Из Рассказов Облачной страны: Колокол Облачной Рощи (3)
(Продолжение. Начало: 1, 2)
Отойдя в сторонку от кельи наставника Унрина, в проход между передним храмовым двором, где ворота, и основным, где звонница, распорядитель начинает:
- Скажи, пожалуйста, ты плавать умеешь?
- Ещё бы не уметь, - мрачно отзывается отрок Дзинна.
- И нырять?
Знатному господину не разрешали в детстве в воду лазать, сразу видно. Дзинна объясняет:
- У нас дома, как напьются, столько всякого нужного в пруд побросают… Вроде заморского удальца Кэйки, который в лягушек княжеским серебром кидался. Жалко ж, потом выуживали.
Хатидзё кивает:
- Тогда… Не сходишь ли ты со мною на Колокольный пруд? Вообще говоря, глупость какая-то, и скорее всего, просто дурацкая шутка… Но если правда… Словом, вот в чём дело.
Распорядитель рассказал: утром сегодня его по пути в храм перехватили двое мальчишек. Спросили: что будет тому, кто найдёт колокол Облачной Рощи? Но зачем его искать, когда он лежит в обители, у всех на виду? Мальчишки переглянулись: «Так ясно ж, это только видимость, недаром рядом три монаха сидят, заклятия твердят, наваждение держат». Хатидзё заподозрил неладное, решил разобраться. Посулил награду, полюбопытствовал: так где, по их расчёту, колокол? Они заявили: в Старом Колокольном пруду, в двух шагах от храмового забора. В воде, почти весь в ил ушёл. Эти парни там на берегу тростник резали и случайно заметили.
- А не врут? - спрашивает Дзинна.
- Вероятно, врут. И всё-таки хотелось бы проверить.
Отрок пошёл отпрашиваться у учителя: не вдаваясь в частности, просто: мы, мол, пойдём с господином распорядителем кое-что уточним по хозяйству. Наставник не возражал, потребовал только потом представить отчёт: какую пользу для своего спасения Дзинна извлёк из хозяйственных трудов.
Старая роща, называемая Облачной, не вся окружена храмовой оградой. Несколько больших деревьев растут снаружи, дальше склон и во впадине между двумя холмами - пруд. Не ухоженный, как в усадьбах, а просто озерцо, по краю тростники и цветы касатика. Вода на вид мутная.
На берегу торчат двое грязноватых парней помладше Дзинны. Без штанов, с большими ножами, сущие разбойники.
Волосы подвязаны абы как, не разберёшь, это деревенские или чьи-то слуги. Шутить над храмом Облачной Рощи не каждый решится. Хотя с господина Оданэ, к примеру, сталось бы.
- Вы чьи? - сурово спрашивает Дзинна.
- С Выселок, - машет рукой тот, что повыше. - Приписаны к Конюшенному приказу.
- А чего своему старосте не доложили?
- Так тайна же! - меньшой таращит глаза.
- И награды жалко, - добавляет второй. - Староста у нас и так не бедный.
- Ну, смотрите у меня!
Искупаться по такой жаре даже хорошо. Распорядитель, правда, велит взять у него верёвку: на всякий случай, и чтоб место отметить, если на дне что-то найдётся. Чем хорошо послушничье облачение - снимается быстро. А то пока бы господин Хатидзё из своего должностного платья выбирался…
Полезли вдвоем с меньшим Конюшенным парнем, пусть показывает.
В пруду темно и вода почти как в бане, прогрелась на солнышке. И даже не особенно грязная. Но шарить всё равно приходится на ощупь.
Эге, что-то есть!
Вынырнуть, глотнуть воздуха, и снова вниз, понятно уже, куда. Там торчит стержень от колокола, прямо из дна. Веревкой его обвязать получилось не сразу: скользкий!
Дзинна выбирается на берег, вручает другой конец верёвки распорядителю.
- Похоже, не врут.
* * * * *
Во дворе храма горят огни. Ночных работ сегодня нет, землекопы и зеваки ещё днём куда-то делись. Ученик монаха Унрина отлучился ненадолго, да. Только с тех пор не вернулся.
Не искать же его идти. Бывший государь рассеянно глядит в книгу. Между прочим, заправлять светильник маслом - это тоже обязанность отрока. Мелочно ли будет - так и сидеть впотьмах, когда оно выгорит? В отсутствии верных людей…
- Ух ты, а учитель и в темноте видит?
Явился. Полусуток не прошло. Пахнет от него болотом - если Унрин верно помнит этот запах по нечастым своим странствиям вне Столицы.
Опоздал к наставнику, осознал всю глубину своего проступка, утопился, и теперь бродит по обители беспокойным духом? Если бы так, начал бы со скорбной песни, а не с глупостей.
Мертвеца бы государь-монах почуял. Увы.
- А ты?
- Я-то нет. Где-то тут было масло…
Вид у Дзинны немногим лучше запаха. Весь грязный, шмыгает носом, глаза горят:
- А сколько нужно волов, чтобы вырвать из колокола верхний штырь?
До сих пор строит из себя маленького: задаёт вопросы, не дождавшись ответов на предыдущие. Или пытается привести учителя к озарению - для такой цели чем нелепее загадка, тем лучше. Ещё можно дубинкой по голове, тоже помогает.
