Из Рассказов Облачной страны: Мирные люди-10
Доверенный советник
Госпожа Хатидзё
Намма, её отец, следователь Полотняного приказа
Дзёхэй, его друг
Рэй, китаец
Намма Садаёри, брат госпожи
Рано утром батюшка притащил Рэя, совсем вымотанного и обалделого. Отвёл его к господину послу, и тот долго-долго ругался по-китайски. Потом Рэя отпустили спать. Он пошёл будто бы на задний двор, но по пути завернул ко мне: извиняться.
Так выразиться, как господин Дзёхэй, я всё равно не сумею. Поэтому сказала только:
- Писать надо грамотно. Один почерк подделать - мало.
И с величайшей холодностью уложила его тут, на женской половине. Он сразу и заснул. А я пошла подслушивать, о чём батюшка с послом толкуют. Правда, я уже много пропустила.
- Я вернулся, - говорит господин Дзёхэй, - в другую страну. И к этой стране не прилагать китайские мерки мне трудно - а прилагать страшно. Потому что за морем всё, что я тут вижу, означало бы однозначно: скоро война.
Помолчал, но батюшка ничего не ответил, только закашлялся. Посол продолжает, уже громче:
- И что тогда? Ждать решения старших родичей? Покойный господин Ёдзи велел бы нам всем ехать на восток, где наши Полынные земли и дружина. Но нынешний - нет, он человек столичный. А Столица очень изменилась - не знаю, насколько это заметно тем, кто в ней живёт всё это время.
- Заметно, - говорит батюшка. - К счастью, заметно. Иначе бы смута уже началась. Но такого всё-таки слишком многие не хотят. Просто потому, что мало кто представляет, что он на этом сможет выгадать. Хуже всего, что теперь, похоже, уже не обойдется без божественного вмешательства. Я за пятнадцать лет немного научился рассчитывать, как поведут себя люди. Но не боги же!
А дальше, похоже, они перешли на обсуждение какой-то крамолы - письменно, так что я ничего не слышала. Но, в общем-то, мне хватило. Это что же получается? Скоро грянет смута, боги что-то замышляют - а господин распорядитель даже не удосужился мне об этом намекнуть? Ведь наверняка знает! Вот и будь тут добродетельной супругой!
Пошла бы прямо сейчас к мужу и всё это ему и выложила - да женщину ведь в обитель-то не пустят!
И тут появляется братец. Вот получается же у некоторых, не теряя сановной важности на лице и в повадке, бегать вприпрыжку!
- Батюшка тут?
- Тут, - говорю, - только он закрылся с господином послом, утешает его в скорби.
Братец походил вокруг Дзёхэевых покоев кругами, потом вернулся ко мне:
- А господин посол изволит скорбеть не по поводу ли происходящего в Облачной роще?
- В частности, - отвечаю я проницательному юноше.
Он переходит на шёпот:
- Тогда слушай - я не знаю, успею ли батюшки дождаться, меня могут срочно вызвать. Так что ты ему передай - но только ему!
- Да что стряслось-то?
- Властитель Земель призвал меня в качестве доверенного советника!
Тогда понятно, что он так распрыгался. Ну не всё ж господину распорядителю быть наперсником государей!
- И чего ты ему насоветовал?
Тут он мне и рассказал всё - и про явление божества, и про распрю между Властителем Земель и господином Унрином, и про беду, грозящую Подгорью. Вообще-то зря я с ним раньше не потолковала…
- И решил Государь, - говорит братец, - подтвердить союз свой с Подгорным краем пляской Великого Примирения. Для всех это будет напоминание о давнем славном деле, а для Богатыря словно бы впервые тот мир заключится. Понимаешь, Богатырь же не видел, как это было. А боги верят только собственным глазам, как я выяснил.
- Ну да, - киваю. - Словесные показания бывает, что и расходятся.
- Пляска с оружием и щитами, сами господа Ямадо её будут возглавлять, а с ними ещё люди их дома. Покажут, что сначала видели в нас, то есть в Облачном доме, достойнейшего супротивника, а потом им и этого стало мало: захотели, чтоб это был их предводитель, а не супостат.
