Баталов С.Т. В ТЫЛУ У КОЛЧАКА. Часть 3
Разговор с казаками, путешествие по тайге, коммунистические партизанские действия, соединение с отрядом Щетинкина
Часть 1
Часть 2
Как только вскрылась река Кизир, пошёл лёд, мы, захватив с собой оружие, (пять человек, значит, я, Иван и Пётр Евдокимовы, Тарчевский Илья, Рыжков Арсений) сели в лодку и поплыли вниз по реке Кизиру. Не доплыв версты две с половиной до заимки Каспа, мы наткнулись на затор, больше плыть было невозможно.
Мы решили дойти по правому берегу реки Кизира. По левому берегу - тайга, горы, лога, лощины и нет возможности идти. Здесь по правому берегу следовать связано с риском, так как деревни на пути, и можно нарваться на казаков, которые то и дело раз"езжали от золотых приисков Иваницкого до Имиса.
Поэтому решили прежде всего сходить в деревню Каспу, узнать о положении, где казаки и вообще о возможности следования по той стороне. Эту миссию я взял на себя, взяв с собой наган.
Меня перевезли на правый берег реки Кизира. Товарищи сами остались ждать на левом берегу реки.
Я, высадившись на берег, отправился в деревню. По приходе в неё встретил работающих плотников, которые рубили срубы дома, и у них спросил, где тут живет Степан Шерстобитов (это крестьянин, через которого мы поддерживали связь кое с кем из товарищей и получали от него необходимые сведения). Мне плотники показали, где он живет, и я поспешил зайти в помещение. В доме я застал его жену, а самого не было. Когда я спросил дом, где Степан, то жена мне ответила, что его нет дома, он ушел делать лодки в лес вёрст за 15, я начал спрашивать - ожидают ли они казаков, и вообще какие о них имеются сведения.
Последняя, прежде чем ответить что либо, спросила меня, не из отряда ли Баталова я буду? Я, конечно, признался ей, что я самый и есть Баталов. Тогда она принесла мне кринку молока и мешочек сдобных сухарей и сказала:
- Давайте, пейте скорей, да успевайте уходить отсюда, ведь мы ждём казаков, и Стёпа у меня уже сбежал в лес, чтобы не видеть их и не попасть им.
Узнав об этом, я быстро выскочил из помещения и, торопясь, пошёл обратно к своим, но не успел отойти сажен 10, как слышу визг пуль и выстрелы. [79] Повернувшись назад, я увидел отряд казаков, которые мчались галопом и уже дали по мне несколько выстрелов. Увидев их, я было опешил, но, схватив свой наган, я засунул его спереди в свои брюки с тем, что если будут обыскивать, посмотрят в карманах, а спереди искать не будут. Тут я подумал, что теперь мне уж придётся погибнуть определённо, так как бежать к своим нет никакой возможности, до них далеко, и они ничего не знают, что я теперь попал в лапы казаков.
Думаю, ну, если меня станут расстреливать, то отведут в сторону, и я выхвачу наган и постараюсь сначала сколько успею убить.
Только я остановился, как меня казаки окружили, не спросив меня, кто я такой, не сказавши, кто они такие, начали меня хлестать по голове своими нагайками и так здорово, что у меня из глаз искры посыпались, и я начал обливаться кровью, посочившейся из просечённых мест головы.
В этот момент, несмотря на то, что и били меня, я всё же не потерял присутствия духа, и мысль моя всё время работала, искала выхода из создавшегося положения.
Мне быстро пришла в голову мысль превратиться в рыбака и ввести в заблуждение белогвардейцев, авось, я и сумею улизнуть.
Я обращаюсь к ним и говорю:
- За что вы меня бьёте, вы разберитесь, кто я такой.
Офицер Зинин отдаёт распоряжение прекратить меня бить и начал меня спрашивать, кто я такой.
Я отвечаю, что рыбак.
- Где и с кем рыбачил?
- На Шинде реке и Кизире с Щелкуновыми и Головиным Гурьяном. (Первый известный им кулак, арендовавший реку и действительно там рыбачивший).
- Куда ты теперь направился?
- Плавлю в станицу рыбу продавать.
- Был на Шиндинской заимке?
- Был, - отвечаю.
- Видел там Баталова и Евдокимовых?
- Нет.
Зинин заорал на меня:
- Врёшь, сволочь.
Я говорю:
- Ей Богу не видал. [80]
Он нанес мне удар наганом по шее, и после него кто то меня ударил в плечо прикладом винтовки так здорово, что я не мог удержаться на ногах и упал. Шея у меня целый месяц не ворочалась, а рука и сейчас ещё болит и подниматься с тех пор вверх выше плеча не стала.
Я, конечно, снова вскочил с земли и продолжал доказывать Зинину то, что мы приходили только раз в эту деревушку в бане помыться, а сами живём верстах в пяти, не доезжая этой деревни, в избушке, потому и не знаю никого и не видал.
Начал я просить дать двух казаков со мной с тем, чтобы я с ними сходил к лодке, где у меня есть документы, и я докажу, кто я такой.
Сам думаю, что если он даст двух казаков, я их там пристрелю из нагана, и у нас прибудет две винтовки, две шашки, два револьвера, патроны с металлическими пулями и бомбы. Занин, очевидно, подумал, что Щелкунов не будет брать себе в кампанию кого нибудь из таких бандитов, так как он самого реакционного направления. Притом на него, видимо, повлияло то, что я просил двух казаков сходить к лодке, и он сказал мне:
- Ну, я верю тебе и пускаю тебя одного на совесть. Если через полчаса не вернёшься, то я тебя поймаю и без всяких рассуждений расстреляю.
И торопил меня скорей сходить.
Получив разрешение, я взял было сухари, но он сказал:
- Сухари оставь.
Я просил, чтобы их похранили до моего прихода, чтобы их скот не поел.
Занин говорит:
- Не бойся, твои сухари целы будут, только иди скорей.
Я их оставил, а сам быстрым шагом пошёл.
Думаю себе, как бы, сволочи, не пустили бы мне пули в затылок, и я, не оборачиваясь назад, спешил скрыться в кусты.