Унрин молчит.
- А то там колокол нашёлся. Я его за штырь привязал, волов запрягли, они как потянут… И вся верхушка со штырём вместе выдернулась. А колокол остался. Распорядитель говорит: а может, колокола и нету. А староста твердит своё: нужен железный щуп! Только где ж его взять… Завтра будут из пруда воду отводить, а потом дно раскопают. Да кто ж его знает, как глубоко он мог увязнуть…
Распорядитель? Провалиться ему сквозь землю, в Донную страну, и вслед ему - десять тысяч демонов. С железными щупами.
Сам-то Хатидзё благоразумно сюда не показывается. Дело у него, понимаете ли было, к чужому ученику. Ненадолго.
Дзинна наконец заткнулся. С опаской смотрит на наставника:
- Что-то случилось?
Вот я и пытаюсь понять. Неужели таково свойство поколения? Положим, нынешний Властитель земель в отрочестве тоже блистал подобной незамутнённой наглостью. Разве что благоухал не тиной, а псарней. Но тот был наследник Государя, потомок Великого Властителя земель. А этот?
Или дело не в мальчишке, а в наставнике? Он тоже ведь потомок Великого Властителя, унаследовал долготерпение своего божественного предка - так отчего бы при нём не наглеть?
- Учителю нехорошо? Может, полынью прижечь?
Мог бы уже обратить внимание, хотя бы в нашей храмовой бане: не то что у бывшего государя - ни у кого из по-настоящему знатных особ нету шрамов от прижиганий. Не полагается ранить столь драгоценное тело, даже ради исцеления.
А ведь он, должно быть, просто не понимает, что учитель в гневе. И то сказать: Унрин же не багровеет, не вращает глазами и не швыряется, чем под руку попадётся. Надобно объяснить.
- Полынь, скорее, потребуется тебе, если станет хуже. Где ты простыл?
- Да это пройдёт. Просто там ветер был, а я голый и мокрый…
- Чем же вы этаким занимались с господином распорядителем?
- Так я ж говорю: колокол добывали. В озерце.
- Будь любезен: если говоришь, говори по порядку.
Как ни странно, это подействовало. Выяснилось следующее: мирской распорядитель Хатидзё, доверившись россказням деревенских мальчишек, решил, что на дне Колокольного пруда и впрямь покоится настоящий колокол, а тот, что он третий день ворочает на звоннице - наваждение. Не иначе, очередное чудо бывшего государя. Решил колокол вытащить на верёвке - что для отпрыска Конопляного дома неудивительно. А привязывать эту верёвку отправил на дно ученика господина Унрина. Может быть, отрок Дзинна - и не самый наглый насельник Облачной Рощи.
Так или иначе, нащупали на дне штырь, привязали, нагнали из ближайшей деревни волов и погонщиков. Понятно, что все ротозеи с храмового двора перебрались поближе к новой забаве. Штырь вытянули, сам колокол - нет.
- Спрашивается: где искать колокол, если он лежит посреди обители? Похоже, вы обогатили учение ещё одной задачей, сокрушительной для обыденного рассудка.
Дзинна задумывается, хмурит лоб:
- Допустим: это вообще другой колокол. Ну, вот отведут воду - посмотрим.
- А кто, собственно, распорядился осушать пруд?
- Так настоятель Арэн дал согласие! Не лежать же ему, в смысле колоколу, в иле!
- Ясно. Туда, стало быть, едва ли не вся обитель сбежалась?
- Ещё бы! Жалко, тебя не было, когда волы…
- Не жалко. А Хорэмбо и Иссэцубо тоже наблюдали ваши труды?
Дзинна охает:
- Нет, не было их! Проверить, живы ли?
Если бы в монастыре совершилось кровавое убийство, бывшего государя, он же бывший верховный жрец, корчило бы уже не от гнева. И не потому, что убийство живых существ грешно по Закону Просветлённого, а потому что сие - скверна, для него невыносимая. Это за морем в царских дворцах почём зря режут, травят и душат. Но в нашей стране подобное близ Властителя земель, его родни и вообще высших жрецов невозможно. Потому Облачную страну и скрепляет обряд, а не страх, не закон и не что-то ещё.
А тех, кого надо устранить, уничтожают тихо и подальше от дворца.
- Полагаю, живы, - качает головою наставник Унрин. - Но сдержанность их всё равно любопытна.
Извинений отрок так и не принёс, кроме как за бессвязность доклада. И что с ним делать?
* * * * *
Мирянин-распорядитель испросил разрешения поработать ночью в храмовом книгохранилище. Не впервые - так что его пустили. С условием, чтобы Хатидзё утром был готов отдавать указания землекопам - и у пруда, и возле звонницы.
Дело в том, что под слоем грязи на колокольном навершии, поднятом из пруда, обнаружились выпуклые старинные письмена. Само по себе это не удивительно: на нашем колоколе такие тоже есть. Кстати, понятно, почему ребята с Выселок спохватились только сейчас, хотя в пруд ныряли и прежде: они до позавчерашнего дня никогда не видели, как выглядит крепление колокола, а тут зашли поглазеть на диво в обитель - и опознали тот странный предмет на дне.