- А сами Ямадо об этом знают?
- Государь им втайне даст знать. По всему выходит, они честные чиновники. Вон как со складами Военной палаты управились! И тут всё получится, пляскам-то они обучались.
- Главное, чтобы бога это успокоило, - говорю.
- Погоди, пляска - ещё не всё. Какие узы для богов прочнее всех? Правильно: семейные. Мы с Государем подумали и решили, что ему надо породниться с Подгорными. Взять себе второй женою сестру столичных господ Ямадо. Тут, кроме прочего, ещё одно государственное соображение. Что бога удручает? Что Подгорья никто уже не считает опасным. Так если девица Ямадо войдёт во дворец, да ещё, может быть, дитя Государю родит, - тут уж все столичные семьи за Ямадо будут следить, крепче чем за самыми лютыми врагами. Как бы Подгорные в слишком большую силу не вошли. И Богатырь получит, чего хотел, и никто не в обиде.
Это, конечно, хорошо. Интересно, как теперь начнут следить за новым Государевым доверенным советником…
- Погоди-ка, братец! Это которая девица Ямадо? Сестра военных советников?
- Ну да. Та самая, которая с нашей мачехой всё время переписывается под именем Пересмешницы.
Вот так новость! Нет, конечно, я не обольщалась, что лучшей моей подруге тоже не с кем больше словом перекинуться, кроме как со мною. Однако же…
- Хотела бы я знать, о чём они могут переписываться? Совсем ведь друг на друга не похожи…
- А чего - «не похожи»? - пожимает плечами братец. - Видел я кое-какие из этих писем, тушь на них расплывается - такие зарёванные. О повестях всяких, о барышне Плющ, о третьем советнике, плавающем среди водорослей, всё в этом духе. Ну, дура. Но для державы-то это не важно! Даже хорошо, что эта девица - не хитроумна и не злокозненна, Властитель Земель не подпадет под ее пагубное влияние…
Да, конечно, не хитроумна.. Только вот я бы, наверное, не смогла так переписываться с мачехой - прочесть ради того все эти повести, проникнуться страданиями бумажных влюблённых… Надо бы с Пересмешницей осторожно объясниться. Мало ли с кем еще она в переписке состоит, раз уж на то пошло!
- Ну, хорошо, если всё так и получится, - говорю. - Только ты, братец, всё-таки поосторожнее там, во дворце.
- Ты тоже. Никому кроме батюшки не говори. А меня Государь женить пока не собирается, не бойся.
Никому - значит, и самой Пересмешнице тоже… Что ж, может, пока и не стоит! Сперва сама разберусь.
По-родственному
Хатидзё, он же Асано Иэнори, мирской распорядитель храма Облачной рощи
Господин Унрин, отрекшийся государь, монах храма Облачной Рощи
Властитель Земель, его сын
Какой-то новый младший жрец - не помню его по прежней службе - осмотрел нас с господином Унрином. Сказал, что скверны нет, можно во Дворец.
Пожалуй, в этом-то всё и дело: скверны нет. Не то что сами мы ни над чьим покойником или хворым не молились - даже с монахами из Рощи в последнее время близко не общались. Они-то молятся исправно, так что нечисты…
Список «Царского предания» также чист. Бумага письменами не опоганена. Хотя едва ли Ёдзи бы его отдал нам, если бы заметил что-то нехорошее. Где они с Дзёхэем в итоге откопали свиток, мы так и не знаем. Но Властителю Земель сами Полынники его не понесли.
Не то чтоб мы вовсе не ждали в приёмной. Но недолго.
- Замечательно! - восклицает Властитель, видя нас. Хватает свиток и раскатывает его рядом с другим. Тот уже развёрнут на полу от стены до стены вдоль всего покоя.
Бумага разная, а в остальном две книги выглядят совершенно одинаково. И почерк, и даже метки на стыках листов. Отец и сын внимательно сличают письмена.
Так и пересаживаются, продвигаясь по свиткам. Всё дальше от порога, где я сижу. Наконец-то нашли, чем заняться вместе, вот этак рядышком. Оба смотрят и ждут: вот, сейчас я или он найдем разночтение, да как вцепимся друг в дружку! Аварэ, у тебя наврано, да нет же, это у тебя ошибка… И про это своё единодушие сами знают. Вот отчего бы так и не встречаться? Летописи, допустим, можно пересматривать, там свитков много.
