Корейские будни. ( 30 фото )
Оригинал взят у oper_1974 в Корейские будни. ( 30 фото )
Гарольд Секор служил хирургом в MASH 8055 в Корее.
"У турков был ручной олень. Он повредил ногу, и кто-то наложил ему гипс. Это было самое неразумное, что можно было придумать. У оленя была тонкая и хрупкая нога, а гипс - очень тяжелый.
Ногу пришлось ампутировать, чтоб спасти жизнь оленю. Операцию он перенёс нормально, но потом сильно ослаб и вскоре умер. Турки мне подарили бутылку чего-то турецкого, за попытку спасти их живого талисмана.
Иногда сам персонал попадал в пациенты. Один из офицеров администрации пытался любыми правдами и неправдами изыскать способ вернуться домой, и, в конце концов, покончил жизнь самоубийством из пистолета 45 калибра.
Когда он умер, американский флаг в MASHе был приспущен. А еще первый зубной врач пил так много, что его, в конце концов, тоже вывезли на поддоне для трупов.
Иногда и вражеские солдаты попадали к нам. Я всегда загибал козырек фуражки кверху, чтобы спрятать мою капитанскую эмблему.
Однажды северному корейцу удалось спрятать на себе пистолет и попасть с ним в операционную. После операции я спросил у него: что он собирался делать с пистолетом? Он сказал, что хотел выстрелить в первого попавшегося ему офицера.
Привычка загибать козырек кверху, чтобы не сверкать своим званием перед остальными офицерами и персоналом, вероятно, спасла мне жизнь
Враг попадал в MASH и другими способами. Много позже мы узнали, что главный разводящий наемных корейских рабочих на самом деле был китайским полковником.
Однажды перед Рождеством китайцы проникли в лагерь и оставили Рождественские открытки с надписью "Мы, граждане Китая, поздравляем вас с праздником. Хотелось бы, чтобы праздник застал вас при других, более подходящих обстоятельствах".
Чтоб пробраться в лагерь, распространителю открыток пришлось идти через наше минное поле. К сожалению, на обратном пути ему не повезло. На следующее утро он лежал там мертвым.
Одно из самых ужасных впечатлений я получил от корейских больниц и уходом в них за пациентами. Если в больницу не приходили родственники, чтобы проведать пациента и принести ему еды, пациент умирал от голода.
Так произошло с одним мальчиком, отправленным нами в корейскую клинику. Когда я был доктором в Штатах, я видел угасание жизни и смерть. Но никогда в таком масштабе. Наверно все мы были потрясены тем, как много молодых людей было ранено и убито.
У нас какое-то время был святой отец - баптист. Но с ним приключился сильный нервный припадок, и его отправили домой. Я не католик, но дружба с молодым священником как-то помогала. Мы друг другу давали советы и утешения.
Это была война без победителей, но нам хотя бы удалось сохранить Южную Корею. Я понимал, что сражаться в Корее - была наша обязанность.
Чего я не понимал, так это - надолго остановившейся линии фронта, за которую нельзя было идти в наступление. Мне казалось ужасным, что нашим молодым солдатам приходилось просто находиться на одном месте, не переходя в наступление.
Однажды я и священник нашли лодку - плоскодонку, прибившуюся к речному берегу. Вдвоем мы начали строить планы дезертирства. Но утром священник пришел с печальной новостью: все их планы разрушены - ночью прошел сильный дождь и речной поток унес плоскодонку.
В первую зиму Кавалерийское подразделение, которое стояло перед нами на линии фронта, было атаковано, и многие были ранены. Было очень холодно. Во время нападения бойцы находились в спальных мешках, куда залезли, чтобы согреться.
Китайцы были лучше обмундированы для зимы, и они атаковали. Создавалось впечатление, что они стреляли больше для того, чтобы ранить, а не убить. Вот к нам и попало столько раненых прямо в спальных мешках.
Переживших нападение нам доставили всех одновременно. В течение двух дней мы прооперировали более 200 человек, и, что самое удивительное, потеряли только одного пациента из двухсот.
Еще был один горный хребет, который наши войска многократно то брали, то сдавали. Из-за этого наши были руки постоянно заняты.
Большинство ранений были пулевыми, осколочными или переломами. Пациентов с черепными травмами, повреждениями нервных окончаний или спинного мозга мы отсылали в соседний MASH - к востоку от нас. Они нам присылали пациентов с разорванными сосудами, а мы им - всех нуждающихся в нейрохирургии.
Двух пациентов я очень хорошо запомнил. Того северно-корейского солдата с пистолетом, и еще англичанина-офицера, который не давал себя лечить до тех пор пока мы не позаботимся о всех его подчиненных. Еще помню двадцатилетнего парня, у которого случилась обширная коронарная закупорка, и он умирал целых 36 часов.