Итак, надпись. Когда и для кого изготовлен колокол. «Храм Облачной Рощи, шестнадцатый год правления государыни из Верхнего терема, тысяча пятьсот шестьдесят девятый год после ухода Просветлённого - во благо всем живым!» Получается, этот колокол на сто семьдесят лет старше нынешнего, преподнесён обители вскоре после её основания. Задолго до строительства Срединной Столицы, когда ещё тут почти ничего не было, кроме деревень да древних курганов.
Судя по размеру стержня, был тот колокол гораздо меньше нынешнего, третьего в стране по величине.
Хатидзё сверился с храмовой летописью. Сказано: сто двадцать лет тому назад, когда общине преподнесли новый колокол, старый сняли и отослали в семейный храм… какого-то рода в край Цукуси. Видимо, прозвание рода надо читать как «Литейный», и происходит он не из Облачной страны, а откуда-то с материка. И должно быть, именно эти мастера отлили старый колокол, потому им его и пожаловали, как стал не нужен.
Колокол, должно быть, и вправду невелик - раз его собирались везти сушей и морем в такую даль. Распорядитель собрался было, не откладывая, написать своему батюшке - нынешнему наместнику Цукуси. Спросить… А что спросить? Жив ли сейчас кто-то из Литейного рода? Это можно узнать и в Столице, у Колокольного господина: литейщики-переселенцы всегда пользовались покровительством его дома. Стоит ли ещё тот Литейный храм? В Обрядовой палате есть списки всех храмов, кроме совсем уж мелких горных. Довезли ли до них колокол век с лишним назад? И как господин наместник это проверит? Но довезли или нет - это не объясняет, почему стержень со скобой остался у нас. Кстати, а пруд-то тогда уже был?
Сам того не замечая, Хатидзё бормочет свои вопросы вслух.
- Сто лет назад? Давно уж был, - отзывается старенький монах, смотритель книгохранилища. - О нём ещё более древние песни сложены.
Всегда приятно, когда под рукою есть осведомлённый человек. Мирской распорядитель любопытствует: а вдруг старик знает что-то о судьбе прежнего колокола?
- Нехорошо с ним получилось, - вздыхает смотритель, моргая подслеповатыми глазками. - Как нынешнюю-то громадину повесили, старый колокол, что ещё волею Царевича-основателя нам дарован был, решили отправить куда подальше, чтобы, значит, новым жертвователям больше почёту вышло. Все на том сошлись: и настоятель, и Колокольные господа - только у самого колокола не спросили. Рассказывают: как стали его грузить на подводу, чтоб увезти из Облачной рощи, он сам собою загудел: «Не пойду-у!» И исчез, будто и не бывало. Ну, в летописи об этом, конечно, не сказано: чудо тогда то ли не истолковали, то ли толкование вышло недоброе.
- Просто исчез? А не то чтобы, скажем, сам сдвинулся с места и низринулся в озеро?
- Ну нет, - обиженно отвечает старик, - он же не какая придворная госпожа, чтоб с обиды сразу топиться. Взял - и сгинул. Иные говорят: до поры.
- До какой поры?
- Ну как сказать… Ходили слухи, что он вновь зазвонит, чтоб о конце Закона оповестить. Но я в это не верю. Скорее уж правы другие: колокол даст о себе знать, приветствуя возвращение Царевича.
Тут господину Хатидзё стало очень не по себе. Потом сообразил: речь, конечно, не о царевиче Кандзане, старшем брате господина Унрина, который якобы сгинул в ссылке, а о Царевиче-основателе обители, только что поминавшемся. Но это, пожалуй, не лучше. Когда из древнего кургана явился Облачный Богатырь, его едва умиротворили: не понравилось ему то, что вышло из его ратных трудов. Как-то оценит Царевич-основатель нынешнее состояние общины?
* * * * *
Не так уж часто государя-монаха вызывает к себе настоятель. А уж чтобы вместе с учеником - такое было всего один раз, когда их знакомили.
Облачной обители нужно чудо? В исполнении сильнейшего заклинателя? Или Властитель земель изволит лично посетить храм? Но тогда при чём тут Дзинна…
Всё наоборот. Прибыл не Государь, а всего лишь господин Оданэ, отец отрока. В простом паломничьем платье, без оружия и должностной шапки, на голове колпак в локоть высотою, как подобает частному лицу.
- Ой-ё-ёй, - произносит отрок Дзинна.
Это не испуг при виде родителя. Дело в том, что Оданэ держит в руке верёвку. На ней привязан рыжий вол, довольно крупный и хмурый.
- Жаль, художника сейчас нет, - замечает Унрин. - Можно было бы изобразить китайского мальчика в поисках быка… Очень поучительная картина.
Непринуждённо кланяясь, будто на привязи у него не вол, а так, какая-нибудь муха, родитель приветствует наставника своего дитяти. Прибыл расспросить об успехах послушника Дзинны.
- Нет слов описать усердие юноши, - столь же невозмутимо отвечает Унрин. - Рвение даже, не побоюсь сказать.
- Это у нас семейное, - улыбается счастливый отец.
Конечно же, в Столице прослышали, как давеча храм Унрин нанимал волов для каких-то работ: то ли орошения, то ли осушения. Оданэ не мог не откликнуться, и вот, желает преподнести в дар обители кроткое, трудолюбивое животное.