Потом, когда нам не видно стало друг друга, я помчался, как Янкель от Тараса Бульбы, и моментально очутился на горе около того места, где высаживался.
Добежав до воды, я крикнул скорей, чтобы мне подали лодку. Тарчевский Илья, заскочив в лодку, подплыл быстро. Увидев меня окровавленным, догадался, в чём дело, и не стал меня расспрашивать.
Когда мы переплыли, то товарищи, увидя меня избитого, перепугались и начали спрашивать, в чём дело. Я сказал, что попал в руки казаков и [81] подробно расскажу потом, а теперь давайте отсюда удирать, так как оставаться тут нет смысла, да и нас мало.
Мы пошли в сторону, в гору, в лес, а потом, когда стемнело, мы подошли к берегу реки Кизир, уже к деревне Мульге, которая стояла на той стороне верстах в 8-ми от Каспы… Идти левым берегом не было ни какой возможности ввиду разлива логов и речёнок. Потом мы решили искать лодку и плыть на ней, так как тут льда уже не было.
К нашему счастью нашлась дырявая лодка, дыры которой мы уткнули портянками и спустили на воду. Вооружившись двумя шестами, беспрерывно вычерпывая воду, мы плыли вниз по течению весьма быстро.
Таким образом добрались мы до места вёрст 28.
Пустив лодку дальше, мы подались в деревню Мишинку, снова к дяде. Расспросив крестьян, я решил послать разведку в Имис, передать Николаю, чтобы он приехал за мной на одну из гор.
Придя на условленное место, нам долго не пришлось ждать. Николай быстро прискакал верхом на лошади и сообщил, что много казаков понаехало в Имис, которые во что бы то ни стало хотят поймать нас, оценив мою голову в 10 милл. колчаковских рублей. По его словам, Занин - офицер, волосы на себе рвал от злости, что выпустил из рук "бандита" Баталова, говорил, что всё равно, чего бы это ни стоило, но эту "сволочь" он поймает, а остальные де сами расползутся. Николай также сообщил, что настроение наших ребят было подавленное. Но что либо сделать не было никакой возможности, так как казаки чуть не ежедневно окружали деревню, производили обыски и угрожали крестьянам сжечь их дома, а самих расстрелять.
При возвращении нас обратно население Мишинки, напуганное казачеством, просило нас уйти из деревни хотя бы вёрст за пять в тайгу, куда обещали доставлять нам провизию. Но так как в тайге был снег, мы решили снова уйти на месяц в Шинду.
Мы снова появились на Шинде, где решили прожить до тех пор, пока не просохнет.
В мае мы получили сведения, что Занин с карательным отрядом казаков решил двинуться на Шинду с тем, чтобы окружить и словить нас.
Мы, забрав необходимое, переправились на левый берег реки Кизира, остальное имущество свозили в лес и попрятали.
Приняв меры предосторожности, мы отдыхали.
Я помню, сидел на берегу у Кизира и удил рыбу. Остальные - старик Рыжков с Арсением и Абросимом, Тарчевский Илья и Марья Михайловна с грудным ребёнком [82] были на заимке. Приходит ко мне Илья Тарчевский и сообщает, что на правом берегу появился человек, который говорит, что едет для связи с Баталовым с местечка Крову и, взяв лодку, переплыл на левый берег, т.е. на нашу сторону. Я, кликнув братьев Евдокимовых, посоветовавшись с ними, решил, захватив с собой винтовки, двинуться туда, незаметно рассыпавшись в цепь на берегу, а вывезенную лодку послать на ту сторону со стариком Рыжковым.
Решив так, мы начали действовать, но не прошли мы с полверсты, как услышали выстрел, а потом беспрерывную стрельбу из винтовок и пулемётов.
Стрельба продолжалась минут пятнадцать.
Переправившись на левый берег, мы велели готовиться к походу остальным, имея цель уйти вверх по Кизиру ещё дальше в тайгу. В это время прибегает Рыжков Арсений и Марья Михайловна с ребёнком, которые сообщили, что не знают жив или нет старик Рыжков. Мы решили ещё обождать несколько. Верно. Через несколько времени прибежал и он. Взяв лодку, мы подались вверх по левому берегу. Дойдя до устья реки Нечки, впадавшей в Кизир верстах в 12 от Шинды, мы ночевали. Обсудив, что делать дальше, мы решили на завтра двинуться тайгой на Семёновское озеро.
И мы все, старики, старухи, детишки, на завтра двинулись, и на третий день к вечеру мы были уже на берегу Семёновского озера. Развернув удочки, наловив окуней и сварив уху, поели и легли спать.
На утро к нам под"ехал рыбак посмотреть свои сети, который нам сообщил, что прибыли казаки ловить нас. Видя такое положение, мы решили двинуться обратно, но отойдя верст пять-шесть, мы вынуждены были остановиться в тайге, так как началась такая сильная буря, какой я отроду не видывал. Трёхобхватные деревья, как былинки, вырывались с корнем, и по лесу разносился треск и стон. Мы все остались невредимыми лишь потому, что до начала бури нашли такое место, где крупных деревьев не было.
Казаки же, узнав о нас, двинулись в погоню, но не прошли и версту, из за бури должны были вернуться обратно.
На завтра мы снова двинулись дальше, снова старики, старухи и детишки двигались с нами, разрывая о сучья свои платья и тело, но делать нечего - всем хотелось жить. Марья Михайловна, перевязав через плечо полотенце, несла грудного ребёнка, за спиной в крошнях тащила сухари, через плечо нарезную винтовку, а сзади, поймавшись за юбку, друг [83] за другом тащились трое детей. Трудно ей, бедной, было, но не падала она духом, а гордо шла вперёд и вперёд…
Дойдя до устья реки Нечки, мы остановились, чтобы узнать, что делается на Шинде. Посланная разведка сообщила, что заимка сожжена, и казаки, погнавшись за нами, вернулись и, забрав кое какое наше имущество, уплыли обратно.
Мы решили послать старика Рыжкова в разведку в Имис, а вместе с ним старшего брата Ильи Тарчевского - Леонтия, которому жаль было свою жену, что она таскается по тайге, вся оборвалась, которую он вздумал вывезти к своим родным.
