Живой человек по ту сторону текста
Читаю интереснейшую книгу Кэролайн Спёджен о системе образов у Шекспира “Shakespeare's Imagery and What It Tells Us”. Книга впервые вышла в 1935 году и с тех пор выдержала около двадцати переизданий (и не зря!).
Спёджен анализирует метафоры и сравнения в произведениях Шекспира. Она исходит из того, что, когда автор целенаправленно и эксплицитно что-то описывает, то, во-первых, следует за развитием сюжета, а во-вторых, может черпать информацию, лексику и сами образы из каких-то источников; но когда прибегает к тропам и фигурам речи, то вкладывает в них свои собственные ассоциации, и через них мы уже можем увидеть самого автора, его взгляды, увлечения, предпочтения, опыт и т.д. Получается такой своеобразный тест Роршаха: скажи мне, на что это похоже для тебя, и я что-то узнаю о тебе самом.
Книга состоит из двух частей. В первой Спёджен группирует метафоры по темам: природа, человек, быт, досуг, общество, время, жизнь и смерть, и т.д. А сквозь эти образы, посредством того, как они поданы, проступает бэкграунд Шекспира и характер его мыслей. И в результате перед нами возникает образ автора, живой человек, стоящий за текстом, мы начинаем понимать, что он сам любил, что умел, как мыслил и чувствовал.
А во второй части она прослеживает центральный образ в тех или иных пьесах, показывает, как в Шекспире-драматурге проявляется Шекспир-поэт, когда, к примеру, история любви Ромео и Джульетты вся пронизана метафорами, связанными со светом, а метафоры, связанные с физическими недугами, усиливают чувство неправильности того, что происходит в датском королевстве «Гамлета».
В первой части книги есть один эпизод, который меня поразил. Когда Спёджен работала с метафорами, связанными с водой, то заметила, как много таких метафор обращаются к образу реки (она насчитала пятьдесят девять), и почти половина из них (двадцать шесть) говорят о реке, выходящей из берегов. Она предположила, что в этом сыграли роль детские и юношеские впечатления об Эйвоне, которому это и в самом деле свойственно.
В какой-то момент она сама приехала в Стратфорд-на-Эйвоне. Там она познакомилась с букинистом Вильямом Джаггардом (потомком и тёзкой издателя, который в 1599 году подпортил себе карму публикацией пиратского сборника «Страстный пилигрим», по свидетельствам современников, страшно разозлившего Шекспира, - но в 1623 году загладил вину, напечатав Первое Фолио).
Как-то раз Спёджен сказала Джаггарду, что хотела бы постоять на Клоптонском мосту (названном так в честь сэра Хью Клоптона, который построил его в конце пятнадцатого века, - так что Шекспир по этому мосту тоже хаживал) и посмотреть на Эйвон, когда он бушует и выходит из берегов. На что Джаггард ответил: «Советую встать над восемнадцатой аркой моста, в этом месте можно наблюдать очень необычное течение. Когда в эту струю попадает какая-нибудь палочка или соломинка, то можно увидеть, как течение проносит её под аркой моста, прибивает почти к самому берегу, закручивает и тащит обратно с той же силой».
При этих словах у неё пошли мурашки по коже, потому что, работая с метафорами, связанными с бурной рекой, она совсем недавно видела почти те же самые слова. Она попросила Джаггарда записать то, что он только что сказал, а сама нашла тот отрывок из «Обесчещенной Лукреции», где Лукреция рассказывает мужу об изнасиловании, а тот, охваченный ужасом и горем, пытается что-то сказать и не может вымолвить ни слова:
Lo, here, the hopeless merchant of this loss,
With head declin'd, and voice damm'd up with woe,
With sad set eyes, and wretched arms across,
From lips new-waxen pale begins to blow
The grief away that stops his answer so:
But wretched as he is he strives in vain;
What he breathes out his breath drinks up again.
As through an arch the violent roaring tide
Outruns the eye that doth behold his haste;
Yet in the eddy boundeth in his pride
Back to the strait that forc'd him on so fast;
In rage sent out, recall'd in rage, being past:
Even so his sighs, his sorrows make a saw.
To push grief on, and back the same grief draw.
Вот перевод - не дословный, а художественный (про водоворот, к примеру, там не сказано; подстрочник при желании можно получить через какой-нибудь онлайн-переводчик):
Тут жертва безнадежная утраты
Стоит, склонив в унынии чело,
Скрестивши руки, ужасом объятый…
Уста - как воск… Он дышит тяжело,
Дыхание как будто бы сожгло
Его слова. Он хочет что-то внятно
Произнести - слова текут обратно.
Так и в пролеты, скованные аркой,
Врывается стремительный поток,
И бьется дико в каменный их бок,
И вспять бежит, как будто в схватке жаркой.
Так вздох его, мучительно глубок,
Из сердца вон все горе вырвать хочет…
Рванется… миг - и вновь в груди клокочет.
(перевод А. Фёдорова)
Позже Спёджен сама пошла к реке и увидела то, о чём говорил ей Джаггард, а за три с половиной века до него Шекспир: арку моста, водоворот и течение, которое на её глазах сначала пронесло под аркой пучок травы, а потом закрутило и повлекло обратно. Она зарисовала это место и обозначила стрелочками движение этого потока.