- Я ещё колебался, какого выбрать. Захожу в стойла, гляжу, а у рыжего - вон, проплешинка между рогов. Как у монаха. Скотник говорит, раньше не было. Чудо, значит! Волосы сами собой обрились, как в сутре.
- А дождь цветочный пролился? - любопытствует наставник.
Настоятель Арэн, глядя на всё это со своего крыльца, качает головою:
- По нашему уставу мы не должны владеть живыми существами.
- Тогда примите его не как невольника, но как собрата! Он не пьянствует, не ворует, не лжёт, никого ещё не убил, не развратен по понятным причинам… Увы, по всем статьям меня превосходит! - скромно сокрушается Оданэ.
Настоятель задумался. Перед крыльцом уже собрались монахи и землекопы - поглазеть на скотинку. Вол, похоже, здоровый, породистый. В полном расцвете сил. Как назвать-то? Колокольчиком! Сообразно времени. А ходить-то за ним кто будет? Неужто правда государев ученик? Да он не умеет, небось! Лучше вон Иссэцубо: звонарь-то сейчас не нужен, пока звонницу чинят. Тем паче, он из деревенских, в животине толк знает! Надо бы ему сказать, болезному!
Удручить братию и обидеть дарителя Арэн не хочет. Вызывает мирского распорядителя для обсуждения подробностей. Господин Хатидзё явился с какими-то старыми свитками в руке, не сразу смог сосредоточиться на животном - особенно под испытующим взором государя-монаха. Но, поразмыслив, высказался за то, чтобы вола принять. А то если отказаться - с раздосадованного Оданэ станется и забить живое существо! Вслух об этом распорядитель, конечно, не говорит: привёл только намёк из китайских летописей. И это решило дело.
Любящий родитель, однако, жаждет услышать о Дзинне побольше. Устроился с наставником в странноприимном покое на внешнем дворе, слушает, благодарит. И даже, кажется, правда доволен.
Мальчик - прирождённый книжник, благостно заявляет Унрин. Усердно изучает Закон и старинные писания, под моим руководством и с помощью образованного господина мирского распорядителя. Выбирает, что ему любопытно и доступно для усвоения. И не сматывает свитки.
- Это да, - хмурится Оданэ. - Помню, я и дома на них спотыкался.
Отрок, продолжает наставник, уже был призван помогать настоятелю на выездных обрядах, дабы в Столице к нему начали привыкать. Поначалу, конечно, не всё проходило гладко. Вот недавно, знаете ли, третья госпожа из дома среднего конюшего была одержима злым духом…
- Как же, как же, имел некогда удовольствие с этой дамой… состоять в переписке, - кивает Оданэ.
Настоятель в сопровождении Дзинны отправился духа изгонять, прочёл молитву, начал заклятие - дабы явился в помощь ему Светлый Государь Недвижный Пламень. И видит: послушник тоже заклятие творит, о том же самом. Правда, не такое, как Арэн, но слышанное при схожем обряде, который вершил его собственный наставник. Настоятель едва успел отрока остановить - тот должного посвящения не проходил, мог бы сгореть дотла! В общем, обряд пришлось вершить заново, а досточтимый Арэн потом имел нарекания и на Дзинну, и на его учителя.
- Надо, однако же, отметить, что с той третьей госпожою, говорят, теперь всё в порядке, - прищуривается господин Оданэ. Знай наших!
- Вразумление пошло отроку на пользу, - говорит Унрин. - Так он более обещал не поступать. В следующий раз придумал кое-что иное…
Кто бы ожидал, что Оданэ проявит такую любознательность в отношении тайных обрядов - прямо-таки засыпал наставника вопросами. Обходя запретное, Унрин отвечает обтекаемо, не углубляясь в суть. Но с примерами.
Девушек-одержимых в Облачной роще нет: не положено по уставу. И в святилище Царевича тоже: супруга его некогда была против. И Облачный Богатырь не потребовал их завести. Использовать в этом качестве мальчишек-учеников устав не возбраняет, но это считает неправильным уже сам настоятель. Так что лучшее, что может делать в таких случаях Дзинна, - это молиться об успехе заклинателя, каковому он сопутствует.
- Вот недавно добрался зловредный дух до одного почтенного пожилого господина - прозвание приличия ради опущу. Настоятель прямо к духу тому обратился и повелел: «Тело у тебя сейчас есть, иное не надобно - вещай немедля, чего ты хочешь!» А дух и отвечает, устами и голосом господина Такого-то: ищу, мол, погибели семьи Такой-то, всё ради того делаю! Не будь при обряде юного Дзинны, слышал бы сие только сам заклинатель, но благодаря молитве отрока голос духа стал внятен всем присутствующим, словно удар барабана. Молодой Такой-то, сын старого господина, так отцу в ноги и повалился: «Батюшка, ты наконец-то это осознал! Я не решался тебе сказать, но ведь и правда…»
- Эге, - кивает Оданэ. - Похоже, знаю я, о ком речь. Но налагаю на свои уста печать…
И тут-то земля содрогнулась, с балок покоя посыпалась пыль и всякая труха. Дзинна едва не валится на наставника, а колпак его отца отлетает на колени господину Унрину, тоже не удержавшему равновесия. И поднимается крик во всей обители, и рыжий вол вопиет в испуге.