В это время у нас окончательно заболел Иван Евдокимов, который как то вечером попросил меня его выслушать.
- Чувствую, - говорит, - Серёжа, что я не доживу до светлых дней, но я уверен, что советская власть будет восстановлена. А потому прошу - вывезите меня из тайги и похороните в Имисе, в родном селе.
Я, конечно, с болью в душе, как мог, утешал его, говоря, что это пройдёт, и дал слово, если что случится, то его вывезти из тайги и похоронить там, где он желает. А на утро Ивана Дмитриевича Евдокимова не стало. Отпилили чурку от толстой валежины, раскололи пополам, выдолбили две колоды и положиди его туда, и зарыли в неглубокую яму. Каких нибудь два месяца Иван Дмитриевич не дожил до тех знаменитых боёв, которые дали нам славу и свободу.
К концу мая стало тепло, но вместе с теплом появилось уйма сибирских мошек, от которых не только человеку, но даже скотине не было спасенья. И мы, надевая сетки, раскладывали костры, дымили появившегося нового врага, который не давал покоя ни днем ни ночью. Так, питаясь лепёшками, испеченными на галях Марией Михайловной и Агашей, мы ожидали Рыжкова, который, наконец, приплыл к нам и, не вылезая из лодки, крикнул нам:
- Ну, ребята, скажите Слава Богу.
- Что такое? - спрашивали мы его.
- Дайте вылезти из лодки, скажу.
Мы помогли ему вылезти из лодки. На лице его видна была усталость, но, тем не менее, он был радостный.
- Ну, говори, отец, что нас мучаешь? - говорит ему сын его Арсений.
- Сейчас, только утрусь, ребята, и скажу всё.
Рыжков рассказал нам, что село Имис уже занято тов. Щетинкиным, и что он велел нам скорее спешить к нему на соединение. Нам сначала [84] не верилось, откуда мог взяться тов.Щетинкин в Имисе, когда он должен быть в Канском уезде, но то, что говорил Рыжков, оказалось правдой: Щетинкин под сильным напором чехов и белогвардейцев из Канского уезда должен был отступить в тайгу, пройдя сквозь ей, вышел в Минусинский уезд, но и тут ему покоя не дали и погнали в Урянхайский край в Белоцарск.
Получив такое важное сообщение, мы в тот же час собрались и решили во что бы то ни стало соединяться с Щетинкиным.
Все были рады, что наконец то настанет час, когда мы возмёмся бить белогвардейцев. Вспомнили Ивана Евдокимова и пожалели, что он нескольких дней не дожил.
Приплыв в Имис, мы прямо подплыли к огороду Петра Евдокимова, выдернули лодку и зашли в ограду, чтобы узнать, что теперь делается на Имисе. Мы вызвали Петра во двор, который нам посоветывал поскорее уходить, так как здесь уже казаки заняли, а Щетинкин уже четвёртый день как выступил по направлению на Уфу.
На завтра дочь и сестра Петра привезли нам сухарей, после чего мы решили двинуться в догонку за Щетинкиным, рассчитывая, что он может где нибудь задержаться. Пошли по направлению Медвежьей горы и по ней вышли на пашню.
С пашни пошли по направлению реки Кизира. Пришли в какую то деревню, где взяли лодку и поплыли вниз по течению к деревне Горловке. После Горловки мы попали в водоворот, где долго мучились, пока не выбрались из него, и, спустившись ниже, пристали к берегу. Вылезли сами и вытащили лодку. Пошли прямо на деревню Нижние Куряты с тем, чтобы выйти на дорогу, которая идёт в Урянхайский край. Дорогой у нас заболел Дейков Фёдор, и мы вынуждены были, по его желанию, оставить его в кустах с винтовкой близ деревни Куряты, где была его родина. Таким образом, нас опять осталось четыре человека: Евдокимов Пётр, Рыжков Арсений, Тарчевский Илья и я.
Отойдя недалеко, мы решили узнать о положении Тарчевского к одному его знакомому крестьянину - Веденею, который сообщил, что двигаться вперёд нет никакой возможности, что мы находимся в сере лине казаков и вообще белогвардейских частей, которые преследуют Щетинкина. А Щетинкин под напором генерала Бологова дней пять, как отступил отсюда в Урянхайский край. [85]
Обсудив вопрос, мы решили вернуться обратно в свою Мишинку к пермякам и взяться там за организацию отряда.
Возвратясь в Мишинку, мы в ней уж не остались, а ушли в тайгу, верстах в четырёх от деревни, куда из деревни нам носили пермяцкую бражку и другие продукты.
Отсюда через Мишинку мы снова связались с Николаем Евдокимовым и через последнего - с покровскими, михайловскими, можарскими и из других деревень, с теми крестьянами, которые сочувствовали советской власти и коммунистической партии.
Из деревни Мишинки по мобилизации должны были пойти в армию Колчака четыре молодых парня: Рачев Андрей, Ярусов Прокопий, Хорошев Михаил и Ярусов Василий, но они вместо того, чтобы пойти в армию к Колчаку, пришли к нам. Значит, у нас стало 8 человек.
Одно время мы решили созвать общее собрание на реке Кизире, в кустах. Известили всех, кто был на нашей стороне, т.е. своим ребятам. На собрание пришло человек 45. На собрании я сделал доклад о том, какая власть крестьянину нужнее, и за которую он должен стоять.
После меня ряд товарищей ещё высказались. Все соглашались с нами выступить, но просили ещё недельку обождать, пока они приберуться со страдой. Мы согласились обождать, а потом, через неделю, решили собраться сюда, забрав какое есть оружие с тем, чтобы отсюда уж пойти и занять село Имис и ряд окрестных деревень. С этим решением все товарищи разошлись, а мы же, прибыв в Мишинку, начали вести усиленную подготовку к выступлению.
Первым долгом решили собрать оружие, и как только наступала ночь, садились человек шесть на лошадей и отправлялись туда, где по слухам было оружие. Первым долгом с"ездили в Можарку, где забрали две русских трёхлинейных винтовки и одну австрийскую. С"ездили к мельнику Локошко, у которого забрали австрийскую винтовку, затем посетили ещё нескольких человек, где достали порох и патроны.
