Андреа Дворкин. "Биологическое превосходство: самая опасная и смертельная идея в мире"
http://sadcrixivan.livejournal.com/162104.html
… Перешептывания. Женщины кричат на меня: шлюха, бисексуалка, она трахается с мужчинами. Еще до своего выступления я начала дрожать, я боялась говорить больше, чем когда-либо в жизни. Находясь в одном помещении с 200 сестрами-лесбиянками, я была злее, чем когда-либо раньше. «Ты бисексуалка?» - прокричала мне какая-то женщина из толпы, шипение и крики достигли пика. «Я еврейка», - ответила я. Затем, после паузы: «И лесбиянка, и женщина». И трусиха. Хватило бы и «еврейки». В той комнате имела значение только «еврейка». В этой комнате, если я отвечала «нет» на вопрос: «Ты все еще трахаешь мужчин?», то я предавала свои самые глубинные убеждения. Всю свою жизнь я ненавидела тех, кто устанавливает правила жизни для других людей, тех, кто навязывает сексуальный конформизм. Отвечая, я сдавалась перед лицом инквизиторов, и мне было за себя стыдно. Мне было унизительно смотреть на саму себя: такая воинственная, когда надо противостоять внешним силам, но неспособная на сопротивление среди своих.
Это произошло за встрече «Лесбийство как личная политика», которое прошло в Нью-Йорке, во время лесбийского парада гордости в 1977 году. Выступала женщина, называющая себя лесбийской сепаратисткой. После того как она в целом верно описала мужские преступления против женщин пришел черед идеологического мусора, который последнее время можно услышать в феминистских кругах - женщины и мужчины являются двумя разными видами или расами (оба слова используются как взаимозаменяемые); мужчины биологически хуже женщин; мужское насилие биологически неизбежно; чтобы покончить с этим насилием, нужно уничтожить сам вид/расу (выступавшая на той встрече призвала сделать партеногенез репродуктивной реальностью); чтобы уничтожить биологически худший вид/расу мужчин нужна Сверхженщина (чье появление пророчески предрекала сама лесбийская сепаратистка), которая создаст земное царство в соответствии со своей истинной биологической судьбой. Нам остается только предположить, что созданное ею общество будет хорошо, потому что она хороша, биологически хороша.
Тем временем, зарождающаяся Суперженщина не будет «поощрять» женщин на «коллаборационизм» с мужчинами. Никаких клиник для проведения абортов или убежищ для избиваемых женщин от нее не дождешься. В конце концов, она должна консервировать свою «энергию», а не тратить ее на спасение «слабых» женщин с помощью реформистских мер.
Аудитория с энтузиазмом встретила пассажи о женском превосходстве/низшем положении мужчин. Казалось, эта доктрина была музыкой для их ушей. Был ли в этих аплодисментах молчаливый раскол? Была ли эта реакция просто спонтанным удовольствием от того, что хотя бы на минуту ситуация стала обратной? Может быть, это наша беспомощность свела нас с ума, заставила высказать тайную мечту об окончательном решении во всей его простоте и абсолютной эффективности? Найдется ли лидер, которая сыграет на этой тайной струне, взлелеет эту мечту, кошмар нашей собственной жизни, перевернутый с ног на голову? Разве никого не преследует, не сдерживает память о разлитой крови, о сожженных телах, полных печах, порабощенных людях - обо всем, что на протяжении всей истории делали те, кто руководствовался аналогичной демагогией?
В той аудитории я увидела женщин, которые мне нравились, которых я любила, женщин, которые были мне не чужими, женщин, которые были хороши не из-за биологии, а потому что они старались быть хорошими - все они утонули в этом море единодушия. Я выступила только потому, что эти женщины тоже аплодировали. Я выступила, потому что я еврейка, которая изучала нацистскую Германию, и я знаю, что большинство немцев, которые последовали за Гитлером тоже старались быть хорошими. Просто они обнаружили, что гораздо проще быть хорошими по биологическим причинам, а не по своим делам. Эти люди, исковерканные ощущением собственного бессилия, позволили убедить себя в том, что они очень хороши от природы, а потому они просто не могут сделать ничего плохого. Как говорил Гиммлер в 1943 году:
«Мы искоренили бактерию [евреев], потому что мы не хотели в итоге быть инфицированными бактерией и умереть от нее. Я не потерплю ни малейшего очага сепсиса, который появляется то здесь, то там, и грозит перейти в наступление. Где бы он ни сформировался, мы очистим его. В общем и целом, мы можем говорить, что мы выполнили самый тяжкий долг из любви к нашему народу. И наш дух, наша душа, наш характер нисколько не пострадали от этого».