(Окончание будет)
Отойдя в сторонку от кельи наставника Унрина, в проход между передним храмовым двором, где ворота, и основным, где звонница, распорядитель начинает:
- Скажи, пожалуйста, ты плавать умеешь?
- Ещё бы не уметь, - мрачно отзывается отрок Дзинна.
- И нырять?
Знатному господину не разрешали в детстве в воду лазать, сразу видно. Дзинна объясняет:
- У нас дома, как напьются, столько всякого нужного в пруд побросают… Вроде заморского удальца Кэйки, который в лягушек княжеским серебром кидался. Жалко ж, потом выуживали.
Хатидзё кивает:
- Тогда… Не сходишь ли ты со мною на Колокольный пруд? Вообще говоря, глупость какая-то, и скорее всего, просто дурацкая шутка… Но если правда… Словом, вот в чём дело.
Распорядитель рассказал: утром сегодня его по пути в храм перехватили двое мальчишек. Спросили: что будет тому, кто найдёт колокол Облачной Рощи? Но зачем его искать, когда он лежит в обители, у всех на виду? Мальчишки переглянулись: «Так ясно ж, это только видимость, недаром рядом три монаха сидят, заклятия твердят, наваждение держат». Хатидзё заподозрил неладное, решил разобраться. Посулил награду, полюбопытствовал: так где, по их расчёту, колокол? Они заявили: в Старом Колокольном пруду, в двух шагах от храмового забора. В воде, почти весь в ил ушёл. Эти парни там на берегу тростник резали и случайно заметили.
- А не врут? - спрашивает Дзинна.
- Вероятно, врут. И всё-таки хотелось бы проверить.
Отрок пошёл отпрашиваться у учителя: не вдаваясь в частности, просто: мы, мол, пойдём с господином распорядителем кое-что уточним по хозяйству. Наставник не возражал, потребовал только потом представить отчёт: какую пользу для своего спасения Дзинна извлёк из хозяйственных трудов.
Старая роща, называемая Облачной, не вся окружена храмовой оградой. Несколько больших деревьев растут снаружи, дальше склон и во впадине между двумя холмами - пруд. Не ухоженный, как в усадьбах, а просто озерцо, по краю тростники и цветы касатика. Вода на вид мутная.
На берегу торчат двое грязноватых парней помладше Дзинны. Без штанов, с большими ножами, сущие разбойники.
Волосы подвязаны абы как, не разберёшь, это деревенские или чьи-то слуги. Шутить над храмом Облачной Рощи не каждый решится. Хотя с господина Оданэ, к примеру, сталось бы.
- Вы чьи? - сурово спрашивает Дзинна.
- С Выселок, - машет рукой тот, что повыше. - Приписаны к Конюшенному приказу.
- А чего своему старосте не доложили?
- Так тайна же! - меньшой таращит глаза.
- И награды жалко, - добавляет второй. - Староста у нас и так не бедный.
- Ну, смотрите у меня!
Искупаться по такой жаре даже хорошо. Распорядитель, правда, велит взять у него верёвку: на всякий случай, и чтоб место отметить, если на дне что-то найдётся. Чем хорошо послушничье облачение - снимается быстро. А то пока бы господин Хатидзё из своего должностного платья выбирался…
Полезли вдвоем с меньшим Конюшенным парнем, пусть показывает.
В пруду темно и вода почти как в бане, прогрелась на солнышке. И даже не особенно грязная. Но шарить всё равно приходится на ощупь.
Эге, что-то есть!
Вынырнуть, глотнуть воздуха, и снова вниз, понятно уже, куда. Там торчит стержень от колокола, прямо из дна. Веревкой его обвязать получилось не сразу: скользкий!
Дзинна выбирается на берег, вручает другой конец верёвки распорядителю.
- Похоже, не врут.
* * * * *
Во дворе храма горят огни. Ночных работ сегодня нет, землекопы и зеваки ещё днём куда-то делись. Ученик монаха Унрина отлучился ненадолго, да. Только с тех пор не вернулся.
Не искать же его идти. Бывший государь рассеянно глядит в книгу. Между прочим, заправлять светильник маслом - это тоже обязанность отрока. Мелочно ли будет - так и сидеть впотьмах, когда оно выгорит? В отсутствии верных людей…
- Ух ты, а учитель и в темноте видит?
Явился. Полусуток не прошло. Пахнет от него болотом - если Унрин верно помнит этот запах по нечастым своим странствиям вне Столицы.
Опоздал к наставнику, осознал всю глубину своего проступка, утопился, и теперь бродит по обители беспокойным духом? Если бы так, начал бы со скорбной песни, а не с глупостей.
Мертвеца бы государь-монах почуял. Увы.
- А ты?
- Я-то нет. Где-то тут было масло…
Вид у Дзинны немногим лучше запаха. Весь грязный, шмыгает носом, глаза горят:
- А сколько нужно волов, чтобы вырвать из колокола верхний штырь?
До сих пор строит из себя маленького: задаёт вопросы, не дождавшись ответов на предыдущие. Или пытается привести учителя к озарению - для такой цели чем нелепее загадка, тем лучше. Ещё можно дубинкой по голове, тоже помогает.
Унрин молчит.