Дойдя до конца, Властитель Земель вскакивает на ноги:
- Ладно. Это «Царское предание».
Государь решает, его это родовая святая книга или нет. Вот, решил. Все ждали от него обвинений: Унрин, мол, завёл себе подделку и с помощью неё вершит обряд. Так нет: по Государеву получается, Унрин настоящую святыню раздобыл. Лучше это? Или ещё хуже?
Унрин глядит на сына примерно так: да сошли меня на дальний остров, если тебе оттого полегчает, или заточи, для меня же главное - чтоб тебе хорошо было.
- Я не спрашиваю, - молвит Властитель Земель, - что оно делало в Облачной роще. Я не спрашиваю, что ты с ним там делал. Воистину, если бог желает явиться - бог явится. Я спрашиваю: что ты, монах, собираешься делать дальше.
- Не говори плохое слово, - поправляет Унрин будто по привычке. - Не «монах», а «бритый»: жрецам надо так говорить. А лучше даже «волосатый», так совсем чисто.
Сын словно бы не слышит. Продолжает выжидательно смотреть. Неподвижен, как на обряде - и это страшнее, чем когда он мечется.
Господин Унрин начинает медленно:
- Боги в своём божественном рождении тоже страдают, как и все живые. Богатырю воздаяние пришло за боевую ярость - в виде процветания врагов, Подгорцев, с которыми он воевал. Редкое счастье я вижу в том, что он смог это прямо высказать. Видно, моления настоятеля моего тому причиной, что слова Богатыря прозвучали именно в нашем храме. Значит, я сделаю, что смогу, для избавления бога от его муки. Что именно сделаю? Постараюсь показать ему: не те враги, кто родом из Подгорья, а те, кто в родной Облачной стране соседские имения разоряют. Их-то мечи и надобно грызть без пощады. Не истреблять, а разоружать, ибо Закону Просветленного сообразно это. Для такой цели, думается мне, и нужно святилище Богатыря при нашей обители. Ведь основная наша цель - защита страны. Говоря более узко, исходя из условий нынешнего века - защита одной части общины от другой её части. Ни одной из частей невозможно пожертвовать, обе - наши, вредить одной из них значит вредить всей общине Просветлённого. Стало быть - не карать, а обезвреживать. Вот так я это вижу.
Властитель Земель кивает, не сводя с отца глаз. Приподымает раскрашенную бровь:
- Постараешься показать ему… Как? Наставлять наших богов - тебе это под силу?
- Наставлять - нет, а просить каждому под силу. Иначе боги бы не назывались «нашими». Тут так же, как с людьми, Государь. Как человек, так и бог для меня - собрат по общине. Потому что всех нас касается милосердие Просветлённого. Как собрата и попрошу. Никакой жреческий обряд для этого не нужен.
Господин Унрин всё-таки выговорил: «Государь». Не придерёшься. Дураки в Столице думали, будто монах из Облачной рощи хочет царствовать. Нет: он хочет благословлять государей. По-монашески, Закона ради.
Властитель Земель, кажется, доволен: срывается с места и начинает носиться по палате. Говорит уже почти приветливо:
- Обряд понадобится для другого. Если богу тяжко верить мне и моим друзьям - ему надобно помочь. В чём Подгорцы не могут убедить словом - покажут пляской. Что не выскажет пляска - то сделает кровная связь. Я роднюсь с домом Ямадо!
Замер, всплеснув рукавами, смотрит через плечо.
Унрин разводит руками:
- Вопросами женитьбы монахи не занимаются.
Властитель Земель кивает:
- Да, конечно. Пусть прадедушка считает, что это он меня надоумил.
И впервые улыбается. Нам обоим - по-родственному.
Летучая Белка - Пересмешнице
… По-моему, они задумали что-то нехорошее. Против тебя и против Рэя. Будь осторожна! Правда это или нет, но я слышала: у тебя объявился поклонник, и он находится в сложном положении… А Рэю опять предложили работу, опять вне дома, и мне это совсем не нравится.