Поэтому я выступила, испугавшись. Я сказала, что я ни за что не буду связана с движением, которое выступает за самую пагубную идеологию, какая только возможна на этой земле. Именно эта идеология биологического детерминизма выдала лицензию на бойню и/или порабощение практически любой группы, в том числе на порабощение женщин мужчинами. («Используй их собственный яд против них», - прокричала одна женщина). Куда бы мы ни обратились, именно эта философия оправдывала любую жестокость. Это единственная вера, которая обладает собственным импульсом для уничтожения жизни.
Пока я говорила, оскорбления продолжались с небывалой силой, но постепенно эти женщины, которые мне нравились и которых я любила, и другие женщины, которых я не знала, начали открыто ставить под вопрос философию, которой они только что аплодировали, и пересматривать собственные уступки. Когда я уходила оттуда многие женщины обняли меня, но я все равно испытывала отвращение, унижение от оскорблений, эмоциональную опустошенность от насилия. Время идет, но память о насилии остается. Она всегда остается.
2
Мне говорят, что я сексист. Я действительно верю, что различия между полами являются нашим самым драгоценным наследием, даже если они означают превосходство женщин в тех областях, который имеют наибольшее значение.
Джордж Гильдер, Сексуальный суицид.
Возможно, что женская мудрость происходит из смирения перед лицом мужской агрессии; скорее всего, это гармония женского знания о том, что в конечном итоге именно женщина имеет значение. В результате, хотя талантливых мужчин больше талантливых женщин, хороших женщин больше, чем хороших мужчин.
Стивен Гольдберг, Неизбежность патриархата.
Женщины как группа (но необязательно как отдельные люди), способны вынашивать детей. Согласно идеологии мужского превосходства, этот факт должен определять все наши личные качества и способности. На пьедестале, неподвижные словно восковые фигуры, или в дорожной канаве, признанные недостойными и запятнавшими себя иконами, нас одновременно прославляют и принижают из-за наших биологических характеристик. Сторонники превосходства мужчин готовы ссылаться на гены, гениталии, ДНК, паттерны запахов, биограммы, гормоны - на все что угодно, лишь бы доказать, что биологически мы слишком хорошие и слишком плохие, слишком другие, чтобы годиться на что-либо кроме размножения и сексуального и домашнего обслуживания мужчин.
Новейшие вариации этой унылой древней темы сконцентрированы на гормонах и ДНК: мужчины биологически агрессивнее; их эмбриональные мозги пропитываются мужскими гормонами; их ДНК, желая передаться следующим поколениям, заставляет их убивать и насиловать; в то время как у женщин пацифизм гормонален, а пристрастие к родам молекулярно.
Поскольку в терминах дарвинизма (точнее его интерпретации с точки зрения узких социальных интересов мужчин) выживание сильнейшего означает триумф самых агрессивных людей, мужчины всегда будут превосходить женщин в своей способности защищать и расширять свою власть. А потому женщины, будучи «слабыми» (то есть, менее агрессивными), всегда будут вынуждены полагаться на милость мужчин.
Если эту же самую теорию социального выживания сильнейших, которая предписывает женщинам вечное бесчестие, перенести на расу, то мы получим взгляды абсолютно идентичные эволюционным теориям Гитлера, что не может нас не беспокоить. «Согласно нашей нынешней теории, - успокаивает нас Эдвард О. Уилсон в книге «Социобиология: новый синтез», которая стала библией генетического оправдания нацистской бойни, - для прямой эволюции геноцид или геносорбция в пользу агрессора должны происходить только раз в несколько поколений».
3
Я сообщила, какого низкого мнения о вас [женщинах] придерживается мистер Оскар Браунинг. Я указала, что когда-то думал о вас Наполеон и что сейчас думает о вас Муссолини. Затем, на случай если кто-то из вас тяготеет к художественной литературе, я скопировала для вашей пользы совет критика смело признать ограничения вашего пола. Я сослалась на профессора Х и привела его заявление о том, что женщины интеллектуально, морально и физически уступают мужчинам… и вот вам последнее предупреждение… мистер Джон Лангдон Дэвис сообщает женщинам, что «когда деторождение перестанет быть желательным, необходимость в женщинах полностью отпадет». Надеюсь, что вы взяли себе это на заметку.
Вирджиния Вульф, Собственная комната.