- А то там колокол нашёлся. Я его за штырь привязал, волов запрягли, они как потянут… И вся верхушка со штырём вместе выдернулась. А колокол остался. Распорядитель говорит: а может, колокола и нету. А староста твердит своё: нужен железный щуп! Только где ж его взять… Завтра будут из пруда воду отводить, а потом дно раскопают. Да кто ж его знает, как глубоко он мог увязнуть…
Распорядитель? Провалиться ему сквозь землю, в Донную страну, и вслед ему - десять тысяч демонов. С железными щупами.
Сам-то Хатидзё благоразумно сюда не показывается. Дело у него, понимаете ли было, к чужому ученику. Ненадолго.
Дзинна наконец заткнулся. С опаской смотрит на наставника:
- Что-то случилось?
Вот я и пытаюсь понять. Неужели таково свойство поколения? Положим, нынешний Властитель земель в отрочестве тоже блистал подобной незамутнённой наглостью. Разве что благоухал не тиной, а псарней. Но тот был наследник Государя, потомок Великого Властителя земель. А этот?
Или дело не в мальчишке, а в наставнике? Он тоже ведь потомок Великого Властителя, унаследовал долготерпение своего божественного предка - так отчего бы при нём не наглеть?
- Учителю нехорошо? Может, полынью прижечь?
Мог бы уже обратить внимание, хотя бы в нашей храмовой бане: не то что у бывшего государя - ни у кого из по-настоящему знатных особ нету шрамов от прижиганий. Не полагается ранить столь драгоценное тело, даже ради исцеления.
А ведь он, должно быть, просто не понимает, что учитель в гневе. И то сказать: Унрин же не багровеет, не вращает глазами и не швыряется, чем под руку попадётся. Надобно объяснить.
- Полынь, скорее, потребуется тебе, если станет хуже. Где ты простыл?
- Да это пройдёт. Просто там ветер был, а я голый и мокрый…
- Чем же вы этаким занимались с господином распорядителем?
- Так я ж говорю: колокол добывали. В озерце.
- Будь любезен: если говоришь, говори по порядку.
Как ни странно, это подействовало. Выяснилось следующее: мирской распорядитель Хатидзё, доверившись россказням деревенских мальчишек, решил, что на дне Колокольного пруда и впрямь покоится настоящий колокол, а тот, что он третий день ворочает на звоннице - наваждение. Не иначе, очередное чудо бывшего государя. Решил колокол вытащить на верёвке - что для отпрыска Конопляного дома неудивительно. А привязывать эту верёвку отправил на дно ученика господина Унрина. Может быть, отрок Дзинна - и не самый наглый насельник Облачной Рощи.
Так или иначе, нащупали на дне штырь, привязали, нагнали из ближайшей деревни волов и погонщиков. Понятно, что все ротозеи с храмового двора перебрались поближе к новой забаве. Штырь вытянули, сам колокол - нет.
- Спрашивается: где искать колокол, если он лежит посреди обители? Похоже, вы обогатили учение ещё одной задачей, сокрушительной для обыденного рассудка.
Дзинна задумывается, хмурит лоб:
- Допустим: это вообще другой колокол. Ну, вот отведут воду - посмотрим.
- А кто, собственно, распорядился осушать пруд?
- Так настоятель Арэн дал согласие! Не лежать же ему, в смысле колоколу, в иле!
- Ясно. Туда, стало быть, едва ли не вся обитель сбежалась?
- Ещё бы! Жалко, тебя не было, когда волы…
- Не жалко. А Хорэмбо и Иссэцубо тоже наблюдали ваши труды?
Дзинна охает:
- Нет, не было их! Проверить, живы ли?
Если бы в монастыре совершилось кровавое убийство, бывшего государя, он же бывший верховный жрец, корчило бы уже не от гнева. И не потому, что убийство живых существ грешно по Закону Просветлённого, а потому что сие - скверна, для него невыносимая. Это за морем в царских дворцах почём зря режут, травят и душат. Но в нашей стране подобное близ Властителя земель, его родни и вообще высших жрецов невозможно. Потому Облачную страну и скрепляет обряд, а не страх, не закон и не что-то ещё.
А тех, кого надо устранить, уничтожают тихо и подальше от дворца.
- Полагаю, живы, - качает головою наставник Унрин. - Но сдержанность их всё равно любопытна.
Извинений отрок так и не принёс, кроме как за бессвязность доклада. И что с ним делать?
* * * * *
Мирянин-распорядитель испросил разрешения поработать ночью в храмовом книгохранилище. Не впервые - так что его пустили. С условием, чтобы Хатидзё утром был готов отдавать указания землекопам - и у пруда, и возле звонницы.
Дело в том, что под слоем грязи на колокольном навершии, поднятом из пруда, обнаружились выпуклые старинные письмена. Само по себе это не удивительно: на нашем колоколе такие тоже есть. Кстати, понятно, почему ребята с Выселок спохватились только сейчас, хотя в пруд ныряли и прежде: они до позавчерашнего дня никогда не видели, как выглядит крепление колокола, а тут зашли поглазеть на диво в обитель - и опознали тот странный предмет на дне.