Господин распорядитель и предложил. Зашёл ко мне, а Рэй сидел тут. И никакого занавеса, потому что он рисовал. Да и вообще глупо прятаться. Будто жулики: как если бы мы у господина Хатидзё что-то нужное ему отнимали. А мы-то просто нашли, куда применить то, что ему в доме без надобности. Никто не обделён.
Супруг мог бы возмутиться: посторонний мужчина в женских покоях, да ещё иноземец. Только ведь это мы тут в гостях, а Рэй - человек господина посла, он дома, может ходить, где хочет. Мог бы муж китайца и не заметить, как слугу. Или, если тот не слуга, а заморская диковинка, мог бы подивиться. А он поздоровался со мной, потом с Рэем - и говорит ему:
- Хорошо, что ты здесь. Я хочу тебе предложить работу. Книга с рисунками, точнее, свиток из картин с подписями. Только рисовать нужно не с образца, а по впечатлениям очевидца. Это из жизни: не повесть, не сутра, а быль. Назидательная быль. Условия: за день работы - довольствие расчётом на два месяца. Или можно обсудить, сколько ты возьмёшь.
Рэй немного растерялся. Он ведь с тех пор, как нашёлся, господина Хатидзё ещё не видел.
- Я бы, - говорит, - считал честью. Но мой господин… Он велит: служить, не работать. А то опять будет, как на той работе.
- А что там с тобою случилось, ежели то не тайна?
- Я там застрял, - вздыхает Рэй. - Очень не вовремя.
- Понятно, - кивает муж. - Хорошо, поговорю с господином послом.
… И ведь договорился! Господин Дзёхэй согласился. Очень неохотно и с условием, чтобы всё это не втайне от главы Полынного дома, но согласился. А я боюсь. Мне ведь ни Рэй, ни даже батюшка толком не объяснили, где он в тот раз пропадал. И что за книгу тогда потеряли. И что за очевидец теперь, я не понимаю. Почему с его слов записать нельзя, а надо рисовать прямо по рассказу?
И вообще это дурная примета: когда кому-то находят дело в Облачной обители. Их потом оттуда не дождёшься.
А батюшка осторожно-осторожно стал расспрашивать меня: соображаю ли я, что я замужняя женщина? У китайцев, оказывается, принято родительского благословения испрашивать даже и на тайную внебрачную связь. Что Рэй и сделал.
Он ведь и мне про это сказал, ночью после того как вернулся и выспался. Если бы, говорит, ты меня сразу выгнала, я бы всё равно заказчиков искал, только ещё больше, и чтоб заказы сложнее. Чтобы заслужить твоё любопытство, а потом уважение, а потом, может быть… У нас, отвечаю, такие уроки только незамужние девицы женихам задают: подвиги совершать. А потом над женихами же и смеются. Или, в лучшем случае, их оплакивают. А Рэй мне: была б ты барышня, я бы к тебе и не подступился…
Так что - соображаю я, что замужем. А раз так, говорит батюшка, и раз ты помнишь, что ты - умная замужняя дама, то могла бы понимать, что в ответе ты будешь. Не заморский жулик, какой бы он ни был сам по себе хороший парень, а именно ты. Я говорю: понимаю. Батюшка вздохнул и больше ничего не сказал.
Рю ворчит: да валила бы всё на меня! Что китаец ко мне шляется. И все бы перестали любопытствовать. Я спрашиваю: а как же твои родичи? Ничего, отвечает: дед им объяснил, что это не колдун, им тоже до него дела нет.
А теперь Рэя забрали в монастырь. Он записки присылает, пишет, что любит, что у него всё хорошо, заказ интересный, таких у него ещё не бывало. А когда вернется - не пишет. Даже что «скоро»…
…В общем, мне тут грустно и одиноко. Господин распорядитель выпроводил Рэя, но и сам дома не остался. Мачеха предлагает, чтобы я пожила пока у них. А я даже и не знаю… У меня с нею разговаривать плохо получается. Что бы ты присоветовала? Вы же с ней хорошо знакомы…
Битва
Хатидзё, мирской распорядитель храма Облачной Рощи
Облачный Богатырь
Рэй, китаец
- Возок-то зачем?