Если рассмотреть все интеллектуальные и научные аргументы в пользу мужского превосходства, то можно подумать, что мужчины как группа - моральные кретины. Однако самый важный вопрос состоит в следующем: неужели мы собираемся принять их мировоззрение моральной полярности, которая определяется биологическим, генетическим, гормональным или генитальным (или какой там орган, секрет или молекулярная частица станут следующим козлом отпущения) абсолютом. Или наш собственный исторический опыт социальных лишений и несправедливости научит нас, что для свободы в справедливом мире мы должны в первую очередь лишить эту идею власти, достоинства и эффективности?
Не так давно многие феминистки начали выступать за социальные, духовные и мифологические модели женского превосходства и/или матриархата. Для меня эти попытки означают конформизм и подчинение биологическому детерминизму, который лежит в основе мужской социальной системы. Женщин притягивает идеология, основанная на моральном и социальном значении женской биологии, поскольку она эмоционально и философски знакома им. Их привлекает духовное достоинство «женских добродетелей» (которые, на самом деле, определены мужчинами). Женщины не чувствуют в себе сил отказаться от многовекового восприятия деторождения как главного творческого акта в жизни женщины. В результате, женщины все чаще пытаются трансформировать ту же самую идеологию, которая поработила их, переиначивая ее как динамическое, религиозное, психологически приятное прославление биологического потенциала женщин.
Эти попытки трансформации могут способствовать выживанию. Например, поклонение нашей способности к размножению как силе может временно отстранить руку сторонника мужского доминирования, сжимающую пробирку. Но мы платим за это, становясь носителями той самой болезни, которую мы должны исцелить. Не случайно в древних матриархатных обществах мужчин кастрировали, приносили в жертву или исключали из публичных форм власти, и не случайно современные сторонницы женского превосходства верят, что мужчины хуже как другой биологический вид. Потому что если власть становится доступной или телесные особенности начинают цениться только в результате веры в биологическое превосходство, то в обществе процветает систематическая жестокость, его отравляют убийства и издевательства. И мы не станем исключением.
Это до постыдного просто - наслаждаться нашими собственными фантазиями о биологическом всевластии, одновременно презирая мужчин, которые делают то же самое в реальности. И это очень опасно, потому что любой геноцид начинается с убеждения, что биологические различия между группами людей неизбежно санкционируют социальную и биологическую дискриминацию. И мы, пострадавшие от конкретных последствий подобной идеи, все равно готовы поверить в нее. Именно это является доказательством (грустным, неопровержимым доказательством), что мы не так уж отличаемся от мужчин, как бы нам ни хотелось верить в обратное.
… Перешептывания. Женщины кричат на меня: шлюха, бисексуалка, она трахается с мужчинами. Еще до своего выступления я начала дрожать, я боялась говорить больше, чем когда-либо в жизни. Находясь в одном помещении с 200 сестрами-лесбиянками, я была злее, чем когда-либо раньше. «Ты бисексуалка?» - прокричала мне какая-то женщина из толпы, шипение и крики достигли пика. «Я еврейка», - ответила я. Затем, после паузы: «И лесбиянка, и женщина». И трусиха. Хватило бы и «еврейки». В той комнате имела значение только «еврейка». В этой комнате, если я отвечала «нет» на вопрос: «Ты все еще трахаешь мужчин?», то я предавала свои самые глубинные убеждения. Всю свою жизнь я ненавидела тех, кто устанавливает правила жизни для других людей, тех, кто навязывает сексуальный конформизм. Отвечая, я сдавалась перед лицом инквизиторов, и мне было за себя стыдно. Мне было унизительно смотреть на саму себя: такая воинственная, когда надо противостоять внешним силам, но неспособная на сопротивление среди своих.
Это произошло за встрече «Лесбийство как личная политика», которое прошло в Нью-Йорке, во время лесбийского парада гордости в 1977 году. Выступала женщина, называющая себя лесбийской сепаратисткой. После того как она в целом верно описала мужские преступления против женщин пришел черед идеологического мусора, который последнее время можно услышать в феминистских кругах - женщины и мужчины являются двумя разными видами или расами (оба слова используются как взаимозаменяемые); мужчины биологически хуже женщин; мужское насилие биологически неизбежно; чтобы покончить с этим насилием, нужно уничтожить сам вид/расу (выступавшая на той встрече призвала сделать партеногенез репродуктивной реальностью); чтобы уничтожить биологически худший вид/расу мужчин нужна Сверхженщина (чье появление пророчески предрекала сама лесбийская сепаратистка), которая создаст земное царство в соответствии со своей истинной биологической судьбой. Нам остается только предположить, что созданное ею общество будет хорошо, потому что она хороша, биологически хороша.