Были и другие ранения. Часто солдаты наступали на мины - "прыгающая бетти". Когда они наступали непосредственно на неё, то отрывало ступни и голени... Если просто задеть эту мину, то она подпрыгивала до уровня груди и взрывалась.
Один раз принесли пациента. Его сержант решил, что у парня с головой не всё в порядке. При осмотре я заметил маленький разрыв на его одежде. Солдат был ранен в грудь навылет, но не было ни капли наружного кровотечения.
Зато грудная полость быстро заполнялась кровью. Мы его быстро отнесли в операционную, откачали пролившуюся внутрь груди кровь, потом сделали переливание. Это быстро вылечило его "шизофрению", и спасло ему жизнь.
У нас работали корейские служащие. В нашей палатке, например, работал мальчишка - стирал, убирался. Отличный парень. Их деревня была неподалеку.
Я заметил однажды, что у всех хижин в крыше имеется отверствие-дымоход для того, чтобы согреваться внутри огнем. А крыши у всех - сухая солома.
Любимое лакомство у них было - кимчи. Это блюдо делается из капусты, перца и устриц: все это кладется в контейнер и закапывается на какое-то время в землю для ферментации.
До сих пор помню, как же это ужасно воняло! Волосы в носу закручивались, если в миле от вас открывали такой контейнер.
Солдатский инвентарь помогал одевать местных детишек. Мы им делали одежду из одеял, выданных солдатам. А на портках сзади разрез не зашивали, чтобы им было просто присесть и.. ну это... И еще, они в районе 8055-го питались гораздо лучше, чем где-либо.
"Постельный проверяющий Чарли" пролетал над нами на закате и забрасывал камнями или ручными гранатами. У него был ужасный биплан 20-х годов, по-моему, русского производства.
Иногда артиллерийские снаряды разрывались очень близко. Иногда вражеские. Иногда - наши. Некоторые взрывы я пытался фотографировать.
К нам разные генералы приезжали. Один такой был: каждые раз, когда приезжал, я свой козырек проверял - загнут ли кверху, чтобы серебряный значок не виден был.
Когда он спрашивал "Где у вас тут офицер?" я отвечал, что не видел давно. Тогда он начинал приставать, мол, где ваш командир или строевой офицер например?.. Я говорил, что в душе моются. Обычно он начинал орать, а потом уезжал.
В 8055-м еще было около дюжины гомосексуалистов, живших в одной палатке. Один у них был королевой улья, и одевался в самые нарядные одежды, какие только мог достать."
Гарольд Секор служил хирургом в MASH 8055 в Корее.
"У турков был ручной олень. Он повредил ногу, и кто-то наложил ему гипс. Это было самое неразумное, что можно было придумать. У оленя была тонкая и хрупкая нога, а гипс - очень тяжелый.
Ногу пришлось ампутировать, чтоб спасти жизнь оленю. Операцию он перенёс нормально, но потом сильно ослаб и вскоре умер. Турки мне подарили бутылку чего-то турецкого, за попытку спасти их живого талисмана.
Иногда сам персонал попадал в пациенты. Один из офицеров администрации пытался любыми правдами и неправдами изыскать способ вернуться домой, и, в конце концов, покончил жизнь самоубийством из пистолета 45 калибра.
Когда он умер, американский флаг в MASHе был приспущен. А еще первый зубной врач пил так много, что его, в конце концов, тоже вывезли на поддоне для трупов.
Иногда и вражеские солдаты попадали к нам. Я всегда загибал козырек фуражки кверху, чтобы спрятать мою капитанскую эмблему.
Однажды северному корейцу удалось спрятать на себе пистолет и попасть с ним в операционную. После операции я спросил у него: что он собирался делать с пистолетом? Он сказал, что хотел выстрелить в первого попавшегося ему офицера.
Привычка загибать козырек кверху, чтобы не сверкать своим званием перед остальными офицерами и персоналом, вероятно, спасла мне жизнь
Враг попадал в MASH и другими способами. Много позже мы узнали, что главный разводящий наемных корейских рабочих на самом деле был китайским полковником.
Однажды перед Рождеством китайцы проникли в лагерь и оставили Рождественские открытки с надписью "Мы, граждане Китая, поздравляем вас с праздником. Хотелось бы, чтобы праздник застал вас при других, более подходящих обстоятельствах".
Чтоб пробраться в лагерь, распространителю открыток пришлось идти через наше минное поле. К сожалению, на обратном пути ему не повезло. На следующее утро он лежал там мертвым.
Одно из самых ужасных впечатлений я получил от корейских больниц и уходом в них за пациентами. Если в больницу не приходили родственники, чтобы проведать пациента и принести ему еды, пациент умирал от голода.
Так произошло с одним мальчиком, отправленным нами в корейскую клинику. Когда я был доктором в Штатах, я видел угасание жизни и смерть. Но никогда в таком масштабе. Наверно все мы были потрясены тем, как много молодых людей было ранено и убито.
