Мертвая петля Долматова
Текст, который давно хотела написать. Вроде как колонка, но ни для кого конкретно. Поэтому просто ставлю в жж.
В прошлом году, еще до начала всяких массовых выступлений, некоторые мудрые люди предостерегали вождей российского протеста: не надо, мол, вставать на скользкий путь, переводя политическое противостояние в морально-нравственное. Ни к чему хорошему это не приведет. Можно быстро выиграть тактически, но в итоге потерпеть сокрушительное стратегическое поражение.
Однако ж искушение оказалось слишком велико. Рецепт лапши быстрого приготовления. Лапши для сторонников, само собой. Взять да и объявить себя Рыцарями Света, а своих противников - воинством тьмы. Себя - детьми ангелов со светлыми лицами, а своих оппонентов - порождениями ехидны. Правда, такие примитивные формулы уже и на реальных войнах перестают работать - но тут была надежда на блиц-криг. На жаркое дыхание арабской весны, на бурю и натиск, на моментальную победу, которая столь же моментально всё спишет. В общем, сдавайтесь, мерзавцы, а то вас откаддафят по полной.
Увы, блиц-криги в наших снежных пространствах катят не очень. И вот, когда выяснилось, что в Кремль с разгона въехать не удалось, все оппозиционные силы, сшитые на скорую нитку, тут же поползли. Начались шатания, метания, сидения в фонтанах. А сейчас не просто жалко смотреть на то, что происходит -- больно. Потому что в некотором смысле это катастрофа. Для всех, не только для креативных и чистых с «белыми лентами».
Говоря откровенно, правила игры в текущем политическом сезоне были заданы вовсе не властью. Власть у нас громоздкая, инертная, неповоротливая - с трудом реагирует на внешние раздражители, где уж их упреждать. Нет, правила были определены претендующими на власть. И любой, кто много времени проводит в сети, прекрасно знает, что это были за правила. Одно дело, когда пьяным за рулем был обнаружен, допустим, автослесарь. Да мало ли у нас такого? Спивается страна, чего обращать внимание. Но совсем другое дело, когда пьяным за рулем был обнаружен, к примеру, секретарь какого-нибудь суда. И что с того, что это никакая должность с никакой зарплатой. «Секретарь суда» -- звучит. Вот они там все пьют и друг друга отмазывают. Одно дело, когда человека сбил обычный Вася Пупкин. Совсем другое дело, если на Васе Пупкине в момент происшествия была ряса.
Такая вот политическая подача, такой вот прием. Синекдоха, Россия. Уж если полицейский - то евсюков. Уж если надзиратель в тюрьме - то садист. Уж если судья - то продажный. Начинали с жуликов и воров, закончили маршем против подлецов.
Но с подобной риторикой необходимо быть исключительными праведниками. Однако ж в оппозиционных шкафах обнаружилось скелетов едва ли не больше, чем в шкафах кремлевских. И тут лидеры протеста угодили в то, о чем их и предупреждали. С властей-то, простите, какой спрос? Они ж там жулики и подлецы, сами говорите. Природа, что поделать? Ну, творят зло. Затем и поставлены. Но вы-то совсем не такие, верно? Вы-то другие?
«Другие». Каламбурить теперь будут долго. Когда бывшая супруга «Блогера №1» всея Руси обвинила Адагамова (drugoi) в педофилии, соратникам пришлось выступать единым фронтом, заранее отрицая все обвинения. До разбирательств. А потому что знают правила игры, сами же их и писали. Обвинения без суда и до суда, с моральной точки зрения - это раз. Преступление одного замазывает всех вокруг - это два. В больную точку надо лупить и лупить изо всех информационных орудий день за днем - это три. Сами весь год так поступали, понимают, что и с ними теперь церемониться никто не станет.
Беда одна не ходит. Не успели как следует защитить первого оппозиционного блогера, как второй убил собственную супругу. Совсем потеряешься. Кто хуже-то? Съехавший Евсюков, палящий в случайных посетителей супермаркета, или Кабанов, хладнокровно разделывающий маму собственных детей в двух метрах от самих детей?
Картина мира с грешниками и праведниками стала стремительно осыпаться. И до того в стане праведников много всего накопилось, но тут через край стало хлестать.
В этом, конечно, ничего нового. Вот любимец нашей освободительной публики англичанин Джордж Оруэлл. Который сам, надо отметить, освободительную публику своего времени выносил с трудом и припечатывал угрюмой фразой при каждом удобном случае. Клеймил, значит, соратников. Впрочем, противникам тоже никакого сочувствия не выказывал. Служба в Бирме и война в Испании превратили будущего сочинителя антиутопий в конченого мизантропа. Возможно, именно поэтому публицистика Оруэлла и сегодня звучит по-прежнему свежо -- так, как будто вчера буквально из-под пера автора вышла, а вовсе не семьдесят лет назад.