Тем временем, зарождающаяся Суперженщина не будет «поощрять» женщин на «коллаборационизм» с мужчинами. Никаких клиник для проведения абортов или убежищ для избиваемых женщин от нее не дождешься. В конце концов, она должна консервировать свою «энергию», а не тратить ее на спасение «слабых» женщин с помощью реформистских мер.
Аудитория с энтузиазмом встретила пассажи о женском превосходстве/низшем положении мужчин. Казалось, эта доктрина была музыкой для их ушей. Был ли в этих аплодисментах молчаливый раскол? Была ли эта реакция просто спонтанным удовольствием от того, что хотя бы на минуту ситуация стала обратной? Может быть, это наша беспомощность свела нас с ума, заставила высказать тайную мечту об окончательном решении во всей его простоте и абсолютной эффективности? Найдется ли лидер, которая сыграет на этой тайной струне, взлелеет эту мечту, кошмар нашей собственной жизни, перевернутый с ног на голову? Разве никого не преследует, не сдерживает память о разлитой крови, о сожженных телах, полных печах, порабощенных людях - обо всем, что на протяжении всей истории делали те, кто руководствовался аналогичной демагогией?
В той аудитории я увидела женщин, которые мне нравились, которых я любила, женщин, которые были мне не чужими, женщин, которые были хороши не из-за биологии, а потому что они старались быть хорошими - все они утонули в этом море единодушия. Я выступила только потому, что эти женщины тоже аплодировали. Я выступила, потому что я еврейка, которая изучала нацистскую Германию, и я знаю, что большинство немцев, которые последовали за Гитлером тоже старались быть хорошими. Просто они обнаружили, что гораздо проще быть хорошими по биологическим причинам, а не по своим делам. Эти люди, исковерканные ощущением собственного бессилия, позволили убедить себя в том, что они очень хороши от природы, а потому они просто не могут сделать ничего плохого. Как говорил Гиммлер в 1943 году:
«Мы искоренили бактерию [евреев], потому что мы не хотели в итоге быть инфицированными бактерией и умереть от нее. Я не потерплю ни малейшего очага сепсиса, который появляется то здесь, то там, и грозит перейти в наступление. Где бы он ни сформировался, мы очистим его. В общем и целом, мы можем говорить, что мы выполнили самый тяжкий долг из любви к нашему народу. И наш дух, наша душа, наш характер нисколько не пострадали от этого».
Поэтому я выступила, испугавшись. Я сказала, что я ни за что не буду связана с движением, которое выступает за самую пагубную идеологию, какая только возможна на этой земле. Именно эта идеология биологического детерминизма выдала лицензию на бойню и/или порабощение практически любой группы, в том числе на порабощение женщин мужчинами. («Используй их собственный яд против них», - прокричала одна женщина). Куда бы мы ни обратились, именно эта философия оправдывала любую жестокость. Это единственная вера, которая обладает собственным импульсом для уничтожения жизни.
Пока я говорила, оскорбления продолжались с небывалой силой, но постепенно эти женщины, которые мне нравились и которых я любила, и другие женщины, которых я не знала, начали открыто ставить под вопрос философию, которой они только что аплодировали, и пересматривать собственные уступки. Когда я уходила оттуда многие женщины обняли меня, но я все равно испытывала отвращение, унижение от оскорблений, эмоциональную опустошенность от насилия. Время идет, но память о насилии остается. Она всегда остается.
2
Мне говорят, что я сексист. Я действительно верю, что различия между полами являются нашим самым драгоценным наследием, даже если они означают превосходство женщин в тех областях, который имеют наибольшее значение.
Джордж Гильдер, Сексуальный суицид.
Возможно, что женская мудрость происходит из смирения перед лицом мужской агрессии; скорее всего, это гармония женского знания о том, что в конечном итоге именно женщина имеет значение. В результате, хотя талантливых мужчин больше талантливых женщин, хороших женщин больше, чем хороших мужчин.
Стивен Гольдберг, Неизбежность патриархата.
Женщины как группа (но необязательно как отдельные люди), способны вынашивать детей. Согласно идеологии мужского превосходства, этот факт должен определять все наши личные качества и способности. На пьедестале, неподвижные словно восковые фигуры, или в дорожной канаве, признанные недостойными и запятнавшими себя иконами, нас одновременно прославляют и принижают из-за наших биологических характеристик. Сторонники превосходства мужчин готовы ссылаться на гены, гениталии, ДНК, паттерны запахов, биограммы, гормоны - на все что угодно, лишь бы доказать, что биологически мы слишком хорошие и слишком плохие, слишком другие, чтобы годиться на что-либо кроме размножения и сексуального и домашнего обслуживания мужчин.