- Надо, - отзывается китаец Богатырю. - Это колесница.
И с неё, на полном ходу, Подгорные отстреливаются от наших. То есть демоны - от воинства Фудо. Боевая повозка катится по косым лучам, в правый нижний угол листа. Облака надвигаются из левого верхнего.
- Где ты видишь тут коней? Да ещё упряжных? Не было такого!
- Было. Раз древность - значит, колесницы.
Бог показывает, художник рисует. И оба упрямые.
Шелковая крыша над повозкой, треугольные знамёна, пояса и не знаю уж что за накидки на воинах - всё горит, треплется языками пламени. Искры с неба летят во все стороны. Внизу, на земле, полыхают крыши домов, ворота храма, листья на дереве. Поле осеннее - тоже горит. Люди разбегаются, свинью тащат на поводке. Зачем свинья, китаец просто объяснил: не бросят же… Тут бог не возражал. Птицы над рисом кружатся и падают, с неба рушатся убитые ратники. Исчезают, не долетев до земли.
Уже три таких листа есть, сейчас делают четвёртый. И на каждом - рубеж. Там, где сталкиваются лучи и облака.
- Тебя не поймут. МЕНЯ не поймут!
Рэй никуда не смотрит, только на бумагу. Рисует быстро-быстро, будто обводит то, что на ней уже есть. Пока только черная тушь, краски и надписи - потом.
- Пусть будет повозка, - говорю. - Господа военные скорее поверят. В китайских-то книгах - так.
- НЕ МЕШАЙ!
Чтобы друг друга слышать и ругаться, я им уже не нужен.
Все эти дни китаец на себя не похож. Вернее, на того суетливого челядинца, что был на Восьмой улице. Какой ещё «слуга»? Есть заказчик - и есть мастер. Ты, дескать, бог, я человек, давай не будем меряться, кто круче. А лучше вместе изготовим благочестивый свиток: «Недвижный Пламень Фудо сокрушает ложные страсти». Отчего бы страстям не ездить на колеснице?
Неслыханный будет случай: не миряне подносят в храм картину, а наоборот, монах Унрин - мирянам Ямадо. Если, конечно, эти двое доведут дело до конца и не разнесут попутно Рощу и Столицу.
- А ЭТО кто?!
- Ох-хх… Это слон. Вроде быка с кабаньими клыками.
- НЕ БЫЛО!
- Знаю. Их вообще не бывает, только на картинках. Но раз тут боги дерутся, значит, нужны слоны.
Господин Унрин не выдержал уже на втором листе, удалился в келью. Теперь даже Богатырь утомился. Спрашивает тихо:
- Зачем тебе всё это? Чудища, кони, тряпки, бляхи всякие…
Рэй откладывает кисть. Закрывает глаза. Отвечает:
- Иначе будет не понятно, какое войско где.
- Но было ведь уже правильно! Облака и Солнце. Разве мало?
Ему мало. Рэю нужно, чтобы оба воинства выглядели игрушечными. Внизу, у людей - настоящая жизнь и смерть. А эти сражения за высшую правду… «Дерутся тигры, а гибнут живущие в травах».
- Ты не воин, - вздыхает Богатырь.
- Конечно, не воин. Иначе на кой бы я тебе сдался?
На Облачном наречии китаец говорит всё лучше. Или это он думает, а я слышу?
Ладно. Я на то и не бог, чтоб не обижаться, когда я не нужен. Пойду займусь чем-нибудь другим.
За спиною слышно:
- Они нам не поверят!
- Тебе - не поверят. Мне - не поверят. Нам - поверят. Показывай дальше.
Песни и пляски
Властитель Земель
Братья Ямадо
Люди Подгорного дома
Четверо подгорцев одновременно поворачиваются - каждый вокруг себя самого. Покрывала плавно парят из-под золотых шлемов. Танцоры замирают друг напротив друга. Делают по полтора шага - двое вправо, двое влево. Склоняются, подбирают сложенное оружие - в одну руку копьё с бунчуком, в другую - меч. И степенно расходятся по четырём углам - встают на стражу Облачной страны. Разошлись. Застыли. Всё.