Наконец, наступил тот день, у который у нас назначено было выступление.
На собрание пришло всего человек до шестидесяти. Оружия, винтовок, у нас набралось 27 шт., остальные были вооружены дробовиками, берданами, револьверами и бомбами.
Увидя наше движение, имисская милиция сбежала, сбежала также и дружина, попрятались все, кто чувствовал за собой вину. Мы вошли в село Имис [86] без одного выстрела. Дело, которого мы хотели, совершилось.
Таким образом, в первых числах августа 1919 года вооружённое восстание в Заиубинском районе, большей части Минусинского уезда, было поднято. Село Имис захвачено, ряд деревень очищено от белых. Из пойманных, кого надо было, арестовали. Поймали самого главного начальника дружины, который много охотился за нами, который много переловил из нас и отправил на тот свет - Евлю Скурихина. Арестовали также мельника Локошко и ряд других лиц.
О занятии Имиса молва быстро разнеслась кругом. К нам каждый день приходило много крестьян из разных деревень для вступления в отряд, которых брали с большой осторожностью - лишь по рекомендации общих собрании тех деревень, к которым они принадлежали.
На общем собрании кавалеристов избрали командира для отряда кавалерии, боевого парнюгу, старого кавалериста - Фролова. На собрании пехоты избрали прапорщика - тов.Колотилкина. а начальником штаба отряда - тов. Якушева. Мне поручили вести идейное руководство над всем отрядом.
Пока мы были на стоянке в Имисе, по моей инициативе тело тов. Евдокимова Ивана Дмитриевича переплавили из Тайги в Имис и при большом стечении публики похоронили.
Во все стороны были разосланы разведчики, но везде было спокойно. По настоянию военного совета кавалерия захватила золотые прииски Иваницкого. В это время был созван с"езд для выбора Ревкома, после чего приступили к выборам совета, согласно конституции. На с"езд с"ехалась масса крестьян с окрестных сёл и деревень.
Кавалерия, посланная для занятия золотых приисков, получила сведения, что казаки сосредоточились в верстах четырех от села Имис в деревне Жербатиха и в 8 верстах в селе Покровском - всего около 600 человек. Белогвардейцы имели целью переплавиться через реку Кизир и отрезать нам путь к отступлению. Получив эти сведения, мы, усилив указанные пункты, [с] оставшимися товарищами, с т.Колотилкиным и Якушевым пошли для обсуждения, которое создалось и угрожало нашему отряду, на открывшемся в это время с"езде.
На с"езде моё появление произвело громадное впечатление. Да и было от чего: я был одет в брюки из мешка, на голове, несмотря на лето, была шапка, правда на ней был только клочёк шерсти, да и то снаружи, разноцветная от заплат фуфайка и т.д. В виду того, что, живя в тайге, в одно время мне коровы изжевали обе полы, фуфайка походила на фрак. Одним словом, красавец. После того, как [87] я об"яснил и международное, и внутреннее положение Советской Республики, об истинном положении на фронтах и победах красной армии над белогвардейцами, вся тысячная толпа захлопала от радости в ладоши и закричала: "Смерть - палачам казакам". Потом стали просить принять их всех в отряд, кто способен идти воевать. Я им об"яснил, что взять их всех сразу нельзя, так нет достаточно оружия, но кто желает бороться за Советскую власть, можно будет взять только по рекомендации общества. После этого крестьяне обещали дать нам поддержку во всём, вплоть до людей.
Я думал, что к вечеру, наверное, казаки перейдут к боевым действиям.
Встретившийся тов.Якушев, начштаба, сообщил мне, что казаки отступили от Жербатихи. Сначало я не понял, в чём дело, а потом оказалось, что т.Колотилкин послал одного крестьянина на ту сторону сделать вид, что он якобы бежит от партизан. Последний это и сделал. Прибежав к сборне, казакам и офицерам сказал, что партизан тысяч до пяти, что они хотят наступать к ним из тайги. Казаки поверили, так как на одной из сопок у них был пост, которому видно было, что делается в Имисе. Он видел на улицах села много народа и доносил об этом казакам. Сообщали они об этом в село Покровское, и те также отступили. Таким образом, к вечеру картина изменилась в нашу пользу, и мы решили через два-три дня перейти в наступление.
В это время наш фуражир захватил на дороге одного казака с возом мануфактуры. Этот казак, по фамилии Юрьев, являлся телохранителем управляющего золотыми приисками Иваницкого и зарекомендовал себя палачём, собственными руками истязая, уродуя и расстреливая сочувствующих советской власти.
Из захваченной мануфактуры мы нашили партизанам рубашки и брюки. Часть же мануфактуры выдали шиндинским женщинам.
Наш отряд рос с каждым днём. И если бы брать всех желающих, то было бы несколько тысяч, но мы брали с весьма большой осторожностью и по мере приобретения оружия. После всех приготовлений мы двинулись в наступление. Сначала мы заняли деревню Жербатиху, потом Бугультак и село Курагино. Белогвардейцы в бой не вступали, а только по мере нашего наступления поспешно отступали. Видя отступление белых, мы сначала были в недоумении, думая, что они хотят нас заманить подальше в степь и там дать нам жару. Тем не менее, мы осторожно двигались вперёд на город Минусинск, горя желанием как следует подраться с белыми. Таким образом мы очутилась под Минусинском в 15 верстах. Белые ушли не в город, а вправо на [88] станицу Бузново. Высланная вперёд наш разведка соединилась с разведкой тов.Щетинкина. Появление т.Щетинкина в городе было для нас радостной неожиданностью. Впоследствии выяснилось, что т.Щетинкин, отступивший на Белоцарск, разбил там генерала Бологова и, преследуя его по пятам, занял к нашему приходу город. Теперь для нас стало ясно, почему белые не вступали с нами в бой, а старались уходить. Они боялись быть окружёнными, так как мы их гнали с двух сторон.
В предместьи города тов.Щетинкин выстроил своих партизан и ждал нашего прихода. Как только мы начади подходить ближе, они не выдержали и закричали "Ура". Их духовой оркестр, состоявший из трёх труб и барабана, заиграл марш, и под его музыку мы вошли в город.
