Вижу себя приглашенным на чаепитие. Организовал его человек, увидевший в витрине кондитерской торт "Наполеон" . Кондитер-самоучка понял, что в торте много слоёв, а вот из чего они и как их готовить. он не понял. Поэтому чай был так себе, а торт несъедобным.
Вижу девочку, которая рассадила старые свои игрушки на диване и приговаривает:"Ах
(
Read more... )
Comments 14
и про другие пространства, неожиданно возникающие - это тоже... ммм. меня чем-то покосило, как от "Братьев львиное сердце" тех же самых. Слезливо, уныло, мрачно, сентиментально - но доброты как таковой там ноль.
Reply
А вот чем люди очарованы? Им приоткрыли дверь в мир детей-инвалидов? Да их провезли мимо этой двери на экскурсионном автобусе.
Впечатление, что человек писал не по порядку, а как душа пожелала. Получилась много различных фрагментов из разных периодов героев, а вот объяснения почему тот или оной мальчишка или девчонка стали такими нету. А тут автора попросили сдать рукопись, ну и мы читаем, то что напечатали.
Объяснения появления других пространств нет. Да и пространства равнодушные. Помню пространства из книги "Самолёт по имени Сережка". Там пространства добры к герою.
Reply
Reply
При желании непрофессионал может стать профессионалом. Самообразование никто еще не отменял и можно найти нужную литературу.
Мне не очень нравится живость подростков в этой книге. Народ у нас сентиментальный, и когда ему показывают "живых" несчастных подростков и детей в различных учреждениях, то народ устремляется в живую посмотреть на несчастных и даже приголубить и обласкать. Но сентиментальность чувство быстро испаряющееся, а вот озлобленность у детей и взрослых после таких встреч остаётся.
Reply
Reply
Нет внятного описания ни интернатской жизни, ни иных пространств.
Reply
А после чтения Гальего я долго на всё смотрела его глазами. Из этой книжки было трудно вырваться.
Reply
Возможно автор и пыталась, но получилась книга для автора. А я читатель, мне хочется книги для себя. Чтобы стрелочки были и таблички поясняющие висели на моём пути.
Если автор знает мир этих интернатов, то стоило познакомить бы и читателей.
Когда в 1994 году купил крапивинскую "Тополиную рубашку" (Нижкнига) с неизвестной мне повестью "Самолёт по имени Серёжка", то ехал на трамваях с пересадками через весь город. На метро доехал бы быстрее раза в четыре, но не хотел расставаться с героями этой повести. И ехал я не трамвае, а сидел в инвалидном кресле, летал и становился самолётом, поднимался в заоблачный город и делал всё это я-читатель. А в детстве это я шел и искал по нитке своего змея, это я был слепым и ждал грозы. В этих книгах нашлось место и для меня-читателя.
А мир "Дома" меня не задел, не вызвал сочувствия, не нашлось для меня места в этой книге. Может быть, потому что для автора герои лишь объект изучения.
Reply
Leave a comment