Властитель Земель благосклонно кивает - сегодняшняя подготовка прошла успешно. Музыканты переводят дух, разминают пальцы, вытрясают слюну из флейт. Господа Ямадо и их люди почтительно кланяются и, получив долгожданный знак, неспешно удаляются. Спешить в таком наряде так же трудно, как взаправду сражаться.
На самом деле они, конечно, торопятся. Упражнения - тайные, к неурочному обряду, в служебное время. Сейчас военные советники переоденутся, умоются, вместо пёстрых красок наложат на лицо обычную пудру и приступят к ежедневным обязанностям. Иные бы до вечера отдыхали, а эти - приступят. И видеть это Государю радостно.
Наверное, если бы в Облачной стране было и впрямь всё так хорошо, как утверждает почтенный прадедушка, господин Асано - при взгляде на каждого подданного Властителем Земель овладевала бы такая же радость. Приятная была бы жизнь!
У Государя тоже есть ещё дела на сегодня. И начать лучше с самого трудного, то есть с самого глупого. Подняться со двора в покой для уединённых занятий. Достать особую тушь для тайных писем. На ощупь она - пушистая, вроде плесени. Подобрать бумагу, не вполне сообразную времени года, иначе неизящно.
И - написать любовное послание…
…Имя моё - в нём ли суть? Сам забываю его, с тех пор как тебя - наяву ли, во сне ли? - увидел… Или «в грёзах»? Нет уж, пусть будет «во сне». И не тысяча вёрст между нами, но как же мы далеки! При мысли об этом… чего-то там орошаю. Слезами, конечно. Да воспитанная девица иначе и не поймёт. …узорный рукав орошаю. К югу стенанье моё стремится… или к востоку? Чтоб понятнее было. Ладно, допустим: к юго-востоку стенанье… ох, худшее впереди: ещё стихи предстоят.
До чего трудно быть одновременно жрецом и томным кавалером! Сочинять стихи, когда в голове - напев этой пляски с оружием.
Сочные стебли
Превыше седла уже
Заколосились…
«Заколосились» - это хорошо. «Седло» немного не к месту, но должен же быть в песне хоть слабый отзвук искренних чувств? Теперь к делу:
Ветер ли травы задел?
Я ль пробираюсь к тебе?
Уже хуже. Надо бы переделать. Но очень не хочется.
Слова скудеют, рука дрожит - но не могу сдержаться! Донесёт ли томленье моё до тебя - Западный Ветер?
Вот так. Говорят, девица умна - посмотрим, поймет ли она правильно, почему это западный ветер дует на юг. В смысле, на юго-восток. А если преисполнится недоумением, придётся оросить изголовье слезами. О том, какая она дура.
Если бы можно было взять и так прямо и написать: «Барышня, у нас нет другого выхода - мы должны спасти державу!» Но кто ж так пишет - срам на всю столицу получится! Ладно, так или иначе, письмо завершено. Вроде и слёз не пролито, а всё равно впору переодеваться в сухое.
Зато почерк хорош. И зеленеющие колосья припасены заранее. Привязать к пучку послание тройным узлом и в великой тайне отправить с верным человеком.
Пересмешница - Западному Ветру
В сердце, не в имени суть - так повторяю, с тех пор как ко мне - с заката ли, с севера? - весть принеслась. Долго ли ветру лететь даже и тысячи вёрст? Истомясь в духоте, отворяю решетчатый ставень.
Зелены травы -
Как волны колышутся
В дымке заката.
Ты из-за моря ко мне?
Или от ближней межи?
Убоги строки, неучтив вопрос - но сдержу ли любопытство? Подхватит ли Западный Ветер над травами свист Пересмешницы?
Летучая Белка - Пересмешнице
…Кажется, южане понемногу собираются восвояси. Я всё думала: чего они ждут? Покровительство получили, могли бы спешить обрадовать односельчан… Оказалось вот что: храмовое Колесо им в руки не выдали, а обещали прислать с опытным монахом, как только подберут такого. Южане не понадеялись, что подвижник Закона по пути не заблудится. А то ещё, чего доброго, забредет в другую деревню, да там молельню и оснуёт… Но, кажется, они настолько несносны стали в Роще, что там им уже выделили какого-то спутника.