У нас какое-то время был святой отец - баптист. Но с ним приключился сильный нервный припадок, и его отправили домой. Я не католик, но дружба с молодым священником как-то помогала. Мы друг другу давали советы и утешения.
Это была война без победителей, но нам хотя бы удалось сохранить Южную Корею. Я понимал, что сражаться в Корее - была наша обязанность.
Чего я не понимал, так это - надолго остановившейся линии фронта, за которую нельзя было идти в наступление. Мне казалось ужасным, что нашим молодым солдатам приходилось просто находиться на одном месте, не переходя в наступление.
Однажды я и священник нашли лодку - плоскодонку, прибившуюся к речному берегу. Вдвоем мы начали строить планы дезертирства. Но утром священник пришел с печальной новостью: все их планы разрушены - ночью прошел сильный дождь и речной поток унес плоскодонку.
В первую зиму Кавалерийское подразделение, которое стояло перед нами на линии фронта, было атаковано, и многие были ранены. Было очень холодно. Во время нападения бойцы находились в спальных мешках, куда залезли, чтобы согреться.
Китайцы были лучше обмундированы для зимы, и они атаковали. Создавалось впечатление, что они стреляли больше для того, чтобы ранить, а не убить. Вот к нам и попало столько раненых прямо в спальных мешках.
Переживших нападение нам доставили всех одновременно. В течение двух дней мы прооперировали более 200 человек, и, что самое удивительное, потеряли только одного пациента из двухсот.
Еще был один горный хребет, который наши войска многократно то брали, то сдавали. Из-за этого наши были руки постоянно заняты.
Большинство ранений были пулевыми, осколочными или переломами. Пациентов с черепными травмами, повреждениями нервных окончаний или спинного мозга мы отсылали в соседний MASH - к востоку от нас. Они нам присылали пациентов с разорванными сосудами, а мы им - всех нуждающихся в нейрохирургии.
Двух пациентов я очень хорошо запомнил. Того северно-корейского солдата с пистолетом, и еще англичанина-офицера, который не давал себя лечить до тех пор пока мы не позаботимся о всех его подчиненных. Еще помню двадцатилетнего парня, у которого случилась обширная коронарная закупорка, и он умирал целых 36 часов.
Были и другие ранения. Часто солдаты наступали на мины - "прыгающая бетти". Когда они наступали непосредственно на неё, то отрывало ступни и голени... Если просто задеть эту мину, то она подпрыгивала до уровня груди и взрывалась.
Один раз принесли пациента. Его сержант решил, что у парня с головой не всё в порядке. При осмотре я заметил маленький разрыв на его одежде. Солдат был ранен в грудь навылет, но не было ни капли наружного кровотечения.
Зато грудная полость быстро заполнялась кровью. Мы его быстро отнесли в операционную, откачали пролившуюся внутрь груди кровь, потом сделали переливание. Это быстро вылечило его "шизофрению", и спасло ему жизнь.
У нас работали корейские служащие. В нашей палатке, например, работал мальчишка - стирал, убирался. Отличный парень. Их деревня была неподалеку.
Я заметил однажды, что у всех хижин в крыше имеется отверствие-дымоход для того, чтобы согреваться внутри огнем. А крыши у всех - сухая солома.
Любимое лакомство у них было - кимчи. Это блюдо делается из капусты, перца и устриц: все это кладется в контейнер и закапывается на какое-то время в землю для ферментации.
До сих пор помню, как же это ужасно воняло! Волосы в носу закручивались, если в миле от вас открывали такой контейнер.
Солдатский инвентарь помогал одевать местных детишек. Мы им делали одежду из одеял, выданных солдатам. А на портках сзади разрез не зашивали, чтобы им было просто присесть и.. ну это... И еще, они в районе 8055-го питались гораздо лучше, чем где-либо.
"Постельный проверяющий Чарли" пролетал над нами на закате и забрасывал камнями или ручными гранатами. У него был ужасный биплан 20-х годов, по-моему, русского производства.
Иногда артиллерийские снаряды разрывались очень близко. Иногда вражеские. Иногда - наши. Некоторые взрывы я пытался фотографировать.
К нам разные генералы приезжали. Один такой был: каждые раз, когда приезжал, я свой козырек проверял - загнут ли кверху, чтобы серебряный значок не виден был.
Когда он спрашивал "Где у вас тут офицер?" я отвечал, что не видел давно. Тогда он начинал приставать, мол, где ваш командир или строевой офицер например?.. Я говорил, что в душе моются. Обычно он начинал орать, а потом уезжал.
В 8055-м еще было около дюжины гомосексуалистов, живших в одной палатке. Один у них был королевой улья, и одевался в самые нарядные одежды, какие только мог достать."