Конец. [89]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.61.Л.55-89.
Часть 1
Часть 2
Как только вскрылась река Кизир, пошёл лёд, мы, захватив с собой оружие, (пять человек, значит, я, Иван и Пётр Евдокимовы, Тарчевский Илья, Рыжков Арсений) сели в лодку и поплыли вниз по реке Кизиру. Не доплыв версты две с половиной до заимки Каспа, мы наткнулись на затор, больше плыть было невозможно.
Мы решили дойти по правому берегу реки Кизира. По левому берегу - тайга, горы, лога, лощины и нет возможности идти. Здесь по правому берегу следовать связано с риском, так как деревни на пути, и можно нарваться на казаков, которые то и дело раз"езжали от золотых приисков Иваницкого до Имиса.
Поэтому решили прежде всего сходить в деревню Каспу, узнать о положении, где казаки и вообще о возможности следования по той стороне. Эту миссию я взял на себя, взяв с собой наган.
Меня перевезли на правый берег реки Кизира. Товарищи сами остались ждать на левом берегу реки.
Я, высадившись на берег, отправился в деревню. По приходе в неё встретил работающих плотников, которые рубили срубы дома, и у них спросил, где тут живет Степан Шерстобитов (это крестьянин, через которого мы поддерживали связь кое с кем из товарищей и получали от него необходимые сведения). Мне плотники показали, где он живет, и я поспешил зайти в помещение. В доме я застал его жену, а самого не было. Когда я спросил дом, где Степан, то жена мне ответила, что его нет дома, он ушел делать лодки в лес вёрст за 15, я начал спрашивать - ожидают ли они казаков, и вообще какие о них имеются сведения.
Последняя, прежде чем ответить что либо, спросила меня, не из отряда ли Баталова я буду? Я, конечно, признался ей, что я самый и есть Баталов. Тогда она принесла мне кринку молока и мешочек сдобных сухарей и сказала:
- Давайте, пейте скорей, да успевайте уходить отсюда, ведь мы ждём казаков, и Стёпа у меня уже сбежал в лес, чтобы не видеть их и не попасть им.
Узнав об этом, я быстро выскочил из помещения и, торопясь, пошёл обратно к своим, но не успел отойти сажен 10, как слышу визг пуль и выстрелы. [79] Повернувшись назад, я увидел отряд казаков, которые мчались галопом и уже дали по мне несколько выстрелов. Увидев их, я было опешил, но, схватив свой наган, я засунул его спереди в свои брюки с тем, что если будут обыскивать, посмотрят в карманах, а спереди искать не будут. Тут я подумал, что теперь мне уж придётся погибнуть определённо, так как бежать к своим нет никакой возможности, до них далеко, и они ничего не знают, что я теперь попал в лапы казаков.
Думаю, ну, если меня станут расстреливать, то отведут в сторону, и я выхвачу наган и постараюсь сначала сколько успею убить.
Только я остановился, как меня казаки окружили, не спросив меня, кто я такой, не сказавши, кто они такие, начали меня хлестать по голове своими нагайками и так здорово, что у меня из глаз искры посыпались, и я начал обливаться кровью, посочившейся из просечённых мест головы.
В этот момент, несмотря на то, что и били меня, я всё же не потерял присутствия духа, и мысль моя всё время работала, искала выхода из создавшегося положения.
Мне быстро пришла в голову мысль превратиться в рыбака и ввести в заблуждение белогвардейцев, авось, я и сумею улизнуть.
Я обращаюсь к ним и говорю:
- За что вы меня бьёте, вы разберитесь, кто я такой.
Офицер Зинин отдаёт распоряжение прекратить меня бить и начал меня спрашивать, кто я такой.
Я отвечаю, что рыбак.
- Где и с кем рыбачил?
- На Шинде реке и Кизире с Щелкуновыми и Головиным Гурьяном. (Первый известный им кулак, арендовавший реку и действительно там рыбачивший).
- Куда ты теперь направился?
- Плавлю в станицу рыбу продавать.
- Был на Шиндинской заимке?
- Был, - отвечаю.
- Видел там Баталова и Евдокимовых?
- Нет.
Зинин заорал на меня:
- Врёшь, сволочь.
Я говорю:
- Ей Богу не видал. [80]
Он нанес мне удар наганом по шее, и после него кто то меня ударил в плечо прикладом винтовки так здорово, что я не мог удержаться на ногах и упал. Шея у меня целый месяц не ворочалась, а рука и сейчас ещё болит и подниматься с тех пор вверх выше плеча не стала.
Я, конечно, снова вскочил с земли и продолжал доказывать Зинину то, что мы приходили только раз в эту деревушку в бане помыться, а сами живём верстах в пяти, не доезжая этой деревни, в избушке, потому и не знаю никого и не видал.
Начал я просить дать двух казаков со мной с тем, чтобы я с ними сходил к лодке, где у меня есть документы, и я докажу, кто я такой.
Сам думаю, что если он даст двух казаков, я их там пристрелю из нагана, и у нас прибудет две винтовки, две шашки, два револьвера, патроны с металлическими пулями и бомбы. Занин, очевидно, подумал, что Щелкунов не будет брать себе в кампанию кого нибудь из таких бандитов, так как он самого реакционного направления. Притом на него, видимо, повлияло то, что я просил двух казаков сходить к лодке, и он сказал мне:
- Ну, я верю тебе и пускаю тебя одного на совесть. Если через полчаса не вернёшься, то я тебя поймаю и без всяких рассуждений расстреляю.
И торопил меня скорей сходить.
Получив разрешение, я взял было сухари, но он сказал:
- Сухари оставь.
Я просил, чтобы их похранили до моего прихода, чтобы их скот не поел.
Занин говорит:
- Не бойся, твои сухари целы будут, только иди скорей.
Я их оставил, а сам быстрым шагом пошёл.
Думаю себе, как бы, сволочи, не пустили бы мне пули в затылок, и я, не оборачиваясь назад, спешил скрыться в кусты.
Потом, когда нам не видно стало друг друга, я помчался, как Янкель от Тараса Бульбы, и моментально очутился на горе около того места, где высаживался.