"Что меня поразило и продолжает поражать, -- писал Оруэлл в очерке "Вспоминая войну в Испании", -- так это привычка судить о жестокостях, веря в них или подвергая их сомнению, согласно политическим предпочтениям судящих. Все готовы поверить в жестокости, творимые врагом, и никто -- в творимые армией, которой сочувствуют; факты при этом попросту не принимаются во внимание". И далее: "Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. <...> Знаю, распространен взгляд, что всякая принятая история непременно лжет. Готов согласиться, что история большей частью неточна и необъективна, но особая мета нашей эпохи -- отказ от самой идеи, что возможна история, которая правдива".
И сегодня эти абзацы можно без труда подверстать финалом под любой политический спор, по какому бы поводу он ни случился. Если вы заслышите где-нибудь шум, гам, звон шпаг и цоканье копыт (или языков), смело идите туда с томиком Оруэлла -- не ошибетесь, потому что цитаты из Джорджа всегда будут ко времени и к месту.
Но если признать отдельные грешки и преступления отдельных членов праведного в целом движения («если кто-то кое-где у нас порой») скрепя сердце можно - и на том закрыть тему, то трагедия Александра Долматова поднимает вопросы еще глубже и серьезнее. Описывать саму ситуацию смысла не имеет, о самоубийстве Долматова сказано много и подробно. Как обычно, теми, кто свечку сам не держал. Поэтому здесь говорить приходится о явлении второго порядка - о реакции оппозиционного сообщества на случившееся.
А важных реакции всего две.
Полное отрицание. Вот Александр Архангельский: «Когда я сейчас читаю предсмертную записку несчастного Долматова, не могу избавиться от чувства, что это дурная проекция эпизода советского кино - в нашу путаную жизнь. "Лень и разгильдяйство не дали изучить новые законы. Я предал честного человека, предал безопасность Родины". У Долматова могли быть какие угодно взгляды, да и убеждения могут внезапно меняться под давлением обстоятельств. Но ТАКОЙ язык присущ либо людям в погонах, либо тем, кто хочет выдать себя за людей в погонах». Видите? Даже перед смертью своим сторонникам ТАКОГО пафоса не прощают. И кто? Люди, которые сами в подобном положении не окажутся никогда. Потому что потому. Потому что не станут кидать асфальтом в полицейских. Потому что знают границы. Кидать должны Долматовы. А потом они же должны сидеть или умирать. Но с другими записками. С такими, которые не режут нежное ухо властителей дум.
Вторая реакция - брезгливое сожаление. Дмитрий Ольшанский, не оспаривая авторства записки, пишет об этом так: «Помимо всего прочего, Долматова явно погубил патриотизм, то есть стокгольмский синдром по отношению к "сильной России", "оборонному предприятию", "государственным тайнам" и тому подобному гнилому бридо, пользуясь выражением Вл. Сорокина».
Собственно, на этом вся оппозиция и завершается. Ведь если «патриотизм» -- гнилое бридо, то почему вдруг «белые ленты» -- не гнилое? Границы давно открыты. Выбирай любое подходящее место на берегу океана (не Ледовитого) и живи в свое удовольствие там, где креативность приносит хороший доход, нет ни попов на мерседесах, ни продажных судей. Зачем что-то менять здесь, когда можно хорошо жить и там? НАТО защитит, если что.
Трагедия Долматова поставила вопрос о ценностях, скажем так. Одни ценности, так уж получилось, неразрывно связаны с другими. Нельзя в одних текстах кричать о человеческом достоинстве, о совести, о чести - и призывать под этим соусом выходить на площадь. А в других с позевыванием относиться к предательству, к нарушению присяги и прочему, тому подобному. Попахивает шизофренией.
Нельзя противопоставлять «Россию айфона» и «Россию шансона». Потому что это одно и то же - Россия «папуасов», которые за стеклянные бусы продают свою землю Белому Человеку. Ни за айфон, ни за шансон ни один нормальный человек умирать не пойдет. Это не ценности, это побрякушки. Вам не симпатичны одни бусики, зато симпатичны другие? Дело вкуса.
Но ведь на этом вкусе у нас тут собирались революцию делать и власть брать. Какой кошмар.
Мертвая петля Долматова - это вам не фигура высшего политического пилотажа. Это лента Мебиуса. Вроде, так сложно все завернуто, так круто всё, а на деле сплошная одномерность. Не у самого Долматова, естественно. У его высоколобых соратников.
А в итоге те, кто выходил с белыми лентами держаться за руки и смотреть друг другу в чистые лица и ясные глаза, почувствуют, как их здорово их собственные лидеры нае… накололи, в общем. И ничего, кроме еще одного поколения абсолютных циников мы не получим. Такая вот беда с нами произошла. Такая вот нас ожидает долгая неарабская весна.