Новейшие вариации этой унылой древней темы сконцентрированы на гормонах и ДНК: мужчины биологически агрессивнее; их эмбриональные мозги пропитываются мужскими гормонами; их ДНК, желая передаться следующим поколениям, заставляет их убивать и насиловать; в то время как у женщин пацифизм гормонален, а пристрастие к родам молекулярно.
Поскольку в терминах дарвинизма (точнее его интерпретации с точки зрения узких социальных интересов мужчин) выживание сильнейшего означает триумф самых агрессивных людей, мужчины всегда будут превосходить женщин в своей способности защищать и расширять свою власть. А потому женщины, будучи «слабыми» (то есть, менее агрессивными), всегда будут вынуждены полагаться на милость мужчин.
Если эту же самую теорию социального выживания сильнейших, которая предписывает женщинам вечное бесчестие, перенести на расу, то мы получим взгляды абсолютно идентичные эволюционным теориям Гитлера, что не может нас не беспокоить. «Согласно нашей нынешней теории, - успокаивает нас Эдвард О. Уилсон в книге «Социобиология: новый синтез», которая стала библией генетического оправдания нацистской бойни, - для прямой эволюции геноцид или геносорбция в пользу агрессора должны происходить только раз в несколько поколений».
3
Я сообщила, какого низкого мнения о вас [женщинах] придерживается мистер Оскар Браунинг. Я указала, что когда-то думал о вас Наполеон и что сейчас думает о вас Муссолини. Затем, на случай если кто-то из вас тяготеет к художественной литературе, я скопировала для вашей пользы совет критика смело признать ограничения вашего пола. Я сослалась на профессора Х и привела его заявление о том, что женщины интеллектуально, морально и физически уступают мужчинам… и вот вам последнее предупреждение… мистер Джон Лангдон Дэвис сообщает женщинам, что «когда деторождение перестанет быть желательным, необходимость в женщинах полностью отпадет». Надеюсь, что вы взяли себе это на заметку.
Вирджиния Вульф, Собственная комната.
Если рассмотреть все интеллектуальные и научные аргументы в пользу мужского превосходства, то можно подумать, что мужчины как группа - моральные кретины. Однако самый важный вопрос состоит в следующем: неужели мы собираемся принять их мировоззрение моральной полярности, которая определяется биологическим, генетическим, гормональным или генитальным (или какой там орган, секрет или молекулярная частица станут следующим козлом отпущения) абсолютом. Или наш собственный исторический опыт социальных лишений и несправедливости научит нас, что для свободы в справедливом мире мы должны в первую очередь лишить эту идею власти, достоинства и эффективности?
Не так давно многие феминистки начали выступать за социальные, духовные и мифологические модели женского превосходства и/или матриархата. Для меня эти попытки означают конформизм и подчинение биологическому детерминизму, который лежит в основе мужской социальной системы. Женщин притягивает идеология, основанная на моральном и социальном значении женской биологии, поскольку она эмоционально и философски знакома им. Их привлекает духовное достоинство «женских добродетелей» (которые, на самом деле, определены мужчинами). Женщины не чувствуют в себе сил отказаться от многовекового восприятия деторождения как главного творческого акта в жизни женщины. В результате, женщины все чаще пытаются трансформировать ту же самую идеологию, которая поработила их, переиначивая ее как динамическое, религиозное, психологически приятное прославление биологического потенциала женщин.
Эти попытки трансформации могут способствовать выживанию. Например, поклонение нашей способности к размножению как силе может временно отстранить руку сторонника мужского доминирования, сжимающую пробирку. Но мы платим за это, становясь носителями той самой болезни, которую мы должны исцелить. Не случайно в древних матриархатных обществах мужчин кастрировали, приносили в жертву или исключали из публичных форм власти, и не случайно современные сторонницы женского превосходства верят, что мужчины хуже как другой биологический вид. Потому что если власть становится доступной или телесные особенности начинают цениться только в результате веры в биологическое превосходство, то в обществе процветает систематическая жестокость, его отравляют убийства и издевательства. И мы не станем исключением.
Это до постыдного просто - наслаждаться нашими собственными фантазиями о биологическом всевластии, одновременно презирая мужчин, которые делают то же самое в реальности. И это очень опасно, потому что любой геноцид начинается с убеждения, что биологические различия между группами людей неизбежно санкционируют социальную и биологическую дискриминацию. И мы, пострадавшие от конкретных последствий подобной идеи, все равно готовы поверить в нее. Именно это является доказательством (грустным, неопровержимым доказательством), что мы не так уж отличаемся от мужчин, как бы нам ни хотелось верить в обратное.