Добежав до воды, я крикнул скорей, чтобы мне подали лодку. Тарчевский Илья, заскочив в лодку, подплыл быстро. Увидев меня окровавленным, догадался, в чём дело, и не стал меня расспрашивать.
Когда мы переплыли, то товарищи, увидя меня избитого, перепугались и начали спрашивать, в чём дело. Я сказал, что попал в руки казаков и [81] подробно расскажу потом, а теперь давайте отсюда удирать, так как оставаться тут нет смысла, да и нас мало.
Мы пошли в сторону, в гору, в лес, а потом, когда стемнело, мы подошли к берегу реки Кизир, уже к деревне Мульге, которая стояла на той стороне верстах в 8-ми от Каспы… Идти левым берегом не было ни какой возможности ввиду разлива логов и речёнок. Потом мы решили искать лодку и плыть на ней, так как тут льда уже не было.
К нашему счастью нашлась дырявая лодка, дыры которой мы уткнули портянками и спустили на воду. Вооружившись двумя шестами, беспрерывно вычерпывая воду, мы плыли вниз по течению весьма быстро.
Таким образом добрались мы до места вёрст 28.
Пустив лодку дальше, мы подались в деревню Мишинку, снова к дяде. Расспросив крестьян, я решил послать разведку в Имис, передать Николаю, чтобы он приехал за мной на одну из гор.
Придя на условленное место, нам долго не пришлось ждать. Николай быстро прискакал верхом на лошади и сообщил, что много казаков понаехало в Имис, которые во что бы то ни стало хотят поймать нас, оценив мою голову в 10 милл. колчаковских рублей. По его словам, Занин - офицер, волосы на себе рвал от злости, что выпустил из рук "бандита" Баталова, говорил, что всё равно, чего бы это ни стоило, но эту "сволочь" он поймает, а остальные де сами расползутся. Николай также сообщил, что настроение наших ребят было подавленное. Но что либо сделать не было никакой возможности, так как казаки чуть не ежедневно окружали деревню, производили обыски и угрожали крестьянам сжечь их дома, а самих расстрелять.
При возвращении нас обратно население Мишинки, напуганное казачеством, просило нас уйти из деревни хотя бы вёрст за пять в тайгу, куда обещали доставлять нам провизию. Но так как в тайге был снег, мы решили снова уйти на месяц в Шинду.
Мы снова появились на Шинде, где решили прожить до тех пор, пока не просохнет.
В мае мы получили сведения, что Занин с карательным отрядом казаков решил двинуться на Шинду с тем, чтобы окружить и словить нас.
Мы, забрав необходимое, переправились на левый берег реки Кизира, остальное имущество свозили в лес и попрятали.
Приняв меры предосторожности, мы отдыхали.
Я помню, сидел на берегу у Кизира и удил рыбу. Остальные - старик Рыжков с Арсением и Абросимом, Тарчевский Илья и Марья Михайловна с грудным ребёнком [82] были на заимке. Приходит ко мне Илья Тарчевский и сообщает, что на правом берегу появился человек, который говорит, что едет для связи с Баталовым с местечка Крову и, взяв лодку, переплыл на левый берег, т.е. на нашу сторону. Я, кликнув братьев Евдокимовых, посоветовавшись с ними, решил, захватив с собой винтовки, двинуться туда, незаметно рассыпавшись в цепь на берегу, а вывезенную лодку послать на ту сторону со стариком Рыжковым.
Решив так, мы начали действовать, но не прошли мы с полверсты, как услышали выстрел, а потом беспрерывную стрельбу из винтовок и пулемётов.
Стрельба продолжалась минут пятнадцать.
Переправившись на левый берег, мы велели готовиться к походу остальным, имея цель уйти вверх по Кизиру ещё дальше в тайгу. В это время прибегает Рыжков Арсений и Марья Михайловна с ребёнком, которые сообщили, что не знают жив или нет старик Рыжков. Мы решили ещё обождать несколько. Верно. Через несколько времени прибежал и он. Взяв лодку, мы подались вверх по левому берегу. Дойдя до устья реки Нечки, впадавшей в Кизир верстах в 12 от Шинды, мы ночевали. Обсудив, что делать дальше, мы решили на завтра двинуться тайгой на Семёновское озеро.
И мы все, старики, старухи, детишки, на завтра двинулись, и на третий день к вечеру мы были уже на берегу Семёновского озера. Развернув удочки, наловив окуней и сварив уху, поели и легли спать.
На утро к нам под"ехал рыбак посмотреть свои сети, который нам сообщил, что прибыли казаки ловить нас. Видя такое положение, мы решили двинуться обратно, но отойдя верст пять-шесть, мы вынуждены были остановиться в тайге, так как началась такая сильная буря, какой я отроду не видывал. Трёхобхватные деревья, как былинки, вырывались с корнем, и по лесу разносился треск и стон. Мы все остались невредимыми лишь потому, что до начала бури нашли такое место, где крупных деревьев не было.
Казаки же, узнав о нас, двинулись в погоню, но не прошли и версту, из за бури должны были вернуться обратно.
На завтра мы снова двинулись дальше, снова старики, старухи и детишки двигались с нами, разрывая о сучья свои платья и тело, но делать нечего - всем хотелось жить. Марья Михайловна, перевязав через плечо полотенце, несла грудного ребёнка, за спиной в крошнях тащила сухари, через плечо нарезную винтовку, а сзади, поймавшись за юбку, друг [83] за другом тащились трое детей. Трудно ей, бедной, было, но не падала она духом, а гордо шла вперёд и вперёд…
Дойдя до устья реки Нечки, мы остановились, чтобы узнать, что делается на Шинде. Посланная разведка сообщила, что заимка сожжена, и казаки, погнавшись за нами, вернулись и, забрав кое какое наше имущество, уплыли обратно.
Мы решили послать старика Рыжкова в разведку в Имис, а вместе с ним старшего брата Ильи Тарчевского - Леонтия, которому жаль было свою жену, что она таскается по тайге, вся оборвалась, которую он вздумал вывезти к своим родным.
В это время у нас окончательно заболел Иван Евдокимов, который как то вечером попросил меня его выслушать.