В прошлом году, еще до начала всяких массовых выступлений, некоторые мудрые люди предостерегали вождей российского протеста: не надо, мол, вставать на скользкий путь, переводя политическое противостояние в морально-нравственное. Ни к чему хорошему это не приведет. Можно быстро выиграть тактически, но в итоге потерпеть сокрушительное стратегическое поражение.
Однако ж искушение оказалось слишком велико. Рецепт лапши быстрого приготовления. Лапши для сторонников, само собой. Взять да и объявить себя Рыцарями Света, а своих противников - воинством тьмы. Себя - детьми ангелов со светлыми лицами, а своих оппонентов - порождениями ехидны. Правда, такие примитивные формулы уже и на реальных войнах перестают работать - но тут была надежда на блиц-криг. На жаркое дыхание арабской весны, на бурю и натиск, на моментальную победу, которая столь же моментально всё спишет. В общем, сдавайтесь, мерзавцы, а то вас откаддафят по полной.
Увы, блиц-криги в наших снежных пространствах катят не очень. И вот, когда выяснилось, что в Кремль с разгона въехать не удалось, все оппозиционные силы, сшитые на скорую нитку, тут же поползли. Начались шатания, метания, сидения в фонтанах. А сейчас не просто жалко смотреть на то, что происходит -- больно. Потому что в некотором смысле это катастрофа. Для всех, не только для креативных и чистых с «белыми лентами».
Говоря откровенно, правила игры в текущем политическом сезоне были заданы вовсе не властью. Власть у нас громоздкая, инертная, неповоротливая - с трудом реагирует на внешние раздражители, где уж их упреждать. Нет, правила были определены претендующими на власть. И любой, кто много времени проводит в сети, прекрасно знает, что это были за правила. Одно дело, когда пьяным за рулем был обнаружен, допустим, автослесарь. Да мало ли у нас такого? Спивается страна, чего обращать внимание. Но совсем другое дело, когда пьяным за рулем был обнаружен, к примеру, секретарь какого-нибудь суда. И что с того, что это никакая должность с никакой зарплатой. «Секретарь суда» -- звучит. Вот они там все пьют и друг друга отмазывают. Одно дело, когда человека сбил обычный Вася Пупкин. Совсем другое дело, если на Васе Пупкине в момент происшествия была ряса.
Такая вот политическая подача, такой вот прием. Синекдоха, Россия. Уж если полицейский - то евсюков. Уж если надзиратель в тюрьме - то садист. Уж если судья - то продажный. Начинали с жуликов и воров, закончили маршем против подлецов.
Но с подобной риторикой необходимо быть исключительными праведниками. Однако ж в оппозиционных шкафах обнаружилось скелетов едва ли не больше, чем в шкафах кремлевских. И тут лидеры протеста угодили в то, о чем их и предупреждали. С властей-то, простите, какой спрос? Они ж там жулики и подлецы, сами говорите. Природа, что поделать? Ну, творят зло. Затем и поставлены. Но вы-то совсем не такие, верно? Вы-то другие?
«Другие». Каламбурить теперь будут долго. Когда бывшая супруга «Блогера №1» всея Руси обвинила Адагамова (drugoi) в педофилии, соратникам пришлось выступать единым фронтом, заранее отрицая все обвинения. До разбирательств. А потому что знают правила игры, сами же их и писали. Обвинения без суда и до суда, с моральной точки зрения - это раз. Преступление одного замазывает всех вокруг - это два. В больную точку надо лупить и лупить изо всех информационных орудий день за днем - это три. Сами весь год так поступали, понимают, что и с ними теперь церемониться никто не станет.
Беда одна не ходит. Не успели как следует защитить первого оппозиционного блогера, как второй убил собственную супругу. Совсем потеряешься. Кто хуже-то? Съехавший Евсюков, палящий в случайных посетителей супермаркета, или Кабанов, хладнокровно разделывающий маму собственных детей в двух метрах от самих детей?
Картина мира с грешниками и праведниками стала стремительно осыпаться. И до того в стане праведников много всего накопилось, но тут через край стало хлестать.
В этом, конечно, ничего нового. Вот любимец нашей освободительной публики англичанин Джордж Оруэлл. Который сам, надо отметить, освободительную публику своего времени выносил с трудом и припечатывал угрюмой фразой при каждом удобном случае. Клеймил, значит, соратников. Впрочем, противникам тоже никакого сочувствия не выказывал. Служба в Бирме и война в Испании превратили будущего сочинителя антиутопий в конченого мизантропа. Возможно, именно поэтому публицистика Оруэлла и сегодня звучит по-прежнему свежо -- так, как будто вчера буквально из-под пера автора вышла, а вовсе не семьдесят лет назад.