Итак, надпись. Когда и для кого изготовлен колокол. «Храм Облачной Рощи, шестнадцатый год правления государыни из Верхнего терема, тысяча пятьсот шестьдесят девятый год после ухода Просветлённого - во благо всем живым!» Получается, этот колокол на сто семьдесят лет старше нынешнего, преподнесён обители вскоре после её основания. Задолго до строительства Срединной Столицы, когда ещё тут почти ничего не было, кроме деревень да древних курганов.
Судя по размеру стержня, был тот колокол гораздо меньше нынешнего, третьего в стране по величине.
Хатидзё сверился с храмовой летописью. Сказано: сто двадцать лет тому назад, когда общине преподнесли новый колокол, старый сняли и отослали в семейный храм… какого-то рода в край Цукуси. Видимо, прозвание рода надо читать как «Литейный», и происходит он не из Облачной страны, а откуда-то с материка. И должно быть, именно эти мастера отлили старый колокол, потому им его и пожаловали, как стал не нужен.
Колокол, должно быть, и вправду невелик - раз его собирались везти сушей и морем в такую даль. Распорядитель собрался было, не откладывая, написать своему батюшке - нынешнему наместнику Цукуси. Спросить… А что спросить? Жив ли сейчас кто-то из Литейного рода? Это можно узнать и в Столице, у Колокольного господина: литейщики-переселенцы всегда пользовались покровительством его дома. Стоит ли ещё тот Литейный храм? В Обрядовой палате есть списки всех храмов, кроме совсем уж мелких горных. Довезли ли до них колокол век с лишним назад? И как господин наместник это проверит? Но довезли или нет - это не объясняет, почему стержень со скобой остался у нас. Кстати, а пруд-то тогда уже был?
Сам того не замечая, Хатидзё бормочет свои вопросы вслух.
- Сто лет назад? Давно уж был, - отзывается старенький монах, смотритель книгохранилища. - О нём ещё более древние песни сложены.
Всегда приятно, когда под рукою есть осведомлённый человек. Мирской распорядитель любопытствует: а вдруг старик знает что-то о судьбе прежнего колокола?
- Нехорошо с ним получилось, - вздыхает смотритель, моргая подслеповатыми глазками. - Как нынешнюю-то громадину повесили, старый колокол, что ещё волею Царевича-основателя нам дарован был, решили отправить куда подальше, чтобы, значит, новым жертвователям больше почёту вышло. Все на том сошлись: и настоятель, и Колокольные господа - только у самого колокола не спросили. Рассказывают: как стали его грузить на подводу, чтоб увезти из Облачной рощи, он сам собою загудел: «Не пойду-у!» И исчез, будто и не бывало. Ну, в летописи об этом, конечно, не сказано: чудо тогда то ли не истолковали, то ли толкование вышло недоброе.
- Просто исчез? А не то чтобы, скажем, сам сдвинулся с места и низринулся в озеро?
- Ну нет, - обиженно отвечает старик, - он же не какая придворная госпожа, чтоб с обиды сразу топиться. Взял - и сгинул. Иные говорят: до поры.
- До какой поры?
- Ну как сказать… Ходили слухи, что он вновь зазвонит, чтоб о конце Закона оповестить. Но я в это не верю. Скорее уж правы другие: колокол даст о себе знать, приветствуя возвращение Царевича.
Тут господину Хатидзё стало очень не по себе. Потом сообразил: речь, конечно, не о царевиче Кандзане, старшем брате господина Унрина, который якобы сгинул в ссылке, а о Царевиче-основателе обители, только что поминавшемся. Но это, пожалуй, не лучше. Когда из древнего кургана явился Облачный Богатырь, его едва умиротворили: не понравилось ему то, что вышло из его ратных трудов. Как-то оценит Царевич-основатель нынешнее состояние общины?
* * * * *
Не так уж часто государя-монаха вызывает к себе настоятель. А уж чтобы вместе с учеником - такое было всего один раз, когда их знакомили.
Облачной обители нужно чудо? В исполнении сильнейшего заклинателя? Или Властитель земель изволит лично посетить храм? Но тогда при чём тут Дзинна…
Всё наоборот. Прибыл не Государь, а всего лишь господин Оданэ, отец отрока. В простом паломничьем платье, без оружия и должностной шапки, на голове колпак в локоть высотою, как подобает частному лицу.
- Ой-ё-ёй, - произносит отрок Дзинна.
Это не испуг при виде родителя. Дело в том, что Оданэ держит в руке верёвку. На ней привязан рыжий вол, довольно крупный и хмурый.
- Жаль, художника сейчас нет, - замечает Унрин. - Можно было бы изобразить китайского мальчика в поисках быка… Очень поучительная картина.
Непринуждённо кланяясь, будто на привязи у него не вол, а так, какая-нибудь муха, родитель приветствует наставника своего дитяти. Прибыл расспросить об успехах послушника Дзинны.
- Нет слов описать усердие юноши, - столь же невозмутимо отвечает Унрин. - Рвение даже, не побоюсь сказать.
- Это у нас семейное, - улыбается счастливый отец.
Конечно же, в Столице прослышали, как давеча храм Унрин нанимал волов для каких-то работ: то ли орошения, то ли осушения. Оданэ не мог не откликнуться, и вот, желает преподнести в дар обители кроткое, трудолюбивое животное.