- Чувствую, - говорит, - Серёжа, что я не доживу до светлых дней, но я уверен, что советская власть будет восстановлена. А потому прошу - вывезите меня из тайги и похороните в Имисе, в родном селе.
Я, конечно, с болью в душе, как мог, утешал его, говоря, что это пройдёт, и дал слово, если что случится, то его вывезти из тайги и похоронить там, где он желает. А на утро Ивана Дмитриевича Евдокимова не стало. Отпилили чурку от толстой валежины, раскололи пополам, выдолбили две колоды и положиди его туда, и зарыли в неглубокую яму. Каких нибудь два месяца Иван Дмитриевич не дожил до тех знаменитых боёв, которые дали нам славу и свободу.
К концу мая стало тепло, но вместе с теплом появилось уйма сибирских мошек, от которых не только человеку, но даже скотине не было спасенья. И мы, надевая сетки, раскладывали костры, дымили появившегося нового врага, который не давал покоя ни днем ни ночью. Так, питаясь лепёшками, испеченными на галях Марией Михайловной и Агашей, мы ожидали Рыжкова, который, наконец, приплыл к нам и, не вылезая из лодки, крикнул нам:
- Ну, ребята, скажите Слава Богу.
- Что такое? - спрашивали мы его.
- Дайте вылезти из лодки, скажу.
Мы помогли ему вылезти из лодки. На лице его видна была усталость, но, тем не менее, он был радостный.
- Ну, говори, отец, что нас мучаешь? - говорит ему сын его Арсений.
- Сейчас, только утрусь, ребята, и скажу всё.
Рыжков рассказал нам, что село Имис уже занято тов. Щетинкиным, и что он велел нам скорее спешить к нему на соединение. Нам сначала [84] не верилось, откуда мог взяться тов.Щетинкин в Имисе, когда он должен быть в Канском уезде, но то, что говорил Рыжков, оказалось правдой: Щетинкин под сильным напором чехов и белогвардейцев из Канского уезда должен был отступить в тайгу, пройдя сквозь ей, вышел в Минусинский уезд, но и тут ему покоя не дали и погнали в Урянхайский край в Белоцарск.
Получив такое важное сообщение, мы в тот же час собрались и решили во что бы то ни стало соединяться с Щетинкиным.
Все были рады, что наконец то настанет час, когда мы возмёмся бить белогвардейцев. Вспомнили Ивана Евдокимова и пожалели, что он нескольких дней не дожил.
Приплыв в Имис, мы прямо подплыли к огороду Петра Евдокимова, выдернули лодку и зашли в ограду, чтобы узнать, что теперь делается на Имисе. Мы вызвали Петра во двор, который нам посоветывал поскорее уходить, так как здесь уже казаки заняли, а Щетинкин уже четвёртый день как выступил по направлению на Уфу.
На завтра дочь и сестра Петра привезли нам сухарей, после чего мы решили двинуться в догонку за Щетинкиным, рассчитывая, что он может где нибудь задержаться. Пошли по направлению Медвежьей горы и по ней вышли на пашню.
С пашни пошли по направлению реки Кизира. Пришли в какую то деревню, где взяли лодку и поплыли вниз по течению к деревне Горловке. После Горловки мы попали в водоворот, где долго мучились, пока не выбрались из него, и, спустившись ниже, пристали к берегу. Вылезли сами и вытащили лодку. Пошли прямо на деревню Нижние Куряты с тем, чтобы выйти на дорогу, которая идёт в Урянхайский край. Дорогой у нас заболел Дейков Фёдор, и мы вынуждены были, по его желанию, оставить его в кустах с винтовкой близ деревни Куряты, где была его родина. Таким образом, нас опять осталось четыре человека: Евдокимов Пётр, Рыжков Арсений, Тарчевский Илья и я.
Отойдя недалеко, мы решили узнать о положении Тарчевского к одному его знакомому крестьянину - Веденею, который сообщил, что двигаться вперёд нет никакой возможности, что мы находимся в сере лине казаков и вообще белогвардейских частей, которые преследуют Щетинкина. А Щетинкин под напором генерала Бологова дней пять, как отступил отсюда в Урянхайский край. [85]
Обсудив вопрос, мы решили вернуться обратно в свою Мишинку к пермякам и взяться там за организацию отряда.
Возвратясь в Мишинку, мы в ней уж не остались, а ушли в тайгу, верстах в четырёх от деревни, куда из деревни нам носили пермяцкую бражку и другие продукты.
Отсюда через Мишинку мы снова связались с Николаем Евдокимовым и через последнего - с покровскими, михайловскими, можарскими и из других деревень, с теми крестьянами, которые сочувствовали советской власти и коммунистической партии.
Из деревни Мишинки по мобилизации должны были пойти в армию Колчака четыре молодых парня: Рачев Андрей, Ярусов Прокопий, Хорошев Михаил и Ярусов Василий, но они вместо того, чтобы пойти в армию к Колчаку, пришли к нам. Значит, у нас стало 8 человек.
Одно время мы решили созвать общее собрание на реке Кизире, в кустах. Известили всех, кто был на нашей стороне, т.е. своим ребятам. На собрание пришло человек 45. На собрании я сделал доклад о том, какая власть крестьянину нужнее, и за которую он должен стоять.
После меня ряд товарищей ещё высказались. Все соглашались с нами выступить, но просили ещё недельку обождать, пока они приберуться со страдой. Мы согласились обождать, а потом, через неделю, решили собраться сюда, забрав какое есть оружие с тем, чтобы отсюда уж пойти и занять село Имис и ряд окрестных деревень. С этим решением все товарищи разошлись, а мы же, прибыв в Мишинку, начали вести усиленную подготовку к выступлению.
Первым долгом решили собрать оружие, и как только наступала ночь, садились человек шесть на лошадей и отправлялись туда, где по слухам было оружие. Первым долгом с"ездили в Можарку, где забрали две русских трёхлинейных винтовки и одну австрийскую. С"ездили к мельнику Локошко, у которого забрали австрийскую винтовку, затем посетили ещё нескольких человек, где достали порох и патроны.
Наконец, наступил тот день, у который у нас назначено было выступление.
