найду выход. Но сейчас, когда безнадежный день сменился безнадежным вечером, я не чувствую ничего, кроме отчаяния.
Вам смешно? Так смейтесь!.."
_______________________
Смешного мало. И даже передёрг - когда политическое противостояние лёгким движением руки подменяется чисто национальным - можно простить обиженному человеку. Забавно, правда, что на следующий год после упомянутого эпизода автор читал доклад, в котором обвинил меня в пропаганде нацизма. Нет, я не обиделся. Я просто запомнил.
Как и "москаля - геть!" - это уже другой эпизод.
Русские вообще не очень обидчивые. И даже не злые. Но память у них хорошая.
ПС: в любом случае - если тебя, не дай бог, помнут или ранят - буду лечить