- Я ещё колебался, какого выбрать. Захожу в стойла, гляжу, а у рыжего - вон, проплешинка между рогов. Как у монаха. Скотник говорит, раньше не было. Чудо, значит! Волосы сами собой обрились, как в сутре.
- А дождь цветочный пролился? - любопытствует наставник.
Настоятель Арэн, глядя на всё это со своего крыльца, качает головою:
- По нашему уставу мы не должны владеть живыми существами.
- Тогда примите его не как невольника, но как собрата! Он не пьянствует, не ворует, не лжёт, никого ещё не убил, не развратен по понятным причинам… Увы, по всем статьям меня превосходит! - скромно сокрушается Оданэ.
Настоятель задумался. Перед крыльцом уже собрались монахи и землекопы - поглазеть на скотинку. Вол, похоже, здоровый, породистый. В полном расцвете сил. Как назвать-то? Колокольчиком! Сообразно времени. А ходить-то за ним кто будет? Неужто правда государев ученик? Да он не умеет, небось! Лучше вон Иссэцубо: звонарь-то сейчас не нужен, пока звонницу чинят. Тем паче, он из деревенских, в животине толк знает! Надо бы ему сказать, болезному!
Удручить братию и обидеть дарителя Арэн не хочет. Вызывает мирского распорядителя для обсуждения подробностей. Господин Хатидзё явился с какими-то старыми свитками в руке, не сразу смог сосредоточиться на животном - особенно под испытующим взором государя-монаха. Но, поразмыслив, высказался за то, чтобы вола принять. А то если отказаться - с раздосадованного Оданэ станется и забить живое существо! Вслух об этом распорядитель, конечно, не говорит: привёл только намёк из китайских летописей. И это решило дело.
Любящий родитель, однако, жаждет услышать о Дзинне побольше. Устроился с наставником в странноприимном покое на внешнем дворе, слушает, благодарит. И даже, кажется, правда доволен.
Мальчик - прирождённый книжник, благостно заявляет Унрин. Усердно изучает Закон и старинные писания, под моим руководством и с помощью образованного господина мирского распорядителя. Выбирает, что ему любопытно и доступно для усвоения. И не сматывает свитки.
- Это да, - хмурится Оданэ. - Помню, я и дома на них спотыкался.
Отрок, продолжает наставник, уже был призван помогать настоятелю на выездных обрядах, дабы в Столице к нему начали привыкать. Поначалу, конечно, не всё проходило гладко. Вот недавно, знаете ли, третья госпожа из дома среднего конюшего была одержима злым духом…
- Как же, как же, имел некогда удовольствие с этой дамой… состоять в переписке, - кивает Оданэ.
Настоятель в сопровождении Дзинны отправился духа изгонять, прочёл молитву, начал заклятие - дабы явился в помощь ему Светлый Государь Недвижный Пламень. И видит: послушник тоже заклятие творит, о том же самом. Правда, не такое, как Арэн, но слышанное при схожем обряде, который вершил его собственный наставник. Настоятель едва успел отрока остановить - тот должного посвящения не проходил, мог бы сгореть дотла! В общем, обряд пришлось вершить заново, а досточтимый Арэн потом имел нарекания и на Дзинну, и на его учителя.
- Надо, однако же, отметить, что с той третьей госпожою, говорят, теперь всё в порядке, - прищуривается господин Оданэ. Знай наших!
- Вразумление пошло отроку на пользу, - говорит Унрин. - Так он более обещал не поступать. В следующий раз придумал кое-что иное…
Кто бы ожидал, что Оданэ проявит такую любознательность в отношении тайных обрядов - прямо-таки засыпал наставника вопросами. Обходя запретное, Унрин отвечает обтекаемо, не углубляясь в суть. Но с примерами.
Девушек-одержимых в Облачной роще нет: не положено по уставу. И в святилище Царевича тоже: супруга его некогда была против. И Облачный Богатырь не потребовал их завести. Использовать в этом качестве мальчишек-учеников устав не возбраняет, но это считает неправильным уже сам настоятель. Так что лучшее, что может делать в таких случаях Дзинна, - это молиться об успехе заклинателя, каковому он сопутствует.
- Вот недавно добрался зловредный дух до одного почтенного пожилого господина - прозвание приличия ради опущу. Настоятель прямо к духу тому обратился и повелел: «Тело у тебя сейчас есть, иное не надобно - вещай немедля, чего ты хочешь!» А дух и отвечает, устами и голосом господина Такого-то: ищу, мол, погибели семьи Такой-то, всё ради того делаю! Не будь при обряде юного Дзинны, слышал бы сие только сам заклинатель, но благодаря молитве отрока голос духа стал внятен всем присутствующим, словно удар барабана. Молодой Такой-то, сын старого господина, так отцу в ноги и повалился: «Батюшка, ты наконец-то это осознал! Я не решался тебе сказать, но ведь и правда…»
- Эге, - кивает Оданэ. - Похоже, знаю я, о ком речь. Но налагаю на свои уста печать…
И тут-то земля содрогнулась, с балок покоя посыпалась пыль и всякая труха. Дзинна едва не валится на наставника, а колпак его отца отлетает на колени господину Унрину, тоже не удержавшему равновесия. И поднимается крик во всей обители, и рыжий вол вопиет в испуге.
(Окончание будет)