"Что меня поразило и продолжает поражать, -- писал Оруэлл в очерке "Вспоминая войну в Испании", -- так это привычка судить о жестокостях, веря в них или подвергая их сомнению, согласно политическим предпочтениям судящих. Все готовы поверить в жестокости, творимые врагом, и никто -- в творимые армией, которой сочувствуют; факты при этом попросту не принимаются во внимание". И далее: "Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. <...> Знаю, распространен взгляд, что всякая принятая история непременно лжет. Готов согласиться, что история большей частью неточна и необъективна, но особая мета нашей эпохи -- отказ от самой идеи, что возможна история, которая правдива".
И сегодня эти абзацы можно без труда подверстать финалом под любой политический спор, по какому бы поводу он ни случился. Если вы заслышите где-нибудь шум, гам, звон шпаг и цоканье копыт (или языков), смело идите туда с томиком Оруэлла -- не ошибетесь, потому что цитаты из Джорджа всегда будут ко времени и к месту.
Но если признать отдельные грешки и преступления отдельных членов праведного в целом движения («если кто-то кое-где у нас порой») скрепя сердце можно - и на том закрыть тему, то трагедия Александра Долматова поднимает вопросы еще глубже и серьезнее. Описывать саму ситуацию смысла не имеет, о самоубийстве Долматова сказано много и подробно. Как обычно, теми, кто свечку сам не держал. Поэтому здесь говорить приходится о явлении второго порядка - о реакции оппозиционного сообщества на случившееся.
А важных реакции всего две.
Полное отрицание. Вот Александр Архангельский: «Когда я сейчас читаю предсмертную записку несчастного Долматова, не могу избавиться от чувства, что это дурная проекция эпизода советского кино - в нашу путаную жизнь. "Лень и разгильдяйство не дали изучить новые законы. Я предал честного человека, предал безопасность Родины". У Долматова могли быть какие угодно взгляды, да и убеждения могут внезапно меняться под давлением обстоятельств. Но ТАКОЙ язык присущ либо людям в погонах, либо тем, кто хочет выдать себя за людей в погонах». Видите? Даже перед смертью своим сторонникам ТАКОГО пафоса не прощают. И кто? Люди, которые сами в подобном положении не окажутся никогда. Потому что потому. Потому что не станут кидать асфальтом в полицейских. Потому что знают границы. Кидать должны Долматовы. А потом они же должны сидеть или умирать. Но с другими записками. С такими, которые не режут нежное ухо властителей дум.
Вторая реакция - брезгливое сожаление. Дмитрий Ольшанский, не оспаривая авторства записки, пишет об этом так: «Помимо всего прочего, Долматова явно погубил патриотизм, то есть стокгольмский синдром по отношению к "сильной России", "оборонному предприятию", "государственным тайнам" и тому подобному гнилому бридо, пользуясь выражением Вл. Сорокина».
Собственно, на этом вся оппозиция и завершается. Ведь если «патриотизм» -- гнилое бридо, то почему вдруг «белые ленты» -- не гнилое? Границы давно открыты. Выбирай любое подходящее место на берегу океана (не Ледовитого) и живи в свое удовольствие там, где креативность приносит хороший доход, нет ни попов на мерседесах, ни продажных судей. Зачем что-то менять здесь, когда можно хорошо жить и там? НАТО защитит, если что.
Трагедия Долматова поставила вопрос о ценностях, скажем так. Одни ценности, так уж получилось, неразрывно связаны с другими. Нельзя в одних текстах кричать о человеческом достоинстве, о совести, о чести - и призывать под этим соусом выходить на площадь. А в других с позевыванием относиться к предательству, к нарушению присяги и прочему, тому подобному. Попахивает шизофренией.
Нельзя противопоставлять «Россию айфона» и «Россию шансона». Потому что это одно и то же - Россия «папуасов», которые за стеклянные бусы продают свою землю Белому Человеку. Ни за айфон, ни за шансон ни один нормальный человек умирать не пойдет. Это не ценности, это побрякушки. Вам не симпатичны одни бусики, зато симпатичны другие? Дело вкуса.
Но ведь на этом вкусе у нас тут собирались революцию делать и власть брать. Какой кошмар.
Мертвая петля Долматова - это вам не фигура высшего политического пилотажа. Это лента Мебиуса. Вроде, так сложно все завернуто, так круто всё, а на деле сплошная одномерность. Не у самого Долматова, естественно. У его высоколобых соратников.
А в итоге те, кто выходил с белыми лентами держаться за руки и смотреть друг другу в чистые лица и ясные глаза, почувствуют, как их здорово их собственные лидеры нае… накололи, в общем. И ничего, кроме еще одного поколения абсолютных циников мы не получим. Такая вот беда с нами произошла. Такая вот нас ожидает долгая неарабская весна.