На собрание пришло всего человек до шестидесяти. Оружия, винтовок, у нас набралось 27 шт., остальные были вооружены дробовиками, берданами, револьверами и бомбами.
Увидя наше движение, имисская милиция сбежала, сбежала также и дружина, попрятались все, кто чувствовал за собой вину. Мы вошли в село Имис [86] без одного выстрела. Дело, которого мы хотели, совершилось.
Таким образом, в первых числах августа 1919 года вооружённое восстание в Заиубинском районе, большей части Минусинского уезда, было поднято. Село Имис захвачено, ряд деревень очищено от белых. Из пойманных, кого надо было, арестовали. Поймали самого главного начальника дружины, который много охотился за нами, который много переловил из нас и отправил на тот свет - Евлю Скурихина. Арестовали также мельника Локошко и ряд других лиц.
О занятии Имиса молва быстро разнеслась кругом. К нам каждый день приходило много крестьян из разных деревень для вступления в отряд, которых брали с большой осторожностью - лишь по рекомендации общих собрании тех деревень, к которым они принадлежали.
На общем собрании кавалеристов избрали командира для отряда кавалерии, боевого парнюгу, старого кавалериста - Фролова. На собрании пехоты избрали прапорщика - тов.Колотилкина. а начальником штаба отряда - тов. Якушева. Мне поручили вести идейное руководство над всем отрядом.
Пока мы были на стоянке в Имисе, по моей инициативе тело тов. Евдокимова Ивана Дмитриевича переплавили из Тайги в Имис и при большом стечении публики похоронили.
Во все стороны были разосланы разведчики, но везде было спокойно. По настоянию военного совета кавалерия захватила золотые прииски Иваницкого. В это время был созван с"езд для выбора Ревкома, после чего приступили к выборам совета, согласно конституции. На с"езд с"ехалась масса крестьян с окрестных сёл и деревень.
Кавалерия, посланная для занятия золотых приисков, получила сведения, что казаки сосредоточились в верстах четырех от села Имис в деревне Жербатиха и в 8 верстах в селе Покровском - всего около 600 человек. Белогвардейцы имели целью переплавиться через реку Кизир и отрезать нам путь к отступлению. Получив эти сведения, мы, усилив указанные пункты, [с] оставшимися товарищами, с т.Колотилкиным и Якушевым пошли для обсуждения, которое создалось и угрожало нашему отряду, на открывшемся в это время с"езде.
На с"езде моё появление произвело громадное впечатление. Да и было от чего: я был одет в брюки из мешка, на голове, несмотря на лето, была шапка, правда на ней был только клочёк шерсти, да и то снаружи, разноцветная от заплат фуфайка и т.д. В виду того, что, живя в тайге, в одно время мне коровы изжевали обе полы, фуфайка походила на фрак. Одним словом, красавец. После того, как [87] я об"яснил и международное, и внутреннее положение Советской Республики, об истинном положении на фронтах и победах красной армии над белогвардейцами, вся тысячная толпа захлопала от радости в ладоши и закричала: "Смерть - палачам казакам". Потом стали просить принять их всех в отряд, кто способен идти воевать. Я им об"яснил, что взять их всех сразу нельзя, так нет достаточно оружия, но кто желает бороться за Советскую власть, можно будет взять только по рекомендации общества. После этого крестьяне обещали дать нам поддержку во всём, вплоть до людей.
Я думал, что к вечеру, наверное, казаки перейдут к боевым действиям.
Встретившийся тов.Якушев, начштаба, сообщил мне, что казаки отступили от Жербатихи. Сначало я не понял, в чём дело, а потом оказалось, что т.Колотилкин послал одного крестьянина на ту сторону сделать вид, что он якобы бежит от партизан. Последний это и сделал. Прибежав к сборне, казакам и офицерам сказал, что партизан тысяч до пяти, что они хотят наступать к ним из тайги. Казаки поверили, так как на одной из сопок у них был пост, которому видно было, что делается в Имисе. Он видел на улицах села много народа и доносил об этом казакам. Сообщали они об этом в село Покровское, и те также отступили. Таким образом, к вечеру картина изменилась в нашу пользу, и мы решили через два-три дня перейти в наступление.
В это время наш фуражир захватил на дороге одного казака с возом мануфактуры. Этот казак, по фамилии Юрьев, являлся телохранителем управляющего золотыми приисками Иваницкого и зарекомендовал себя палачём, собственными руками истязая, уродуя и расстреливая сочувствующих советской власти.
Из захваченной мануфактуры мы нашили партизанам рубашки и брюки. Часть же мануфактуры выдали шиндинским женщинам.
Наш отряд рос с каждым днём. И если бы брать всех желающих, то было бы несколько тысяч, но мы брали с весьма большой осторожностью и по мере приобретения оружия. После всех приготовлений мы двинулись в наступление. Сначала мы заняли деревню Жербатиху, потом Бугультак и село Курагино. Белогвардейцы в бой не вступали, а только по мере нашего наступления поспешно отступали. Видя отступление белых, мы сначала были в недоумении, думая, что они хотят нас заманить подальше в степь и там дать нам жару. Тем не менее, мы осторожно двигались вперёд на город Минусинск, горя желанием как следует подраться с белыми. Таким образом мы очутилась под Минусинском в 15 верстах. Белые ушли не в город, а вправо на [88] станицу Бузново. Высланная вперёд наш разведка соединилась с разведкой тов.Щетинкина. Появление т.Щетинкина в городе было для нас радостной неожиданностью. Впоследствии выяснилось, что т.Щетинкин, отступивший на Белоцарск, разбил там генерала Бологова и, преследуя его по пятам, занял к нашему приходу город. Теперь для нас стало ясно, почему белые не вступали с нами в бой, а старались уходить. Они боялись быть окружёнными, так как мы их гнали с двух сторон.
В предместьи города тов.Щетинкин выстроил своих партизан и ждал нашего прихода. Как только мы начади подходить ближе, они не выдержали и закричали "Ура". Их духовой оркестр, состоявший из трёх труб и барабана, заиграл марш, и под его музыку мы вошли в город.
Конец. [89]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.61.Л.55-89.