Не знаю, как и ответить на вопрос, что у меня с Рэем. Они теперь вместе с господином распорядителем засели в храме и ночевать оба не приходят. Это вроде бы связано с чудесами, явившимися в Роще - не иначе как новоявленный бог притягивает к себе всех мужчин! Что, увы, было бы неудивительно - он ведь вроде бы полководец. Лишь бы в поход какой не увёл… Так что я томлюсь неопределённостью.
Вообще-то Рэй тут был. На четвёртый день работы сбежал из обители, переночевал у меня. Всё равно, говорит, рисовать надо при естественном свете. Ни фонари ему не годятся, ни чудесные всякие сияния. А что он там в Роще рисует, не рассказывал. Только заказчика хвалил: требовательный! Вникает во все тонкости, но не обижается, когда мастер делает по-своему. Я на всякий случай спросила: а господин Унрин? Рэй: да настоящий заказчик - не он.
Начинаю понимать, чем служба отличается от работы. Рэю такого не надо, чтобы изо дня в день ходить в присутствие, ждать там, найдётся дело или нет. Поработал, награду получил - всё затем, чтоб какое-то время потом жить в своё удовольствие. Сидеть дома, болтать, с кем хочется, рисовать, что вздумается. Ну, и вообще… Кажется, даже господин посол это понимает. Хоть сам и не умеет так. Братец мой к нему ходит книжки китайские разбирать. Вроде ведь учёность, что может быть полезнее - а господин Дзёхэй всё совестится: сам, дескать, я ленив и молодого Намму отрываю от должностных обязанностей…
А что твой таинственный поклонник? Читаю я те его письма, что ты для меня переписала, и думаю: может, он просто ещё совсем молоденький? Но всё-таки, по-моему, он здешний, коренной, хоть и намекает всё время на западное побережье. А вот из какой семьи - никак не угадаю. Иногда мне сдаётся, что братец мой с ним знаком - но он не проговаривается, как я ни выпытываю. Не иначе, они вместе учились - или это родич какого братцева однокашника; только я ведь их всех не знаю. Можно попробовать раздобыть училищные списки…
Но вроде он по крайней мере не зануда, заморских героев и мудрецов древности через слово не поминает. И не вовсе унылый, не грозит, что твоя холодность доведёт его до монастыря или до чего похуже… Можно хоть не опасаться, что утром проснёшься - а он скончался от страсти у твоего порога. Если, конечно, такое не только в повестях случается.
Помирать от любви кое-кто, конечно, умеет. Забьётся под крыльцо и вздыхает так жалостно, что сама же его оттуда и вытащишь. И ведь игра - но искренняя! Как он проговорился, в их китайских повестях кавалеры от любви не чахнут. По крайней мере, до смерти. В худшем случае уморят даму, а потом оплакивают её длиннющими песнями. Или удаляются отшельничать куда-нибудь на дикий берег, чтоб к ним туда небесные девы приходили. И ценители художества чтоб являлись утешать да на свитки срисовывать. Ну, со мной-то такое не пройдёт.
Навестила меня моя матушка, госпожа Гээн, потому что батюшка ей, конечно, проговорился. Ну, я с ней тоже не скрытничала - и она осталась очень довольна. Китаец, говорит - в этом есть приятная необычность! А я уж боялась - если ты, дочка, еще пару лет не влюбишься - то в конце концов пленишься вообще каким-нибудь лешим или водяным! Честно говоря, матушка господина распорядителя никогда не жаловала, но я её упросила, чтобы она не очень злорадствовала; по крайней мере, не со всеми своими подружками всё это обсуждала.
У нынешнего её супруга, господина Гээна из Обезьянского дома, сейчас горячая пора. Говорят, Властитель Земель пожелал увидеть какой-то неурочный танец - и вроде бы даже кто-то из твоей родни к этому причастен. Если это великая тайна, ты мне, конечно, об этом не пиши. Я тогда сама разузнаю…
(Окончание следует)