Это, конечно, впечатляет: возможность воочию увидеть то, что когда-то отложилось в памяти поэта, а потом выплеснулось в стихах. Прикоснуться к живому прошлому. И правда, мурашки по коже...
Спёджен анализирует метафоры и сравнения в произведениях Шекспира. Она исходит из того, что, когда автор целенаправленно и эксплицитно что-то описывает, то, во-первых, следует за развитием сюжета, а во-вторых, может черпать информацию, лексику и сами образы из каких-то источников; но когда прибегает к тропам и фигурам речи, то вкладывает в них свои собственные ассоциации, и через них мы уже можем увидеть самого автора, его взгляды, увлечения, предпочтения, опыт и т.д. Получается такой своеобразный тест Роршаха: скажи мне, на что это похоже для тебя, и я что-то узнаю о тебе самом.
Книга состоит из двух частей. В первой Спёджен группирует метафоры по темам: природа, человек, быт, досуг, общество, время, жизнь и смерть, и т.д. А сквозь эти образы, посредством того, как они поданы, проступает бэкграунд Шекспира и характер его мыслей. И в результате перед нами возникает образ автора, живой человек, стоящий за текстом, мы начинаем понимать, что он сам любил, что умел, как мыслил и чувствовал.
А во второй части она прослеживает центральный образ в тех или иных пьесах, показывает, как в Шекспире-драматурге проявляется Шекспир-поэт, когда, к примеру, история любви Ромео и Джульетты вся пронизана метафорами, связанными со светом, а метафоры, связанные с физическими недугами, усиливают чувство неправильности того, что происходит в датском королевстве «Гамлета».
В первой части книги есть один эпизод, который меня поразил. Когда Спёджен работала с метафорами, связанными с водой, то заметила, как много таких метафор обращаются к образу реки (она насчитала пятьдесят девять), и почти половина из них (двадцать шесть) говорят о реке, выходящей из берегов. Она предположила, что в этом сыграли роль детские и юношеские впечатления об Эйвоне, которому это и в самом деле свойственно.
В какой-то момент она сама приехала в Стратфорд-на-Эйвоне. Там она познакомилась с букинистом Вильямом Джаггардом (потомком и тёзкой издателя, который в 1599 году подпортил себе карму публикацией пиратского сборника «Страстный пилигрим», по свидетельствам современников, страшно разозлившего Шекспира, - но в 1623 году загладил вину, напечатав Первое Фолио).
Как-то раз Спёджен сказала Джаггарду, что хотела бы постоять на Клоптонском мосту (названном так в честь сэра Хью Клоптона, который построил его в конце пятнадцатого века, - так что Шекспир по этому мосту тоже хаживал) и посмотреть на Эйвон, когда он бушует и выходит из берегов. На что Джаггард ответил: «Советую встать над восемнадцатой аркой моста, в этом месте можно наблюдать очень необычное течение. Когда в эту струю попадает какая-нибудь палочка или соломинка, то можно увидеть, как течение проносит её под аркой моста, прибивает почти к самому берегу, закручивает и тащит обратно с той же силой».
При этих словах у неё пошли мурашки по коже, потому что, работая с метафорами, связанными с бурной рекой, она совсем недавно видела почти те же самые слова. Она попросила Джаггарда записать то, что он только что сказал, а сама нашла тот отрывок из «Обесчещенной Лукреции», где Лукреция рассказывает мужу об изнасиловании, а тот, охваченный ужасом и горем, пытается что-то сказать и не может вымолвить ни слова:
Lo, here, the hopeless merchant of this loss,
With head declin'd, and voice damm'd up with woe,
With sad set eyes, and wretched arms across,
From lips new-waxen pale begins to blow
The grief away that stops his answer so:
But wretched as he is he strives in vain;
What he breathes out his breath drinks up again.
As through an arch the violent roaring tide
Outruns the eye that doth behold his haste;
Yet in the eddy boundeth in his pride
Back to the strait that forc'd him on so fast;
In rage sent out, recall'd in rage, being past:
Even so his sighs, his sorrows make a saw.
To push grief on, and back the same grief draw.
Вот перевод - не дословный, а художественный (про водоворот, к примеру, там не сказано; подстрочник при желании можно получить через какой-нибудь онлайн-переводчик):
Тут жертва безнадежная утраты
Стоит, склонив в унынии чело,
Скрестивши руки, ужасом объятый…
Уста - как воск… Он дышит тяжело,
Дыхание как будто бы сожгло
Его слова. Он хочет что-то внятно
Произнести - слова текут обратно.
Так и в пролеты, скованные аркой,
Врывается стремительный поток,
И бьется дико в каменный их бок,
И вспять бежит, как будто в схватке жаркой.
Так вздох его, мучительно глубок,
Из сердца вон все горе вырвать хочет…
Рванется… миг - и вновь в груди клокочет.
(перевод А. Фёдорова)
Позже Спёджен сама пошла к реке и увидела то, о чём говорил ей Джаггард, а за три с половиной века до него Шекспир: арку моста, водоворот и течение, которое на её глазах сначала пронесло под аркой пучок травы, а потом закрутило и повлекло обратно. Она зарисовала это место и обозначила стрелочками движение этого потока.
Это, конечно, впечатляет: возможность воочию увидеть то, что когда-то отложилось в памяти поэта, а потом выплеснулось в стихах. Прикоснуться к живому прошлому. И правда, мурашки по коже...